Текст книги "Над островом чёрный закат"

– Что случилось, Адам? – спросила Тея.

Адам заметил, что голосом, в котором звенит металл, она говорит не только при встрече лицом к лицу, но и по радиоканалу, когда искажения неизбежны из-за многократного преобразования сигнала.

– Ты знаешь, Тея, со мной происходит что-то… неправильное. Меня обвиняют в страшных преступлениях, которых я не совершал. Приписывают убийство пятерых плебеев. Мне угрожают. Я вынужден скрываться…

– Только этого не хватало, – точно через силу выговорила Тея. Она помолчала, соображая. – Ты знаешь, я не сомневалась, что нечто подобное обязательно случится. Дай мне минуту. Я попробую разобраться и сразу же свяжусь с тобой.

Экран погас.

– Вот видишь, я же говорил, нам помогут, – сказал Адам. – Не придется сидеть здесь вечно. А что, если я тебя закреплю за собой?

– Это как понимать?

– Да очень просто. Я исступленный, единственный в этом городе. Так? По Закону имею право раз в жизни помиловать неучтенного и плебея – по одному. Но тогда буду вынужден содержать их, пока они не умрут сами или не закроют за собой дверь по доброй воле.

– А что? Идея что надо, – сказал старик, оживившись. – Во всяком случае, мне подходит. Я готов в рабство. Надоело скитаться. Жаль, что Тяпе уже не поможешь.

Проскрипел вызов. На экране возникла Тея. Унылое выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

– Адам, я связалась с офисом губернатора Континента. Мне сказали, что ты под следствием за серьезное преступление и уже около часа в бегах. Так они выразились. И что ты обещал по первому требованию являться к следователю, а теперь отказываешься выполнять свое обещание. Это является основанием для того, чтобы рассматривать твое поведение как сопротивление властям. Только что сообщили из канцелярии университета, что еще вчера были получены файлы с текстами протоколов следствия по твоему делу. Я запросила файлы, они передо мной. Просматриваю. Протоколы завизированы губернатором Континента Вертом, подписаны свидетелями, наблюдавшими происшествие своими глазами. Здесь же анализы крови и отпечатков рук на полицейской дубинке, которую ты предоставил властям – они полностью подтверждают выводы следствия. Мне больше нечего сказать тебе. Кажется, Адам, на этот раз ты попался – они настроены очень решительно. Тебя будут судить. Ты можешь хоть что-нибудь сказать в свое оправдание?

– Понятно. Мне ты не веришь, а им сразу поверила, – резко проговорил Адам.

– Но передо мной официальные документы. Как я могу им не верить?

– А если эти документы сплошная ложь? В это ты сможешь поверить?

– Почему ты позволяешь себе говорить со мной в таком тоне? – завелась Тея в ответ.

– А как мне прикажешь говорить? – Адам пожалел о своей несдержанности, но остановиться уже не мог. – У меня на глазах молодчики расправляются с плебеем, приехавшим за мной в порт…

– С этого момента начинается расхождение между твоими словами и документом, – перебила Тея. – На самом деле ты убил этого несчастного одним ударом, а ведь он приехал тебя встречать. Потом одного оказалось мало, и ты разделался со вторым…

– Полная чушь! – сорвался Адам. – Все было совсем не так. Сначала они поссорились, Кока обвинил Телю в том, что тот неправильно запарковал машину. Дошло до драки. Кока разделался с Телей одним ударом – в солнечное сплетение. Теля упал – еще живой. Тут подоспели поддужные – их было трое – и Телю добили дубинками и ногами. После этого Кока напал на меня. Удар резиновой дубинкой по спине такой силы, что порвалась кожа. Я отнял у него дубинку, когда он изготовился нанести второй удар – уже по голове. И ответил ударом на удар. Я спасал свою жизнь, Тея, на что имею полное право. Раскаиваюсь, не рассчитал силу, убил Коку. По неосторожности.

– В протоколах это происшествие выглядит иначе. Не забывай, что протоколы основаны на свидетельствах очевидцев, то есть для суда они бесспорны. Но скажи мне, Адам, зачем ты убил еще троих? Откуда эта немотивированная жестокость? Потешился, прихлопнул пару жалких плебеев, чем-то они тебе не угодили. Понятно, мальчик немного расстроился и пошалил. Простительно – молодой, с кем не бывает… Но троих зачем? Показалось мало? Не наигрался? Никогда бы не подумала, что ты безрассуден до такой степени…

– Ты слово в слово повторяешь домыслы губернатора! – больше не сдерживаясь, закричал Адам. – Мне все ясно. Этот негодяй, как мне сказали, в прямом подчинении у твоего отца, значит он действует по его указанию. Вынужден действовать. Одна провокация за другой… Что остается мне? Угодить в их лапы? Я ничего не смогу доказать этим людям. Только бежать… Они обвиняют меня… Какие-то протоколы, с которыми я никогда не соглашусь. Защитника мне не предоставили… Не убивал я этих несчастных плебеев, повторяю в который раз, я ударил одного Коку, не имея другой возможности остановить агрессию… Я отнял у него дубинку, когда понял, что он готов добить меня…

– Не кажется ли тебе, Адам, что ты вконец запутался, заврался. Ты дошел до того, что подозреваешь моего отца в каких-то происках… Это же смешно. Он тебя даже не помнит. И еще, ты стал много говорить. А ведь еще так недавно слова из тебя было не вытянуть.

– И все же, Тея, я уверен, что ты знаешь о подлинных причинах положения, в котором я оказался. Скажи мне, зачем вы это делаете? Неужели из-за того, что я не желаю жениться? Я оскорбил тебя своим неловким отказом? Сожалею, свою вину признаю и прошу прощения. Но ты должна знать, что я не намерен жениться. У меня другие планы, я хочу заниматься наукой.

– На выпускном празднике я действительно хотела восстановить наши отношения, – заговорила Тея совершенно спокойно. – Я думала, что ты нормальный юноша, думаешь о будущем, не забываешь о своей невесте. Это была непростительная, глупая ошибка. Но я говорила с тобой больше из чувства сострадания. Ведь ты сирота, у тебя нет родителей, близких людей. И какую получила благодарность? Ты мимоходом унизил меня. За что? Чем я провинилась? Не хочешь жениться? Не надо, невелика честь. Но зачем унижать?

– Тея, пойми, я не хочу ссориться. Но как объяснить, что всего час назад схватили плебея только за то, что он подал мне чашку кофе? Случайность? Не верю. Меня преследуют, идут по пятам. Предупредили, что отныне я вне Закона…Они намерены затравить меня, загнать в угол, добить… Можешь думать все, что угодно, но ты обязана зафиксировать мое обращение и потребовать, чтобы были приняты меры. Самые строгие и решительные. И еще. Я хочу взять на свой счет несчастного плебея Тяпу, если его еще не убили. И старика неучтенного, который теперь помогает мне. По Закону имею право…

– Это еще что за новости? – осадил его железный голос Теи.

– Эти люди мне нужны в моей практике. Я имею на это право по Закону.

– Сомневаюсь, что в сложившихся обстоятельствах у тебя есть даже минимальные права. И едва ли они появятся в скором будущем.

– Это почему же?

– Потому, что каждым своим действием ты продолжаешь нарушать Закон даже теперь, в критической ситуации. Связался с неучтенным, не задержал его, не донес куда следует, хотя был обязан. Чего ты добился? Лишний раз поставил себя вне Закона? Теперь заговорил о принятии плебея на свой счет. Известно ли тебе, что одного желания недостаточно, нужно одобрение Сената? Но годишься ли ты в опекуны? У тебя еще нет достаточных средств содержать самого себя.

Она замолчала, молчал Адам, подобрался Юри. Вновь заговорила Тея – подвела итог:

– Знаешь, я потребую, чтобы ты немедленно закрыл за собой дверь.

– Мне уже объяснили, что это означает. Не делай загадочный вид, тебе это не идет.

– Кто тебе объяснил? Неучтенный? Еще одно вопиющее нарушение.

– Вижу, тебе никак не забыть выпускной вечер…

– Какой же ты болван! – выкрикнула Тея, и в этом отчаянном крике неожиданно проступили живые нотки. – Я же тебе все объяснила…

Следом коммуникатор отключился, недовольно пискнув.

– Вот и все, – сказал Адам. – Помощи ждать неоткуда. Хотя… если деда разбудить… У меня же есть дед. Представляешь, у меня нет отца, а вот дед есть. И сейчас я его озадачу.

Адам набрал код, экран коммуникатора ожил, вскоре на нем проявилась добродушная физиономия деда Гора.

– Привет, Адам, – заговорил Гор с обычным своим смешком. – Спасибо, что не забываешь. Похоже, ты не близко. Где ты, внук?

– На Континенте. Я же говорил тебе.

– Давненько там не бывал. У тебя все хорошо? Или проблемы? Ну, не кисни. Мы решим все твои проблемы.

– Меня отдали под суд и намерены арестовать.

– Интересно, кто же такой смелый? Арестовать моего единственного внука…

– Дед, они не шутят, это очень серьезно. Я связался с университетом. И представь себе, нарвался на секретаря ректора Тею, мою суженую, ты помнишь. Она категорически отказалась помочь. Предложила мне немедленно закрыть дверь. Говорит, что иного выхода у меня нет. Придумай что-нибудь, дед. Я буду ждать. У меня очень мало времени. Я пока на свободе, но едва ли надолго. Если губернатор велит своим борзым приняться за дело как следует, мне и часа не продержаться… Ты моя последняя надежда, дед. Выручай. Эти головорезы готовы на все…

– Малыш, переведи коммуникатор в пассивный режим. Так они не смогут определить твои координаты, и ты дождешься моего сообщения. Когда понадобится, я дистанционно восстановлю связь.

Экран коммуникатора погас и тотчас разгорелся вновь, и – новое сообщение: «Ваше время вышло. С этого момента вы вне Закона. К вам как к опасному преступнику могут быть применены любые меры подавления».

– Не торопитесь, господа, я веду переговоры с Островом.

Жесткий голос без интонаций ответил: «Рассчитываете ускользнуть? На этот раз не получится».

Адам отключил активный режим, перешел на дежурный – нужно было во что бы то ни стало дождаться известий от деда.

– Пора уносить ноги, – сказал Юри. – У нас минут десять, если они не будут спешить. Пошли?

И вновь подвалы, то грязные, необитаемые, то прибранные, того и гляди встретишь какого-нибудь любопытного плебея, придется объяснять, куда путь держишь.

По все более мельчавшим объемам подземных помещений Адам понял, что они пробираются на окраину города. Наконец впереди ударил дневной свет, и открылся выход на волю. И сразу же вспыхнул экран коммуникатора. Лицо деда было сосредоточено. Он молчал. Его губы дрожали.

– Послушай меня внимательно, Адам, не перебивай. Тебе нельзя выходить на связь, немедленно запеленгуют. Твое положение действительно отчаянное. Тея наотрез отказалась помочь. Я ее понимаю: не дают покоя личные обиды. Уверен, она донесла отцу о вашей разборке, посоветовалась с ним. Ты должен знать, что промышленная зона Континента подчинена Координатору. Все предприятия без исключения и все люди реально в его власти. Я связался с его офисом. Мне объяснили, что ты проявил чрезмерную активность, тем самым нарушив действующую политику по отношению к плебеям. Тебя обвиняют в убийстве пятерых человек, находившихся при исполнении служебных обязанностей. Это очень серьезное обвинение. Пытаюсь пробиться к Владетелю, пока ничего не выходит – он нездоров. Восстанавливается после операции. Прямой связи с ним у меня давно нет. Если тебя поймают… Нет, я не позволю. Только не давайся им в руки. Держись, Адам, держись, мальчик. Пробирайся в Большой инкубатор, найди хозяйку. Ее зовут Вера. Она поможет тебе, не откажет. Посылаю карту местности. Поспеши…

На экране проявилась карта – путь от города до инкубатора был отчетлив и прям. Вслед за тем экран погас, и наступила тишина.

– Эту дорогу я знаю, – сказал Юри. – Нужно спешить. Тронулись.

19

Уже в сумерки они выбрались за пределы города и вступили в лес.

– Здесь дороги километров двадцать, – объяснил Юри. – Если повезет, управимся до рассвета. Тогда, считай, мы в безопасности.

Он сразу же задал высокий, размеренный темп. Адам, непривычный к долгим переходам, с трудом поспевал за ним и вскоре едва волочил ноги. Он изо всех сил старался удержаться за стариком, не осрамиться, и постепенно у него стало получаться лучше. Так и шагали они, впереди Юри, ступающий бесшумно и мягко, следом, в двух шагах за ним, Адам, задыхающийся, с сердцем, остро бьющемся в горле.

«Опять Тея, – обреченно думал Адам. – Видно, мне никогда не избавиться от нее. Получается, что теперь моя жизнь зависит не от тех, кому она принадлежит по Закону – людям, олицетворяющим власть на Острове, а от юной развязной патрицианки, с которой судьба так неудачно свела меня сначала в полузабытом детстве, затем на выпускном торжестве в университете».

Два часа изнурительного хода, и старик остановился – тоже устал. Он опустился на траву, опрокинулся на спину, расслабленно раскинув руки в стороны.

– Отдохнем маленько. Ложись.

Адам упал рядом.

– Запыхался? – спросил старик. – Небось, на своем Острове ножками топать не приходилось? А мы что, мы с детства приучены, другого транспорта не имеем. Мы куда направляемся, знаешь? Не знаешь. Так вот. Мы с тобой в нарушение строгих запретов топаем в Большой инкубатор. Это единственное место на земле, где нас станут искать в последнюю очередь.

– Об инкубаторах я слышал – мне дед рассказывал.

– Там выращивают деток. Как капусту или огурцы.

– Как же их выращивают?

– Ты уже большой мальчик, Адам, и должен бы знать, что готовые плебеи не вдруг являются на свет, чтобы спуститься в шахту и начать вкалывать. Сначала их нужно зачать, долгие девять месяцев выносить в чреве женщины, родить, когда придет время. И уже родив, вырастить до шестнадцати лет. А там присандалить таблетку на мочку уха и прямиком в забой. Вот и считай, от зачатия до рождения девять месяцев, от рождения до готовности шестнадцать лет. Как думаешь, где они все это время обретаются?

– Без наводящих вопросов никак? Объясни по порядку.

– Объясняю. Все начинается с того дня, когда плебеям, занятым на тяжелых подземных работах, учиняют праздник. Обычно это бывает ранней весной или поздней осенью. Называется свадьбой. Работягам заранее снимают запрет, на какое-то время к ним возвращается способность к оплодотворению. Привозят девчонок, достигших половой зрелости – шестнадцати лет, распределяют по жребию, так именуется это действие, и настрого запрещают какое-либо общение, кроме одного – соития. Затем невест проверяют на зачатие, зачавших вывозят в первую зону инкубатора, там они вынашивают детей и рожают. В инкубаторе рождаются все дети Континента, мальчики и девочки. Выходит примерно поровну. Дальше они растут раздельно.

– А не зачавших? Как поступают с ними?

– Удерживают еще на одну ночь. Если и на этот раз нет результата, велят закрыть за собой дверь. С каждой весной таких девушек все больше. Они никому не нужны, занять их нечем, кормить некому. Новорожденных детей проверяют на пригодность к жизни. Больных и слабых – в отсев, здоровых разделяют на мальчиков и девочек и – к нянькам, в зону сосунков. Забота инкубаторов проста и незатейлива – готовить здоровую смену. День за днем, весну за весной. Так управляют числом едоков. Молодые люди, покидающие инкубатор, не знают, кем они зачаты и рождены, как не знают того, когда и с чьим участием будут зачаты и рождены их дети. Но это еще куда ни шло. Исступленные, слышал, в этом вопросе намного круче. Сразу же после свадьбы отправляются прямиком к врачу. Там сначала из их тел извлекают мужские и женские половые субстанции, затем объединяют их и помещают в пробирку. Дети дозревают, плавая в стеклянных кюветах. Представляешь? Вне женской утробы.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Адам.

– Люди говорят, – отмахнулся старик. – Этим обычаям много весен. Ваши женщины особенно пострадали от радиации. Нормально зачать и выносить ребенка не могут.

– Видимо, потому решено переселить исступленных на Терцию.

– Всех исступленных? – удивился старик. – До одного? Это какая же понадобится прорва кораблей…

– Корабли готовы – подкидыши, так их называют. Они поднимут с Земли оборудование и людей, состыкуются с Большим кораблем, который строится на лунной орбите, и вперед. До полного завершения работ осталось три весны. Тогда можно будет стартовать.

– А сколько туда лететь?

– Немного больше двадцати двух весен.

– Значит во время полета появится и вырастет новое поколение?

– Ну да. На Терции уже сменилось несколько поколений. Пока живут в герметичных жилищах. Наружу выходят только в скафандрах. Первые результаты обнадеживают.

– А нас просто кинут? Люди говорят, что исступленные напоследок уничтожат жизнь на Земле…

– Это еще зачем? Насколько мне известно, таких планов нет. Ведь заберут не всех, часть исступленных останется доживать. Но точно не знаю. Я хотел бы остаться здесь с вами. Это не жизнь – взаперти, в скафандре. Земля скоро остынет, и материки всплывут. Жизнь наладится.

– Хороший ты парень, Адам, – сказал старик, помолчав. – Нелегко тебе придется. Ну что, последний бросок?

Он поднялся на ноги.

Светало. Они шли молодым низкорослым лесом. Миновали узкую долину, потом озеро, заросшее тростником. Когда вышли на открытое пространство, старик заспешил. Без защиты леса опасно, объяснил он. Если организуют погоню, их найдут немедленно. Потому он прибавил шаг, дальше побежал рысцой. Адам начал отставать.

– Еще немного, – подбадривал старик. – Потерпи. Доберемся, отдохнешь вволю. До границы меньше километра, дальше запретная зона для козлов губернатора, которые здесь постоянно шныряют. Познакомлю с хозяйкой, она тебе понравится. В инкубаторе Вера всему голова. Такого человека среди исступленных не встретишь.

Городок открылся сразу же, как только они одолели вершину небольшого сглаженного холма. Он располагался в широкой низине, поднимающейся амфитеатром к далекому лесу, и состоял из нескольких дугообразных рядов одноэтажных строений. Между рядами размещались огороженные площадки для игр и занятий гимнастикой, кое-где виднелись голубые прямоугольники плавательных бассейнов.

Первый, самый короткий ряд относительно центральной круглой площади был окрашен в яркие светлые цвета – голубой и розовый. По мере удаления от центра краски тускнели, становились все более плотными. Последний, завершающий ряд был мрачного серого цвета.

– Розовый участок внутренней линии для новорожденных девочек, голубой – для мальчиков, – пояснял старик. – В следующих рядах дети постарше. Дальше подростки. И, наконец, в последнем ряду, где даже цвет краски отнимает надежду, взрослые. Осенью им имплантируют сережки, и рабочие плебеи готовы – вызрели. Впереди трудовая жизнь.

– Рационально придумано, – сказал Адам.

– Ну да. Настоящая ферма. Только разводят не скот – людей. Такова наша жалкая цивилизация. Об этом ты, конечно, тоже не слышал.

– Зато теперь точно знаю имя того, кто все это устроил, – господин Координатор.

– И не он один, – сказал старик. – Сколько раз здесь нарушался несчастный Закон… Привычное дело – тайна для наивных подростков. – Старик расходился все больше. – Там нет ни одной статьи, где говорится об экспериментах на людях. И все бы ничего, но мерзость состоит в том, что готовят этих несчастных не для серьезной нужной работы. Подавляющее большинство шахт давно работает в автономном режиме, люди там не нужны. Но в нескольких местах нарочно разорвали технологические цепочки. В эти дыры вставляют живых людей, хотя можно использовать роботов. Но поскольку решили на всякий случай от плебеев не отказываться, вдруг пригодятся, заняли всех поголовно. Получается, что сначала нас выращивают, как овощи, даже позволяют избранным оставить потомство, а затем уничтожают тупой бесполезной работой и голодом. И непрерывная селекция: непригодных безжалостно сбрасывают в отвал, как пустую породу. И за все про все, если повезло и задержался в живых, утром чашка жидкого чая с куском хлеба, днем тарелка похлебки, кусок хлеба вечером после смены. Как развлечение убогая музыка, поступающая прямиком в мозг – через сережку. Причем от побудки до отбоя. И никуда от нее не денешься – не мечтай. Как лакомство кружка кислого пива по выходным. Бесконечное ожидание женщины… Все эти прелести я испытал на собственной шкуре…

20

Вера приняла их сдержанно, предложила садиться.

Безмолвные пожилые женщины в серых хитонах, мешкавшие в ее кабинете, – тени женщин – немедленно удалились, растаяли.

– Как добрались, господа? Что нового в городе? А это кто с тобой, Юри? Представь мне молодого человека.

– Мой новый друг, – сказал Юри с гордостью. – Его зовут Адам. Он исступленный. На Континенте в командировке – изучает жизнь плебеев.

– Что-то новое, – сказала Вера. – Прежде до этого вроде не доходило.

– Встретили его, правда, не очень радушно, – продолжал Юри, – спровоцировали на драку. Ему хорошо перепало. Он осерчал и ответил ударом на удар, да так неловко, что нападавший дал дуба. Понятно, перестарался малость. Короче, парню пришили убийство пятерых человек. С вещественными доказательствами и свидетелями. А теперь надумали арестовать. Вот мы и свалили от греха подальше. Под твою защиту, если не прогонишь. Больше нам бежать некуда.

– Трудно поверить, что такой молодой человек может так провиниться.

– Ты же знаешь, Вера, как у нас дела проворачивают. Пусть спасибо скажет, что легко отделался – сразу не заперли.

– Но ведь он исступленный, – возмутилась она.

– Подумаешь, исступленный, – обиделся старик. – Если исступленный, то можно первого встречного плебея дубинкой по голове? Мы хоть и рабы, но иногда прикидываемся людьми. Теперь требуют, чтобы он не вякал, а закрыл за собою дверь.

– Что-то здесь не так, – сказала Вера. – Есть же какая-то причина…

– Причина есть всегда, – сказал Юри. – А для этого парнишки припасена куча причин. Только чую, все они не здесь – на Острове. Местные не посмеют проявить такую прыть. Указания идут оттуда. Мы пересидим у тебя какое-то время? А там, глядишь, его дед подсуетится и придумает выход.

– А кто твой дед, юноша?

– Я уже совершеннолетний, – сказал Адам. – Окончил университет. Моего деда зовут Гор, он хранитель библиотеки.

– Не обижайся, – улыбнулась Вера. – Выпускник университета некоторое время продолжает оставаться юношей.

Она замолчала. Смотрела в широкое окно, из которого открывалась панорама инкубатора.

«Какая необычная женщина, – думал Адам. – У нее добрый и теплый взгляд. Она белолицая, удивительно подвижная, стройная. И одета странно. Ее руки обнажены. Мне не приходилось видеть обнаженные женские руки, это так необычно и красиво. Ее речь отчетлива. В отличие от старика и Тяпы. Она говорит как образованные исступленные, университетские профессора, как говорит дед».

Адам привык к тому, что слова в его привычном окружении произносят отчетливо, полностью от первого до последнего звука. Здесь же слово обычно только обозначают начальной частью – небрежно. Уверены, что и так понятно.

– А Гор что, еще жив? – неожиданно спросила Вера, обращаясь к Адаму. – Сколько же ему теперь весен?

– Жив и здоров, – ответил Адам. – А весен ему девяносто с хвостиком. Юбилей отметили прошлым летом.

«Она спросила о деде не только ради приличия, – насторожился он. – У нее к деду какое-то особенное отношение. Похоже, они прежде встречались, и эти встречи не принесли ей радости».

– Ведь его должны были давно… сместить, – объяснила Вера и по тому, каким тоном она произнесла эти слова, Адам понял, что не ошибся.

Между дедом и Верой определенно существовала какая-то связь, о которой она старается не вспоминать.

– Почему? – удивился он.

– По Закону и возрасту, – строго сказала Вера и опустила голову.

«Она не желает, чтобы я видел ее лицо, – подумал Адам. – Она не плебейка, но и, конечно, не исступленная. Жить исступленным на Континенте запрещено. Но почему в мочке ее правого уха нет сережки плебейки?»

– Дед Гор давно живет в своем поместье. Ему запрещено появляться в городе. Я прошу объяснить почему. Он молчит. А недавно сказал, что еще не пришло время, чтобы говорить о причинах запрета. В университете он давно не преподает. Просто пенсионер. Хранитель библиотеки.

– Просто хранитель библиотеки, – повторила Вера. – И ты, конечно, часто навещаешь его. – Она подняла лицо, на нем оказалась прежняя спокойная улыбка.

– Не так часто, как хотелось бы. В университете много работы. Я одолел три факультета.

– Да, да… – выговорила Вера, и Адам почувствовал, до какой степени она напряжена и как ее тяготит этот разговор.

– Мы пойдем? – спросил старик. – Куда нас определишь?

– Сначала вас покормят, потом отведут в гостевой домик в моем саду.

– Это же здорово, если покормят, – ожил старик. – Представляешь, вчера арестовали Тяпу, подавальщика в кабаке. Мне от него частенько перепадало… Теперь придется туго.

– Нечего торчать в городе, – сказала Вера строго. – Давай-ка переправим тебя в лес, к братьям. Они живут свободно. Их редко беспокоят. Ловят рыбу, собирают грибы, не очень подходящие для еды – копится в них всякая гадость. Достать бы семян пшеницы для посева, был бы свой хлеб. Да, юноша, я совсем забыла спросить… А Владетель… Как поживает Владетель?

– Я его никогда не видел. Его мало кто видел… вблизи. На портретах он выглядит бодрым, хотя говорят, что ему немало лет и он очень серьезно болен.

– Болен, – эхом повторила Вера. – Поправится… наверное.

– Конечно, поправится, – сказал Адам. – Целый институт занимается его здоровьем. Он так и называется – институт здоровья Владетеля.

Адам заметил, что стоило им заговорить о Владетеле, как настроение Веры вконец испортилось, она стала серьезной, сосредоточенной на только ей одной понятной мысли. Потускнело выражение ее лица, сгладились интонации. Перемена, происшедшая на глазах, задела Адама. Он только и смог объяснить самому себе, что, пожалуй, гости утомили ее. Однако она мешкала, не отсылала.

– А ведь мне приходилось встречаться с Владетелем… – осторожно произнесла Вера – выдохнула. – Представляете, я даже разговаривала с ним. – Она помолчала. – Мы довольно много общались… Это он распорядился, чтобы у меня не было сережки. Редкое решение – вопреки Закону…

– Значит вам приходилось бывать на Острове? – осторожно спросил Адам.

– Да. Я жила на Острове, – произнесла Вера и повернулась навстречу. – Больше весны…

Теперь она пристально всматривалась в его лицо, точно старалась разглядеть что-то, ведомое ей одной. Адам чувствовал неловкость под ее пронизывающим тревожным взглядом. Он потупился.

– Так мы пойдем? – засуетился старик, прерывая неловкое молчание.

– Да, конечно, идите, – едва слышно произнесла Вера.

Она неловко, едва не уронив, взяла со стола серебряный колокольчик и позвонила. Немедленно в проеме двери возникла серая фигурка служанки.

– Госпожа?

– Ада, отведи гостей в мой дом, включи сауну и накрывайте на стол. Будем обедать. Я иду следом.

– Слушаюсь, госпожа Вера.

В ожидании Веры они приняли душ и теперь сидели на просторной веранде, наблюдая, как женщины накрывают на стол. Они казались похожими в своих просторных серых хитонах, скрывавших фигуры. Было непонятно, сколько их на самом деле, – они сновали бесшумно и одинаково. Скоро просторный овальный стол на четырех массивных ногах был уставлен тарелками с холодной едой – рыбой и мясом, подносами с хлебом, нарезанным тонкими ломтиками, какими-то загорелыми булками, стаканами, сосудами с жидкостями различных цветов, ножами, вилками.

– Больше не могу, – проскрипел Юри, – это выше моих сил. Когда же придет хозяйка? Дождаться бы и не умереть с голода.

– А у меня совершенно нет аппетита, – сказал Адам.

– Давай уж, добивай. Ишь ты, у него, видите ли, нет аппетита. Вот у меня, к несчастью, он постоянно есть и ничего-то с этим не поделаешь. – Он оборвался и принялся внимательно рассматривать Адама. – А ты знаешь, Адам, мне показалось, что у тебя с Верой есть что-то сходное. В лице. Я сразу заметил, как только вы оказались рядом. Подобие удивительное – глаза, нос, волосы, эти упрямые завитки… Они даже расположены одинаково, точно создатель зализывал их языком в одном и том же направлении… И выражение глаз… Главное в ваших глазах спокойствие. Странно и непонятно.

– С чего ты взял, что мы похожи? – спросил Адам, испытывая волнение, взявшееся ниоткуда. – Мы видимся впервые…

– Нет, я просто уверен, что вы уже встречались на этом свете. – Он помолчал, собираясь. – Ты знаешь, Вера вполне могла быть твоей матерью…

– Думай, что говоришь, – возмутился Адам. – Она слишком молода для этого. – Он подумал, какое было бы счастье, если бы у него была такая мать. – Она не может быть моей матерью хотя бы потому, что моя мать умерла при родах.

– Наши женщины при родах не умирают, – упрямо произнес Юри. – Они остаются жить. Куда они деваются потом, родив ребенка, вот этого никто не знает точно. Не все же закрывают дверь за собой…

– Так уж и никто. Кто-нибудь обязательно знает. Владетель, например, или Координатор. Да и я кое-что знаю. Дед рассказывал, что их переправляют на Остров в Дальнюю лабораторию… и используют как доноров крови и органов. Для трансплантаций.

– А что, если спросить Веру? Уж она-то точно знает. Родильное отделение в ее инкубаторе.

– О чем это ты собираешься спросить Веру? – Она подошла незаметно. – Говори, старик. Я слушаю.

– Да все о том же. – Юри смутился, но справился и осторожно проговорил: – Мы думаем о женщинах, родивших детей. Адам утверждает, что их вывозят на Остров.

– Тебе очень интересно знать и ты хорошо подумал, прежде чем задать этот вопрос?

– Конечно, – сказал Юри неуверенно.

– Я удовлетворю твое любопытство, но при условии, что ты немедленно забудешь то, что услышишь. Договорились?

– Согласен.

– Этих женщин действительно вывозят на Остров в лабораторию крови. Там они живут, пока дают кровь. Их кровь используют для лечения исступленных. Так, Адам?

– Об этом мне подробно рассказывал Антон, у которого я работал… Рассказывал дед. Раньше я был уверен, что вливают искусственную кровь, а поскольку она несовершенна, эту процедуру повторяют часто.

– На самом деле, – сказала Вера, – вливают полноценную кровь, но ее не хватает. Тогда добавляют искусственную.

– А если начнется переселение на Терцию? – спросил Адам. – Ведь там не будет плебеев.

– Возможно, но я не уверена.

– Какой же выход?

– Выход прост, – сказала Вера. – Смешанные браки. Сенат категорически против. Правда, запрет распространяется не на всех. Высокопоставленным исступленным разрешают в порядке исключения нарушать Закон. Они берут в жены юных плебеек и получают потомство с прекрасной кровью. Не исключаю, что нечто подобное происходит на Острове в значительных масштабах – готовится новое поколение. Из них со временем будет состоять население Терции. Но и здесь не все благополучно. Мальчики, как правило, рождаются здоровыми, а девочки, опять же, как правило, – нет. Но если отец исступленный, а мать из славов, все дети без исключения здоровы. Значит придется набрать достаточное количество девочек из нашего племени, чтобы рожали девочек. Это несложно сделать. Затем таких мамочек используют повторно или как доноров для коррекции крови больных исступленных. Через несколько поколений будут здоровы все. Мне кажется, на Острове затевают нечто подобное. Я все объяснила? Теперь – за стол.