Текст книги "Тайна гуннского камня"

– А-а! Легки на помине, – Алексеич приветствовал их, приглашая широким жестом к трапезе. – А что невеселый вид у «золотого парня»? Неужто не сыскал свою возлюбленную?

Алтангэрэл молча покачал головой.

– Его девка вместе со своим дядькой ушла на Алтай. Мало-мало мы опоздали, Алексеич, – ответил Тойбу.

– И что же теперь делать?

– Он хочет идти с вами на Алтай – обратного пути ему нет. Возьмешь его с собой, Алексеич? Будет служить тебе верой и правдой – не подведет.

– Хорошо! Я возьму его к себе в работники – будешь выполнять любую работу, какую прикажу. Ты согласен? – с серьезным лицом спросил купец.

– Да-да! – ответил Алтангэрэл. – Спасибо вам, хозяин!

– Ну, тогда вопрос решен. А с тобой, Тойбу, мы расстаемся до следующего года. Получи расчет у моего казначея, – кивнул он в сторону своего помощника, заведовавшего всеми хозяйственными делами.

– А теперь давайте выпьем на посошок и пожелаем нам доброго пути, – и Алексеич разлил всем в пиалы бутылку русской водки. Он хотел было налить и Алтангэрэлу, но Тойбу остановил его:

– Ему не надо, Алексеич! Не приучен еще к «огненной воде».

– Так это хорошо! – пробасил Алексеич. – И приучать к этому его не будем. Пусть пьет чай с молоком!

Сборы были недолги, и караван, провожаемый добрыми напутствиями кочевников, приготовился к последнему этапу своего пути.

Тойбу обнял своего племянника, шепча про себя какие-то шаманские заклинания.

– Да хранят тебя светлые духи неба! Пусть удачным будет твой долгий путь и исполнятся все твои пожелания на новой земле в Алтае!

* * *

Впереди на горизонте синели резко очерченные горы. Они были все время перед глазами, уподобясь маяку, указывающему верный путь. После привольной урянхайской степи дорога проходила среди нависших безжизненных скал. Движение каравана замедлялось, и все чаще на крутых подъемах приходилось спешиваться и вести лошадей под уздцы. В купеческом караване было вначале шесть человек. Хозяина каравана купца Привалихина сопровождали два его помощника – молодые и веселые бородачи Афоня и Кеша, старый таежник Тихон и два молчаливых старателя-золотаря из Бийска. Седьмым в караване после проводника Тойбу стал Алтангэрэл, что было воспринято как доброе знамение: все верили в счастливую цифру «семь». Три вьючных лошади везли вьюки с пушниной, провиантом и походным снаряжением, складную палатку и войлоки, на которых спали. Еще в кожаной суме находилось намытое старателями золото – самый ценный и бодрящий души путников груз. Купцу Привалихину повезло: в неведомом ему Урянхайском крае он нашел рынок ценной и дешевой пушнины и вдобавок еще и золото. Купец был безмерно доволен своим походом в Урянхай, который сулил ему большие выгоды.

Как-то на привале во время ужина у костра Привалихин извлек из сумы флягу русского спирта. Он разлил по чуть-чуть спирта в алюминиевые кружки всей своей команде и торжественно произнес:

– Давайте примем в клюв, братцы, за успешное возвращение домой. Впереди нас ждут большие дела. Ведь ежели дело закручено – его надо двигать дальше, живота своего не жалеючи. Ведь мы не щепки, чтобы плыть по течению, а творцы своего дела. Так-то вот! А по делам сделанным всем вам воздастся – все получат вознаграждение, когда возвернемся в Улалу.

– Он тоже получит? – кивнул Тихон на сидящего рядом с ним Алтангэрэла.

– И Алташку не обидим, коли заслужил, – пробасил купец.

– И то верно, Алексеич! – согласился Тихон, разгоряченный выпитым спиртом. – Парень он справный, все молчит и понимает без слов, и в нашей компании не лишний. Жаль, коли уйдет, когда свою девку-беглянку найдет.

– Это еще не факт, – ответил купец. – Баба – она и есть баба. Слышали про древнего царя Соломона? Так у него была целая тысяча жен и ни одной путевой! Слава богу, что у нас такого распутства нет – нам и одной бабы хватает, лишь бы была путевая. А нашему молодцу еще рано о бабах думать. Пусть сначала определится в жизни – это самое главное для мужика.

– А мы его нашенскому языку обучим, – прибавил словоохотливый Тихон. – Я промежду прочим обучаю его каждый день русским словам – и он все разумеет.

– Ты только хорошему учи его – а то я знаю тебя, матерщинника, не можешь разговаривать без гнусных слов, прости тебя Господи, – ответил с добродушной улыбкой Привалихин. Все сидящие у костра засмеялись.

Тихон, крепкий, сухой и жилистый как конь старик в молодости обошел весь Горный Алтай, отлично знал караванные дороги и тропы родного края и был отличным проводником. Природное чутье и острая наблюдательность в сочетании с многолетним опытом помогали Тихону безошибочно ориентироваться в дорогах и долинах. Он безошибочно знал, где находятся речки и родники, места для корма лошадей, выбирал стоянки для ночлега, был хорошим охотником и кашеваром. И потому стал незаменимым спутником Привалихина в поездках по Алтаю, а теперь проложил с ним путь в Урянхай.

Тихон был требователен и по-стариковски придирчив и недоверчив ко всему новому. Сначала он настороженно и даже неприязненно отнесся к Алтангэрэлу, приставленному ему в помощь. Но придраться было не к чему: этот «косоглазый» урянхаец понимал все без слов и выполнял все, что от него требовалось. Но больше всего поразило Тихона умение молодого помощника справляться с лошадьми.

Как-то Тихону не удавалось справиться со своей рыжей лошадью, которая норовила сбросить с себя вьючную суму.

– Сладу с ней нет, с худой кобылой – ни словом, ни кнутом ее не проймешь – один хрен, – ворчал Тихон.

Видя это, Алтангэрэл сразу пришел ему на помощь: дал лошади горсть ячменя, ласково потрепал ее по холке, затем положил под стягивающие круп лошади ремни мягкий войлок, заново навьючил ее своим способом. И рыжая кобыла была готова к дальнейшему пути.

– Вот так-то, Тихон! – сказал наблюдавший за этим Афоня. – С кобылой тоже надо обращаться с лаской – как с бабой, а не кнутом и матом.

С этого момента Тихон проникся симпатией к своему помощнику, поручив ему уход за верховыми и вьючными лошадьми. Алтангэрэл свыкся со своим новым положением и общением с русскими, которые приняли его в свою дружную компанию как равного.

Но его не оставляли думы о своей цели – найти среди алтайских кочевий Зарику. Они проехали по горной тайге сотню верст и нигде ни разу не встретили кочевья, не видели местных охотников. Вот почему так велико было их удивление и радость, когда, спустившись в широкую долину в высоких заросших травах, они увидели табун лошадей. Это были полудикие горно-алтайские лошади черной масти с развевающимися гривами и пушистыми до земли хвостами. Лошади, почуяв приближение, перестали пастись и, настороженно наблюдая за всадниками, вдруг как по сигналу помчались прочь и скрылись. Наличие лошадей свидетельствовало, что где-то поблизости должно находиться кочевье и их хозяева. И действительно вскоре путники заметили сизый дым, уходящий вверх, а затем и жилье – несколько юрт, стоящих вблизи друг от друга.

Усталые путники подъехали к крайней юрте, из трубы которой шел дым – значит, хозяева находились дома. Дверь отворилась, и из нее вышел хозяин с медно-желтым гладким лицом неопределенного возраста. Одет он был в длинную ситцевую рубаху с длинными косыми рукавами и открытым воротом поверх широких штанов немного длиннее колен из выделанной кожи козули. Штаны были заправлены в кожаные остроносые сапоги. В руках кочевник держал курительную трубку с длинным чубуком. Он приветливо улыбался приехавшим к его юрте гостям:

– А-а, руси! Здраста!

– Здраста, здраста! – в тон ему ответил Тихон, шагнув вперед и пожимая протянутую руку кочевника.

– Айда, айда! – пригласил кочевник, открывая перед гостями дверь своего жилища.

Это была войлочная круглая юрта с куполообразной крышей. Остов ее был сделан из деревянной решетки, состоящей из нескольких звеньев. Крышу юрты составляли тонкие палки, которые закреплялись нижним концом в верхней части решетки, а верхними вставлялись в деревянный круг, куда выходило дымовое отверстие. Крыша тоже покрывалась войлоком. Посредине стояла печь – очаг с трубой, выходящей в дымовое отверстие. Напротив двери за очагом стоял деревянный столик, возле которого, сидя на полу, принимали пищу.

В юрте кочевника различались женская (справа у входа) и мужская (левая) половины. На женской половине помещались принадлежности кухни и стояли кожаные сосуды с чегенем[12]12
  Чегень – заквашенное молоко, из которого выкуривалось вино.


[Закрыть], и здесь же устраивалась постель домохозяев. Гостей принимали – мужчин на мужской половине, женщин – на женской, сидя на полу на войлочных подстилках.

В юрте был полумрак, и гости не сразу рассмотрели их обитателей. У хозяина была большая семья, состоящая из восьми человек. При появлении незнакомых людей дети быстро встали и удалились на женскую половину. Возле столика остались только хозяин и его старший сын – отрок тринадцати-четырнадцати лет. Когда все уселись на полу возле столика, хозяйка налила в алюминиевые кружки крепко заваренный чай из листьев бадана, смешанный с молоком и солью. Затем на столике появились угощения кочевников – талкан[13]13
  Талкан – каша из ячменного толокна.


[Закрыть], курут[14]14
  Курут – тип сыра из сквашенного молока.


[Закрыть] и вяленые кусочки мяса из всевозможных мелких зверьков вроде хорька и колонка. Пища была весьма своеобразной и не вызывала приятных ощущений, но, чтобы не обидеть хозяев, пришлось ее отведать всем. В лучшем положении оказался Алтангэрэл, которому эта пища оказалась не в новинку, чем заслужил внимание хозяина. Алтангэрэл попытался заговорить с хозяином по-урянхайски, но тот молча покачал головой. Не понимал он ни слова и по-русски. Выручил старый таежник Тихон, который заговорил с хозяином на непонятном языке и что-то стал ему втолковывать, показывая на Алтангэрэла.

– Это кочевья телесов[15]15
  Телесы – тюркоязычные алтайские племена, населявшие Южный Алтай.


[Закрыть], – разъяснил своим спутникам Тихон. – Я бывал у них раньше – народишко малый, дикий, но честный и гостеприимный. А нащот тебя, Алташка, он сказал, что урянхов твоих здесь не появлялось. Он сказал, что урянхи могут быть среди теленгитов и найманов – а они, брат, в стороне от нас почти на границе с монголами.

– Ну и ладненько! – промолвил Привалихин, довольный разъяснениями, – А у этих самых найманов мы еще побываем – там, сказывают, много ценной пушнины можно раздобыть.

Между тем хозяин юрты что-то стал говорить Тихону, поглядывая на Привалихина.

– Что он хочет, Тихон? – поинтересовался тот.

– Так обычай у этих телесов такой: за ихнее угощение и гостям положено угостить.

– Чем же нам их угощать? Солью, сахаром, крупой – что у нас там еще есть…

– Нет, Алексеич, похоже, он намекает на «огненную воду».

– Ну, тогда принеси из моей сумки флягу со спиртом.

Через минуту Тихон вернулся с фляжкой спирта, оставленного в «НЗ». Он налил до краев поставленную хозяином алюминиевую кружку, и тут все стали свидетелями еще одного обычая кочевников. Хозяин взял полную кружку и, не разбавляя ее, выпил половину содержимого. Потом он поставил ее на столик и, ничем не закусывая, с видимым удовольствием закрыл глаза. Через несколько минут он передал кружку своей жене. Она также выпила половину оставшегося в кружке спирта и дальше передала своему старшему сыну. Тот выпил еще половину и передал остаток младшему брату лет восьми. Он выпил оставшиеся на его долю несколько капель спирта и даже не поморщился.

– Вот это да! – воскликнул в изумлении Привалихин. – Пьют неразведенный спирт не закусывая, как воду!

– Так у них принято пить на сытый желудок. Не так как наш брат хлещет водку, а закусывает коркой хлеба, огурцом или еще чем придется, – ответил Тихон.

После этого в юрте стало оживленнее. Хозяева враз заговорили и что-то стали рассказывать. Тихон с трудом мог перевести только одно: хозяева очень довольны своими гостями и просят их приезжать почаще, не забывая захватить с собой «огненную воду».

Привалихин подарил хозяину свою фляжку с остатками спирта, и тот поднес ему ответный дар: несколько выделанных шкурок рыжей лисицы. Покинув гостеприимных хозяев, караван продолжил свой путь и на следующий день к вечеру достиг Улалы. За несколько верст до нее вдоль караванной дороги потянулись изгороди, огораживающие летние и зимние пастбища и сенокосы местного зайсана и богатых скотоводов – баев. Эти земли находились в их единоличном пользовании, которыми они распоряжались по своему усмотрению, сдавали нередко в аренду рядовым алтайцам и даже русским крестьянам-переселенцам. На этих лучших пастбищах паслись несметные стада овец и коров. У одного только улалинского зайсана Кульджина было около 25 тысяч голов скота.

К тому времени древняя Улала представляла собой большое село из деревянных срубовых изб, а также одно и двухэтажных господских домов. Узкие пыльные улочки стекались, как ручейки, к одной большой площади в центре. Там находилась деревянная православная церковь, основанная русскими миссионерами в XIX веке, а возле нее двухэтажное здание начальной школы, где преподавание велось на русском языке.

Двухэтажный выбеленный дом купца Привалихина отличался от других домов Улалы своими выразительными размерами и живописным сквером перед зданием. К дому примыкали строения барачного типа, где жил обслуживающий персонал, амбар, конный двор и различные подсобные помещения.

Когда Привалихин появился во главе своего каравана, на площади его встретили полицейский исправник Страхов, управляющий делами Витинг и слуги. Представитель царской власти Страхов, тучный, с лоснящимся круглым лицом, с преданно-собачьими глазками и елейной улыбкой глядел на своего могущественного покровителя. После службы в беспокойной России, попав в самую глубинку, где тишь и благодать, он чувствовал себя как нельзя лучше. К тому же помимо государственного жалованья он получал еще солидную прибавку за свои старания от Привалихина.

– Здравия желаю! Заждались вас, Матвей Алексеевич! С возвращением вас в родные пенаты, – залебезил пристав.

– Здорово, здорово, Страхов! – ответил Привалихин, милостиво подавая руку приставу. – Ну, чем порадуешь или огорчишь? – спросил у него Привалихин.

– Да все тихо, слава богу! Народ трудится и мирно живет без куражу, пьянства и разбоя, – ответил пристав и, приметив среди приехавших Алтангэрэла, поинтересовался:

– А этот косоглазый кто таков, позвольте спросить?

– Это мой человек из Урянхая. Зовут его Алтан. Будет у меня работать, – сухо ответил он и повернулся к своему управляющему Витингу.

Этот был высокий худощавый блондин лет пятидесяти со сжатыми губами на узком лице с водянисто-серыми глазами, в которых плавала хитринка. В своем управляющем Привалихин ценил абсолютную честность, исполнительность и умение находить выходы из любого положения.

– А как обстоят дела в моем хозяйстве, Карл Карлыч?

– Все в полном порядке, как обычно, – ответил управляющий. – Какие будут распоряжения?

– Перво-наперво принять и оформить как положено привезенный нами груз. Всей моей команде выдать жалованье и вознаграждение, и пусть три дня отдыхают.

– А куда прикажете определить этого новичка? – спросил Витинг, покосившись на стоявшего с понурой головой Алтангэрэла.

– Он будет моим личным конюхом. Ему устроишь жилье, поставишь на довольствие, выдашь месячное жалованье, одним словом, приведешь в божеский вид. И объяснишь ему его обязанности.

Белесые мохнатые брови управляющего полезли от удивления вверх:

– А как быть с вашим конюхом Прохором?

– Его отправить на конный двор обычным конюхом – большего он не заслужил. Все!

И Привалихин, ласково потрепав Алтангэрэла по плечу, сказал:

– Отдыхай, Алташка, и принимайся за работу. У тебя теперь началась новая жизнь. Не подкачай!

Алтангэрэл все понял и, с благодарностью кивнув Привалихину, пошел вслед за управляющим. А Привалихин в сопровождении своего старого слуги Ивана медленно направился от площади к своему особняку, отвечая на поклоны и радостные приветствия людей. Привалихина знали в Улале все от мала до велика, его уважали как местные русские, так и коренные алтайцы.

Матвей Алексеевич Привалихин считался одним из самых успешных купцов на Алтае. В Бийске он владел самым крупным торговым домом и был вхож в лучшие дома, включая самого губернатора. А пропуском была его кипучая и успешная работа крупного купца. Работать с азартом, по-крупному, с правильно рассчитанной долей риска – таким было кредо Привалихина. Его товары – ценные сорта пушнины, пенька, дикий мед и эликсир молодости из рогов марала доставлялись из Бийска в центральные регионы России и в сам Санкт-Петербург. В Бийске он жил в большом каменном особняке с многочисленными комнатами для приема гостей. Здесь всегда можно было встретить останавливающихся у него купцов, высокопоставленных чиновников, путешественников, художников, а также местных князей и баев. Хозяин дома отличался завидным хлебосольством и радушием. Он держался со всеми, даже с губернатором, с величественным и в то же время вежливым достоинством, а со своими друзьями был прост и сердечен. Дружественные отношения он поддерживал со многими местными князьями и баями.

В Бийске он проводил холодное время года, а с начала весны и до осени уезжал в Улалу, считал ее своим вторым домом. В Улале работал построенный им маслобойный завод, и отсюда он совершал выезды на закупку пушнины. Привалихин был еще замечательным знатоком лошадей, в особенности кровных пород и разных мастей. В Улале ему удалось собрать более двадцати породистых коней, которые стали предметом его постоянной заботы и гордости. Часто он проезжал по Улале на охоту на одном из своих любимых жеребцов, который легко нес на себе могучее семипудовое тело седока. А сзади ехали его друзья на своих разномастных жеребцах, уступавших по всем статьям его гнедому или белому как молоко красавцу. Иначе и не могло быть – хозяин во всем старался быть первым и непревзойденным. Он всегда мечтал иметь лучшего на всем Алтае верхового коня и ездить на нем по равнинам и горным ущельям родного края. Страсть к лошадям он сразу отметил в Алтангэрэле. И он не ошибся, поручив ему ухаживать за своим несравненным табунчиком.

Через три дня Привалихин, оторвавшись от дел, заглянул на свой конный двор. Он увидел сытых и лоснящихся питомцев, а возле них Алтангэрэла, который любовно расчесывал гриву его строптивому гнедому. Увидев хозяина, Алтангэрэл мгновенно поднялся и, четко выговаривая русские слова, сказал:

– Здравия желаю, барин!

– Здравствуй, Алтан! – ответил Привалихин. – Как ты устроился? Привыкаешь к работе?

– Спасибо, хорошо! Лошади хорошие! Очень!

– Лучше, чем у твоего бая? – ревниво спросил Привалихин.

– Оо, лучше, конечно! – ответил Алтангэрэл, к удовольствию своего хозяина.

– Можешь поставить своего вороного жеребца к моим – вместе будешь выгуливать их.

– Спасибо, – ответил обрадованный Алтангэрэл.

Привалихин с удовлетворением глядел на своего нового конюха – высокого, стройного, подтянутого, одетого в новую русскую одежду. Значит, он не ошибся, взяв к себе этого парня с золотым именем Алтан.

– Ну, привыкай, Алташка, к новой жизни. Она у тебя только начинается. О своей зазнобе не тужи – найдешь ее, коли судьбе будет угодно.

И началась у Алтангэрэла в Улале новая жизнь, непохожая на ту, которую он прожил свои восемнадцать лет в Урянхае. Он был свеж, хорошо одет, получал к тому же жалованье, и никто не покушался на его личную свободу. Он, старательно выполняя свои обязанности, кормил, поил, выводил на прогулку избранных коней своего хозяина. А тот частенько, когда наведывались его друзья из Бийска, устраивал большую охоту на верховых. Гостям великодушно предоставлялось выбрать для себя любого скакуна из конюшни. Алтангэрэл сопровождал компанию на своем вороном скакуне и участвовал в облавах на дикого зверя – ему пригодился его урянхайский опыт. Поначалу он сторонился людей и вел замкнутую жизнь. Единственным человеком, с которым он поддерживал знакомство, был местный кузнец Няма. Он был из монголоязычного племени найманов, и благодаря Няме Алтангэрэл быстро освоил близкий ему найманский язык. Изредка его навещал старый ходок Тихон, с которым они попивали чаек, вспоминая путешествие из Урянхая на Алтай.

Тихона радовали успехи Алтангэрэла в освоении русского языка. Он был единственным человеком, которому Алтангэрэл мог доверить свои сокровенные думы.

– Ты не горюй, Алташка: найдешь ты свою зазнобу. Запомни, паря: каждая птица возвращается в свое гнездо – так и твоя девка обязательно возвратится в Урянхай. Там ее ты и сыщешь – только обожди малость. Скажу тебе по секрету: хозяин готовится следующей весной снова махнуть в Урянхай за пушниной и золотишком. Так что наберись терпения и исполняй все, что поручает хозяин. Алексеич – мужик строгий, но правильный.

И Алтангэрэл смирился со своей новой жизнью, а в мечтах ему грезилась Зарика. Как и где ее найти? Вскоре произошедшие события захватили его полностью и отвлекли от переживаний.

Ежегодно на Горном Алтае (до революции) проводился народный праздник айрана[16]16
  Айран – кисломолочный напиток типа кумыса.


[Закрыть]. Он проводился после перекочевки скотоводов с летника на зимник, после сбора урожая и заготовки дров на зиму. Как правило, этот праздник приходился на 1 октября и посвящался проводам «умирающей природы». Во время праздника, после ритуальной части, обычно устраивались спортивные игры, которые включали конные скачки, стрельбу из лука и борьбу. Местом проведения спортивных состязаний с незапамятных времен была Улала.

К этим соревнованиям готовились все племена, жившие на Алтае. Организаторами праздника выступали богатые зайсаны и баи. В этот раз организатором праздника стал самый богатый и влиятельный бай Артымай Кульджин, который вел обширную торговлю скотом, кожей, волосом, пушниной и прочим. К тому же он владел большой конефермой, где разводили породистых лошадей. С целью изучения коневодства пытливый бай Кульджин неоднократно ездил в Санкт-Петербург, а затем посетил Англию и Германию. Выращенные на его ферме кони по праву считались наилучшими на Алтае. Вот почему наездники бая на быстроходных скакунах неизменно брали главные призы на состязаниях.

Для русского купца Привалихина бай был главным соперником, а он привык всегда и во всем быть первым. Его кипучая купеческая натура больше не могла вынести такого положения. И у него созрел план. Он вызвал к себе своего управляющего, который в молодости был жокеем, выступал на ипподромах в разных городах России. В доверительной беседе за графинчиком анисовой водки купец изложил своему верному помощнику свой план.

– Хочу тебе, Карл Карлыч, поручить создать нашу команду для скачек на предстоящем алтайском празднике. Дело тебе знакомое, тряхни, как говорится, стариной. Скакуны у нас как на подбор, могут потягаться в скорости с байскими коняшками. Остается подобрать команду наездников из русских парней. Что мы, хуже азиатов? Мы должны, Карлыч, выступить на скачках и, даст бог, победить!

– Да где же я возьму наездников, Матвей Алексеич? В Петербурге, что ли, их заказывать? – встрепенулся управляющий. – Да потом, какое мы имеем отношение к этим играм алтайских аборигенов?

– Самое прямое, Карлыч! – возразил в запальчивости Привалихин. – Мы не пришельцы, а самые главные аборигены Алтая. Наши предки скифы жили здесь еще две тысячи лет тому назад – много раньше всех нынешних алтайских племен. Это мне сказывал один ученый человек, что приезжал к нам в Улалу и собирался произвести раскопки скифских курганов на Алтае. Между прочим, он объяснил, что само слово «Улала» – древнее скифское и означает боевой клич, вроде как «Вперед!»

Так что отыщи молодцов, пообещай хорошее вознаграждение и начинай готовиться – остался месяц до праздника. Можешь включить в команду Алтана – он не алтайского племени. Давай, Карлыч! Улала!

Управляющий не стал перечить хозяину, зная его крутой нрав, и ревностно приступил к выполнению необычного задания. Он стал подбирать кандидатов в команду из числа местных русских, испытывая на пробных скачках не один десяток претендентов. С трудом он остановил свой выбор на шести русских парнях. Седьмым он включил в свою команду Алтана.

Привалихин самолично устроил смотр команде, которая выстроилась на конном дворе, и остался доволен. Остановившись возле Алтангэрэла, он сказал ему:

– Я надеюсь на тебя, Алташка! Ты фартовый парень, и тебе сопутствует удача. Не подкачай и на этот раз: не посрами меня и всю нашу купеческую братию. Можешь взять любого коня из моего хозяйства, который тебя устроит.

– Спасибо, хозяин, но у меня есть мой вороной Салхи – другого не надо.

– А что значит его кличка?

– Это слово монгольское и означает Ураган.

– Хорошая, устрашающая кличка, дай бог, чтобы она оправдала себя на предстоящих скачках. Желаю вам хорошо подготовиться, ребята, чтобы оправдать мои надежды на вас. И учитесь верховой езде у Карла Карлыча, – напутствовал команду Привалихин и в благодушном настроении покинул конный двор.

И начались тренировки.

Каждое утро управляющий выводил свою команду в окрестности Улалы, в широкую степь, где он обучал свою команду правилам верховой езды, как учили его самого в молодости в жокей-клубе. Начинал с правильной посадки.

– По посадке можно судить о взаимоотношениях между конем и наездником, – говорил Карл Карлович. – Конь может терпеть всадника, может любить и ненавидеть. Каждый из вас должен найти своего коня, сойтись с ним характером, достичь взаимопонимания – в этом залог успеха. Но лошадь надо беречь – нельзя ее губить ради приза, победы. У меня в молодости, когда я выступал на скачках, был такой случай. Одного прославленного жокея спросили перед заездом о шансах на победу, и он ответил: «Мой скакун побежит, но у него аритмия хода, и я сам приму решение: стоит выигрывать или нет». И когда заезд стартовал, вскоре стало ясно, что его скакун близок к финишу, а это приз в 50 тысяч рублей. Но жокей отвернул и сошел с дистанции за 200 метров до финиша. После такого странного заезда он объяснил свое поведение: «Мне дороже нога моего скакуна…» Вот так-то, ребята, запомните наше жокейское правило: «Лошадь – не дура, жокей – не злодей».

От бесед Карл Карлович переходил к верховой езде, заставляя своих питомцев преодолевать препятствия и укладываться по времени. Алтангэрэл с радостью отдался этим занятиям. У него, сына кочевника, выросшего в степи, лихие скачки были в крови. Он был уверен в себе и ждал, когда наступит его час.

За несколько дней до алтайского празднества в Улалу съехались многочисленные гости, участники состязаний, представители всех алтайских племен – алтайкижи, теленгиты, телесы, тубалары, кыпчаки, найманы. В центре внимания всех собравшихся были, конечно, скачки. Для их проведения не готовилось специальных дорожек, как на ипподромах. Скачки происходили по открытой степи с преодолением естественных преград. Дистанция составляла 10 верст (18 километров), причем наездники скачут сначала от Улалы до горы Того и, обогнув ее, скачут обратно к финишу – так что дистанция фактически удваивалась.

Все наездники были одеты в яркие национальные одежды с различными символами, вышитыми на одеждах и головных уборах. Такими символами были круги, треугольники, изображения священных животных, назначение которых было одно – способствовать успеху на скачках. А победителей чествовали своеобразно, по древним обычаям: им посвящали поэтические сказания и песни, которые исполняли кайчи под аккомпанемент двухструнного топшура[17]17
  Топшур – струнный инструмент, напоминающий домбру.


[Закрыть]. Но самое главное – победителя ждал ценный приз – сюрприз. Однако, по древнему скифскому обычаю, победитель, получивший приз, не оставлял его себе. Он должен был подарить его вождю, баю или какому-нибудь знатному и почетному человеку, которому был чем-то обязан или надеялся на его милость в будущем.

Этот обычай неуклонно выполнялся. Участников соревнования встречали и подбадривали огромные толпы людей, съехавшихся из разных уголков Горного Алтая. Для избранных гостей и устроителей праздника – зайсанов, баев, знатных купцов и представителей власти устраивались деревянные трибуны. В этот раз купец Привалихин оказался на почетном месте рядом с баем Артымаем Кульджином – главным организатором состязаний.

В качестве главного приза победителю на скачках Кульджин выставил необычного скакуна золотисто-желтого цвета без гривы с длинным белым хвостом. Этот горделивый красавец нетерпеливо мотал своей шеей и бил о землю копытами, словно готовясь к бегу. На коне красовалась узда с золотыми бляхами, на шее висели кожаные ремни, отделанные голубой бирюзой и красным сердоликом. Седло алтайского типа было украшено затейливым изображением дерущихся в смертельной схватке львов.

– Откуда, Артымай, у тебя этот конь? – поинтересовался Привалихин, не отрывая восхищенного взгляда от призового коня.

– Оо! Это – аргамак, лучший конь древней породы, выращенной в Туркестане. Такого коня больше нигде не сыщешь!

– А зачем же ты тогда выставил это чудо в качестве приза? Разве ты не боишься его потерять?

– Нет, не боюсь! Мой наездник Козмай уже два раза его выигрывал – так будет и в этот раз. Или ты надеешься выиграть с твоей командой новичков? А-а? – усмехнулся Кульджин.

– Надеюсь! – ответил Привалихин. Лицо его было спокойным и непроницаемым, хотя в душе уже начинал разгораться азарт игрока.

Этот азарт и почувствовал в своем соседе и сопернике Кульджин:

– Бьюсь об заклад, ставлю пять тысяч рублей, что приз опять достанется мне, – громко произнес Кульджин, чтобы его вызов услышали рядом сидящие именитые гости. – Ну как, принимаешь?

– Согласен. Ставлю на свою команду, – ответил не привыкший отступать Привалихин. – По рукам! – и он хлопнул своей широкой ладонью по узкой протянутой руке бая.

Это пари вызвало бурное оживление среди именитых гостей на трибуне. Впервые в настоящем соревновании заключались пари, да еще на такую крупную сумму. Ошеломил всех вызов русского купца Привалихина, который поспорил с самим конным магнатом Кульджином. На что он надеется? На свою наспех сколоченную команду из русских парней, не имеющих опыта конных состязаний?

И вот наступил долгожданный момент: перед трибунами появились участники скачек – всего около сотни наездников. Алтайцы из разных племен были одеты в длинные ситцевые рубахи, поверх которых был надет чекмень – короткий халат, подпоясанный кушаком, в шапках с высоким околышем, увенчанных кистью из цветных лент на макушке. Русская команда была одета по-европейски: в сине-голубых костюмах и спортивных шапочках с длинным козырьком, как настоящие жокеи. И среди них Алтангэрэл на своем гнедом Салхи (Урагане).

Всадники выстроились в три шеренги на всю ширину бегового пространства. По сигналу пронзительной трубы всадники сорвались с места и в клубах поднятой пыли понеслись к высокой горе Того в 10 верстах, чтобы обогнуть ее и прискакать обратно – к финишу. На пути наездников поджидали различные естественные преграды, которые преодолевали не все. К тому же соперники вели между собой жесткую игру. На глазах Алтангэрэла один из наездников ударил грудью своего коня другого участника, скакавшего рядом, да так крепко, что бедняга вылетел из своего седла наземь. К горе прискакали не более половины наездников, не считая очумелых коней, скакавших по инерции без своих свалившихся седоков. Алтангэрэл на своем Урагане успешно преодолел все препятствия вместе со своей командой. Они держались рядом, защищая друг друга от попыток соперников сбросить седоков. Вся команда успешно обогнула гору и устремилась в обратный путь.