Текст книги "В поисках диковинных камней Гипербореи"

Тайна ловозерского гиацинта

Геологи при поисках самоцветов в новых районах старательно собирают по крупицам информацию – от старых отчетов исследователей и архивных сведений до местных источников. Даже всевозможные истории и легенды, связанные с камнями и живущие в народе, для геолога рабочий материал. Ну а находки старых заброшенных выработок-копей – это уже прямые признаки былого старательского промысла. Значит, в этом месте надо искать тот или иной самоцвет. Так было при поисках цветных камней на Урале, в Сибири, Средней Азии и Карелии, где всегда существовал каменный промысел. Другое дело Кольский полуостров – неведомая и первозданная страна, в которой местное население, лопари (саамы), с незапамятных времен занималось только оленеводством и охотой. Но они с благоговением почитали и охраняли от пришельцев каменные сооружения – сейды, доставшиеся им от далеких предков человечества – гипербореев. Мы, молодые геологи, волею судьбы попавшие в этот дикий и неведомый край с поющими камнями-сейдами, ощущали какой-то необычайный романтический настрой. Мы чувствовали себя первопроходцами, первооткрывателями диковинных, ранее не встречавшихся в нашей практике минералов.

Душой нашего небольшого поискового отряда был мой товарищ еще по Уралу Юрий Степанович Кобешев. Это был удивительный человек, «уральский самородок», не получивший специального образования и уже тогда признанный одним из лучших минералогов. Камни были его страстью и целью жизни, ради них он забывал обо всем личном, а лучшим отдыхом для него было копаться в своей домашней коллекции. Ну а Кольский полуостров сулил, казалось, большие находки. Когда мы ушли с Сейдозера от «разбушевавшегося» великана Куйвы, то оказались на редкометалльном руднике «Карнасурт» в северо-западной оконечности Ловозерского массива. И там рудничные геологи посоветовали нам спуститься в глубокую шахту, где наряду с ценной рудой была неожиданно вскрыта пегматитовая жила с многочисленными минералами. Эта жила, названная Юбилейной, оказалась настоящим минералогическим чудом. В ней встретились редчайшие минералы, не известные больше нигде, кроме Кольского полуострова. Кобешев насчитал около пятидесяти минералов с оригинальными названиями в честь исследователей, ученых, таких как ломоносовит, ферсманит, беловит, белянкинит, куплетскит и многие другие. Встретились и новые экзотические минералы, названные в честь покорителей космоса – комаровит и армстронгит, а также редчайший раит – по названию легендарного плота, на котором знаменитый норвежский путешественник Тур Хейердал совершил свое удивительное путешествие по морям-океанам.

Невзирая на сырость и полумрак, освещая фонариками стенку выработки, где обнажалась жила, мы вдохновенно отбирали каменный материал и складывали его в рюкзаки. Это был ценный и редкий коллекционный материал, который интересовал не только наши музеи, но и многочисленную армию любителей-коллекционеров из многих стран. Окрыленные успехом, мы доставили отобранные камни на нашу перевалочную базу в лопарский поселок Ловозеро – центр Ловозерского района. И здесь нас ждали новые приключения.

Как-то в оленеводческой столовой к нам подошел местный лопарь и, узнав, что мы геологи, пожелал сказать нам нечто важное. Такое случалось редко, ибо местные жители сдержанны и неохотно общаются с приезжими. Лопарь, будучи слегка навеселе, поведал нам следующую историю.

– Был у нас, ребята, в Ловозере один парень, звали его Пашка Комар. Работал, как и мы, то в оленеводческой бригаде, то в рыболовецкой артели, но нигде долго не задерживался из-за своего гнусного характера. Одним словом, Комар жужжал постоянно и жалил людей злыми словами. И вот как-то Комар приобрел лодку с навесным мотором и стал сам рыбачить на Ловозере и катать туристов али каких людей за бутылку-другую. Как говорится, какой лопарь не любит хмельного – все мы грешны. Но Комар пристрастился к зелью так, что жить без него не мог. И это его сгубило. Но дело не в нем, а в истории, которая с ним приключилась.

Комар зачастил ездить на лодке к побережью горы Вавнбед. А то место у нас считается заповедным, туда никто не сует своего носа. Там ишшо сейд каменный на горе стоит, как положено. И вот как-то, вернувшись оттудова, Комар поделился своей тайной с единственным дружком Васькой Лубяным. Он показал накопанную на горе Вавнбед горсть необыкновенных камней. Эти камешки сверкали на солнце так, что слепили глаза, все гладенькие, по форме как пирамидка, а твердые такие, что стекло без труда резали – стеклорез не нужон. Ну и посчитал Комар, что открыл на горе Вавнбед алмазы. На радостях дружки три дня обмывали находку лопарских алмазов. А потом, придя в себя, Комар взял камешки и повез их на рудник Ревду. Но вернулся он через пару дней совсем подавленным – не подтвердилась его находка. Комар с горя запил еще крепче, а потом его угораздило пьяным сесть в свою лодку. Отправился на прогулку и с концами – через несколько дней его опустевшую лодку прибило к берегу. Вот такая история. А что за камень то был, бог его знает.

– А какого цвета был тот камень, его дружок ничего не говорил? – спросил лопаря слушавший с интересом Юрий Кобешев.

– Да вроде говорил, что камень по цвету как крепкий чай.

– Все ясно, – улыбнулся Кобешев. – Этот камень – циркон. Его еще с древности прозвали младшим братом алмаза за необыкновенную твердость и сильный блеск. Очень интересный камень – спасибо за ценную информацию. А как нам добраться до горы Вавнбед?

– Только на моторной лодке, ежели найдете того, кто согласится туда поехать. Есть у нас один уважаемый человек, ветеран войны, кавалер орденов Славы Василий Иванович Кондратьев. Попробуйте уговорить его.

Сердечно поблагодарив любезного незнакомца, мы с Кобешевым пошли по указанному адресу в гости к знаменитому жителю лопарской столицы. По дороге заглянули в сельмаг и купили бутылку водки «Столичной», банку шпрот, икры и прочую закуску. И с надеждами на успех задуманного дела подошли к деревянному домику, где жил ветеран. Дверь открыл нам сам хозяин – высокий грузный мужчина лет пятидесяти с доброй улыбкой на моложавом лице.

– Заходите, гости, – прогудел он басом и широким жестом пригласил в светлую горницу.

Посреди горницы стоял дубовый стол с толстыми резными ножками, покрытый белой скатертью. На столе стоял пузатый медный самовар, начищенный до блеска и горящий, как солнце. За столом сидела румяная дородная женщина и пила чай из блюдечка, как купчиха на лубочных картинках.

– Хозяйка, принимай дорогих гостей! С самого Питера в нашу глушь пожаловали, – пророкотал Василий Иванович. – Присаживайтесь, ребята, сейчас чайку изопьем.

Кобешев вытащил из сумки бутылку «Столичной» и консервы и поставил на стол.

– Это еще зачем? – сурово сдвинул брови Василий Иванович.

– Из-за уважения к вам и знакомства ради, по чуть-чуть, как на фронте, – ответил ему Кобешев.

– Ладно уж, – согласился хозяин. – Только ваши консервы заберите обратно. Мы люди простые и едим только все натуральное, от природы.

И в доказательство справедливости его слов хозяйка принесла на стол вяленую оленину с моченой морошкой, соленых сигов, маринованные грибы и прочую снедь. После первых рюмок «за знакомство» Василий Иванович наконец-то спросил, с чем мы к нему пожаловали. И мы без утайки поведали услышанную нами историю о молодом лопаре и найденном им камне.

– Знаю, знаю я про эту историю от евоного дружка Васьки Лубяного, – басовито откашлявшись, сказал Василий Иванович. – Сгубила непутевого парня пьянка и жажда наживы. Нашел сдуру на Вавнбеде какой-то камень необычный и возомнил, что это алмаз. Повез его на показ на рудник Ревду, а там рудничные, конечно, не признали алмаза, а что за камень, не назвали. Вот и осталось тайной, что это был за камень, который легко резал стекло. Ни Пашки, ни самого камня – все ушло на дно в Ловозеро. А вы что на это скажете? – спросил хозяин дома, наполняя рюмки огненной влагой.

– Мы почти уверены, что знаем, о каком камне идет речь, – со знанием дела произнес Кобешев, потирая короткую шкиперскую бородку.

– И что же это, по-вашему, за камень? – вопрошающе уставился Василий Иванович, не опуская наполненную рюмку.

– Это редкий и эффектный драгоценный камень, окрашенный в разные цвета – от бесцветного, как вода, до оранжевого, соломенно-желтого, зеленого, голубого и красно-коричневого цвета. Его долгое время, до середины прошлого века не всегда отличали от алмазов и даже называли «младшим братом алмаза». А на острове Цейлон находили целые россыпи мелкого бесцветного циркона, который называли «матарским алмазом», по старому названию острова. У циркона сходная с алмазом форма кристаллов, большая твердость, и он блестит и светится, как солнце. А вот красно-коричневый циркон получил название гиацинт – это легендарный, можно сказать, исторический камень. О нем даже есть легенда, имеющая, кстати, отношение к вашим местам. Если хотите, Олегыч, расскажите, – промолвил Кобешев, с надеждой глядя на меня.

– Я весь внимание, ребята, – сказал заинтригованный нашими байками ветеран.

И я поведал ему давно услышанную мной легенду, связанную с цирконом-гиацинтом.

Легенда о гиацинте

Сейчас наши ученые-исследователи ищут на территории Кольского полуострова и Северной Карелии следы легендарной страны Гипербореи. Ее считают прародиной современного человечества. О Гиперборее и народе гипербореев многое поведали нам древнегреческие мифы и труды античных историков.

Древние греки называли гипербореями особый народ, живущий на Крайнем Севере, «за пределами дуновений холодного северного ветра Борея». В стране гипербореев, по мифам, всегда царила весна, земля сама давала им два урожая в год. А потому жители этой страны отличались гигантским ростом, огромной физической силой и завидным долголетием. Жизнь для них была как вечный праздник в веселии и радости, с песнями, пляской и музыкой, все свое время они посвящали служению греческому богу Аполлону.

Бог света, златокудрый красавец Аполлон, был сыном бога-громовержца Зевса, обитавшего на Олимпе, и богини Латоны (Лето). Латона родилась не в Элладе, а в стране гипербореев, и жила там, пока не подверглась гонениям богини Геры – главной жены Зевса. Преследуемая посланными Герой страшными драконами, она покинула Гиперборею и долго скиталась по всему свету вместе с сопровождавшими ее гиперборейскими женщинами. И наконец укрылась на диком острове Делос в Эгейском море. Вокруг острова шумело море, угрюмо возносились голые скалы, лишенные жизни, и лишь чайки морские находили здесь приют. И вот здесь Латона разрешилась от бремени и родила на свет бога Аполлона и его сестру, Артемиду-охотницу. И как только родился Аполлон, все вокруг на острове засияло и зацвело. На острове Делос собрались богини, которые славили родившегося бога, поднося ему живительную амброзию и нектар. Светозарный Аполлон рос не по дням, а по часам, наливаясь исполинской силой. И наступил день, когда гордый и ликующий Аполлон полетел по лазурному небу с серебряным луком за плечами и золотыми стрелами в колчане, грозя вселенскому злу, порожденному мраком. Он стремился туда, где укрывался дракон Пифон, который преследовал его мать Латону. И он нашел это чудовище, наводившее страх на людей, и поразил его не знающей промаха золотой стрелой. Зарыв тело Пифона в землю, на месте священных Дельф он основал святилище с оракулом, чтобы прорицать людям волю своего отца.

Слава Аполлона прошла по всей Элладе, распространилась далеко за ее пределы и дошла до Гипербореи. Волею Зевса Аполлон стал богом света, охранителем дорог, путников и мореходов, покровителем искусств, музыки и спорта. Как поведали древнегреческие мифы, Аполлон проводил весну и лето в Дельфах. А осенью, когда близилась зима, покрывающая снегом вершину Парнаса, Аполлон на своей колеснице, запряженной лебедями, улетал в не знающую зимы страну гипербореев, часто вместе с сестрой Артемидой. Там Аполлон жил среди поклонявшихся ему жителей и муз, покоривших их сердца чарующей игрой на кифаре, из-за чего получил прозвище Аполлон Мусагет, то есть «предводитель муз». А еще любил Аполлон, пребывая в Гиперборее, охоту и спортивные состязания, в особенности стрельбу из лука и метание диска, в чем он не имел равных. Но вот на земле гипербореев родился герой, ставший местным божеством. Звали его Гиакинф или, более благозвучно на греческий слух, – Гиацинт. Это был прекрасный юноша, такой же златокудрый и ясноглазый, как бог Аполлон, наделенный к тому же огромной физической силой и мужеством. Аполлон испытывал к нему нежные чувства, хотя тот был постоянным его соперником в спортивных состязаниях, которые ежегодно устраивались зимой в Гиперборее. Особенно упорная борьба шла между ними в метании диска, и она окончилась трагедией.

Во время одного состязания у Аполлона никак не получалось одолеть Гиацинта. И во время последней попытки ему «удружил» коварный бог западного ветра Зефир. Он сместил траекторию полета метательного диска Аполлона, и он попал в голову Гиацинта, который замертво упал на землю. Бог был ужасно огорчен гибелью своего любимца и решил увековечить его память. По его воле из крови Гиацинта выросли цветы, названные его именем, а в земле родился драгоценный камень – гиацинт. И камню была дана власть наделять его владельца силой, делать его непобедимым. А бог Аполлон вернулся после этого домой, в Дельфы и больше никогда не посещал Гиперборею. Но культ Аполлона среди гипербореев сохранился надолго. И, как пишет историк Геродот, гипербореи ежегодно присылали в Дельфы жертвенные приношения, уложенные в пшеничные колосья, среди которых были камешки и самый его любимый камень – гиацинт. Эти самоцветы давались в награду победителям первых Олимпийских игр в Греции, а их головы украшали лавровыми венками. Вот такая история связана с красно-коричневым цирконом-гиацинтом, который приобрел славу камня победы.

– Да, интересная сказочка, ребята, – промолвил Василий Иванович, внимательно выслушавший мой рассказ. – И вы хотите сыскать этот камень у нас, в Лов-озере?

– Непременно! – воскликнул Кобешев. – Я его долго искал – на Урале, в Ильменских горах, среди древних копей. Но весь гиацинт выбрали задолго до нас. А здесь, на земле легендарной Гипербореи, недра не затронуты. По всем признакам, он должен быть здесь, и в первую очередь у горы Вавнбед. С нее мы и начнем.

– Я готов, ребята, помочь вам сыскать энтот камень, – решительно заявил Василий Иванович. – Говорите напрямик, что нужно.

– По малому счету – перевезти наш отряд на Вавнбед, – ответил Кобешев с лукавой улыбкой.

– А ежели по большому счету, что тогда? – не отступал Василий Иванович.

– По большому счету лучше будет, если вы поработаете с нами. Оплатим все ваши услуги, – ответил Кобешев.

– Одно ваше присутствие там обеспечит успех нашего предприятия, – добавил я, польстив самолюбию ветерана.

– Ладно, ребята, еду с вами. Завтра к девяти утра подходите к моему причалу со всей командой и со всем барахлом. Продуктов никаких не набирать, кроме чая, сахара, соли, хлеба на первый случай. Я возьму ружье, рыболовные снасти и обеспечу вас натуральной лопарской пищей. Ну а сейчас давайте пить чай, – промолвил Василий Иванович, с сожалением глядя на опустевшую бутылку водки.

Сейд на горе Вавнбед

На следующее утро мы всей командой, с набитыми до отказа рюкзаками и спальными мешками, на попутной машине подъехали к озеру. На берегу уже маячила монументальная фигура Василия Ивановича Кондратьева, хлопотавшего возле моторной лодки. Он критическим взглядом оглядел нас и наших помощников – поискового рабочего Мишу Шаганова, щуплого молодого парня, и здоровенного Василия Коренкова, отличавшегося необыкновенной силой и способностью заменить целую бригаду горнорабочих.

– Нешто это вся экспедиция? – промолвил Кондратьев, приподняв свои мохнатые, косматые брови. И затем, чуть помедлив, добавил: – А может, оно и к лучшему, меньше людей – меньше хлопот и внимания к вашим делам. Место, куда мы поплывем, для лопарей священно, а потому лучше, чтобы не было огласки. Ну а теперь давайте загружаться – за два рейса, думаю, управлюсь. Спервоначалу со мной поедут начальники, чтобы выбрать место для лагеря, а вас я заберу за второй рейс, – категорически заявил Кондратьев, обращаясь к нашим помощникам.

Мы быстро загрузились на первый рейс, наш перевозчик завел мотор, и вот уже лодка заскользила по зеркально-прозрачной и спокойной поверхности Лов-озера. Небо над головой было чистым и безоблачным. Солнечные брызги на волнах качались, глаза слепило от них, а на душе было радостно, как у первопроходцев в неведомом крае. Мы плыли на юг, огибая с востока предгорье Ловозерского горного массива. Берега были пустынны и диковаты, покрыты густым лесом и топкими болотами. Все было как в сказке – чем дальше, тем интереснее. И мы пристально вглядывались вперед в томительном ожидании, пока наконец на горизонте не возникли величественные контуры горного массива. Еще немного ожидания, и мы уже различили оголенные вершины массива причудливой формы.

– А где гора Вавнбед? – обернулся Кобешев к рулевому.

– А вон она, как пуп, торчит на краю массива. Ее ни с какой другой горой не спутаешь, – загадочно усмехнулся Кондратьев.

– А что означает это название по-лопарски? – полюбопытствовал я.

– Я не лопарь, ребята, – ответил Кондратьев. – Мы из народа коми. А нынешние лопари совсем свой язык забыли, только старики еще что-то помнят.

– А как старики объясняют это название?

– Название Вавнбед – чудное, – засмеялся Кондратьев. – Хотите верьте, хотите нет, но оно означает, как бы это сказать помягче… «бабская задница».

– Вот это да! – засмеялись мы. – А с какой стати так обозвали гору?

– А с того, что эта гора на вершине раздвоена и округлая, по форме схожа с этой самой частью тела. Да сами в этом убедитесь, когда взберетесь на нее, – ухмыльнулся Кондратьев. – Это еще ничего, а есть лопарские названия еще покруче – сплошной конфуз и только. В ловозерской тундре есть озеро, которое прозвали за свою форму мужским детородным органом. И под таким названием оно на ваших картах обозначено. Ха-ха-ха! И никому невдомек, а лопарям весело от их названий, которые напридумывали от нечего делать долгими зимними вечерами.

– А сейды есть на Вавнбеде? – спросил я.

– Есть, конечно! Стоит посередине этой бабской горы, как маяк. Место это священно издавна, и лопари не любят, когда туда суют свой нос любопытные пришельцы – туристы или даже ученые люди. Вот так-то!

Незаметно за разговорами мы приплыли к каменистому берегу возле горы Вавнбед. Сошли на берег, выгрузились и стали осматривать пустынное место, поросшее редким ельником.

– Располагайтесь, ребята, ближе к берегу, чтобы продувало ветерком, а то от комаров отбою не будет, – посоветовал Василий Иванович.

Мы последовали его совету и выбрали для стоянки удобную ровную полянку вблизи берега и перенесли туда вещи.

– Ну, ребята, обустраивайтесь на новом месте, а я поплыву за вашей командой, – сказал Кондратьев.

– Что, будем палатку ставить? – спросил Кобешев, когда лодка отплыла от берега.

– Успеется, – ответил я. – Давай лучше, пока мы одни, поднимемся на горку и глянем на сейд.

– Что, не терпится увидеть творенье твоих гипербореев? – с иронической улыбкой произнес Кобешев.

– А ты разве не веришь?

– Это все легенды и мифы, как о снежных человеках и инопланетянах, – отмахнулся Кобешев. – Я верю только своим глазам камнезнатца. Ну да ладно, Олегыч, давай поднимемся на горку, разомнемся и оглядим местность.

Подножье горы и северо-восточный склон поросли густым ельником, и первые пятьсот метров пришлось пробиваться с трудом. И вот наконец лесная преграда закончилась, и открылся каменный склон горы, покрытый глыбовыми развалами местных пород – луявритов. Крутизна склона постепенно возрастала, глыбы под ногами были неустойчивыми и часто приходили в движение, вызывая обвал. Облегчение наступило наверху, когда мы взобрались на гору. Осмотрев вершину, мы убедились, что она имеет ровную покатую поверхность, разделенную на две половины-полушария небольшой седловиной. Вот в ней мы и увидели собственными глазами каменный сейд. Это была искусственная кладка из плотно уложенных пород плитообразной формы размерами до полуметра по наибольшему измерению. Простым расчетом можно было определить вес этих глыб, который был не менее 100 кг. Сейд имел обелисковидную форму высотой 1,5 м. Камни в сейде были покрыты плотной вековой коростой, которая с трудом отдиралась даже с помощью геологического молотка. На расчищенных нами глыбах выглянули обычные породы Ловозерского массива – луявриты зеленовато-серого цвета.

И вдруг на одной из глыб явственно проступил косой крест. Каким образом он появился здесь, этот христианский символ – Андреевский крест? Ведь, по преданию, на косом кресте был распят апостол Андрей Первозванный. Кресты были прочерчены и на других глыбах. И это не игра природы, которая создает на камнях свои письмена. Да и это обелисковидное сооружение явно творение людей-исполинов, но для чего оно?

– Что скажешь, Олегыч, на все это? – промолвил Кобешев, явно потрясенный увиденным.

– Это культовое сооружение. Нечто подобное мне приходилось встречать в Монголии. Там их называют обо. Их сооружают на горных перевалах, возле родников и минеральных источников. Они представляют собой груду камней в виде пирамидки высотой до полутора метров. Каждый путник, проходящий мимо обо, должен положить на него монету, кусочки сыра или хлеба, ткань и прочее, что у него есть. Это своеобразное приношение духам гор, озер или родников, чтобы они были благосклонны к путнику – иначе ему не будет удачи в дороге. Эта многовековая традиция сохранилась до настоящего времени.

– Ну наш сейд не похож на монгольское обо, да и приношений никаких здесь не видно, – усмехнулся Кобешев.

– Согласен, это не то. Но в монгольской степи мне часто приходилось встречать одиночные каменные столбы высотой до двух метров, установленные вертикально. Ученые спорят об их назначении, а у местного населения совершенно иное, интригующее мнение. По поверьям, это фаллические символы плодородия и деторождения. И выполняли они определенную функцию: бесплодные женщины терлись определенным местом об этот каменный столб, а мужчины набирались возле него мужской силы или, как сейчас говорят, сексуальной энергии. И такие каменные столбы встречаются не только в Монголии. В глубокой древности в такой стране, как Греция, тоже существовал ритуал изготовления каменных столбов фаллической формы. Их называли «герма», по имени бога Гермеса. Они устанавливались на дорогах, и каждый проходивший мимо должен был добавить к этой куче камней какой-либо камешек. А если на вершине столба был поставлен большой камень, то путник клал на него немного еды в качестве приношения. По представлению древних греков, в этой куче камней-герме обитал бог Гермес – покровитель всех странствующих. Однако еще задолго до того как предки древних греков переселились на Балканы, во многих местах Европы и Азии устанавливались подобные столбы фаллической формы, символизирующие мужское начало. Возможно, и в Древнюю Грецию идея таких сооружений пришла отсюда, с нашего севера, где существовала прародина человечества – Гиперборея.

– Интересные у тебя истории, Олегыч, можно заслушаться, – промолвил Кобешев. – Но давай лучше еще раз осмотрим камни этого сооружения – может, здесь что-нибудь откроется.

И мы стали разглядывать вновь плотно уложенные в кладке глыбы местных пород луявритов. Сами по себе луявриты ничего особенного по внешнему виду не представляли. Обычные магматические породы зеленовато-серого цвета, состоящие из зерен зеленого эгирина, серого нефелина и полевого шпата. Иногда их украшают вкрапления красного эвдиалита («лопарской крови»), и тогда они более привлекательны и декоративны. Но здесь в сейде они казались монотонными и малопривлекательными, что называется, «без изюминки». Однако это было только кажущимся. Пока я внимательно всматривался в огромную глыбу, лежащую в основании каменного столба, Кобешев застыл над его вершиной. Внезапно он воскликнул взволнованным голосом:

– Дай-ка скорее твою фляжку!

Я вынул из полевой сумки алюминиевую фляжку с водой, к которой мы прикладывались время от времени, и подал ее Кобешеву. И тут он, к моему удивлению, выплеснул остатки воды на верхний камень в сейде.

– Гляди, Олегыч, что я нашел, – воскликнул он с таинственным видом.

И тут я заметил на торце верхнего камня, смоченного водой, прожилок белого полевого шпата с вкраплениями буро-красного минерала с острыми блестящими верхушками.

– Вот он, наш циркон-гиацинт, среди белого полевого шпата-альбита. Это привычная ассоциация этих минералов – так же, как у нас на Урале, в Ильменах. Давай попытаемся отбить образец с этого верхнего камня, – воскликнул Кобешев, схватившись за молоток и зубило.

– Не надо, Степаныч, этого делать! – остановил я его. – Я теперь окончательно убежден, что это священный фаллический столб, посвященный гиперборейскому божеству Гиацинту. Поэтому неспроста глыба с кристаллами гиацинта поставлена на самом верху. Осталось найти место, где прячется этот легендарный камень.

– Найдем, Олегыч, он где-то здесь на восточном склоне горы, чую всем сердцем! – воскликнул с загоревшимся взором Кобешев.

Отдаленный гул мотора, прорвавшийся в первозданную тишину, вернул нас к реальности.

– Кажись, моторная лодка возвращается, – сказал Кобешев. – Давай поспешим и мы. Но о том, где мы были и что нашли, болтать не будем.

Спуск с горы был недолгим и незаметным от распиравшей нас радости. Священный сейд на Вавнбеде раскрыл нам поисковый признак на циркон – он в белом альбите, а следовательно, надо искать среди луявритов жилы пегматитов с этой ассоциацией минералов. Ну и в душу каждого из нас закралась мысль найти древнюю копь, откуда гипербореи извлекали циркон.

– Ну что интересного здесь увидели, командиры? – поинтересовался Василий Иванович, когда лодка с ребятами и грузом пристала к берегу.

– Места здесь сказочные – не оторвать глаз, – проникновенным голосом протянул Кобешев. – А в озере рыба плещется, жаль, что ловить нечем.

– Ништо! Зато у меня инструмент наготове, – промолвил Кондратьев, вытаскивая из лодки спиннинг. – Вы, ребята, обустраивайтесь, готовьте костер, а я сбегаю на рыбалку – угощу вас нашей ловозерской ухой.

Мы принялись за благоустройство лагеря. Поставили на деревянный каркас брезентовую палатку, оборудовали в ней спальные места, разобрали и уложили вещи, инструменты и продукты. Дневальный Миша Шаганов заготовил хворост и разжег костер. Все было готово к приходу нашего рыбака. И вот на берегу появилась монументальная фигура Василия Ивановича, шагавшего степенно, вперевалочку, тяжелой походкой таежника. Лицо его расплылось в довольную улыбку, а в руке висел тяжелый груз – сетка с рыбой.

– Нешто, ребята, заждались, поди? – воскликнул зычным голосом Кондратьев. – Зато я не зазря рыбачил. Вот она, наша ловозерская щука, другой такой не сыскать нигде – мясо у нее розовое, а уха – одно объедение. Ставьте на костер котелок с водой, а я пока разделаю рыбу. Уху приготовлю сам – по-лопарски!

Вскоре над костром в большом котелке уже булькала уха. Василий Иванович немного походил по берегу, нарвал какой-то дикой травушки, нарезал ее ножом на деревяшке – и пошел от нее дразнящий аромат.

– Это лопарская приправа для ухи, – пояснил довольный Василий Иванович. – К такому вареву не помешало бы и по сто грамм в клюв бросить, – добавил он, кинув выразительный взгляд на Кобешева.

Тот быстро сбегал в палатку и принес припрятанную для особого случая бутылку водки «Столичной». Уха превзошла все наши ожидания. Разогретые изнутри и снаружи, разомлевшие, мы долго сидели в тот вечер у костра, слушая рыбачьи истории словоохотливого Кондратьева. Однако нам было интересно узнать о его боевом прошлом.

– Василий Иванович, поведайте нам, как вы стали кавалером орденов Славы в войну? – попросили мы заслуженного ветерана.

– Не-а, ребятки, полным кавалером я не стал – третий положенный мне орден «зажали» из-за моей биографии.

– Как так?! – воскликнули мы в изумлении.

– Это дивная история, ну коли есть время и желание меня слушать, то расскажу вам ее.