Текст книги "Гвардия, в огонь!"

«На украинском направлении идут тяжёлые бои в районе Киева …»

Про Белоруссию ни слова, как будто и боёв здесь нет. Или в другие часы были другие тексты, где Белоруссия упоминалась? Выспавшись, поел, в нагрудный карман взрыватель уложил, в карман брюк пассатижи из водительского инструмента. На шее автомат, на каждом плече по сидору. И отправился на свою первую акцию. Путь по карте ещё вчера изучил. Западнее Молодечно, через Мороськи, потом всё время лесом, благо компас есть, от Моросек пятьдесят градусов на северо-восток. Шагал быстро, если опасался кого-то встретить, так окруженцев. На Илье форма непонятная, оружие немецкое, в сидоре взрывчатка, причём немецкого производства. Шлёпнут как пить дать. Деревни обходил стороной, ночью в лесу заночевал. С непривычки устал – давно таких длинных переходов не делал. К исходу второго дня вышел к цели. Вот они, мосты – шоссейный на быках бетонных, железнодорожный металлический. По железной дороге движения нет. Оно понятно: немцы колею перешить не успели, чтобы свои паровозы и вагоны гнать. Зато по шоссе и мосту движение оживлённое. Илья до самой темноты наблюдал. Главное, что его интересовало – есть ли охрана? Была – с каждой стороны по солдату, явно не строевики, один в очках, другой в возрасте, с пивным животом. Спать в лес ушёл. В ноль часов проснулся. У многих мужчин существуют биологические часы. Дал себе команду проснуться в полночь и проснулся, с погрешностью в несколько минут. Задача была – подобраться незаметно, заложить под опору, да повыше, взрывчатку. Судя по количеству шашек, а в каждой двести грамм, у него в сидоре двенадцать кило, мост подорвать хватит. Сидор с провизией и автомат оставил на лёжке. Лишь бы найти её потом в темноте.

Сначала шёл на звук, по шоссе ночью техника шла. Не опасаясь – шагов за шумом не слышно, да и видимости в темноте никакой, на машинах немецких фары синим светом светят, да и то через щёлки. Только вышел неточно, пришлось метров сто вдоль шоссе идти. Зашёл под первый пролёт, грохот оглушил, как в железной бочке. Это по верху танк прошёл. Фонаря нет, да и был бы, включать нельзя – часовые на мосту блики света увидят. А на ощупь не получается ничего. Опоры бетонные – вот они, громадины. А как наверх влезть? Решил ждать до утра. Не уснёшь от грохота непрерывного, да ещё и страшновато – враг в нескольких метрах над головой, да сотни их там! Всё же дождался рассвета. Оказалось – на быках лестница наверх есть в виде железных скоб. Взобрался наверх с сидором, пристроил его под бетонную плиту. Если рванёт, пролёт обрушится. Хорошо бы с техникой. Но тут уж как повезёт. А всё же верёвка пригодилась бы. Привести в действие химический взрыватель, соскользнуть вниз по верёвке – дело нескольких секунд – и ходу. После взрыва пыль, суматоха, дым, вполне уйти можно. Риск велик, до леса сотня метров. После акции колонна встанет, солдатня заинтересуется – что там? А тут Илья во всей красе к лесу бежать будет. Нет, не годится. Не хотелось бы вплавь уходить, но, похоже – это самый безопасный вариант. И опору выбрать надо не ту, куда взобрался, а которая в воде стоит. Привёл в действие взрыватель и прыгай в реку, она сама течением понесёт. Жаль, скорость невелика. И подрыв быка в воде усложнит восстановление моста. Что немцы примутся за ремонт, он не сомневался. Не так много дорог из Белоруссии в сторону Смоленска и Москвы. А Москва, как приказал фюрер вермахту, – главная цель. Почему-то гитлеровские бонзы считали, что с падением Москвы СССР капитулирует. Ну да, Наполеон тоже так думал.

Жаль только, после взрыва его течением отнесёт в другую сторону от лёжки, где харчи остались и автомат. Немного не додумал, – надо было лёжку ниже по течению устраивать, да что уж теперь жалеть?

Слез с опоры, по воде добрался до другого быка, глубина по грудь, вымок весь, да, чай, лето, хоть и вода прохладная. Влез на опору по скобам, сидор в углубление опоры определил, видимо – технологическое. Развязал сидор, вытащил тротиловую шашку, уложил рядом с сидором. Из кармана пассатижи достал, потом взрыватель. Попробовал целый взрыватель в гнездо бруска вставить. Входил легко. Помедлил несколько секунд, вздохнул. Стоит сейчас привести в действие взрыватель, и спокойная жизнь кончится, ближайшие полчаса надо будет выживать. Всё, пора, тем более по мосту техника идёт.

Илья пассатижами раздавил корпус взрывателя, услышав хруст стеклянной ампулы, вставил его в брусок взрывчатки, сунул тротил в вещмешок. Набрав воздуха в лёгкие, прыгнул в воду. Вошёл в реку солдатиком, ноги достали до дна. Оттолкнулся, всплыл, сразу заработал руками. Потом перевернулся на спину, позволив течению нести себя. Любое движение в воде привлечёт к себе внимание. А сейчас, если часовой заметит, может принять за труп. От моста уже на сотню метров отдалился, хорошо видна идущая по мосту техника. С минуты на минуту должен грянуть взрыв и лучше бы уплыть подальше. Мост отдалялся, Илья беспокоиться стал – всё ли правильно сделал? Всё! Под мостом ярко блеснуло, настил моста вздыбился, во все стороны полетели куски бетона, железа. В пролом свалился танк, идущую следом грузовую машину взрывной волной развернуло, положило набок. Грузовик мгновение балансировал на краю и полетел в воду. Рядом с Ильёй начали падать в воду обломки железа. Он нырнул, тут же на поверхности раздался сильный шлепок, рядом, рукой достать, опускался на дно кусок бетона. Илья вынырнул, заработал руками. Сейчас на мосту не до него. Со стороны моста крики. Те из машин, что удержались чудом, получили повреждения, а солдаты ранения. Один из грузовиков начал гореть, повалил чёрный дым. О! Илья был доволен, урон вермахту нанесён значительный и движение парализовано. Пока ремонтники мост восстановят, пройдут не одни сутки. Немцы движение пустят в объезд, а это крюк, потерянное время и бензин, задержка наступления, хоть на несколько часов. Маленький плюс в копилку победы. Кто-то воюет на фронте, а некоторые – в тылу, окруженцы, партизаны. Партизанские отряды пытались организовать райкомы партии вместе с органами НКВД, но большая часть образовывалась самостийно.

Река делала плавный поворот, мост скрылся из вида, и Илья поплыл к берегу. Выбравшись, огляделся. Ничего тревожного. Сняв берцы, вылил воду. Обмундирование высушит потом. Побежал к лесу. Комбинезон неприятно лип к телу, холодил. Забежав за деревья, посмотрел в сторону моста. С обеих сторон шоссе собрались машины. Эх, сейчас бы наши бомбардировщики или штурмовики сюда!

К лёжке вернуться нереально, опасно. Да и не стоят харчи такого риска. Автомат – да, жалко, а ещё планшет с картой там остался. Дорогу назад он помнил в подробностях, потому шёл уверенно. Через час остановился на маленькой поляне. К этому времени уже солнце поднялось, и обмундирование на теле слегка подсохло. Снял комбинезон, футболку, отжал. Развесил на кусты сушиться. На часы посмотрел – идут, что порадовало. Пистолет из кобуры достал, осмотрел. За час одежда его подсохла. Времени он даром не терял, наелся малины. Ягоды маленькие, но сладкие. Хоть что-то в желудке будет, а то сосёт.

Одевшись, уже не останавливался до вечера на отдых. Шагать без груза значительно легче и в два часа пополудни следующего дня он уже подошёл к грузовику. Осмотрел своё богатство. Рация цела и «ППШ» здесь. Первым делом наелся. Банка тушёнки с сухарями и бычки черноморские в томатном соусе подкрепили силы. Уселся на продавленное сиденье, показалось – верх роскоши. Рацию включил, хотелось послушать сводки с фронтов. В наушниках шипело, слышался треск. Илья покрутил верньер подстройки. И голос сразу такой узнаваемый – Левитана, самого знаменитого диктора тех времён, аж мурашки по телу пробежали.

«Говорит Москва. Сегодня, второго июля на Карельском перешейке наши войска успешно отражают все атаки противника с большими для него потерями. На Борисовском и Слуцко-Бобруйском направлениях в течение дня шли крупные бои наших войск с подвижными частями противника».

Насколько помнил Илья, Борисов и Бобруйск были значительно восточнее Минска. На самом деле Левитан говорил не всё. Четвёртая танковая группа Гённера нанесла удар в стык 8-й и 27-й армий Северо-Западного фронта. Двадцать седьмая армия стала отходить на Опочку, фактически открыв противнику путь на Псков и Остров. Немецкие 2-я и 3-я танковые группы продолжали наступление и вели бои за переправы через Березину, пытаясь захватить плацдармы. Контратака первой московской механизированной дивизии под командованием Я.Г. Крейзера вдоль шоссе на Борисов успеха не принесла.

В этот же день в Москве началось формирование народного ополчения.

По радио не говорили о больших потерях с нашей стороны. Но любой человек, слышав сводки, в которых ежедневно перечислялись новые направления и города, понимал – наша армия отступает, немцы рвутся к Москве. Илья знал, чем всё кончится. Но каково это было слышать народу, армии? Немцы тоже несли тяжёлые потери, командованием вермахта не предполагавшиеся. За период с 22 по 30 июня потери немцев убитыми и ранеными составили 41087 военнослужащих, среднесуточные – 4565 человек, фактически два полка в день.

Остаток дня и ночь провёл в грузовике. Тяжёлые мысли посещали. И о положении в стране, об отступающей Красной армии и о себе. Провизии осталось на два дня, часть консервов он оставил у моста, на лёжке. Значит – добывать надо. А ещё оружие. Есть «ППШ», или «папаша», как его называли красноармейцы. Но к нему один магазин. Хоть и на семьдесят патронов, но это на несколько минут боя, учитывая высокую скорострельность автомата. И пополнить боезапас негде. Надо захватить у врага его оружие. А ещё хотелось помыться, пока не завелись вши, этот бич всех войн.

Утром пасмурно, не хотелось выбираться из кабины, но надо. Отправился к деревне Мамоны, где рацию добыл, убив диверсантов. На грузовике оттуда путь коротким показался, а сейчас уже час шёл, а деревни не видно. Впереди какое-то движение послышалось. Кабан? Так распугала их война, в лесах зверья не осталось. Встал за дерево, затвор на «ППШ» взвёл осторожно, чтобы щелчка неслышно было. Постоял, пытаясь понять – кто двигался и в каком направлении. Пять минут прошло, десять. Если бы зверь был, учуял уже Илью, ушёл. Тишина. Илья решил, что почудилось, мало-ли ветерком листву шевелило или ёжик пробежал? Хотя этот зверёк ведёт ночной образ жизни. И вдруг едва слышный плач, похоже – детский. Да и не плачут мужики. Держа наготове автомат, перебегал от дерева к дереву, выбрался к кустам у полянки. Почти посередине молоденькая девушка в военной форме на коленях стоит, склонясь над военным. То, что военный – сомнений не вызывало, видны ноги в хромовых сапогах и галифе защитного цвета. Чего она ревёт? Или умер боец? Да не боец, у него ботинки с обмотками, в лучшем случае кирзачи. У младших офицеров сапоги яловые, у старших офицеров хромовые. Илья сделал несколько шагов, как умел – неслышно, кашлянул, чтобы не испугать. А всё равно девушка вздрогнула всем телом, резко повернулась, глаза от испуга расширились.

– Не бойся, я свой! Сержант Сафронов.

– Фу! Напугал.

Девушка как-то обмякла. Илья опустил автомат, поставил его на предохранитель, приблизился. Перед девушкой лежал на плащ-накидке командир, судя по четырём шпалам на петлице – полковник. Голова забинтована, кровь через бинты проступила, дышит тяжело. Картина понятная, неясно только, как они сюда попали? Дороги поблизости нет, в девчонке пятьдесят килограмм живого веса, а полковник крупного телосложения. Сама тащила? Представить невозможно.

– Ты как сюда попала?

– Ногами! – осерчала девчонка.

– А раненного кто нёс?

Девушка отвернулась, засопела, потом заплакала. Сначала тихо, потом в голос. Илья ей рот ладонью зажал.

– Тихо, тихо, беду накличешь. Успокойся.

Девушка к Илье прижалась, плакала, но уже беззвучно, только плечи тряслись. Когда девушка успокоилась, Илья спросил.

– Откуда раненого несёте?

– Из-под Кривска. Снаряд в наш грузовик попал.

Илья прикинул, получалось километров двадцать с гаком.

– И ты одна? – поразился он.

– Не, нас трое было, два бойца и я.

– А они где?

– До вчерашнего дня командира они несли, а после ночёвки исчезли. Я одна тащила, пока силы были.

Вот же суки! Мужики, а раненого командира на девчонку бросили. Не по уставу, не по совести.

– Тебя как звать-то?

– Марина, я машинисткой при штабе полка была.

Господи! Да эта девчонка духом выше бойцов оказалась, чтоб им пусто было. Илья раздумывал, что предпринять можно. Ранения в голову всегда серьёзные и помощи требуют квалифицированной. Тут не просто хирург нужен, а нейрохирург. Такие только в крупных госпиталях бывают. А вокруг лес, даже бинтов взять негде. Девушка его молчание расценила неправильно, отстранилась.

– Тоже уйти хочешь?

Слёзы на её глазах мгновенно высохли.

– Выбрось из головы дурные мысли. Немцы уже под Бобруйском и Борисовом, где линия фронта я не знаю, да и есть ли она? Полагаю, до ближайшего госпиталя километров сто, да и то по прямой.

В глазах девушки растерянность.

– Предлагаю его в село определить, тут недалеко есть – Мамоны называется. Повезёт если, выживет. Добрые люди найдутся, приютят. И тебе лучше в селе остаться. Ты девушка, подберут тебе платьишко, за местную сойдёшь, немцы не тронут.

Девушка задумалась, голову опустила. А какие варианты?

– С раненым – согласна. А в селе не останусь.

Ну, это ещё поглядеть надо. Главное сейчас – раненого в селе оставить. При ранениях в голову, да и не только туда, покой нужен. Илья автомат на шею повесил, зашёл с головного конца плащ-накидки. Со стороны ног нести полегче.

– Тогда берись, понесли.

Подняли. Ох, тяжёл полковник, восемьдесят кило точно будет, если не больше. Даже Илье, привыкшему к нагрузкам, тяжёлому рюкзаку за спиной в спецоперациях, и то тяжело. А девушка молчит. Метров триста прошли, Марина сказала.

– Не могу больше, передохнуть надо.

Э, такими темпами они до вечера до села идти будут, а выхода нет. Полковник застонал. Девушка по щеке его погладила.

– Плохо?

А раненый дёрнулся, захрипел и затих.

– Чего это он?

– Отошёл.

Илья попытался нащупать пульс. Нет его, и дыхания тоже нет. Илья нож вытащил.

– Ты чего? – испугалась девушка.

– Похоронить надо, не бросать же.

Илья ножом принялся рыхлить землю, отбрасывал её в сторону. Долго рыл, а яма получилась неглубокой, немногим больше полуметра. А лопаты нет. И так уже ногти о корни деревьев сорвал. Расстегнул на умершем карманы. Надо документы достать, при случае передать своим. Чтобы не без вести пропавшим был, а умершим от ран. Документы достал – удостоверение личности, партбилет, аттестаты. А пальцами нечто странное ощутил. Вроде под гимнастёрку пододето что-то. Так не зима же. Воротник гимнастёрки на убитом расстегнул, показалась красная ткань. Уже без церемоний расстегнул на полковнике ремень, задрал гимнастёрку. Грудь и живот полковника знаменем обёрнуты и бечёвкой перевязаны. Вот это да! Знамя части – как символ воинской чести, душа части. Если есть знамя, но личный состав погиб, сформируют заново. А коли утеряно, утрачено, а хуже того – в руки противника попало, расформируют часть, даже если не все военнослужащие погибли. Знамя части для любого воина – святыня! Илья знамя с тела полковника снял. В руках нести? Отложил в сторону. Вдвоём с девушкой тело в плащ-накидку завернули, на которой его несли. С трудом опустили в могилу, принялись зарывать. Да быстро руками не получается. Потом Илья ногами рыхлую землю утоптал, чтобы зверьё не разрыло. Не так бы полковника хоронить следовало. Но скольких наших убитых бойцов уже Илья видел, которые неупокоенные лежат там, где их смерть застала. Постояли у могилы несколько минут. Молитву прочесть? Так умерший коммунистом был. В Бога не верил. Траурную речь? При одном-то служащем? Пафосно и неуместно.

У девушки слёзы по щекам катятся. Илья предложил.

– Идём, в село провожу.

– А с тобой? Ты же к своим пробираться будешь, возьми меня.

– У меня другие планы, Марина.

– Немцам сдашься? – вскипела девушка.

– Типун тебе на язык! Зачем топать сто километров к своим, чтобы врага бить? Враг – он уже здесь!

– И я с тобой.

– Не женское это дело. В лесу ни казармы, ни бани нет и с харчами туго.

Доводы подействовали или сама Марина поняла, что жить в лесу тяжело, но головою согласно кивнула. У Ильи от сердца отлегло. В напарнике он уверен должен быть на все сто процентов. А девушка обуза, за ней приглядывать надо.

Село показалось через полчаса хода. Илья, по обыкновению, остановился понаблюдать. Вроде тихо, машин или мотоциклов не видно, криков тоже нет.

– Марина, ты бы гимнастёрку сняла. В рубашке останешься.

– А юбка? Она армейская, да сапоги.

Это верно. Юбка цвета хаки и сапоги юфтевые, селяне такие не носят. Но всё же послушала, гимнастёрку сняла, на ветку повесила. Потом спохватилась.

– Ой, документы у меня там.

– Иди, документы для тебя, как улика, смертный приговор.

– Как же без них?

– В деревнях жители паспортов не имеют, а у тебя красноармейская книжка. Немцам предъявлять будешь?

Подействовало. Дёрнулась девушка. То ли обнять на прощание хотела, то ли поцеловать, да не решилась. Пошла к селу. Илья смотрел на её тонкую, хрупкую фигурку и сердце от жалости сжималось. Долгие годы придётся ей в окружении жить. Выживет ли? Эх, блин, мужики! Женщин, детей, стариков под немцем оставляете! Стоял, пока девушка за избами не скрылась. Решил ещё немного подождать на всякий случай. Пять минут, десять. Он уже повернулся уходить, как крик услышал, скорее – визг. Из-за крайней избы Марина выбежала и прямым ходом к Илье. Через несколько секунд немец показался, следом другой. Френчи расстёгнуты, на красных мордах улыбки. Ну да, развлечение себе нашли. Оба без оружия, по крайней мере, ни винтовок, ни автоматов не видно. Стрелять? Но Марина перекрывает сектор обстрела. Девушка легко бежит, подгоняемая страхом, немцы сапожищами топают, гогочут. Илья вправо перебежал, чтобы Марина немцев не закрывала. Автомат вскинул, снял с предохранителя. Ох, не хотелось себя обнаруживать стрельбой! Дураку понятно, в селе не только эти двое, иначе бы оружие своё и ранцы они не бросили.

Раздался треск мотора. Из-за угла мотоцикл с коляской вывернул. За рулём солдат, без френча, в исподней рубахе, коляска пустая. На мотоцикле он девушку быстро догонит. Марина обернулась, ещё ходу поддала, хотя и так мчалась ланью. Мотоциклист сейчас самый опасный, его первым убить надо. Мотоциклист уже обогнал своих камрадов, что-то весело им прокричал. Немец считал, что победителем будет он. Ошибался, первым будет, но мёртвым. Когда мотоциклисту уже оставалось до Марины метров двадцать, Илья поймал его на мушку, дал короткую очередь. Медлил специально, чтобы двое других подальше от избы отбежали, чтобы укрыться им было негде. Марина при первых звуках выстрелов упала. Мотоцикл с убитым водителем вильнул в сторону, попал колёсами в пашню, заглох. Илья тут же перевёл ствол на немцев. Очередь, вторая. Попадания он сам чётко видел, дистанция мала. Выскочил из-за деревьев, скрываться уже ни к чему, рванул к мотоциклу. Сбросил на землю тело немца, выжал сцепление, рванул ногой кик-стартер. Мотор зарокотал. Запрыгнул на сиденье, правой рукой включил первую передачу. У немецких BMW R-75 «Сахара» по прозвищу «Скарабей», основному мотоциклу вермахта, переключение передач дублировано – есть ножное, педалью слева, и есть ручное, на правом боку бензобака. Мотоцикл очень надёжный, имел привод не только на заднее колесо, но и на колесо коляски, демультипликатор, имел фаркоп, мог тащить на прицепе лёгкие пушки или миномёты на колёсном ходу.

Илья подъехал к Марине, крикнул.

– Быстро в коляску!

Только она села, дал газ. Уже въезжая в лес, обернулся. Из-за избы выбегали встревоженные стрельбой немцы. Наш «ППШ» при стрельбе частил, по звуку сразу можно определить, наш автомат стрелял или немецкий. Кто-то из немцев выстрелил вдогон из карабина. Не попал, пуля сбила ветки над головой Ильи. Он гнал несколько минут, потом развернул мотоцикл, встав за дерево. Только коляска не прикрыта, как он и хотел.

– Марина, жива?

Девушка бледная, испугана, лишь кивнула.

– Выходи из коляски, укройся за деревом.

Сам в коляску уселся. Коробка с лентой уже к пулемёту присоединена. Затвор взвёл, стал ждать. Немцы себя ждать не заставили. Уже через несколько минут из села вырвались три мотоцикла, пустились к лесу. Немцы думали, будут догонять беглеца, а Илья сам их ждал. Прижал приклад, приник к прицелу, пора! Дал очередь щедрую – обоих немцев на первом мотоцикле сразил. Неуправляемый мотоцикл в сторону свернул, врезался в дерево. А Илья по второму мотоциклу длинную очередь, в треть ленты. Обоих положил, пулемётчик не успел открыть ответную стрельбу. Третий мотоциклист искушать судьбу не стал, видя печальную участь камрадов, резко руль крутнул, едва не перевернувшись, и, петляя между деревьями, чтобы не дать по нему прицелиться, умчался к селу. Если у немцев в селе бронемашина, организуют поиск на уничтожение обидчика. Надо убираться поскорее.