Текст книги "40 градусов в тени"

Все получилось, и после этого Вольф, наконец, приступил к формулировке научно-технической задачи Игоря:

– Игорь, я знаю, что ты являешься приверженцем немецкой и советской теории и практики танкостроения и от нашей «Меркавы» не в восторге. На «Меркаве» используется пружинная подвеска. Твоя задача – попробовать прорисовать и посчитать торсионный вариант. Талику[16]16
  Исраэль Таль «Талик» (1924–2010) – танкист, генерал-майор Армии обороны Израиля, возглавлял работы по созданию танка «Меркава».


[Закрыть] пока говорить ничего не будем.

Коммент-эр: ходовую систему «Меркавы» проектировали англичане с участием израильских специалистов по образу и подобию своих танков «Центурион», которые имели пружинную подвеску, основанную на сжатии пружины. Альтернативой является торсионная подвеска. Торсион – это упругий стержень или пучок пластин, которые скручиваются при сжатии и раскручиваются без нагрузки.

Сегодня «Меркава» – единственный танк в мире, имеющий пружинную подвеску, в то время как все остальные имеют торсионную. Считается, что, кроме всего прочего, пружинная подвеска во время передвижения по пересеченной местности обусловливает сильные колебания корпуса и снижает точность стрельбы.

Получив такое задание, профессор углубился в изучение «Меркавы». На Урале и в Сибири в ходу было выражение «делать по-еврейски». Применялось оно, когда делалось что-либо необычное или обычное, но необычным, непринятым способом. Выражение иногда носило позитивный характер, а иногда добродушно-негативный. Ну, например, если вы надевали куртку с застегнутой молнией через голову (молнию заклинило), то от постороннего наблюдателя вы могли получить реплику: «Что это ты надеваешь куртку как-то по-еврейски?»

Так вот, «Меркаву», по мнению профессора, сделали по-еврейски.

Коммент-эр: Характерной особенностью «Меркавы» является компоновка с расположением моторно-трансмиссионного отделения в передней части корпуса. Эта конструкторская идея, по сути, превращает «Меркаву» в универсальную машину, способную выполнять роль БМП(боевой машины пехоты) и БТР (бронетранспортера). В качестве прототипа танка «Меркава» был использован опытный американский легкий танк Т 92 фирмы AAI, разработанный в 1956 году, имеющий переднее расположение двигателя и кормовую дверь для входа/выхода экипажа. Разработчики «Меркавы» выбрали легкий танк в качестве прототипа своего танка, проектный вес которого превышал вес Т 92 в три раза, длина – почти вдвое.

В результате появились высокая башня и приземистое шасси. Танк получился слишком большой и тяжелый (65–67 тонн). Найдется совсем немного мостов, способных выдержать его вес. А преодолевать водные преграды по дну он не сможет, поскольку не имеет оборудования для подводного вождения. Исраэль Таль, вероятно, в то время не очень думал о возможности использовать эту машину еще где-нибудь, кроме Земли обетованной. В принципе, концепция машины себя не оправдывает и исправляется при помощи самых современных «примочек»: оружия, прицелов, систем управления, объединяющих связь, электронику, датчики и компьютеры в единую сеть, системы активной защиты, обеспечивающей поражение подлетающих к машине противотанковых реактивных снарядов, и т. п.

В результате танк по своему уровню уверенно находится где-то в первой 5—10 мировых основных боевых танков. Заявления о том, что это лучший танк в мире, лежат на совести авторов и в основном покоятся на универсальной уверенности, что всё израильское – это лучшее в мире.

Однако нет худа без добра, при снятии башни «Меркава» является хорошей базой для создания современных тяжелых высокобронированных БМП, являющихся, по мнению всех современных специалистов, наиболее перспективным видом боевых машин пехоты.

Игорь приступил к работе над поручением Вольфа со всем усердием, свойственным советским инженерам-евреям (конечно, не всем, но очень многим). Большое внимание он уделил беседам с бывшими израильскими танкистами, которых он разыскал на факультете в процессе работы над стендом для испытаний моста. Однажды в мастерской факультета произошел эпизод, случайно принесший профессору локальную известность. Идучи по цеху, он увидел на столе у электриков оригинальный компактный вольтметр, взял его в руки и начал внимательно рассматривать. Проходивший мимо израильский рабочий с презрением сказал ему по-английски:

– Что, нет таких, конечно, в России, а в Израиле есть!

Игорь был, в принципе, человеком уравновешенным, но тут он совершенно вышел из себя и заорал:

– Ах ты, подонок, вчера только слез с дерева, а сегодня уже мне такое говоришь!

Он поднес прибор к носу рабочего и показал ему клеймо:

– Сделано в Тайване по лицензии фирмы «Шарп».

После этого он схватил рабочего за шиворот, вытащил его из ворот и ткнул носом в табличку на стене цеха: «Пожертвовано семейством Гринблад из Цинциннати».

– Так вот, прибор разработан японцами, сделан китайцами, куплен на американские деньги, а ты, еврей, этим гордишься! Да пока ты тут апельсины выращивал, в СССР уже делали атомные ледоколы и подводные лодки, строили синхрофазотроны, использовали лазеры и запускали спутники, у нас телевидение уже было в 1949 году, в то время как в Израиле оно появилось в 1964-м.

Надо заметить, что слова Игоря насчет телевизора были чистой правдой, поскольку первый глава Израиля Давид Бен-Гурион объявил после образования государства: «Мы – народ книги, и нечего смотреть идиотский ящик, потому что он отвлекает нас от чтения!»

Был разгар рабочего дня, и вокруг начал собираться народ, который с неподдельным удивлением слушал профессора – процент сотрудников, знающих английский, был в Технионе очень высокий, а кто языка не знал – тому переводили. За полтора-два года большой алии многие уже привыкли к тихим и забитым изрусам, а тут такое…

На следующий день Игорь зашел к Вольфу по какому-то делу, и тот сразу же, смеясь, сказал:

– Весь факультет гудит, что я принял на работу жуткого антисемита. Ты зря на него так ополчился, пойми правильно ход мыслей простого израильтянина. Все видят и знают, как вам туго тут приходится, многие слышали, что вы бросили в России хорошую работу, квартиры, дачи и кинулись в Израиль. Многие слышали, что сейчас в России пустые магазины. Да плюс антисемитизм. Какой вывод они делают? Россия – это отсталая, забитая страна, в которой жить просто невозможно, и Израиль делает вам большое одолжение, буквально вас спасает. А ты показываешь, что вы совершенно это не цените. Однако я думаю, что этот скандальчик будет всем на пользу, израильтянам тоже не вредно посмотреть на всё вашими глазами.

– Понимаешь, Дани, миф об отсталости советской науки и техники кто в Израиле распространяет? Или кишиневские завгары, или профессора-отказники из алии семидесятых. И те и другие не работали на режимных предприятиях, поскольку их тогда бы и не выпустили, и не обладают реальными знаниями об уровне советской науки и техники. Конечно, есть некоторое количество отказников, которые более-менее в курсе, но злоба и обида на советскую власть лишает их всякой объективности.

Когда Игорь стоял уже в дверях, Вольф заметил:

– Знаешь что, между нами говоря, я сам плохо понимаю, зачем, например, ты сюда приехал.

– Дани, во-первых, я тоже не понимаю, а во-вторых, мы как-нибудь на досуге с тобой поговорим, и я тебе расскажу ситуацию более подробно. Ты же знаешь, что я ни в какой Израиль не собирался и ни один из моих знакомых не собирался. Мы все собирались в Америку. Но ее неожиданно для нас закрыли. Деваться уже было некуда. Вот и вся причина. Может, ты слышал, был такой русский писатель Куприн. В одном из его ранних рассказов есть такой эпизод. Два купца сидят в Москве в ресторане, выпивают, закусывают – икра, водка… Прислуживает им худенький немолодой татарин. Купцы спрашивают: как так получилось, что татаро-монгольское иго было на Руси триста лет, а теперь ты нам прислуживаешь? На что татарин им ответил: превратности-с судьбы!

Как-то к Игорю обратилась приятная во всех отношениях «химичка» Нина с просьбой поездить с ней на машине. В Израиле она купила со вторых рук подержанную «Субару-Джасти», а в Москве перед отъездом – новенькие права на вождение. В те времена, с учетом того, что получить олимовскую льготу при покупке машины в Израиле мог только человек с правами на вождение, какое-то количество эмигрантов правдами и неправдами получали права в СССР и приезжали с ними в Израиль. Многие из них, включая Нину, никогда в жизни за руль не садились. Профессор несколько раз в «расширенное» обеденное время ездил с Ниной на этой «Субару» по улицам Хайфы и удивлялся ее быстрым успехам. Поскольку эти успехи сочетались с приятной внешностью, стройными ножками и выдающейся «наличкой» – так на блатном жаргоне в СССР называлась женская грудь, – то Игорь проникся к Нине большой симпатией, которая незаметно привела пару в постель в квартире Нины, пока ее восьмилетняя дочка была в школе. Нине было сорок два года, и она успела развестись с мужем уже в Израиле. И тут профессора ожидало мало сказать горькое разочарование: он не смог… С женой в Израиле заниматься сексом Игорь и не пробовал. Переживания при отъезде, дорожные стрессы, волнения по приезде, длительный перерыв в сексе сделали свое дело… Ничего не помогло – ни роскошная грудь, ни попытки сделать минет, ни маленький отдых. Нина понимала трудности абсорбции и как могла утешала профессора. Она заверила его, что через месяц всё устаканится, она подождет, и они снова попробуют.

– Послушай, дорогой, ты как-то очень индифферентно отнесся к моим словам о том, что я подожду, – заметила Нина, – ты что, не в курсе, что происходит в Израиле сейчас? Единственная сфера, где алия совершила подлинную революцию, воспринятую с восторгом израильтянами-мужчинами, – это сексуальная. Израиль в самый короткий срок вступил в период тотального блядства. Прежде всего, стремительно выросло число и качество проституток по дешевой цене: во-первых, за счет импорта из России, Украины, Молдавии и Белоруссии, во-вторых, путем рекрутирования эмигранток из тысяч неустроенных, безработных, не знающих, как заработать на кусок хлеба, как прокормить детей, женщин. Между прочим, среди них довольно высокий процент замужних дам. Кроме регулярных проституток пышным цветком расцвело насилие олимок «балабайтами» – начальничками, хозяйчиками и прочими. Это явление приняло поистине гигантские масштабы, особенно в Хайфе, которая приняла первый удар эмиграции, и ее окрестностях. Эти лабазники, пользуясь желанием женщин устроиться на работу, перейти на лучшую работу, получать более высокую зарплату, а также используя их правовую беспомощность и плохое знание языка, трахают молодых и не очень молодых женщин где только можно – на складах, в подсобках, темных углах, грузовых закрытых автомобилях и так далее.

– О, Ниночка, я на днях читал в какой-то местной газетке, что один мастер на каком-то заводике в Кармиэле за год поимел двадцать восемь русских работниц, обещая им лучшую работу!

– Ну и, наконец, следующий сектор великого «траха» – это приобретение себе любовниц и наложниц, причем как одиноких, так и замужних. Особенно в этом преуспели арабы. Русские женщины по традиции, привезенной из СССР, совершенно терпимо относятся к арабским мужчинам, даже иногда предпочитая их белым «кавалерам». Сегодня на севере Израиля практически нет ни одного арабского лабазника, который бы не завел себе фаворитку в виде любовницы или сожительницы. Многие совершенно открыто заводят себе вторую семью. Евреи-израильтяне, конечно, отстают в этом деле от арабов, но тоже стараются. Ну и не надо забывать про сексуальную неудовлетворенность, вследствие чего олимки часто сами не прочь потрахаться с аборигенами и сами ищут секс с балабайтами. Русские мужчины не могут их удовлетворить, эмиграция и тяготы жизни физиологически действуют на них, прежде всего – сам уже видишь на своем примере.

Позже, разъезжая по северу по делам, профессор полностью убедился в правдивости Нининой информации. Более того, он стал свидетелем одного уникального события, в которое просто трудно было поверить. Игорь очень подружился в Технионе со своим тридцатилетним тезкой Игорем Иголевичем. Игорь был сыном заведующего кафедрой в Харьковском сельскохозяйственном институте, с которым профессор был немного знаком. Он приехал в 1989 году, чуть раньше большой алии, и устроился на постоянную работу на кафедре физики в Технионе, прилично выучил иврит, задешево купил квартиру в Хайфе – в общем, абсорбировался много лучше, чем более поздние эмигранты. Однажды профессор с Игорем ехал в машине мимо Хайфского муниципалитета, возле которого они увидели толпу арабских женщин с плакатами. Женщины что-то выкрикивали на иврите и размахивали плакатами. Игорь-младший вышел из машины и подошел к митингующим дамам ближе. Вернулся он совершенно ошарашенный: «Они протестуют против того, что их мужья завели себе русских любовниц, меньше дают им денег и манкируют супружескими обязанностями». – «Так что же они хотят от мэрии?» – «Они требуют, чтобы мэр вмешался и прекратил безобразия!»

– Ниночка, так ты мне угрожаешь, что по истечении месяца, если я не реабилитируюсь, ты пойдешь в наложницы к арабскому каблану?

– Ну, не обязательно к арабскому – могу и к еврейскому, если найду такого, который будет, как ты, цитировать мне Игоря Северянина и обсуждать со мной романы Алана Силлитоу, как ты.

– Ну, найти в Хайфе такого – раз плюнуть, – посмеялись несостоявшиеся любовники и разошлись.

Коммент-эр: в начале 1990-х в Израиле расцвела организованная преступность, и прежде всего организация проституции, включая большие денежные обороты, проникновение в государственные органы, подкупы работников полиции и сотрудников израильских посольских учреждений на территории России, Украины, Молдавии и других стран СНГ.

Из филиалов министерства внутренних дел в различных городах Израиля похищались большими партиями бланки удостоверений личности, которые впоследствии подделывались и передавались привезенным нелегально проституткам. Процветал контрабандный ввоз девушек бедуинами через «прозрачную» израильско-египетскую границу при полном попустительстве израильских пограничников. Появилось множество туристок с российскими паспортами, говоривших по-русски с украинскими и молдавскими интонациями. Этих дам привозили с Украины и из Молдавии в Москву, где они получали российские паспорта с визой на въезд в Израиль. У девушек отбирались паспорта, условия проживания оставляли желать лучшего, в смысле заработка их тоже обманывали. Система работала бесперебойно, поскольку восточный характер государства в сочетании с либеральным государственным устройством обеспечивал неизменный повышенный спрос на «товар».

Неожиданное дополнение состоявшегося разговора с Ниной профессор получил дома вечером. Открывая дверь своей квартиры, он увидел двух своих соседок-блондинок, которых звали Рита и Таня, тащивших довольно большую дорожную сумку.

– Откуда дровишки? – поинтересовался Игорь.

– О! Мы сегодня были знаете где? В Эйлате! Два дня!

В те времена путешествие для простого олима в Эйлат было эквивалентно полету на Луну.

– Не по дням, а по часам растет благосостояние советских блондинок, – улыбнулся Игорь.

Чувства, видимо, переполняли девушек, и они начали рассказывать Игорю, как это случилось:

– Мы познакомились с одним израильтянином лет сорока, и он предложил нам съездить в Эйлат. Мы боялись, думали неделю, а потом решились и поехали. Вот возвращаемся.

– Ну, тут в Израиле экономика сверхкапиталистическая, по части женщин особенно, не даром же он вас повез.

– Нет!

– Ну, колитесь, уже. Трахал вас по очереди?

– Да, мы жили вдвоем в одном двухместном номере, а он жил один в одноместном, и мы ходили к нему по очереди.

– А в финале трахал сразу обеих, признавайтесь!

– Да, было дело!

– Ну, молодцы, развлеклись по полной программе.

Девушки начали оправдываться:

– Ну, что, с нас не убудет, а в Эйлат попали!

– М-да… Париж стоит обедни![17]17
  По преданию, эти слова произнес вождь гугенотов Генрих Наваррский (1553–1610), когда ему, чтобы войти в Париж и получить французский престол, пришлось перейти из протестантства в католичество.


[Закрыть]

Профессор зашел в свою квартиру, разделся и лег в глубокой задумчивости на матрасик, постеленный на пол. Кровати у него пока не было, и он спал на матрасе, одолженном у приятелей. Его покоробил не столько факт, о котором рассказали девушки, сколько эпический тон их рассказа.

«И ведь не какие-то отпетые бляди или соски-малолетки, а вполне приличные работающие молодые женщины! Абсорбция в полной красе», – думал профессор.

Он размышлял о том, что будет дальше. За дочку профессор не волновался.

Он думал о жене.

Работу по специальности она, конечно, не найдет, делать что-нибудь еще она не умеет, выжить на его жалкую зарплату семья не сможет, придется идти на какую-нибудь черную или получерную работу, и не дай бог кто-нибудь будет ее домогаться. Она женщина гордая, импульсивная, бог знает, что может сделать, может и кухонным ножом пырнуть.

Игорь встал, посмотрел в окно на залитый светом хайфский район Ромема, сделал себе яичницу из двух яиц с дешевой колбасой – это было единственное блюдо, которое он умел готовить, выпил стакан чая и попытался отвлечься от тяжелых мыслей. Получалось плохо.

Сын посещал академию в Иерусалиме и готовился к летнему традиционному музыкальному фестивалю клезмеров в Цфате. Пока они с Даной живут в Иерусалиме – всё ничего, а как будет, когда Дана с сыном переедут в Хайфу? Ездить из Хайфы в Иерусалим долго, тяжело и дорого. Накатывали мысли о прошлой жизни – профессор изо всех сил старался избегать их. Сколько сил, времени, нервов было потрачено: золотая медаль, экзамены в институт, диплом, кандидатская диссертация, докторская… И теперь всё это практически не нужно, всё коту под хвост.

На следующее утро в кабинете профессора раздался звонок, который изменил как-то уже сложившуюся жизнь профессора в Израиле. Звонил соученик Игоря по институту, который уже был генеральным директором Чебоксарского тракторного завода, Ханиф Гонгазов:

– Всё, дорогой, три трактора с запасными частями уже отгружены. Встречайте!

Дело было в том, что перед отъездом в Израиль Игорь со своим коллегой по работе Аркадием Соровским, эмигрировавшим на год раньше, пытались «подстелить солому» в Израиле, дабы создать себе какую-нибудь материально-техническую базу. Поскольку некоторые их знакомые уже занимали солидные посты в промышленности по производству различных гусеничных и колесных машин, они начали разведку возможности отправки в Израиль образцов советской техники для показательной эксплуатации с целью организации последующих поставок машин в Израиль. Их внимание было, прежде всего, сосредоточено на чебоксарском заводе. Это был единственный в социалистическом лагере завод, производящий тяжелую бульдозерно-рыхлительную и трубоукладочную технику. Машины такого типа в мире изготовляли только две фирмы: «Катерпиллер» (США) и «Комацу» (Япония). Первые машины сошли с конвейера чебоксарского завода в 1987 году. Первопричиной для скорейшего строительства завода был пакет антисоветских санкций, объявленных президентом Рейганом в 1981 году. Пакет содержал запрет на поставку американскими компаниями в СССР нефтегазового оборудования. Поскольку такая техника требовалась для золотодобывающей, нефтегазовой, угольной и горнорудной отраслей, продукция которых являлась основным предметом экспорта СССР, денег на завод не жалели, и он был оснащен самым современным оборудованием производства европейских и японских фирм.

Особенности ельцинской России того времени были таковы, что отправить бесплатно три трактора и шестьдесят тонн запасных частей общей стоимостью по западным ценам около миллиона долларов, российские приятели профессора могли, а заплатить пятьдесят тысяч долларов за перевозку не могли и отправили груз за счет получателя. Судно с грузом уже шло в Израиль, и надо было искать деньги на оплату перевозок. Коллега и партнер профессора Аркадий работал в тот момент механиком в израильском отделении фирмы «Катерпиллер», и его возможности в части поисков были весьма скромными. У Игоря расписание было практически свободным, и у него была машина. Поэтому поиск инвестора приходилось делать в основном ему.

Игорь начал объезжать израильских подрядчиков (кабланов), дорожных строителей и просто потенциальных финансовых инвесторов, которых удалось обнаружить. Дело шло медленно. Израильские промышленники относились ко всему русскому в то время с большим подозрением. Правительственные органы это подозрение и антироссийский негатив неофициально вполне поддерживали. Ивритская пресса была полна сообщениями о криминальном происхождении российских капиталов, о русской мафии, а также рассуждениями о политической и экономической нестабильности в России и отсутствии надежных гарантий. Масла в огонь подливали бывшие еврейские активисты и отказники – эмигранты семидесятых годов, переносящие свои антикоммунистические и антисоветские комплексы на нынешнюю Россию. Были, конечно, и объективные соображения: как будут работать машины, как будет организовано снабжение запчастями, кто будет учить механиков-водителей, что насчет масел и топлива и т. п.

Наконец, Аркадий познакомился в Иерусалиме с одним новым русским – Григорием Гробманом, который согласился рассмотреть предложение Игоря и Аркадия. Григорий был москвичом, вполне интеллигентным человеком, кандидатом наук, создавшим в 1989 году научно-производственный кооператив и заработавшим на этом приличные деньги. Он собирался переезжать в Израиль и строил в Иерусалиме особняк в районе «Хадасса Эйн Карем».

Игорь заехал за Аркадием в Петах-Тикву, где тот жил, и они отправились в Иерусалим на встречу с Гробманом в одну из гостиниц. В результате переговоров выкристаллизовалась следующая стратегия. Гробман регистрирует в Израиле фирму, которая будет специализироваться на торговле со странами СНГ, снимет помещение для офиса в Иерусалиме, оплатит стоимость перевозки трех тракторов и запасных частей и будет платить зарплату Игорю и Аркадию. За это он получит долю прибыли от эксплуатации этих тракторов и будущих возможных продаж такой техники в Израиле, а также помощь профессора и Аркадия в любой деятельности фирмы, к тракторам не относящейся.

Сказано – сделано: было снято офисное помещение в центре Иерусалима, в здании напротив легендарного миномета «Давидки», и Аркадий начал работать в новой фирме, в то время как профессор продолжал работать в Технионе.

Корабль с тракторами уже пришел в Хайфский порт, и профессор каждый день получал из порта сообщения с информацией о суммах, компенсирующих нахождение груза в порту Надо было спешить.

В Технионе к концу подходил первый год пребывания профессора на стипендии Шапиро, Вольф избегал разговоров о продлении сроков. Кроме того, профессора очень тревожили слухи о болезни Вольфа и угрозы окружающих ликвидировать «вольфовское» направление работ в случае его смерти. Несколько напрягала профессора и манера общения Вольфа с ним в ряде случаев. Вольф часто ездил за границу. Перед отъездом он каждый раз наставлял Игоря: «Позвонят заказчики (как правило, это были военные) – ни в коем случае не соглашайся с ними встречаться без меня».

Или секретарь приносила профессору приглашение явиться к Вольфу в кабинет и присутствовать на такой-то встрече в такое-то время. Когда Игорь приходил в назначенное время, Вольф говорил ему: «Тебе будет неинтересно, иди работай». Зачем приглашал?

Было понятно, что всё это было обеспечение собственной безопасности в смысле сохранения его монополии в профессии. То есть, несмотря на все договоренности, Вольф боялся контактов профессора с заказчиками – мало ли что будет. Это была перестраховка, поскольку разница в весовых категориях была настолько значительная, что и бояться было нечего. В общем, ситуация требовала ухода из Техни-она. Профессор заранее решил поговорить с шефом. Вольф был совершенно ошарашен: такое было неслыханно – олим «первого года службы» добровольно покидает Технион, когда у него есть высокие шансы на продление работы в следующем году. Игорь как мог объяснил Вольфу, что у него нет никаких претензий, но так сложились обстоятельства. Вольф попросил профессора съездить с ним в порт и показать ему тракторы – с советскими танками он был знаком хорошо, а вот тракторы были для него совершенно экзотическим зверем.

Поселиться Игорь с Даной решили в Петах-Тикве. Там жил Аркадий, и, с точки зрения профессора, это географически было наилучшее место, обеспечивающее легкий доступ на север, восток и юг. Они начали искать в Петах-Тикве индивидуальный дом на земле – немалую роль тут играли и интересы Юнга.

Перед переездом Игорь решил сменить машину Право на льготу он потерял из-за привоза «Ауди», а вот у жены привилегия сохранилась – права на вождение у нее были, фамилия была другая, приехали они с профессором в разное время, мужем и женой нигде не числились.

Здесь надо сделать некое лирическое отступление от повествования под названием «Автомобильный Израиль». Говорить про Израиль без описания ситуации с автомобилями – это все равно что писать про корриду, не упоминая о быках. Хотя и те и другие – твари бессловесные, но без них картина никак не складывается.

Израильская изюминка состоит в том, что автомобили для Израиля играют роль винно-водочных изделий в советской экономике – неограниченный источник незаработанных денег. Налог на покупку машины здесь – 83 процента – является одним из самых высоких в мире и превышает аналогичный европейский в пять раз! Этот налог дает около 10 миллиардов шекелей в год (с учетом НДС). За счет акцизов на бензин, ежегодный тест и пр. государство наваривает еще около 20 миллиардов шекелей в год. Таким образом, в госказну поступает свыше 30 миллиардов шекелей только в виде налогов с этого рыночного сегмента. Раз государство себя так ведет, то и все другие не стесняются (импортеры автомобилей, гаражи, владельцы бензоколонок и пр.).

Поэтому в Израиле автомобиль – это не только средство передвижения, но и вещь во многом культовая. По крайней мере, в начале девяностых это было так – правда, сейчас, невзирая на эти чудовищные налоги, ситуация всё больше приближается к европейской.

Прибывшие изрусы имеют примерно 30—50-процентную скидку на покупку машины. Однако срок действия этой льготы не превышает трех лет, и после его истечения все ближние и дальние знакомые Игоря бросились любой ценой покупать машины, невзирая на свое материальное положение.

Тут у профессора началась горячая пора. Мало того что он был в числе изрусов, у которых была машина в СССР, мало того что он был профессиональным автомобилистом, мало того что он знал английский, так он еще имел к тому времени трехлетний опыт эксплуатации автомобиля в Израиле. Все звонили и просили совета, какую машину покупать, и требовали гарантий, что она будет самой дешевой и самой хорошей. Профессор тщетно сопротивлялся, утверждая, что таких не бывает. При этом он должен был комментировать положения других советчиков, среди которых доминировали фалпаты из местных коллег. А они признавали только «Субару». Дело было в том, что в 1960—1970-е годы официального импорта в Израиль машин не было, в основном из-за угрозы арабского бойкота автомобильным компаниям. В середине семидесятых американо-израильские капиталисты каким-то боком воздействовали на японскую компанию «Фуджи», которая проигнорировала арабский бойкот и начала полноценный официальный экспорт своих машин в Израиль, соответственно снабдив их сервисом и запчастями. Это буквально за пару лет изменило страну – были просто бедные евреи, а теперь стали гордые израильтяне на «Субару».

Конечно, к началу девяностых пыл несколько угас, поскольку в изобилии появились «немцы» («Фольксваген», «Опель», «Форд»), «испанцы» («Сеат»), «итальянцы» («Фиат»), однако настоящие патриоты продолжали ездить только на «Субару». Правда, ни японских машин других фирм, ни корейских машин тогда в продаже в Израиле не было, и в общем автомобильный парк Израиля являл собой довольно убогое зрелище (конечно, в сравнении с европейскими странами, про бывший СССР речи нет): масса старых «Субару-Леоне» и «Субару-Джасти», подержанные «Фиаты» и «Ситроены» и т. п. Богатые и знаменитые ездили на «Вольво».

А тут в массовом порядке появляются изрусы на новеньких «Субару», «Фиатах», «Фольксвагенах» и прочих болидах, что не могло не вызвать у коренного населения злобы и зависти. Кстати, это забило первый клин между иммигрантами и старожилами. Из всех углов раздавалось злобное шипение: «Только приехали… ни кола ни двора, а уже ездят на таких машинах…» Игорь даже знал случаи, когда после покупки новой машины соседи или сослуживцы переставали общаться с владельцами-изрусами и даже здороваться. Им не приходила в голову особая ментальность изрусов и порядок получения льгот, обусловливающий покупку новой машины, в то время как семьи почти голодали.

Следующий круг автопокупок лет через пять-семь после первого прошел уже много спокойнее. Правда, находились и те, кто продолжал покупать «Субару», хотя уже появилось много других «японцев» и «корейцев».

К этому времени Игорь уже полностью разуверился в целесообразности давать советы и всем говорил:

– Покупайте то, что вам больше нравится, поскольку эфиопские ученые установили, что по мере развития прогресса разница между автомобилями стирается, а между женщинами остается.

Кстати, в этом было рациональное зерно.

Вторым приемом позже его вооружил сосед Яков, ашкеназ-израильтянин. Он купил «Шкоду-Карок» и пришел к Игорю хвастаться. Игорь слегка покривился и начал что-то толковать Якову про недостатки коробки передач с двумя сцеплениями. Тот его послушал и сказал:

– Ну что ты мне морочишь голову, это же всё бифним[18]18
  Бифним – ивр., внутри.


[Закрыть], в гараже всё починят.

Поэтому Игорь теперь всем говорил:

– У машины есть недостатки, но это бифним.

Коммент-эр: вообще говоря, евреи не являются автомобильной нацией. Хотя еврейскими именами кишит история создания многих видов вооружений, включая водородное и атомное оружие, самолеты, ракеты и пр., а также ряда гражданских машин, механизмов и процессов, из знаменитых евреев-автомобилистов можно назвать, пожалуй, только Андре Гюстава Ситроена (настоящая фамилия Цитрон), одного из пионеров массового автомобилестроения, папа которого был одесситом и торговцем драгоценными камнями. К этому можно только добавить родоначальника динамических форм автомобилей Пауля Яраи и немецкого авиационного и автомобильного инженера, а также конструктора легких дизельных двигателей, выходца из России Лазаря Шаргородского.

Но главная бомба была взорвана сравнительно недавно. Считалось, что первый в мире автомобиль изобрел Карл Бенц (1886). Однако еще был еврей Зигфрид Маркус, который сделал это раньше (1864), но не запатентовал изобретение. Этим воспользовались в гитлеровские времена нацисты и по указанию немецкого министерства пропаганды стерли отовсюду следы изобретения Маркуса, оставив имена немцев Бенца и Даймлера. При Гитлере работники Технического музея промышленности и торговли в Вене спрятали автомобиль Маркуса, а в 1950 году отремонтировали и выставили его на обозрение.