Текст книги "Тамерлан. Железный Хромец против русского чуда"

Хотел Тохтамыш боя с жестоким Тимуром, хотел и боялся. Противостоянию двух властителей надо было ставить точку. И произойдет это скоро.

Глава 4. Тимур. Битва

Конные разъезды донесли, что за рекой в ночи видно множество костров, передвижение конницы.

Днем ранее кошун Тимура под командованием Бердибека с боем вытеснил из городишка Дедяково несколько сот кыпчаков Тохтамыша. Это была первая, пробная схватка перед битвой двух великих армий.

Армии замерли в ожидании.

К войскам Тохтамыша подходили задержавшиеся в пути воины, а к армии Тимура подтягивались обозы.

Эмир Тимур лично объехал укрепленный лагерь, осмотрел кулы, кошуны и камбулы. Свита его состояла из командиров этих отрядов.

Конечно, долгий путь не мог не сказаться на численности войска. Люди, как и кони, устали, потерлась упряжь, оружие требовало ухода. Как ни смазывай железо бараньим салом, а под дождями, снегом, в постоянной сырости оно ржавело.

Эмир и шейхи сами видели недочеты и упущения и старались их устранить. Тем не менее общее состояние войска удовлетворило Тимура.

Весь день ушел на беглый осмотр, а следующим днем Тимур устроил военный совет. К нему в шатер съехались командиры – эмиры, шейхи, шахи, огланы и ханы. Большой походный шатер едва смог вместить всех военачальников.

Уселись плотно – на пушистых узбекских коврах, тихо переговаривались между собой.

У восточной части шатра, на деревянном возвышении, устеленном хорезмским ковром – его возили за эмиром в обозе, – устроился на подушках сам Тимур. Кряхтя, поджал под себя раненую ногу. И то сказать, среди присутствующих военачальников Тимур был самый старый – ему было уже пятьдесят девять лет. Остальные были моложе его вдвое.

Эмир осмотрел собравшихся сардаров. Всех их он давно и хорошо знал, всем доверял, пройдя с ними не одну битву.

В первых рядах сидели багатуры – Сулейманшах, шейх Сейф-ад-Дин, Омар-шейх, шейх Нур-ад-Дин, Кунче-оглан. За ними – хан Идигей, Миран-шах, Джехан-шах, Тимур-Кутлуг, Койричак-оглан, эмир Осман, хан Бердибек, мурза Рустем. В легком полумраке шатра размывались лица начальников кулов, кошунов, туменов, и за каждым – сила тысяч воинов.

Поскольку приближалось время полудня, все – не исключая и Тимура – обратились к востоку и совершили намаз.

Расселись снова. Тимур выждал несколько времени, когда военачальники усядутся поудобнее и стихнет шум. Потом начал говорить:

– Вы знаете, зачем я вас собрал. Этот презренный шакал Тохтамыш уже дважды кусал протянутую ему руку дружбы, покушался на наши земли и страны, лежащие в сфере наших интересов. Пришла пора разбить войска Орды и покарать смертью презренного выскочку. Не я ли дал ему пищу, кров и воинов, когда он нуждался во всем? Взойдя с нашей помощью на ханский престол, Тохтамыш забыл законы гостеприимства и отплатил черной неблагодарностью.

Сардары закивали головами, соглашаясь. Историю Тохтамыша они знали, тем более что среди присутствующих были татары и мангыты, знавшие цену Тохтамышу. И каждый из них был ярым врагом хана.

Взять того же Идигея. Тохтамыш убил его отца, эмира Балтычка, взятого в плен вместе с Тимур-Меликом, тоже казненным. И теперь в шатре Тимура сидел сын Тимур-Мелика, Тимур-Кутлуг. Оба – и Идигей и Тимур-Кутлуг – ничего так не хотели, как отомстить за гибель отцов, убив Тохтамыша.

Идигей кроме кровной вражды имел еще и свой интерес в низвержении ненавистного ему Тохтамыша. Он чувствовал в себе силы и способности возглавить Орду, но, не будучи джучидом по рождению, не имел прав на престол, а хотел быть некоронованным королем, как и темник Мамай, державший в подчинении послушных ханов.

У каждого из сидевших здесь сардаров был свой, иногда тщательно скрываемый интерес к положению в Орде, и мешал им только один человек – хан Тохтамыш.

– Я бы хотел, чтобы уважаемые сардары прямо и честно высказали свое мнение – как построить войско, чтобы разбить ордынского хана.

Совет сардаров напоминал такой же – у Тохтамыша. Сходство было во многом, да и как ему не быть, если стратегия и тактика обеих армий базировалась на заповедях Темучжина? Только Тохтамыш свято следовал его наказам, а Тимур продвинулся вперед, сделав ученье более гибким и современным. Сходство было и в вооружении воинов, численности армий, соотношении главной ударной силы – конницы – к вспомогательной – пехоте.

Но была и разница. Армия Тимура состояла из гулямов – профессионалов своего дела, получавших за ратный труд жалованье. Армия же Тохтамыша в большинстве своем состояла из ополченцев. Правда, были и в ней профессионалы, в первую очередь небольшие отряды личной гвардии ханов, а также иногда довольно большие – телохранителей.

И второе, пожалуй, главное отличие – дисциплина. Чего можно было спросить с ордынского ополченца, еще вчера пасшего свои отары овец в степи? А гулямы Тимура знали конный строй, все боевые перестроения в нем, повороты, развертывания в «лаву», отход. Они беспрекословно подчинялись приказам своих начальников и ревностно несли службу, где еще могли получать немалое жалованье и при этом рассчитывать на долю в трофеях.

Обсуждение начали, как водится, с самых молодых, начальствующих над кошунами.

Долго шло обсуждение. Было выслушано мнение всех, разгорелись споры. Основным камнем преткновения являлась переправа через Терек. Предлагалось навести понтонную переправу. Прикрывая ее строительство множеством лучников на берегу. Однако после доклада от лазутчиков об отрытых окопах, щитах, рвах и кольях, вбитых в землю, призадумались. Стоит ли нести большие потери при строительстве переправы, при переходе войск по узкому мосту, если сразу же на том берегу войска наткнутся на препятствия, причем трудно преодолимые с ходу?

Пришли к мнению: разослать во все стороны конные дозоры, причем далеко – на два-три фарсанга, чтобы найти удобное и в то же время не защищенное татарами место для переправы. Подвести туда понтонеров с их обозами и устроить там переправу, избежав больших потерь. Понятно, что ордынцы обнаружат переправу, но больших сил туда направить сразу не сумеют. А тем временем на другой берег уже переправится часть войска, способная прикрыть переправу.

– Принимаю, – кивнул Тимур. – А как будем действовать в основной битве?

В том, что она произойдет, никто не сомневался. Тохтамыш – не тот человек, который отведет войска или попросит мира. Армия Тимура на его землях, и он должен, обязан дать бой, если хочет защитить аулы и города и усидеть на престоле.

Снова прозвучали разные предложения, опять спорили до хрипоты.

Эмир внимательно слушал, потом прикрыл глаза.

Бурное обсуждение постепенно начало стихать – все ожидали решения главного полководца.

И в наступившей тишине раздался громкий голос Хромца.

– Слушайте все и не говорите, что не слышали! Повелеваю, – голос Тимура окреп, в нем послышались жесткие нотки, – в центр войска ставим кул под командованием Сулейман-шаха.

От неожиданного известия Сулейман-шах вздрогнул и торжествующе обвел глазами сардаров: все ли слышали, какую честь оказал ему Тимур, назвав первым?

– Позади него – кул Мухаммеда-Султана, по левую руку от него – двадцать кошунов. По правую руку – кул мирзы Миран-шаха, в охранении – камбул хаджи Сейф-ад-Дина. На левом фланге – кул мурзы Омар-шейха с охранением кулом Бердибека. Это – главное. – Эмир обвел глазами военачальников. – Детали обсудим позже, после переправы. Я все сказал, да услышит меня имеющий уши. Да поможет нам Всевышний.

Эмир совершил омовение, проведя руками по лицу. Главное – решено. Он пока ничего не сказал о том, кто останется в резерве; но это и так понятно. Так же как и в битве с Тохтамышем при Кондурче, Тимур бросал в бой пять корпусов, оставив два в резерве. Тогда эта тактика принесла победу.

Имея большую армию, лучше ее делить на крупные корпуса – так легче управлять огромной махиной. А уж сардары, стоящие во главе корпусов, пусть распоряжаются кулами и кошунами, непосредственно входя в соприкосновение с противником.

Управление войском Тохтамыша было построено по-иному. Хан управлял воинами-ополченцами, во главе которых стоял хан или мурза племени или рода. А они – разновеликие по численности. У Тимура же в одном корпусе воюют под руководством сардара люди разных племен, а иногда – и разных вероисповеданий. В большинстве своем, конечно, мусульмане, но были и язычники, и даже христиане, воины из наемников. Разные вероучения не мешали им драться в бою рука об руку, ведь главное для воина – храбрость и исполнительность.

Вечером следующего дня конные дозоры прибыли с известием – найдено удобное место для переправы. Той же ночью обоз и отряд понтонеров с проводником двинулись к указанному месту. Его сопровождал для защиты и переправы в случае успеха кошун мирзы Рустема с его узбеками.

Уход понтонеров и части войска под покровом ночи остался ордынцами незамеченным, а днем отряд Идигея с целью демонстрации силы и намерения переправы пытался перебраться через Терек. Его татары выкатили вручную арбы и повозки на берег и, укрываясь за ними, осыпали ордынцев тучами стрел. Ордынцы, укрываясь в окопах и за щитами, отвечали тем же. Среди обеих противостоящих армий появились первые раненые и убитые. Переправиться отряду Идигея не удалось, и ордынцы сочли это благоприятным знаком, признаком своей силы и мудрости хана, велевшего построить укрепления в удобном для переправы месте.

Тимур же потирал руки, считая, что отвлек ордынцев от своего истинного намерения и обманул Тохтамыша. И уже ночью прибыл гонец с известием, что переправа готова, а мурза Рустем уже на другом берегу. Известие сардары встретили с ликованием.

Ночью часть основных сил Тимура маршем прошла до переправы и перешла на другой берег. А днем оставшиеся в лагере силы армии Тимура демонстрировали обычную жизнь войска в походе. Разводили костры, готовили пищу, передвигались по лагерю и вне его. Пусть ордынцы видят – Тимур здесь.

Хитрость удалась. Когда татары Тохтамыша обнаружили переправу, было уже поздно – гулямы Тимура успели возвести на другом берегу укрепленный лагерь.

Узнав об этом, хан разгневался. Но что Тимуру его гнев? Как говорят в его родных краях: «Собака лает, а караван идет».

Под прикрытием занявших плацдарм переправились основные силы армии Тимура, причем – без потерь. Ночью они были атакованы одним из отрядов ордынцев – взбешенный хан решил нанести первый удар.

Но гнев и злость – плохие советчики полководцу. Во тьме ночной за укрепленными стенами из бревенчатого частокола и выкопанного рва гулямы Тимура спокойно отсиделись в безопасности и в то же время стрелами нанесли большой урон нападавшим.

Днем было затишье; гулямы смотрели на трупы татар и павших лошадей вокруг своего лагеря и потешались.

Следующей ночью вылазка ордынцев повторилась с прежним успехом. Разозленный неудачами Тохтамыш решился на бой, и пятнадцатого апреля 1395 года вывел свою армию в поле, выстроив ее вдали от лагеря Тимура. Хан принял решение сам, но все происходило так, как и задумал Тимур, – сказался боевой опыт, мудрость и прозорливость великого эмира.

Завидев подходящего врага, Тимур распорядился выводить войско из лагеря и выстраиваться в боевой порядок согласно плану. Из лагеря выходили и занимали свое место все новые и новые отряды, в конце концов, заняв почти все поле – от реки по правому флангу и до подножия холмов.

Глядя на огромную армию Тимура, ордынцы ощутили, как по их спинам пробежал холодок. Все уже были наслышаны о выучке гулямов и яростности их атак, а многие на своей шкуре испытали крепость сабель воинов Тимура: при битве на Кондурче им удалось спастись только бегством.

Тимур нашел подходящий пригорок – невысокий, но все же с него будет виден ход боя и перемещение войск. Сразу же рядом с ним воткнули в землю штандарт Тимура – бунчук с конским хвостом и золотым полумесяцем и знамя – с тремя золотыми кольцами, вышитыми золотой нитью на зеленом шелковом полотнище.

Холм окружили телохранители. Сзади, за холмом, встали гонцы, выделенные каждым кулом и кошуном для связи. Сбоку от Тимура пристроились трубач и сигнальщики – каждый с бунчуком своего отряда. Во время боя они по приказу Тимура подавали нужному отряду сигналы. Они же дублировались посыльными. Также за холмом плотно стояли два корпуса резерва, невидимые с ордынской стороны.

Несмотря на многочисленность войска, воцарилась тишина. Не разговаривали люди, не ржали кони. Наступала решающая минута, когда воины и с той и другой стороны возносили мысленно молитвы Всевышнему, прося его только об одном – остаться в живых в предстоящей кровавой мясорубке.

Со стороны ордынцев раздался рев сигнальной трубы, качнулись вперед бунчуки у ставки Тохтамыша. Конники хана начали разбег для копейного удара – на этот раз они не посылали впереди себя конных лучников.

У Тимура было достаточно своих лучников, и неизвестно, кто понесет большие потери – ордынцы или гулямы.

По степи послышался нарастающий гул множества копыт.

Тимур резко махнул рукой вперед, приказывая войскам начать атаку. Сигнальщики наклонили вперед бунчуки, трубач поднес к губам длинную трубу, и она взревела, и рев ее был подобен реву Иерихонской трубы.

Тимур правильно выбрал момент: ожидать приказ на атаку рано – кони успеют к моменту сшибки устать, сбить дыхание. Ведь вперед пошла не только легкая конница узбеков, но и тяжеловооруженный кул мирзы Сулейманшаха. А весил такой всадник в сплошных доспехах довольно много. Если опоздать с приказом. Встречная лава всей массой, умноженной на скорость, просто сомнет, затопчет. Дух перехватывало у всех, кто видел, как навстречу друг другу и смерти мчатся две громадные армии.

С каждой стороны в атаке участвовало не меньше ста тысяч воинов. Земля дрожала. Потом видимость ухудшилась из-за поднятой пыли, и столкновения не было видно, но зато его услышали все. Это был удар, звук от которого был подобен камнепаду, грому. Ржание и визг раненых коней, треск столкнувшихся щитов, звон железа, отчаянные крики раненых и умирающих, азартные крики живых. «Сурен!» – кричали гулямы, «Сурун!» – ордынцы.

Тимур с напряжением вглядывался в даль. Пыль понемногу оседала, и сквозь нее, как сквозь туман, стали понемногу видны сначала задние, а потом и передние ряды воинов. Передние ряды с обеих сторон были просто смяты страшным ударом, а сзади напирали другие. И даже раненые, еще могущие остаться в живых, падали под копыта лошадей и погибали.

Боевые кони тоже дрались, вставали на дыбы, били друг друга вскинутыми копытами, кусали вражеским лошадям морды и шеи, а если попадался всадник – то и его. И погибали – так же как и воины.

Главный, самый мощный удар ордынцев пришелся на левый фланг армии Тимура. Схватка там кипела отчаянная, битва, как молох, перемалывала все новые ряды воинов.

Через какое-то время понесшие большие потери воины мирзы Омар-шейха, завязшие поначалу в схватке и стоявшие на месте, стали понемногу пятиться.

Тимур насторожился. Еще немного – и ордынцы, потеснив Омар-шейха, могут ударить в левый фланг кула Мухаммеда Султана. Это грозило расстройством боевого порядка, и Тимур распорядился двинуть в контратаку, на помощь воинам Омар-шейха и Бердибека двадцать семь отборных кошунов – часть резерва. Командовали ими Кунче-оглан и Тимур-Кутлуг. Свежие кошуны с ходу ввязались в битву. Звон стали, крики…

Ордынский напор ослабел, а затем и вовсе остановился. На линии соприкосновения обе армии ожесточенно рубили друг друга, и силы таяли, как мартовский снег под лучами весеннего солнца.

Эмир заскрипел зубами, видя, как гибнут его лучшие, отборные кошуны – ведь в резерве были самые опытные, проверенные в боях воины.

Эмир обернулся.

– Гонца ко мне!

Тут же рядом с ним появился гонец на коне.

– Скачи к Кунче-оглану, пусть его воины спешиваются и укрываются за повозками. Стрел не беречь! А Тимур-Кутлуг пусть пока сдерживает врага, как только может.

Гонец повторил приказание – верно ли он все понял – и тут же умчался в самую гущу боя. Как уж он ухитрился найти в боевой суматохе Кунче-оглана, совершенно непонятно, но приказ дошел по назначению. Потому как во второй и третьей линиях воины стали спрыгивать с седел; часть из них поскакала к обозам, а затем начала руками толкать арбы на высоких колесах к месту боя. Воины кушуна расступились, пропуская повозки.

Гулямы сняли с плеча луки и, укрываясь за деревянными бортами повозок, стали стрелять во врага. На такой короткой дистанции даже кольчуга не могла защитить от стрелы с бронебойным наконечником.

Наконечник для поражения пехоты был плоским, а для противника, укрытого броней, – четырехгранным, узким. У ордынцев защита была именно такой – редко у кого были трофейные кирасы, закрывающие грудную клетку полностью. Но и у них оставалось слабое, неприкрытое место – шея. Туда их и поражали гулямы Тимура.

Татары дрогнули – больно велики потери. Казалось, еще небольшой натиск – и враг побежит. Но Тимур со своего холма видел, как к слабому месту обороны ордынцев уже мчится отряд конницы в две-три тысячи сабель. Вскипела кровь у эмира. Он похлопал по шее своего застоявшегося коня по кличке Гнедой Парень и протянул в сторону руку:

– Копье мне и щит!

Он решил сам поучаствовать в бою. Какой же он полководец, если отправляет людей на смерть, а сам отсиживается за их спинами? Да и хотелось врубиться в самую гущу схватки, ощутить запах крови, услышать бешеный стук своего сердца.

Телохранитель подал ему копье и щит – круглый, окантованный по краю железом с медным умбоном.

Эмир взял в левую руку щит, в правую – копье. Это оружие он любил. Мощное, пробивающее любые доспехи – даже железные зерцала поверх кольчуги. И, что немаловажно, его удобно было удерживать искалеченной правой рукой – на последней не хватало двух пальцев.

Готовясь следовать за Тимуром и защищать его до последней капли крови, телохранители сбились в плотную массу, достали копья из упоров; они не имели права оставлять эмира в любой ситуации, тем более – в бою. Где эмир, там должны быть и они. Выучка у них отменная, постоянные упражнения с оружием, частые бои с реальным противником позволяли все время держаться в хорошей форме. Снабжали их лучше, чем рядовых гулямов, жалованье было выше, но и спрос больше.

Эмир тронул коня, и Гнедой Парень рванулся вперед. За ним, тяжело набирая ход, ринулся отряд телохранителей.

Тимур выбрал место, где ордынцы теснили гулямов, и с ходу врезался в сечу. Он избрал цель, подправил копье. Удар! Копье пробило щит ордынца и его самого, а древко сломалось посредине.

Удар был столь силен, что Тимур едва удержался в седле. Рядом уже работали саблями телохранители. Татары пытались отбиваться, но три тысячи телохранителей – большая сила. Они начали теснить татар.

Эмир после потери копья выхватил из ножен хорезмскую саблю. Отличная работа! Лезвие дымчатого дамаска, на навершии рукояти оправлен крупный изумруд – под стать украшенным драгоценными камнями ножнам. Баланс сабли великолепный, а лезвие рубит некачественное татарское железо, и на нем даже не остается зарубок.

Тимур взмахнул саблей, достав ее кончиком лицо ордынца справа, ловко успел прикрыться щитом от сабельного удара слева и тут же кольнул под щит, с удовлетворением услышав вскрик раненого воина. Слева и справа телохранители пытались пробиться вперед, чтобы прикрыть собой эмира от боковых ударов.

Но и татары увидели бунчук эмира, что держал знаменосец. Где эмир, там его личный штандарт. Впрочем, и без бунчука это было ясно – по блестящему одеянию, золоченому шлему, украшенным ножнам. Так могли одеваться на бой и огланы – царевичи, но усомниться в этом не давали телохранители. Только у них крупы коней были покрыты шкурами леопардов и ягуаров.

К месту, где сражался Тимур, подтягивались ордынцы, желая поразить эмира или пленить его. Ведь после поражения полководца войска, потеряв руководителя, оказывались дезорганизованы, бой разделялся на отдельные схватки отрядов, и в итоге – поражение. Потому татары и рвались к эмиру, мешая друг другу. Каждый из них, нанеся ранение или убив в бою Тимура, прослывет великим воином – багатуром, о ком будут слагать легенды и целые эпосы.

Вперед вырвался рослый татарин, направив в эмира копье. Инстинктивно эмир дернул за поводья, и конь встал на дыбы, приняв удар ордынского копья в грудь. Ручьем хлынула кровь, жеребец опустился на ноги, потом передние ноги его подогнулись, и он рухнул на бок. Эмир едва успел выдернуть ноги из стремян.

Раздался короткий свист, и ордынец свалился с лошади. Меж глаз его торчало оперение стрелы – это гулямы охраняли своего хозяина.

Тимур оказался пешим. Он отбросил мешающий щит, сабля в его руке завращалась, превратившись в сверкающий круг.

Эмир прыгнул вперед, к татарам. Одному врагу он отрубил ногу, другому – руку с саблей, еще одного ордынца уколол саблей снизу, под кольчугу.

Эмир был страшен: в чужой крови, со сверкающими глазами, рычащий, как зверь, и рык его был ужасен. А рядом – такие же бесстрашные телохранители. Вокруг них падали убитые татары и кричали раненые.

Дрогнули татары, никто уже не хотел славы, каждый хотел только одного – остаться в живых. Это не эмир, не человек – это дэв, ифрит, шайтан!

Телохранители, вырубив татар впереди эмира, окружили его плотным кольцом и подвели нового коня. Эмир поднялся в седло и бросил прощальный взгляд на своего павшего Гнедого Парня, спасшего ему жизнь. Но времени не было, и Тимур поскакал обратно на холм. Упускать управление боем было нельзя – слишком много поставлено на кон.

Выехав, он обернулся. От отряда телохранителей едва осталась третья часть. Эмир тяжело вздохнул. Ох, велики потери! Отборные же воины, каждый трех-четырех обычных воинов стоит.

Эмир вгляделся вперед – что там, как обстановка? Левый фланг с его помощью устоял, но требовал поддержки, и Тимур тут же распорядился ввести в бой свежий корпус из резерва.

Центр под командованием Мухаммеда Султана держался из последних сил. Слишком мало у него оставалось воинов, и Тимур на подмогу ему послал десять кошунов.

Правый фланг под командованием Миран-шаха держался стойко, а камбул справа, под рукой опытнейшего Сейф-ад-Дина, давил на татар, даже продвинувшись вперед. Тимур видел – за правое крыло можно было быть спокойным, если не произойдет чего-либо непредвиденного.

Но войско его таяло, как и резерв, – ведь надеяться можно было только на половину оставшегося корпуса. Все силы уже были втянуты в сечу, а татары давят и ломят, весь их основной удар пришелся на левый фланг и центр армии Тимура.

Теперь все могут решить резервы. У кого их окажется больше, тот и будет победителем. Тимур скрежетнул зубами. Знать бы, сколько воинов приберег Тохтамыш, тогда можно было бы переломить ход сражения, бросив в бой оставшиеся силы. Но это известно только одному Аллаху. Потому пусть резерв пока стоит на месте – это последняя надежда. Правда, есть еще горский отряд, набранный из горцев, умеющий вести бой в горах. Они сейчас у обоза, охраняют его наравне с понтонерами и инженерным отрядом. Случись беда – придется задействовать и их, все пять тысяч. Невелик отряд, но и такая маленькая подмога может перевесить чашу весов на сторону Тимура.

Бой уже идет полдня, воины устали. Сейчас бы ударить свежими силами. Но – полководцу нужно терпение.

Прислуга принесла чистые одежды, но эмир отмахнулся:

– Подите прочь!

Не до чистой одежды, когда решается судьба сражения, судьба армии, а по большому счету – и судьба половины мира.

Если Тимур одержит победу – а все шло к тому, то на этот раз он не наступит на одни и те же грабли дважды, не даст уйти Тохтамышу, будет гоняться за ним, пока не добьет. Упустит – хан снова соберет армию. Вот только людей у него много уже не будет.

Многие в этой битве полягут костьми, причем с обеих сторон. А пока еще вырастут дети, пока обучатся воинскому искусству – пройдет десяток лет.

Эмир решил для себя: на этот раз – никакой пощады Тохтамышу. Если в прежних столкновениях он демонстрировал силу, то теперь надо выбить воинов, обескровить армию хана, свергнуть с престола и посадить своего ручного человека, желательно – из джучидов, а Тохтамыша убить, чтобы не мог собирать вокруг себя недовольных, которые всегда находятся, при любой власти.

В битве участвовали два сына Тимура: Миран-шах, командующий правым флангом, и мирза Омар-шейх – на левом фланге, на который пришелся главный удар ордынцев. Сейчас эмир с беспокойством поглядывал туда. Видно было плохо из-за большого расстояния и пыли.

Эмир послал гонца к Омар-шейху: пусть узнает, как дела, справится ли сам, или необходима помощь. Резерв остался небольшой, и эмир тянул до последнего, не вводя его в бой.

Не успел ускакать с поручением гонец, как на взмыленном коне подскакал другой:

– Великий эмир…

– Оставь – нет времени, говори!

– Воины мирзы Миран-шаха пленили тысячника Мустафу. Мирза спрашивает – зарубить пленного или великий эмир хочет с ним побеседовать.

– Ведите его сюда! – Эмир оживился. Сам Аллах услышал его молитвы и позволил взять пленного. Пленные были, но – из рядовых, которые мало что знали и не представляли интереса. Минг-баши – другое дело. Он мог знать о планах Тохтамыша, о резервах и численности его войска. Бой пока шел с переменным успехом, линия соприкосновения смещалась то к ставке Тохтамыша, то к берегу Терека, то к знамени Тимура.

На коне лежащим поперек седла, связанным привезли минг-баши. Не церемонясь, сбросили на землю, подняли на ноги. Тысяцкий ордынцев был в крови.

– Ты ранен? – спросил его эмир.

Пленный отрицательно повел головой.

– Назовись!

– Минг-баши Мустафа из рода Кунгурат.

– Ты храбро сражался, Мустафа, но мои гулямы оказались сильнее. Тохтамыш проиграет битву, потеряет армию.

Мустафа опустил голову. Только что, еще недавно он был военачальником, а сейчас – никто и может быть казнен. Его жизнь в руках эмира Тимура – пленный сразу понял, перед кем стоит.

– Велика ли армия у хана?

– Не гневайся, великий эмир. Я бы сказал, да не знаю. Моя тысяча пришла только два дня назад и сразу – в бой. Я даже не всех темников видел. Но то, что я видел, вселяет в мое сердце гордость: армия хана бесчисленна!

– Слова, слова… Все имеет начало и конец. Остались ли у хана резервы и где они?

– Были, но хан бросил их на правый фланг, где вначале намечался успех. Но развить его не удалось.

– Ты сказал мне хорошую новость, Мустафа. Клянусь, что, если не солгал, останешься жить. Но если… Прикажу содрать кожу и сварить тебя в большом котле.

– Я тебя не обманул, великий эмир! – вскричал минг-баши.

– Уведите его. Гонца ко мне!

Эмир увидел, как начал прогибаться фронт прямо по центру. Ордынцы напирали, и гулямы Сулейманшаха и Мухаммеда Султана понемногу пятились, уступая напору.

– Передай приказ резерву – пусть выдвигаются к центру на помощь Сулейманшаху.

Гонец сорвал коня с места и направился в тыл, и вскоре, обтекая холм с эмиром, помчались в бой свежие силы. Эмир проводил их взглядом – это было последнее, что он мог выставить. Но они оказались тем маленьким камешком, который вызвал лавину.

Вначале ничего существенного не происходило, но потом отход войск Сулейманшаха и Мухаммеда Султана слегка замедлился; затем войска остановились.

Эмир не отрывал взгляда от центра – даже глаза начали от напряжения слезиться. Тимур небрежно смахнул слезу рукой – не увидел бы кто.

На правом фланге гулямы Мираншаха начали теснить ордынцев. Вначале – понемногу, потом уже заметнее. Центр стоял на месте.

– Гонца!

Не успел крикнуть, а он уже рядом.

– Передай воинам – пусть кричат: «Победа! Враг бежит!»

Эмир хотел приободрить уставших от сечи воинов.

– Что это? – Эмир не поверил своим глазам. На правом фланге, у Мираншаха, целые группы татар поворачивали своих коней и бросались наутек. Мираншах медленно двинулся вперед. На левом фланге, у Омар-шейха и Бердибека, тоже движение татар назад.

Екнуло сердце: неужели в битве наметился перелом? В центре гулямы, которые были во втором и более дальних рядах, стали кричать: «Победа! Враг бежит!» – И усилили натиск.

На левом же фланге большая группа ордынцев бежала в степь, нахлестывая коней. Остальные татары дрогнули, не в силах удержать рвущихся вперед гулямов. Те хлынули в образовавшуюся брешь в обороне, а дальше все пошло-покатилось по нарастающей – как снежный ком.

Гулямы рассекли правый фланг ордынцев надвое, и татары, боясь попасть в окружение, стали отступать. Они еще сражались, но это уже была даже не оборона, а спасение жизни при отступлении. Тимур досадовал. Сейчас бы еще ударить свежими силами; но резерва нет, и приходилось только наблюдать.

Неожиданно удача улыбнулась и центру. Гулямы из резерва, простоявшие без дела больше полудня, проломили оборону ордынцев. Теперь центр их армии оказался рассечен клином гулямов. Учитывая, что татар теснили на правом фланге, а на левом они уже отступали, возникла угроза окружения войск Тохтамыша.

Бой еще продолжался, но видно было, что татары выдохлись, а свежие воины из резерва рубили и давили, продвигаясь вперед, видя вдали перед собой ставку хана Тохтамыша.

Раздалось многоголосое «Сурун!», и гулямы Тимура полностью прорвали оборону татар в центре. В прорыв хлынули воины из задних рядов. Он ширился, как ручей в половодье, превращаясь в бурную реку. Ордынская армия оказалась рассеченной на три части, теснимые на флангах. При таком раскладе сил управлять войском становилось для Тохтамыша затруднительно, а то и невозможным.

Бой еще шел, но воюющие c обеих сторон уже понимали исход битвы. В какой-то момент татары поняли, что все – проиграли, и начали бежать с поля боя, сдаваться в плен. Передние их ряды – из самых стойких воинов – еще сражались, но быстро были смяты. Только с левого фланга еще доносился шум битвы, но и там большой отряд татар покинул поле боя бегством. Как потом оказалось, это Бек Ярык-оглан увел своих воинов, опасаясь полного разгрома и спасая остатки тумена.

– Пусть убирается! Земли Орды хоть и велики, но скрыться им не удастся, как после битвы при Кондурче, – злорадно ухмыльнулся Тимур. – На этот раз мои гулямы не уйдут, пока не разорят все города, не сравняют их с землей, пока не добьют остатки армии Тохтамыша.

Вдали, от едва видимой ставки хана, уходил большой отряд. Эмир скрипнул зубами – это уходил Тохтамыш со свитой. Сбежал, шакал! Бросил войско и трусливо бежал! А послать сейчас вдогон некого: войско устало. Резерва нет. Но ничего, далеко не уйдет, не отсидится, как прошлые разы. Недолго ему осталось ханствовать!

Шум битвы стих. Кое-где еще были небольшие очаги сопротивляющихся, но их подавили числом, дружно навалившись со всех сторон.