Текст книги "Предпоследнее дознание"

В худшем случае преследователь догонит платформы до того, как они вернутся к терминалу, и, увидев в пустом контейнере брошенные планшет, ключи и кредитницу, поймет, что Карев его обманул и пустил по ложному следу. Тогда Алексеенко попробует вернуться на то место, где он был, но не сможет его найти – посреди свалки нет точных ориентиров и отличить одну кучу мусора от другой не в силах ни один особист или бандит. К тому же теоретически Карев мог выпрыгнуть по ходу из контейнера, так что площадь поисков оказывалась весьма велика.

Существовала очень небольшая вероятность самого плохого развития событий – если преследователь очень умен, он мог до того, как побежать отсюда, отметить собственное положение по GPS на своем планшете. Тогда он вернется аккурат в эту точку. И если он настолько умен, чтобы сделать это, то догадается и о том, где спрятался Карев. Но надо быть специалистом экстракласса и человеком с железными нервами, чтобы, видя, как уезжает вереница платформ, где, вероятнее всего, сидит беглец, потратить драгоценное время на то, чтобы обеспечить запасной вариант, при котором нужно будет вернуться.

А что-то Кареву подсказывало, что Алексеенко все же не настолько хорош. По крайней мере, он очень надеялся на это. Без отметки по GPS тот не сможет его найти, даже догадавшись, что он прячется под мусором. Здесь множество органики, и процесс ее разложения приводит к образованию теплых газовых «подушек» в пустотах. Ни один тепловизор не выявит его на таком фоне. Никаких следов. И никаких записей камер, получив доступ к которым, можно было бы увидеть, куда он спрятался. Весь город нашпигован камерами, но только не свалка. Потому-то его сюда и привезли убивать.

Пока было время (Алексеенко сейчас бежал за платформами и был расположен спиной к нему), Карев осторожно начал раздвигать мусор перед своим лицом. Воздух в созданном им «кармане» кончался, и становилось душно. Он осторожно сдвинул картонку – видимо, пакет из-под сока, и ему на лицо упала какая-то влажная вонючая масса, которую он судорожно смахнул. Потом, просунув руку дальше вверх, осторожно отодвинул вбок что-то вроде тряпичного кома, пошевелил то, что было за ним, и зажмурился, увидев свет. Дышать стало легче. Воздух проходил свободно через образованное отверстие, открыв глаза, Карев увидел сквозь него кусочек синего неба.

Лежать придется очень долго, но он никуда не спешил. На какой-то момент его опьянила эйфория от осознания, что он обманул смерть, ушел от нее. Может быть, его убьют – но по крайней мере не сейчас! Он выиграл время, и теперь его надо потратить на то, чтобы понять, что происходит, и продумать следующие шаги.

Ему вспомнился седой бомж в засаленной джинсе. Выжил ли он? Карев надеялся, что ему также повезло. Только сейчас он сопоставил бомжа, с которым его собирались похоронить, с Корнеевым – бомжом, дело которого он расследовал. Совпадение явно не случайное. А значит, причина в Корнееве, а не в Хонге. Как бы ни был рассержен богатый бизнесмен, происходящее плохо укладывалось в версию о мести ревнивого мужа. Уж как-то слишком сложно. Хотя Павел и не сбрасывал полностью эту версию со счетов.

Надо сосредоточиться на том, что делать дальше.

* * *

Карев лежал долго. Время от времени рядом с ним проносилась вереница платформ – он чувствовал это по дрожанию окружающей его массы и по слабому шуму, доносившемуся сверху. Первый раз, заслышав приближение платформ, он напрягся – если бы робот сбрасывал мусор в одно и то же место, его бы засыпало капитально. Но нет – программа была рассчитана так, чтобы равномерно сбрасывать груз, так что каждый раз платформы останавливались в разных местах одного маршрута.

По оценкам Карева, между сбросами проходило минут пятнадцать-двадцать. Прошло четыре объезда, после чего долгое время сверху ничего не было слышно, и Павел догадался, что состав опустошен, уехал, и теперь ожидается прибытие следующего.

Погребенный заживо под слоем мусора, Павел лежал без движения, но внутри его состояние менялось весьма разительно. После того как слыхнула эйфория от спасения и прошел страх быть обнаруженным, он почувствовал сильное раздражение.

Он шел в Предпоследнее дознание, чтобы за чашкой чая выслушивать от милых бабушек добрые рассказы об их родственниках… Так почему он теперь вынужден зарываться в помои, чтобы спасаться от убийц, посланных за ним? Жаль, что никто не предупредил об этом, когда он подавал анкету на поступление! «Понесло же меня в дознаватели! Сидел бы сейчас по-прежнему в магазине андроидов у дядьки и горя бы не знал!»

Мелькнула малодушная мысль о Корнееве, как тотальном источнике бед и несчастий. Разрушил свою жизнь. Жизнь любимой женщины. А теперь, почти уже из могилы, исхитрился разрушить жизнь следователя… Не зря Павел чувствовал, что от этого дела несет неприятностями.

Нет, глупость. Корнеев, наоборот, всегда пытался улучшить жизнь окружающих. Молча и без пафоса. Павел задержался на этой мысли подольше, и его вдруг осенило. Он понял, кто стоит за происходящим и, самое главное, догадался, почему. И намеки Толочко, и вчерашняя хакерская атака, и сегодняшнее преследование – все встало на свои места.

Увлеченный работой мысли, Павел даже перестал чувствовать дискомфорт от долгого лежания. К тому времени как снова начала ездить вереница платформ с контейнерами, он уже придумал, что делать с преследователем. Как победить в этой схватке. Но на пути к победе оставалось два важных шага – во-первых, безопасно покинуть свалку и вернуться в город, а во-вторых, найти там помощь.

Он лежал, пока разгружали второй состав, и остался дожидаться третьего. От долго неподвижного лежания сводило мышцы, и Павел пробовал поочередно шевелить то рукой, то ногой. Сквозь отверстие вверху он видел, как голубое небо постепенно затянулось тучами, и чуть позже стал накрапывать дождик. Карев щурился, когда капли, пролетая сквозь отверстие, время от времени попадали ему в глаза. Он был рад дождю – если Алексеенко с рыжим все еще болтались где-то наверху, дождь наверняка подстегнет их сворачиваться и разработать какой-нибудь альтернативный план.

К тому времени как пришел третий состав, Карев уже знал, как будет выбираться. Он дождался, пока к нему приблизилась вереница платформ, и что есть силы раздвинул завал перед лицом. Когда платформы проехали, он снова замер. Перед ним теперь образовалось большое «окно». Дождь уже прекратился, но небо все еще было пасмурным. Через четверть часа он снова услышал шум подъезжающих платформ, и пока они проносились мимо, раздвинул мусор с груди и живота. Если кто-то сейчас стоял на холме, оглядывая окрестности, он ничего не мог бы заметить, поскольку каждое движение Карев осуществлял под прикрытием проезжающих платформ с контейнерами.

На третий раз он, поднапрягшись, освободил ноги. Теперь Карев лежал в яме из мусора. Он был открыт и мог готовиться к броску. Повернувшись на бок, он осторожно приподнял голову, словно боец из окопа. Сколько хватало взгляда, ни одной человеческой фигуры нигде не было. Павел еще повернулся и встал на четвереньки, понемногу разминая затекшие мышцы.

Внимательно осматривая окружающий мусор, Карев нашел то, что искал – помятую коробку. Он дотянулся до нее и утащил к себе. Приближалась вереница платформ. Робот остановил ее метрах в ста. Карев наблюдал, пока контейнеры по очереди переворачиваются, сбрасывая мусор. Затем они двинулись вперед, к нему, все больше набирая ход. Павел приподнялся, сжимая в руке коробку.

Когда робот, тянущий платформы, поравнялся с ним, дознаватель бросил во второй контейнер коробку и попытался запрыгнуть на платформу. Не удержавшись, он свалился обратно в мусор, платформы поехали дальше. Выругавшись, Карев вскочил и понесся вперед. К счастью, мусоровоз ехал не слишком быстро, и получилось догнать его. Со второго раза Павел сумел заскочить на платформу, а в следующую минуту он перевалился через стенку контейнера и упал внутрь. Кроме закинутой им коробки и многочисленных грязных потеков здесь ничего не было.

Вспомнилось, как три часа назад он выбросил в такой же контейнер свой планшет. И еще ключи и визитницу. Но их легко восстановить, а вот планшет жалко. Сколько там всего на диске… И по прошлым делам подборка, и фотоархив, и адреса важные. Программы… А еще – на него позвонит Инна. Вечером или ночью. Когда он не вернется в привычный срок с работы…

Карев сокрушенно покачал головой и машинально принялся отряхивать запачканную штанину. Спохватившись, прекратил это – после трех часов пребывания в мусоре костюм был заляпан настолько, что пытаться вручную очистить его бесполезно. Левая лодыжка саднила, осмотрев ее, Павел обнаружил глубокую царапину с запекшейся кровью. «Надеюсь, это не от ржавого гвоздя», – подумал он. Умереть сейчас от столбняка было бы очень некстати.

Робот довез их до погрузочного терминала, вереница платформ остановилась, и полминуты спустя Карев увидел, как сверху опустился большой металлический захват, который, ловко подцепив стоявший впереди контейнер, поднял его и перенес на грузовую платформу поезда. Следом настала очередь контейнера, в котором сидел Карев. Когда металлическая «рука» подняла его, на мгновенье охватило беспокойство, что захват не выдержит, и он сорвется вниз вместе с контейнером, но уже через несколько секунд контейнер благополучно опустился куда надо.

Довольно скоро погрузка закончилась и состав тронулся. Мимо потянулись мусорные холмы. Кареву не верилось, что он действительно смог вырваться с этой свалки. Хотя он провел тут немногим более трех часов, они показались вечностью. Наверное, таким же образом отсюда выезжал тот седой бомж в джинсовой куртке. Кольнуло сожаление – может быть, стоило вернуться и поискать его? Может, ему нужна помощь? Впрочем, если Алексеенко его застрелил или если рыжий его поймал, то ему уже не поможешь, а если он сумел убежать и спрятаться так, что преследователи его не нашли, то Карев и подавно не найдет. В любом случае, поезд уже ехал, и вернуться было нельзя.

Свалка осталась позади, слева и справа теперь проносились поросшие травой и кривыми деревцами склоны оврага, а вдали плыли темные спички небоскребов. Приближался город.

* * *

Состав остановился в тухлом вонючем тупике – центре паутины промасленных рельсов. Спотыкаясь, озираясь, пробираясь меж снующих металлических громадин разгрузчиков, дознаватель наконец выскользнул сквозь дыру в заборе и обнаружил себя посреди улицы в совершенно незнакомом районе.

Прежде чем выйти, он предпринял некоторые защитные меры. Карев нисколько не обольщался насчет преследователей. Они покинули свалку, потому что знали – рано или поздно он вернется в Москву, а значит, попадет в объективы камер. Так что в настоящее время в программу распознавания лиц уже внесли его физиономию, и система тысячеглазым чудовищем пристально всматривалась в переплетение улиц, выслеживая его. Чтобы не попасться, нужно было создать условия, при которых программа вообще не будет воспринимать его лицо как лицо. Карев не смог придумать ничего лучше, чем напялить на голову ту самую коробку, загодя проделав в ней неровные отверстия для глаз.

И вот в таком виде – измазанный, вонючий и с коробкой на голове – дознаватель Павел Карев вышел на улицу. Он был готов провалиться под землю со стыда, а еще боялся, что какой-нибудь сердобольный прохожий при виде его вызовет скорую психиатрическую помощь.

Но ничего такого не происходило. Немногочисленные прохожие старались не смотреть в его сторону и обходить за версту. Если бы он ходил в чистом костюмчике и при этом с коробкой на голове, точно кто-нибудь позвонил бы, чтобы оказать ему «помощь». Но мятая грязная одежда вкупе с запахом убеждали людей, что перед ними просто очередной бомж, опустившийся человек, которому уже не поможешь.

Побродив по улицам, Карев с ужасом понял, что абсолютно не способен ориентироваться в пешеходном городе. Общая карта Москвы впечаталась в память, без труда удалось бы сообразить, из какого сектора перекинуть дугу для прыгуна в любую точку и сколько это займет времени… Но здесь, внизу, без летательной машины, знакомый с детства город превратился в каменный многоэтажный лабиринт.

Час спустя, изрядно поплутав, Карев сидел в маленьком парке на замызганной скамейке среди красноватого асфальта. Большие трещины сплетались в сложный асимметричный узор, словно застывший в спазмах клубок черных молний. Слева в гранитной удавке рыжим пламенем колыхались маргаритки, а над ними танцевали бабочки, порхая с цветка на цветок. Справа пустовало летнее кафе, среди неровных рядов столиков виднелась одинокая фигура скучающего старика. Город со всех сторон сжимал этот клочок зелени, нависая стеклянными глыбами небоскребов, раздражая пестрым мельтешением на рекламных щитах, которые проглядывали сквозь прорехи в кронах тополей.

Идти в офис было нельзя – здание Предпоследнего дознания окружено большим парком и пробраться к нему незаметно невозможно. Скорее всего, за офисом преследователи установили живое наблюдение, так что коробка на лице пешехода там только привлечет внимание наблюдателя-человека. Карев знал, где живет Соня и где живет Халл, но совершенно не представлял ни где он сам сейчас находится, ни как добраться пешком по этим адресам!

Спереди раздалось шумное стрекотание, и Карев вскинул взгляд. Оказалось, это воробьи стали купаться. Прыгая в луже и молотя крыльями по воде, они взбивали над собой облачко брызг. Карев перевел взгляд дальше, к противоположным скамейкам. У ближайшей темнела детская коляска, возле которой сидела молодая мамаша, читая что-то на планшете. А далее, у следующей скамейки, стояла сутулая фигура и копошилась в мусорной урне. На обертке, которую сутулый достал оттуда, мелькнул логотип мегамаркета «Тинк», и Карев вдруг вспомнил, что знает человека, живущего там. Он медленно поднялся и неуверенно зашагал к бомжу. В отличие от всех остальных людей, этот человек мог признать в нем своего и по крайней мере ответить.

Когда Павел уже подошел, сутулый, заслышав близкие шаги, обернулся. Карев немного приподнял коробку с лица в надежде, что это поможет выглядеть чуть менее идиотски.

– Привет! – заговорил он. – Далеко ли отсюда «Тинк»?

Мужчина внимательно посмотрел на него, прежде чем ответить. К удивлению Карева, он оказался довольно молодым.

– Далеко, – наконец ответил он. – Но дойти можно.

И далее, как пешеход пешеходу, объяснил, как именно добраться до мегамаркета.

Карев поблагодарил и уже собрался уходить, как вдруг сутулый парень спросил:

– Слушай… а че это такое у тебя на голове?

– А ты разве сам не видишь? Коробка с дырками для глаз.

– А зачем она тебе?

– Боюсь солнечного света, – брякнул Павел первое, что пришло в голову, и чуть погодя добавил: – Я вампир.

* * *

Идти пришлось и впрямь далеко. Прежде чем добраться до башни мегамаркета, Карев протопал часа полтора, срезая путь дворами и маленькими улочками, чтобы меньше привлекать внимания. Павел шел мимо скамеек, клумб и детских площадок. Выходящие из подъездов люди оглядывались на него, прохожие сторонились, но в это время дня их попадалось совсем немного.

Человек, к которому он направлялся, не был ему ни другом, ни даже приятелем. Более того, у него имелся сильный повод для обиды на Карева. И все-таки ему можно было доверять. По крайней мере, Павлу хотелось надеяться на это.

Он шел к лейтенанту Ронгу. После того как они попали под обстрел на передовой при расследовании дела Сато, ответственность за погибшего телохранителя и за ранение Карева хотели повесить на Ронгу. Речь шла не только об увольнении, но и о суде. Павел приложил большие усилия и смог избавить лейтенанта от суда, но от отставки спасти не получилось. В то время он не раз заезжал в гости к Ронгу, чтобы обговорить линию поведения и их показания.

К сожалению, нельзя было прийти сейчас и сказать: «Ронгу, за тобой должок, я тебя от трибунала спас». Дело в том, что поехали на передовую они именно по инициативе Карева, и именно Карев начал проводить допрос на открытой местности, а не в блиндаже, как рекомендовал Ронгу. Так что дознаватель сам виноват – и что получил ранение, и что один охранник погиб, и что лейтенант в итоге лишился хорошей работы. Те, кто представил Карева к медали, не понимали этого, но Ронгу очень даже понимал.

В прошлые разы Павел всегда садился на парковке «Тинка». Точного адреса Ронгу он не помнил, но, к счастью, зрительная память не подвела. Подъезд, перед которым дознаватель сейчас стоял, был именно тем самым подъездом того самого дома. Ни кода, ни номера квартиры не сохранилось в памяти, так что пришлось топтаться еще минут двадцать, пока выходящая девушка не отворила массивную дверь. За минуту до того он рискнул и снял с головы коробку, чтобы не вызывать слишком больших подозрений.

Карев помнил, на каком этаже и с какой стороны квартира адресата. Несколько секунд тишины после звонка испугали – что, если хозяина не окажется дома? Не исключено, что он вообще переехал…

А потом дверь распахнулась.

– Добрый день! – сказал Карев, теребя в руках коробку. – Мне нужна ваша помощь.

– Да, я вижу, – протянул лейтенант Ронгу, оглядывая его с головы до ног. – Заходите.

Они оказались в небольшой прихожей с зелеными обоями и россыпью маленьких лампочек на потолке и стенах. На паркете лежал желтый кубик, а рядом стояла девочка лет четырех с бантиками. Она с любопытством смотрела на гостя раскосыми глазками и грызла хвост игрушечного динозавра.

– Катя, иди к маме, – сказал Ронгу девочке и снова повернулся к гостю: – Господин дознаватель, мне не терпится вас выслушать, но поскольку вы пахнете еще хуже, чем выглядите, а у меня дома жена и дочь, я приглашаю вас сначала заглянуть к нам в ванную.

– Да-да, конечно, – пробормотал Карев, направляясь к открытой двери санузла.

– Коробку можете оставить в прихожей, уверен, ей здесь ничего не грозит. Кстати, зачем она вам?

– Для маскировки. Чтобы обмануть программу распознавания лиц.

– Просто, как и все гениальное, – в своей обычной насмешливой манере заметил Ронгу. – Сейчас я принесу вам новую одежду и мусорный пакет для старой. И… не торопитесь.

Приняв ванну, Карев почувствовал себя, будто вернулся обратно в семью человечества. Стал нормальным. Вода смыла грязь и усталость, и так хотелось верить, что проблемы тоже. Но увы. Осмотрев внимательно извлеченное из уха инфокольцо, он заметил новую проблему. Насухо вытершись, Павел надел оставленные ему треники, шлепанцы и черный махровый халат, в карман которого положил инфокольцо.

Когда он вышел, Ронгу усадил его на кухне, за сто-лом, где уже стояла тарелка с бутербродами и две кружки чая. Жена лейтенанта, выглянув из комнаты, поздоровалась, улыбнулась и увела с собой девочку, подглядывавшую за гостем из-за двери. Лейтенант сел на табурет с другой стороны стола у холодильника.

– Насколько помню, вы предпочитаете зеленый, – он кивнул на кружки.

– Да, – ответил Карев. – Спасибо.

– Может, чего покрепче налить?

Карев помедлил, прежде чем ответить:

– Пожалуй, нет. Это может кончиться плохо.

Он осторожно, чтобы не обжечься, отхлебнул из кружки и поставил ее обратно.

– На меня охотятся, – сказал он, глядя в глаза Ронгу.

– Кто?

– Или бандиты, или люди из Спецконтроля. Я склоняюсь ко второму варианту, но хотел бы послушать ваше мнение.

И Павел рассказал все, что произошло с утра. Лейтенант слушал не перебивая.

– Похоже на работу особистов, – согласился он, когда Карев закончил. – Судя по всему, они хотели инсценировать ваше убийство тем бомжом, якобы во время того, как вы у него брали показания по делу. А его самого должны были застрелить «за сопротивление при задержании». У бомжей пистолетов быть не может, потому преследователь и не стрелял в вас. Скорее всего, вас собирались прирезать.

– Подтвердить свою историю я не могу, – дознаватель достал из кармана халата инфокольцо и положил его на стол. – Пока мы летели на свалку, тот тип что-то нажал, и я почувствовал шипение в ухе. А теперь, осматривая инфокольцо, я обнаружил, что оно спеклось. Подозреваю, все, что было на нем записано, восстановлению не подлежит, и все, что произошло на свалке, не записалось. Так что доказательств у меня нет.

– Бандитам такое точно не по зубам, – заметил Ронгу, осматривая инфокольцо. – Это может позволить себе только Спецконтроль. Но почему вас преследуют? То, что вы описали, похоже на операцию по устранению террориста. Если это делает вся контора, то вы и впрямь очень опасный для страны человек. Если же это личная инициатива одного из старших офицеров, то он, видимо, находится в отчаянном положении, раз решился на такое. Он очень рискует. Не сочтите это за принижение вашей способности раздражать окружающих, но все же я не понимаю, как человек, который просто собирает хорошие истории про коматозников, может настолько представлять угрозу для кого-то из старших особистов.

Все то время, пока Ронгу говорил, Карев поедал бутерброд с сыром и ветчиной. Он проглотил последний кусок, прежде чем ответить.

– Я знаю, кто это и почему это делает.

– Звучит интригующе. Не поделитесь?

– А вы действительно хотите быть настолько вовлеченным в процесс?

– Хороший вопрос, хочу ли я вообще быть в него вовлеченным. Честно говоря, особо не хочу, но я уже оказался вовлечен, когда пустил вас в дом. Подозреваю, что вы рассчитываете на что-то большее, чем ванна, чашка чая и бутерброд. Что еще от меня потребуется? Какие у вас планы?

– Нападать. Я собираюсь нападать.

Лейтенант удивленно вскинул брови.

– Вы, кажется, насмотрелись приключенческих боевиков, где герои лихо проникают в любые секретные организации. В жизни все не так. На свалке вам невероятно повезло, и это единственная причина, по которой вы еще живы. Вы не сможете проникнуть в здание Спецконтроля. Это нереально. Мой вам совет: расскажите свою историю начальству и просто ждите, пока оно разберется и прикроет вас.

– Это как раз то, чего от меня ожидает преследователь. Я достаточно убегал и отсиживался в норе, чтобы понять, что так его не победить.

Ронгу достал планшет и включил его.

– Я не хотел вам показывать, чтобы не расстраивать. Узнал, пока вы отмокали в ванной. Мой брат работает в полиции, им это переслали пару часов назад.

Он протянул планшет, взяв его, Карев увидел собственный фоторобот. В тексте под ним сообщалось, что это человек, виновный в убийстве бездомного, совершенном сегодня на южной городской свалке. Также говорилось, что он подозревается в серии подобных преступлений, и в случае обнаружения нужно немедленно доложить в центральное отделение.

Внутри неприятно засосало от осознания, что седой бомж все-таки не смог сбежать.

– Тот, кто преследует вас, настроен весьма серьезно, – сказал Ронгу, забирая планшет обратно. – Один раз вам повезло сбежать, не испытывайте судьбу.

Карев пожал плечами.

– Мне некуда пойти, и вы это понимаете, – сказал он. – Оставшись здесь и тем более связавшись отсюда с Петровичем, я раскрою себя. Тогда головорезы придут к вам. Я не хочу подставлять ни вас, ни вашу семью. Один человек уже умер сегодня. Я не собираюсь ждать, пока они нанесут следующий удар. Поверьте, я не геройствую. Сегодня я видел смерть, и у меня до сих пор поджилки от страха трясутся. Но я должен напасть, потому что это единственная возможность все прекратить.

– И как вы собираетесь нападать? – поинтересовался Ронгу. – Как вы хотя бы приблизитесь к нему, когда вас разыскивает не только программа распознавания лиц, но и вся полиция города? Идея разгуливать с коробкой на голове очень креативная, но, боюсь, в таком виде вам будет трудно смешаться с толпой возле здания Спецконтроля.

Павел рассмеялся.

– Это первое, в чем я хотел попросить вашей помощи, – признался он. – Помогите мне сменить внешность.

– Интересно, что в моем жилище может навести на мысль, будто я здесь держу тайную клинику пластической хирургии? – обычно невозмутимый Ронгу сейчас не скрывал своего раздражения.

– Лейтенант, я знаю, где вы служили до того, как поступили в охрану Предпоследнего дознания. – Карев примирительно поднял руки. – Полагаю, вас там учили обманывать программу слежения даже без пластической операции.

– Допустим. Что второе?

– Отвезти и высадить меня поближе к цели. Мой прыгун остался дома, а пешком туда идти далеко. И третье – побыть немного моим гонцом. Чтобы передать информацию в Предпоследнее дознание устно. Вчерашний взлом системы показал, что электронные способы связи сейчас ненадежны.

Ронгу молчал и нахмурившись смотрел в стену.

– Вы мне ничего не должны, – добавил Карев. – Мы даже не друзья. Вы можете в любой момент сдать меня в Спецконтроль.

– Если бы я хотел от вас избавиться, то пристрелил бы еще на Тирате, – недовольно буркнул лейтенант. – Ладно. Надеюсь, мне не придется пожалеть об этом. Что касается внешности. Идите в ванную, сбрейте усы. Остальным я займусь. Катя, принеси свой пластилин!

* * *

Прыгун оторвался от земли, потянул вверх. Карев, сидя на месте пассажира, отрешенно смотрел на уходящие вниз ряды окон. Кажется, в одном из них мелькнула маленькая девочка, машущая рукой. Разглядеть не удалось. Слишком быстро они набрали высоту – дома остались внизу.

Павел машинально коснулся пальцами кожи над верхней губой. Последний раз он мог ее вот так потрогать лет семь назад. Даже Иннушка никогда не видела его безусым.

Прежде чем выйти из дома, они закончили работу над изменением его внешности. Помимо удаления усов и перекрашивания в блондина, ему на щеки и нос приклеили тонкие нашлепки из пластилина, которые потом покрыли густым слоем тонального крема, позаимствованного у жены Ронгу. «Не рекомендую потеть и гримасничать, но в любом случае надолго этого не хватит», – прокомментировал лейтенант. В качестве одежды он отдал дознавателю свою армейскую форму и фуражку. Карев смутился, заметив орденские планки и предложил их снять. Но Ронгу отсоветовал, заметив, что дырки на их месте вызовут подозрения.

Чем ближе они подлетали к месту назначения, тем больше Павла терзало беспокойство о том, что все в итоге может пойти совсем не так, как он планирует. И, возможно, уже через пару часов его убьют. Хотелось написать письмо жене и оставить Ронгу на всякий случай, но что писать в таком письме?

Когда среди пресных многоэтажек внизу мелькнули белые стены Сретенского монастыря и прыгун пошел на снижение, Карев тяжело вздохнул.

После приземления лейтенант протянул ему большие солнцезащитные очки, а затем, запустив руку во внутренний карман, вытащил нож.

– Возьмете? К сожалению, ничего более существенного у меня нет.

– Спасибо, но не возьму, – ответил Карев. – У меня есть оружие. Правда.

– А вы не переоцениваете эффективность этого оружия?

– Скоро увидим. Спасибо вам за помощь!

Попрощавшись с Ронгу, он вылез из прыгуна и захлопнул за собой дверь. Выйдя с парковки, Павел уперся взглядом в купола, высящиеся из-за белокаменных стен. У него еще было время до часа икс, и он решил зайти в монастырь.

В монастырском дворе пестрело разноцветье: белые игольчатые астры, алые розы, грозди розовых флоксов, желтые георгины. Высокий монах с пышной седой бородой деловито поливал все это богатство из шланга.

Перед старой стеной, увитой плющом, стояло выточенное из гранита распятие в древнерусском стиле. Чем-то оно зацепило Карева и заставило остановиться. Вглядеться. Слова мольбы о благополучном исходе застряли в горле. Как никогда ранее, Павел осознал зыбкость своего плана и нереальность стечения всех предполагаемых обстоятельств. Карев покачал головой. А потом снял фуражку. И попросил. Не за себя – за то, чтобы больше никто не пострадал.

* * *

Сорок минут спустя он уже сидел за синим столиком в кафе напротив того самого здания. А спустя еще чуть больше часа, когда вкус горького чая, казалось, пропитал его насквозь, сердце дознавателя екнуло: сквозь затемненные очки он увидел, как враг вышел из здания. Все совпало.

План был исключительно прост. Он выкристаллизовался, как только Павел понял, что ему противостоит не система, а конкретное лицо, использующее систему. Как только вычислил это лицо – определил его положение и нащупал мотивацию. Враг занимал не последнее место в могущественной спецслужбе. Но Карев тоже работал в спецслужбе. И знал, что распорядок дня любого служащего системы подчиняется общим принципам. Рабочий день начинается в девять утра, прерывается на обед, завершается в шесть вечера, после чего сотрудник отправляется домой. И тогда его можно банально подкараулить на выходе. Как Корнеев подкараулил Думбадзе.

Могло случиться множество факторов, каждый из которых сорвал бы план. Враг мог работать не в главном здании, а в каком-нибудь филиале. Он мог уйти сегодня раньше. Он мог выйти через другой вход. Он мог, наконец, выйти не один.

Но ничего такого не произошло. Враг работал в главном здании и любил пользоваться главным выходом, а сегодня у него был заурядный рабочий день. И, что самое главное, нападения он не ждал.

Карев поднялся и пошел врагу наперерез.

Не доходя пяти шагов, окликнул:

– Господин полковник!

Дацис обернулся:

– Кто вы?

– Младший следователь Павел Карев, – он снял темные очки и аккуратно положил их в карман кителя. – Предпоследнее дознание.

– Вспомнил. Вы звонили мне вчера. Но… у вас были усы и… костюм. А теперь… хм, не знал, что вы теперь в армии.

– Я хочу сообщить вам, что дело Корнеева успешно завершено.

– Поздравляю. Обязательно посмотрю ваш «Бюллетень».

– Кое-что я могу сказать уже сейчас. Ваш друг оказался необычным подследственным. Один из немногих по-настоящему благородных людей, которых мне доводилось узнать по роду службы. Немногие люди способны на подвиг. Но тех, кто способен уступить дивиденды с подвига… таких людей мало, господин Дацис.

– Согласен. А что вы хотите от меня?

– Вы назвали Корнеева своим другом. Я подумал, вам будет небезразлично узнать о самом большом его подвиге.

– Ладно. У вас есть две минуты.

– Более чем достаточно. Помните Казам-3? Луноход подбит, командир погиб, вы с остальными прячетесь в кратере. И тут вам приходит в голову смелая идея – атаковать базу в одиночку.

– Ну?

– Это Корнееву пришла идея. Это он полез в луноход за огнестрелом, он прыгнул, он атаковал. А вы прикрывали, сидя за скалой. Когда над вами стали крошить скалу, он понесся, чтобы вытащить вас. Но сам попал под обвал. А пока лежал в лазарете, вы присвоили его подвиг. Получили его орден. И все привилегии. Которыми весьма разумно распорядились. – Карев посмотрел на часы. – Как видите, мне хватило сорока секунд. Что еще? С выжившими товарищами – Пашиным, Хорошевским и Толочко – вы потолковали приватно. Пригрозили или подкупили, а может, и то и другое сразу. Когда Корнеев пришел в себя, встретились и с ним. Запугать или купить самого Корнеева вряд ли было возможно. С ним вы пошли по другому пути. Выпросили. И он, как друг, уступил. И еще… наверное, попросил вас, чтобы все дивиденды, причитающиеся с ордена, вы на хорошие дела использовали, не так ли?