Текст книги "Автоликбез"

Гуси не женщины, назад не побегут: живность на дорогах

Проблема всякой разной живности на дорогах существует для всех водителей. Особенно она остра для тех, кто ездит по дорогам быстрее 80 километров в час, а уж для любителей «простегнуть» со свистом эта проблема летом – действительно проблема.

Упаси бог «поймать на капот» и крышу лося, или корову, или лошадь – это на скорости почти верная смерть. Случается такое, как правило, ночью, в темное время суток. Поэтому относитесь серьезно к предупреждающим знакам, где в треугольнике нарисованы эти животные. Я видел машину, сбившую на дороге кабана, – машина пошла на списание, кабан – в котел, из которого наелись до отвала человек сто пятьдесят. Водитель и штурман той машины, слава богу, остались живы, ушиблись только – было это на чемпионате СССР по ралли в Армении.

Собаки под колеса попадают редко – только самые дурные, кошки чаще, особенно в деревнях и поселках. Домашние животные – гуси, утки, козы, коровы и прочие, – если начали переходить дорогу, будут это дело продолжать, не обращая никакого внимания на приближающийся автомобиль, на его фары или звуковые сигналы. На лесных и равнинных дорогах жертвами цивилизации становятся ежики, зайцы, но редко. Лисы – никогда. Понятно, что нормальный человек старается таких встреч изо всех сил избегать. И дело не в том, что машину жалко – ей-то, как правило, мелкие животные вреда не причиняют и ежики своими иголками шины проколоть бессильны, – зверюшек жалко.

Другое дело – птицы или насекомые: тут водитель, как правило, бессилен и встречу с ними предусмотреть, и от них увернуться – да и не следует этого делать, можно улететь с дороги. Когда я говорю о птицах, то имею в виду исключительно воробьев, потому что любые другие пернатые почти всегда оказываются проворнее машины, – лишь однажды за всю жизнь мне довелось словить в фару ворону. А вот воробьев, к сожалению, снимал с переднего бампера гроздьями. Особенно в тех краях, где шла уборочная – склевывали воробышки зернышки с дороги и не успевали увернуться от машин, которые шли за 120 километров в час.

Но эту тему я, собственно, поднял только из-за насекомых, разбивающихся о лобовое стекло, потому что они не менее опасны, чем лось на дороге, разница только в том, что лосей очень мало, а насекомых очень много.

Однажды, на заре моей испытательской карьеры, начальство вручило мне какой-то баллончик, поручило его испытать и, как положено, оформить результаты протоколом. Слыхом тогда и не слыхивали ни о каких составах для очистки стекол, а тем более о каких-то там аэрозолях: вода да тряпка – вот и весь тебе технический прогресс. Баллончик был к тому же аэрозольным, естественно, прибалтийского производства (для нас это была почти заграница), и предназначался для очистки лобового стекла от насекомых.

Задание казалось мне ерундовым – погонять по дорогам, и все дела. Однако за день такого «гоняния» на лобовом стекле моего «Москвича» нашли смерть всего с десяток букашек – этого было явно мало для «ограничения видимости». Оказалось, что мухи, жуки, комары при скоростях меньше сотни в час о стекло бьются, но отскакивают. Размазываются они по нему, когда машина идет быстрее. Пришлось ехать в ночь, к тому же на свет фар мошкара летит гуще. Поехал по Ленинградке, где рек и озер вдоль шоссе побольше, но на первом же посту ГАИ меня за скорость тормознули. Объяснил ребятам свое задание, прозвонили они кусок шоссе километров в триста, аж до самого Вышнего Волочка, проутюжил я его туда-сюда не сбрасывая, и к утру стекло моей машины было такое матовое в блямбах убиенных, что до завода я добирался, высунув морду в окошко.

Вывод: проблема мошек на стекле возникает на повышенных скоростях. Второе: щетки и обычная вода в бачке омывателя здесь почти бессильны, они только размазывают останки насекомых по стеклу. Ехать с таким стеклом очень опасно, особенно в темноте. Лучше рычаг стеклоочистителя вообще не трогать. Если уж в рабочей, ответственной зоне стекла какой-то жук размазался, то чем скорее вы его начнете скоблить, тем легче от его следа избавиться – засохший хитин и маслянистые внутренности насекомых минут через десять застывают, словно эпоксидка. Сильно облегчает процесс горячая вода. А еще сильнее – специальные аэрозоли, но стоят они недешево и не всем доступны. Кстати, и не все они одинаково эффективны, на некоторые можно просто зря потратить деньги.

По результатам тестов таких жидкостей можно доверять всем смывкам, кроме российско-американского состава «Консоль», американских аэрозолей «Тар Баг», «Доктор Вакс» и состава «Керри» неизвестного происхождения. И наоборот: особенно хороши в работе американский «Бастер Баг», французский «Хольтс», немецкий «Лики Моли» и российская пена-очиститель «Агат». Но и они тем эффективнее, чем свежее на стекле останки насекомых.

Что же касается кузова – передней кромки крыши, капота, фар, облицовки радиатора, фартука и передних частей крыльев, то на все это дорогой жидкости не напасешься, а оттирать мошек там все равно придется, и окрашенная поверхность от этого, естественно, портится не меньше, чем от песчинок и камешков, летящих с дороги, отчего образуются сколы краски. Поэтому совет вам хороший: перед дальней дорогой покройте все эти поверхности (кроме стекла, разумеется) любым жирным косметическим средством или концентрированным автошампунем. Смоете потом всех насекомых без проблем.

Дети в машине

Однажды в Германии я увидел полицейскую машину, у заднего стекла которой лежал плюшевый медвежонок. Через пару дней, в другой полицейской машине единственным пассажиром была кукла в свадебном платье. Я не удержался и спросил у полицейского: «Эта игрушка – для чего?» Он ответил: «Иногда приходится везти ребенка, дети часто плачут – я что им, наручники дам поиграть? Вот нам начальство и велело каждую полицейскую машину обязательно укомплектовать игрушкой».

Немцы просто молодцы, такой нации позавидуешь, надо же – о детях даже в полицейской машине подумали! Ведь известно, что ребенок в машине – это часто проблема, да еще какая: то его тошнит, то жарко, то вообще надоело ехать. А летом в каждой второй машине на шоссе – дети. И вот начинается скулеж: «Пап, мам, ну долго еще? Ну когда же мы приедем?!» Окрики и повышенные интонации «Потерпи! Не скули!» тут плохо помогают, лучше всего перехитрить детей, увлечь и заставить их забыть о своих бедах. Как?

Вспомните или придумайте такие игры, чтобы ротики и головки были заняты. И вот уже поездка в кайф, и время летит со скоростью машины.

Игра в слова

Какое слово начинается на букву «М»? Майка, миска, машина и т. д. Ответивший первым получает один балл (если детей двое и их возраст примерно одинаковый).

Усложняем игру: какое слово заканчивается на букву «К»? Молоток, урок и т. д.

Игра в синонимы

Называете слово, имеющее много синонимов: большой! Дети подхватывают: огромный-громадный-необъятный-великий и т. д.

Игра в дурацкие загадки

Какой вопрос – такой ответ. Поначалу ответы вы придумываете сами, а дети обязательно подхватят, и вы увидите, что их фантазия не уступает вашей: почему рыбы молчат? Чтобы не захлебнуться. Или: потому, что разговаривать не с кем: вокруг одни акулы! Вопрос: почему ветер дует? Ответ: потому что деревья качаются. Или: Бог пальчик о солнышко обжег и на него дует. Обычно такие отгадки вызывают много смеха.

Игра в цепочки

Это широко известная игра. Кто-нибудь называет слово. Следующий – слово, начинающееся на ту букву, которой кончилось предыдущее: бензиН – НасоС – СигнаЛ – ЛампА. То же – игра в города.

Считалки

Словесные игры иногда быстро наскучивают, тогда выручают считалки. Между детьми надо развести костерчик соперничества, соревновательности, тема любая годится, лишь бы им было интересно. Для мальчиков – называть марки проезжающих машин, например; для девочек – цвет машин или кого за рулем больше – мужчин или женщин: «Счет пятнадцать – два в пользу мужчин!» или: «Восемь – семь: серебристые машины давят красных!» После этого детишки надолго прилипают к окнам и считают каждый свое.

Для более смышленых, кто повзрослее, можно устроить «Угадай мелодию», но нужен ассистент на магнитолу или дистанционный пульт, чтобы вам от руля не отвлекаться. Название песни или исполнителя, как правило, по радио называют то ли в конце, то ли в начале. Приглушил звук в начале – пусть гадают, в конце композиции – узнаем победителя.

Вы же знаете своих детей – кто что любит. Одному сказку на ходу придумать, автомобильную, на тему пролетающих мимо картинок, другой пусть стишок расскажет. Можно попросить их спеть – многие это любят, особенно девочки. Они способны петь час-полтора без передыху, только нужно их внимательно слушать, хвалить, можно покритиковать, но немного. Обязательно необходимо знать их репертуар и «заказывать музыку» – это их подстегивает, они как будто выступают перед зрителями. Неплохо и взрослым иногда подпеть детям – очень весело получается. Дорога сокращается вдвое.

Еще один отличный способ занять детей – дайте им таблицу с кодами регионов России, и они с радостью и рвением будут отслеживать каждую машину по ее номерам: «Мама, смотри, эта «девятка» из Адыгеи, а где это? А «мерс» из Саратова, смотри, папа, из Якутии «Ока» сюда доехала!»

Эти советы проверены – прислушайтесь к ним. И тогда путь с детьми на дачу и с дачи, в отпуск и к бабушке станет не мучением, а удовольствием и для них, и для вас. Только ради бога, все это – не в ущерб внимательности водителя: ведь в машине дети!

Дороги, которые мы не выбираем

Нам кажется, что дороги в жизни выбираем мы сами. Бывает и наоборот: они выбирают нас. А вот дороги на земле мы не выбираем – это точно. И если из пункта «А» нам надо в пункт «Б», то мы едем именно по той дороге, которая между ними.

Знаю одну тетеньку в Москве, по которой Книга рекордов Гиннесса плачет, – три года бьется тетенька за установку на своей улице светофора: все магазины, в которые она ходит в день по два раза, на другой стороне улицы расположены. И перейти ее по «зебре» – все равно что под пулеметным огнем в атаку броситься: то ли останешься жив, то ли нет. Приходила она ко мне в редакцию с кипой бумаг килограмма на два: письма, ответы, решения, резолюции, отказы, экспертизы…

Надо бы съездить на ту ее улицу – интересно, светофор все же поставили? Тетенька жива?..

А действительно – куда обращаться, как действовать, если гражданин или граждане считают, что в «организации дорожного движения» на их улице что-то не так? И вообще: кто этим занимается?

Закон Российской Федерации «О безопасности дорожного движения» своими статьями 12 и 21 устанавливает, что знаки, светофоры, переходы, разметка, качество асфальта, открытые люки, ямы, выбоины – все, чем оформляется дорога, находится в ведении ее владельца. Он за все отвечает, к нему идут с предложениями что-то изменить, на него подают в суд.

Причем ничто на дороге не может быть сделано «в ущерб уровню безопасности дорожного движения» на ней – это приоритет.

В России имеются три вида собственности на дороги: первый – дороги общего пользования. Они являются либо федеральной собственностью, либо собственностью субъекта федерации (республики, края, области, региона).

Второй вид собственности – ведомственные дороги и третий – частные. Ведомственные дороги – подъезды к государственным, акционерным предприятиям, дороги на их территории. Частные – дорожная инфраструктура вокруг и внутри частных предприятий на арендованной ими земле.

Найти хозяина дороги бывает непросто – в разных городах и регионах России собственники дорог могут входить в разные подразделения, но начинать их поиск все равно нужно с администрации города, области. В столице с этим проще – все вопросы решает единый Центр организации дорожного движения правительства Москвы. Министерство внутренних дел пытается подвигнуть регионы на создание у себя таких же единых структур, но… дело пока продвигается слабо.

Так, собственника, предположим, вы нашли. И предъявляете ему свои претензии, предложения. Какими законами, документами этот собственник должен руководствоваться для того, чтобы принять их или отклонить? Какую ответственность он несет за нарушение законов?

Все, к чему приложилась на дороге рука человека, регламентировано, строго расписано ГОСТами – государственными стандартами. Расписано не только оформление дороги, не только качество ее покрытия, но и ее «скользкость» – коэффициент сцепления с покрытием, не только допустимые размеры ям на ней (длина, ширина, глубина), но даже и сроки их «устранения» в зависимости от категории дороги.

Категорий таких три: «А» – дороги с интенсивностью движения более 3000 автомашин в сутки; «Б» – от 1 тысячи до 3 тысяч машин в сутки; «В» – менее 1 тысячи машин в сутки. Оказывается, согласно этим требованиям государственного стандарта, «предельные размеры отдельных просадок, выбоин и т. п. не должны превышать по длине 15 см, ширине – 60 см и глубине – 5 см». И устраняться они должны на дорогах категории «А» за срок не более 5 суток, «Б» – 7 суток, «В» – 10 суток.

Да что там выбоины – «скользкость» после снегопада на дорогах должна быть ликвидирована не дольше чем через 4–5 часов(!) после ее появления!

А для пешеходов – на тротуарах и переходах – так вообще на это дело государственным законом дается всего 1–2 часа!!

Есть и еще открытия: крышки канализационных люков не должны торчать над асфальтом более чем на 2 см. А рельсы трамвая или поезда не имеют права выступать над «покрытием» более чем на 2 см, а утопать – более чем на 3 см.

В общем, интереснейшее это дело – чтение ГОСТов.

Если вы пришли с просьбой, требованием оборудовать пешеходный переход (подземный, наземный, надземный), то имейте в виду, что для количества людей, переходящих железнодорожные пути, улицу, шоссе в единицу времени, тоже есть нормы. А есть еще и стоимость всего того, чем обустроена дорога. Вот в нее-то и упираются многие благие намерения.

Скажем, простенький дорожный знак стоит 700–800 рублей. Самый современный, вспыхивающий светоотражением даже от карманного фонарика, – 1700 руб. А установить тот же знак на дороге – стойки, основа, работа – один только знак потянет в среднем на 2500 рублей.

Установить два светофора на улице для перехода людей стоит на круг около 400 тысяч рублей, построить подземный переход – миллионы.

Так, популярный ныне в городах «лежачий полицейский», называемый официально «искусственная неровность», стоит от 80 до 200 долларов за метр длины, плюс – два знака с двух сторон, обязательно о нем предупреждающих, и получается в среднем 2 тысячи «зеленых» за одного «полицейского». «Дядя Вася» на катке-асфальтоукладчике может, конечно, и всего за тысчонку «деревянных» такого «полицейского» сотворить, что лететь с него вверх тормашками придется далеко и долго, но и отвечать потом умельцам за самодеятельность придется тоже.

Единственной силой, способной влиять на владельцев дорог, является ГАИ – ГИБДД, которая производит и анализ очагов аварийности, и предъявляет требования к правильному обустройству дорог для повышения их безопасности. Кстати, в обязанности каждого сотрудника ДПС при заступлении на дежурство входит проверка всей дорожной атрибутики своего участка, правильности ее установки, работы и т. п. Да и обращаться гражданам со своими требованиями или предложениями в этой сфере можно и к ним.

Случаев воздействия граждан на дорожную инфраструктуру ни мною, ни моими друзьями-знакомыми – «источниками» не зафиксировано – безнадежное это дело. Единственное, что сдвинулось в этой области с мертвой точки, – несколько судов за много-много лет наказали материально единицы дорожных начальников за яму, открытый люк, оставленную без обозначения дорожную технику. Сейчас, после введения «автогражданки», такая практика должна окрепнуть, поскольку иски к владельцам дорог будут предъявлять уже не пострадавшие граждане, а страховые компании, у которых возможностей гораздо больше.

А в заключение этой грустной темы вспомню, как недавно съездил я в Тольятти и обратно по дороге с гордым индексом М-7, Москва – Челябинск. Ладно покрытие – выбоины, колейность, грязь. Ладно – отбойники там, не говоря уж о разделении потоков машин и прочей буржуазной мишуры. Ну ладно – ширина, два ряда в одном направлении и прочие излишества. Но хоть разметку, разметочку, одну всего разметулечку бы сделали!! Осевую или линию справа, отделяющую от обочины, нанесли. Что, краски жалко? Или кисточек нет? Ведь в сантиметрах всего друг от друга проносятся встречные махины, обочины от асфальта не отличишь, а на обочине – тоже смерть! Ребята, ведь это же дорога-убийца! А сколько таких по России!..

Гитлер, черт возьми, к власти пришел – дороги по всей Германии начал строить. До сих пор по ним ездят.

Друг мой, Витька

ПАМЯТИ ДРУГА ПОСВЯЩАЕТСЯ

Это был типично французский тип мужчины-мальчика: худощавый, с жесткими, чуть вьющимися темными волосами с проседью, тонкими чертами лица, и я частенько даже ревновал его к Маше: приглядывался, прислушивался к их лицам и интонациям – нет ли в них того, чего мне следует опасаться?

И немудрено: на моих глазах он, Витька, увел у нашего общего знакомого девочку – классную деваху с карими глазами, ногами газели, а главное при всем при этом – с интеллектом в лице и в мозгах. Увел, не постеснявшись. Как же мне не быть в опасении?

Нет, ничего такого я, как ни старался, заметить не смог. Витька мою жену обожал, судя по всему, платонически – не считайте меня за дурака. Частенько он заезжал к нам, на Горького, в две крохотные смежные комнатенки, которые мы там снимали, сидел, пил чай, мог рвануть рюмочку чего-нибудь вкусного (но не водки), сопел в свойственной ему манере, а потом уезжал. А нам с Машкой как-то оставалось после него – хорошо!

Он никогда не был в тягость, каким бы неожиданным не был его визит. Наоборот: мы с Машей радостно охали при виде его во входных дверях, метали все, что было, на стол и охотно усаживались за него сами – слушать Витьку и говорить с ним.

Сознаюсь, что кроме его потрясающей ауры нас подогревало еще и то, что Витька никогда не заявлялся пустым – всегда с подарками. Мы знали, что он человек не бедный: тогда он работал заместителем начальника отдела сбыта Автомобильного завода имени Ленинского комсомола – того завода, который делал «Москвичи». Естественно, что ходоки со всего Союза обивали пороги его кабинета, естественно, что у Витьки водились деньги. Я помню, мы даже приезжали к нему на квартиру в подмосковную Щербинку с ночевкой для того, чтобы по редчайшему в те времена видику, который у него, естественно, был, посмотреть еще более редчайшую и вообще запрещенную в те времена порнуху.

Витьку другом я не считал. Точнее говоря, я об этом вообще не думал: встречаемся и встречаемся, тянет нас друг к другу и тянет. Его образ жизни, его доходы, его автомобиль казались мне тогда недосягаемыми: ездил Витька на «старом» – это теперь на старом! – «Москвиче-2140» цвета «металлик» – «снежная королева». Двигатель у него был какой-то специальный, чумовой, форсированный, заводился в любой мороз, обивка салона – велюровая, что приравнивалось по тем временам к диссидентству, вместо ручек стеклоподъемников – кнопки электропуска, а под сиденьем – мы это знали – у него всегда лежал пистолет.

О пистолете позже, а сейчас о том, что позволяет мне назвать его сегодня моим лучшим другом, – о его человечности и доброте. Я ощущал их всегда. Однажды вечером Витька заявился, когда Маша уже родила нашего первенца Мишку. Только-только из роддома. Он поставил на стол затертую и какую-то замызганную бутылку сумасшедшего французского коньяка и сказал:

– Пусть первый алкоголь, который впитает с твоим молоком твой сын, будет самым лучшим в мире. И пусть в его длинной и красивой жизни не будет напитков хуже.

Кормящая Маша, естественно, не пила. Но тогда – выпила. Две крошечные рюмки Витькиного сумасшедшего коньяка.

Затертой и замызганной эта бутылка была потому, что Витька возил ее в багажнике своего автомобиля года полтора, не находя достойного повода, для того чтобы тот божественный напиток откупорить. Надо ли говорить, что такое был тот коньяк на нашем столе, когда в те времена мы по талонам, давясь в часовых очередях, брали обыкновенную «Московскую»?

Я тогда уже работал в «Комсомолке», и Витька читал мои статьи регулярно.

Очень редко он звонил и говорил какие-то слова о них. Но зато он был единственным, кто хоть иногда звонил, я его любил и за это. Но, к сожалению, своей любви тогда не осознавал.

Первый наш сын – Мишка родился 9 октября, в день рождения моей мамы и Маши. Никто, естественно, ничего не подгадывал – за нас всех распорядился Господь.

В тот день, в тот час я играл с товарищами в футбол в Лужниках – хорошо было! Прохладно, азартно, по-моему, мы выигрывали, и мне было очень хорошо в день рождения двух самых близких мне людей – мамы и любимой. Мы ведь тогда не были расписаны, жили, что называется, в гражданском браке.

Отыграв и отпотев со сладкой истомой во всех без исключения членах, я сел в машину и рванул в роддом, к жене: понятно, что, отвезя ее рожать, я посещал ее каждый день.

Каково же было мое удивление, когда из окна высунулись ее подружки и сообщили мне, что «муж уже приезжал и привез ей огромный букет роз. Его по местным правилам нельзя было передать через приемную, и потому мы спустили веревку и подняли его в окно».

Да, когда я сегодня смотрю на своего старшего сына (вообще-то, среднего, потому что в первом браке у меня тоже сын – Костя), то всегда вспоминаю Витьку – он был первым.

Мало того, недели через две после рождения Миши, он приехал к нам, привез классную гэдээровскую коляску на мягком ходу и заявил торжественно: «Я обещаю, что отныне все колеса вашего сына – мои проблемы». Не скрою, мне очень понравилось это заявление.

В третий раз Витька меня потряс тем, что, когда я вернулся из какой-то редакционной командировки, Маша, живущая с сыном на даче, рассказала мне, что за эту неделю пару раз появлялся Витька на своем «серебристом чудовище». Он зашел в калитку, выгрузил из багажника какие-то продукты, принес два ведра воды, спросил о проблемах и уехал.

Два ведра воды! Те, кто знал Витьку, понимали, что эти два ведра для него – подвиг. Тут самая пора настала рассказать о том, что мой друг Витька был болен. Неизлечимо. Он был просто обречен. Диагноз – рассеянный склероз. Знал ли он сам об этом, я не знаю. Я тогда не знал. Нести что-то весом более пяти килограммов для него было невозможно. А тут – два ведра!.. Самое потрясающее, что я его об этом не просил, я просто сказал, что уезжаю в командировку. Это он уже сам вычислил, что Маша остается с ребенком одна, на даче, и, может быть, ей потребуется помощь. У вас есть такие друзья?

Дальше – больше. Мне предстояла командировка в самый бандитский регион Союза – в киевское предместье Боярку по письму в редакцию об убийстве молодого парня за то, что тот отказывался пить спирт с коллегами по работе. Когда Витька узнал об этом, заявил безапелляционно: «Я поеду с тобой. У меня машина и пистолет».

Почему-то я не мог сказать тогда Маше, что в Боярку мы едем вдвоем. А, вспомнил: Витька взял с собой девочку, и мне казалось, что ее присутствие кладет тень и на меня. Я взял билет на поезд Москва – Киев, показал его Маше, она проводила меня на вокзал, к поезду, а потом я, когда она исчезла, из поезда этого вышел, нашел на стоянке «серебристое чудовище» Виктора, сел в него, и мы втроем рванули на колесах в Киев.

С тех пор прошло много лет, и никто и ничто не сможет заставить меня забыть те поздние морозные боярские вечера, когда я, один как перст, стоял на остановке автобуса, а кодла молодых ребят, по домам которых я только что прошел, расследуя убийство их товарища, пульсировала и клокотала буквально в 20 метрах от меня, выслеживая, сопровождая от дома к дому, но не рискуя зацепить как следует: побить, убить, все-таки – корреспондент, все-таки – из Москвы, из «Комсомольской правды».

Они пока думали, а я стоял один на остановке, мерз – было около минус двадцати, они потихоньку приближались, смелели при виде одинокой фигуры под фонарем…

И вдруг издалека послышался, нарастая, рев форсированного мотора, заполыхали по горизонтам галогенные фары, и в начале улицы появилось «серебристое чудовище» моего друга Витьки, а я знал, что под его сиденьем всегда лежит пистолет! Как же я торжествовал тогда!!

Видно было всем нам, как он идет по снегу и льду в спортивном режиме, с заносом, ясно было, что своими мощными, нездешними фарами он кого-то ищет, и, когда он останавливался подле меня, когда его правая дверца шикарно распахивалась – какое же торжествующее чувство меня охватывало, с каким же наслаждением садился я в его московское комфортабельное и расслабляющее тепло и смотрел в чуть усталое лицо своего друга Витьки. «Ну как? Все нормально?» – спрашивал он меня.

Потом по этой командировке у меня в «Комсомолке» вышла статья, и я молчаливо посвятил ее Витьке.

Женщин у него было много, и всех их он называл одним и тем же словом: человечек. «Понимаешь, – говорит, – такой человечек замечательный. Сидим в машине, а она мою коленку гладит и шепчет: «Виктор Евгеньевич, я вас еще в школе полюбила – вы были в десятом, а я во втором!»»

«Ты знаешь, человечек мне попался потрясающий, я думаю: поцеловать не поцеловать, не дай бог спугну, все-таки первый раз встречаемся. А она в халатике ходит по всей квартире, и вдруг пола этого халата распахивается, и я вижу, что под ним – ничего! Тут уж я принял единственно верное решение…»

Он был женат, но жена, узнав диагноз, его бросила. Да, может быть, она Витьку бы бросила и безо всякого диагноза – он был не прост. С ним было нелегко. А он ее продолжал любить больше всех тех «человечков» и часто потому нарывался на неприятности.

Однажды он застал у нее, то есть у себя, в своей бывшей квартире своего друга. Тот открыл дверь и предстал во всей своей расслабленной красе. Витька закипел, пытался что-то выяснить, пройти в квартиру, к жене, но не получилось: друг спустил его, немощного, с рассеянным склерозом, с лестницы. Я, вообще, удивлялся в то время, как он ходит: ноги он мог переставлять на лестнице или улице только руками, цепляя их за брючины. И вообще: не было для меня горше зрелища, чем идти за Витькой по лестнице вверх.

Витька с лестницы скатился, отлежался, оклемался и спустился к своему автомобилю, где под водительским сиденьем, как вы помните, всегда лежал пистолет. Системы пистолет был не русской, потому что служил Витька во Вьетнаме командиром автовзвода. Попал однажды под ракетный обстрел своих же, и осколок ракеты засел в его позвонке, сломав всю его жизнь.

А взял тогда, в тот вечер, Витька из-под сиденья не пистолет, а газовый баллончик, который тоже был в нашей стране в те времена редкостью и свидетельством принадлежности к высшему, неконтролируемому обществу. Взял его и поднялся опять на свой этаж к своей квартире. Позвонил еще раз. И еще раз вышел его вальяжный мощный друг – без опаски вышел, как хозяин и женщины и ситуации, а Витька – в морду ему из баллончика!

Вырубился тот, рухнул на пол. Тут уж Витька – Бог ему судья – ногами его обслужил и сковородкой, взятой из кухни, по голове добавил.

Жена, красивая, как для Витьки и положено, женщина, сжав лицо руками, не проронила ни звука, только стояла и смотрела на схватку самцов, как и подобает породистой самке.

Витька сделал свое дело и молча уехал. Приехал к нам и все рассказал. Мы его пожалели. Я знал, что он постоянно, но ненавязчиво для окружающих болеет. Но никогда не говорил с ним об этом – Витька появлялся, исчезал, принося в наш дом только радость. Но однажды, когда я был на работе, он позвонил мне из больницы, и голос его был панический:

– Юра, Юра! Ты можешь вот сейчас, немедленно, приехать?

– А что случилось, Вить?

– Ничего не могу объяснить – приезжай как можно быстрее!

Мы в редакциях шизиков навидались достаточно, нас ничем не проймешь, и людская боль лишь тогда хватает нас за сердце, когда она пробьется через мертвую журналистскую циничную «чешую» – его голос сразу ко мне пробился. Мгновенно я прыгнул за руль и рванул в больницу, которая, к счастью, была неподалеку, на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе. Сейчас я знаю, что это за больница. А тогда не знал… Влетел на его этаж, в его палату, и Витька, в таком дурацком для него, аристократа, больничном халате сунул мне в руки видак:

– Быстро уезжай – чтобы тебя никто не видел!

Как потом выяснилось, весь этаж больных смотрел по Витькиному видаку крутую порнуху. А весь персонал недоумевал: какая сила тянет больных в палату «номер шесть»? Когда туда кто-то из врачей заходил, на телеэкране шли новости и толпа мужиков их напряженно смотрела: просто у кого-то в руках был пульт, и он его вовремя переключал. На новости. А потом один идиот попросил этот пульт подержать, и, когда при половом акте крупным планом в палату зашел дежурный врач, тот стал лихорадочно на кнопочки давить, но не на те, и врач обомлел, бросился вызывать подмогу – тут-то мне Витька и позвонил.

Я приехал вовремя. Еще пара минут – и Витьку могли бы привлечь по статье. Но я увез вещественное доказательство.

Последний раз он позвонил мне в редакцию перед Новым годом и попросил встретиться, я уже не помню для чего. Я назначил ему время, а сам забыл, забегался, не вышел на морозную улицу: ну просто напрочь память отшибло. Надо к тому же знать редакционную запарку: выныриваешь из нее иной раз и не можешь вспомнить – обедал ты сегодня или нет?

Две недели после того от Витьки не было ни слуху ни духу. А на двадцатый день, когда мы с женой были в гостях, меня разыскал по телефону наш общий друг и почти без подготовки сказал:

– Крепись, Юра, Витюшки больше нет.

Той истерики, которая приключилась со мной после этих слов, я не припомню во всей своей жизни: я рыдал, сползая на пол, на лестничной клетке той квартиры, где застала меня эта весть.

Часа полтора меня потом отпаивали и успокаивали, прежде чем я смог сесть за руль и поехать в Щербинку. К Витьке. Вернее, к тому, что от него осталось.

Было ралли – «Снежинка» или что-то вроде этого. Витька участвовал. На одном из скоростных участков его машина улетела в кювет. Он вышел и стал своим инвалидным шагом переходить гололедную трассу. В тот момент, когда он был на ее середине, из-за поворота показалась спортивная «Волга».

Говорят, что Витька мог бы притормозить или, наоборот, – рвануть и успеть перебежать. Но он выбрал третье – сел посередине трассы и покорно обхватил голову руками.