Текст книги "Несбывшееся (сборник)"

Ехал Вовчик осторожно, насколько позволял неухоженный участок дороги, ведущий к основной трассе. На асфальте стало намного легче удерживать на сиденье спящего директора: тот почувствовал комфорт от движения, растянулся на спинке спаренного кресла, голову откинул вправо, к окну. Похоже, даже похрапывал, что-то бормотал во сне.

Не знал водитель, куда ехать сначала: к заводу, в столовую или в горисполком, о нём тоже упоминалось в разговоре с завхозом. Решил Вовчик так: вот тормозну на центральной площади, разбужу шефа, спрошу, а нам, татарам, всё равно…

– К директору рыбзавода едем, – вдруг сказал сосед, вмиг выпрямившийся на сиденье, достал упавшую между ног папку, положил на колени, правой рукой стал разминать лицо.

– Так это… – начал мямлить водитель. – Мне на продбазу надо, там с утра приличная очередь выстраивается…

– Вот и поедешь, я тебя не держу, – сказал, как отрезал директор, – загрузишься, к воротам подъезжай, жди меня, поешь, обед пусть запишут за мой счёт.

– Понял, товарищ командир! – для бывшего солдата ничто так не радует душу, как напоминание о еде.

…Кабинет длинный, как кишка, три окна закрыты будто грязной слюдой, накурено, запах застарелого никотина висит в воздухе.

– Жень, – сказал Смирнов, глядя на директора завода недобрыми глазами, – ты хороший ихтиолог, на хрена полез в производство-то? Ты бы лучше замом оставался во ВНИИ: белые халаты, пробирки, редкие породы рыб… Жена допекла, а? Точно говорю, на природу, на море захотелось? Нет, дорогой, нашу студенческую базу на море не повторишь, нельзя дважды войти… Попроси крепкий чай и пару бутербродов, я не ел с утра…

– А у меня секретарь на утренний чай ушла, у них коллективный моцион, – глаза директора выражали огорчение от того, что не может угостить однокурсника чаем, – придётся подождать немного…

– Ладно, перебьюсь… Ты вот скажи: как ты мог не проинформировать комбинат о таком положении на базе отдыха, зная, что приедет столько детей?

– Виктор Сергеевич, дорогой мой, такое положение существует третий год… Когда котлованы под нефтехранилище рыли, такой грохот стоял, хоть всех чертей выноси… Ничего, две смены отдыхали, дети довольны, родители счастливы, что на половину лета пристроили их…

– Не лукавь со мной-то, моя задница сегодня отвечает за отдых детей. Режим какой был тогда у осуждённых? То-то и оно! А сейчас вон зэки на наши озёра купаться и отдыхать идут, рыскают, где бы женщин добыть… Эх, Женя-Женя, а ещё друг называешься. К кому идти, кто в городе решает эти вопросы?

– Город здесь ни при чём. Это зона райисполкома и райкома партии. Я плохо с ними дружу, кроме лета, они мне не интересны, – сказал директор и начал большим клетчатым платком вытирать мокрые волосы на лбу и висках, – но и они здесь пешки, всем командуют миннефтехимпром и управление исправительных учреждений…

– Что, мало рыбки им даёшь? Эх ты, куркуль недоделанный… – задохнулся от возмущения Смирнов. – Это же морское побережье, базы отдыха, заповедник. Не понимаю тебя, твою близорукость, Жень. Короче, ты предрайсполкому позвонить не можешь?

– Почему, могу, он женат на двоюродной сестре моей жены…

– Надо же, счастье-то какое! Все вы здесь вязаны-перевязаны родственными и кумовскими связями. Звони, пусть прямо сейчас примет меня, полчаса, не больше, займу времени.

Получив согласие руководителя района на встречу, Смирнов помчался, позабыв про чай и завтрак, в дверях бросил:

– Евгений Николаевич, к моему возвращению постарайся, чтобы меня сразу приняли и в местном отделе по зэкам, это крайне важно, ибо возвращаюсь я на продуктовой машине, детей нельзя на завтра оставить голодными. Понял, ихтиолог?

* * *

«Что я завёлся, не подстраховываю ли так сильно себя? – Виктор Сергеевич шёл улицей, ведущей от залива к центру, к гипсовому памятнику Ленина, к обшарпанной трибуне, которую не успели демонтировать после майских праздников, а, может, и руки не дошли, а, может, проще ничего и не делать, ведь всё равно скоро грянут ещё какие-то события, когда всё пространство центра города затопит людское море и медь труб местного военного оркестра вспугнёт стаи голубей и жирных серых ворон, облюбовавших старый больничный сад, где в дальнем его углу хоронили бездомных пассажиров железной дороги, свозимых со всех станций огромной области. – Надо застолбить проблему, вовремя проинформировать любое (промежуточное ли, вышестоящее ли) начальство», – думал начальник административно-хозяйственной службы самого большого северного предприятия.

Специфика его работы заключалась в том, что непосредственно через его подразделения на комбинат принимались дары мирового океана (суда могли с удивительно разной скоростью разгружаться), поэтому со Смирновым искали дружбы все: от капитанов-директоров могучих плавбаз до сейнеров «Рыбакколхозсоюза», работающих на побережье Ледовитого океана и внутренних водоёмах. И главное, через него выходила конечная продукция с предприятия: консервы, пресервы, тушки и туши десятков сортов различной рыбы и все-все деликатесы. На стоящей в порту плавбазе (любой, находящейся в контакте с рыбокомбинатом), как правило, снималась кают-компания, её набивали под завязку гранд-продукцией, спиртными изысками… Здесь не стыдно было принять первых лиц области и их вышестоящих гостей из столицы.

Смирнов знал, очень хорошо знал себе цену, не зря генеральный директор Гармаш как-то в откровенном разговоре после удачно проведённого банкета с людьми, на погонах которых сияло золото маршальских звёзд, сказал:

– Виктор, я завтра могу представить тебя на должность своего первого заместителя… Но на фига нам это нужно?! Ты свободен, как птица, а я сплю спокойно, заведя твоё хозяйство под свой личный контроль. Ну, а для решения вопросов и признания твоей общественной значимости ты избран депутатом горсовета, а главное, являешься членом областного комитета партии. Это чтоб во всех городах и весях знали и помнили, кто есть кто, на самом деле!

Верил ли Смирнов своему начальнику до конца? Сложный вопрос, не ответишь однозначно, знал лишь точно: сейчас у Гармаша, шестидесятипятилетнего генерального директора, перенёсшего минимум два инфаркта, сильно пьющего до недавних пор (пока позволяло сердце), исчезла поддержка в лице замминистра отрасли, освобождённого за махинации с рыбными ресурсами на Востоке страны. В горкоме партии секретарь по промышленности прямо сказал Смирнову: «Поддержишь меня на место вашего генерального (а к тебе прислушаются, тебя знают и уважают), я буду рекомендовать тебя вместо себя, вторым секретарём горкома… Тебе сейчас пятьдесят, лет через пять придёшь генеральным, если меня раньше не заберут в министерство…»

И вот эта неожиданная закавыка, командировка на три месяца к детям. Виктор Сергеевич прекрасно понимал, чего хотел Гармаш: изучи, мол, ситуацию, можно ли из пионерлагеря для детей сделать первоклассную базу отдыха для руководства комбината, чтоб была она своя, родная, под боком расположенная. У них есть на Чёрном море дом отдыха, со сталинскими колоннами строения, с гектарами прибрежной земли, с субтропическим парком и бассейном, где зимой тренируется сборная РСФСР по плаванию… Но это далековато, надо чтоб и с рыбалкой, и с охотой, и с банькой, но поближе, часа три езды на машине.

И как всё повернулось… Смирнов подходил к семиэтажному кирпичному зданию в центре городской площади, где располагались основные службы партии и советской власти. Действительно, районное начальство ждало гостя из центра, среднего роста мужчина с чёрными вьющимися волосами и прямым носом, председатель райисполкома, поразил его белой накрахмаленной рубашкой. «Жена, что ли, стирает и крахмалит, аж, глаза слепит», – подумал Смирнов, представился, сели в уголок, за гостевой столик.

– Знаю, вы не завтракали, я заказал кое-что посущественнее к чаю: грудинки, немножко свежих овощей. Надо, надо поесть, дорогой Виктор Сергеевич…

– Вот Евгений, всё разболтает, – улыбнулся Смирнов, – но сначала, Илья Константинович, о деле…

– Да, я уже тоже в курсе. Держим мы их в узде по многим позициям, хорошо, что первичную парторганизацию завели на райком, финансы и соцвопросы курирует исполком… Но режим, зона – это не в нашей компетенции, областное УВД здесь хозяин и столица, поскольку собрали их с миру по нитке, со всех соседних областей свезли зэков… А ЛТП – наш, проку от него никакого, как завезли, так и уберём, хоть завтра. Никакой трудотерапии не получилось, зэки из них рабов и рабынь делают, срам какой-то… Пусть лучше в овощном совхозе работают.

– Скажите, а первые два года здесь всё же режим был? – спросил с надеждой Смирнов.

– Да всё в принципе и осталось, как было, только вышки спилили да колючую проволоку убрали по периметру забора… А тока здесь и раньше не было, но было главное: за забор ни шагу, стреляют без предупреждения! За два года – ни одного ЧП, ни одного побега. Им освобождаться надо досрочно, поэтому сидели тише воды и пахали по полторы нормы за смену.

– Сейчас-то есть ЧП, как жители посёлков говорят?

– А что говорить-то, вот сводки: каждую неделю – изнасилование, в пяти точках – ограбление магазинов, причём берут только водку и другое пойло, кражи в домах, перепродают скот… Беда, Виктор Сергеевич, может, вы с вашим авторитетом поможете и нам. Но надо идти в обком партии, только они могут надавить на органы. И подключать не ниже секретаря обкома, а то и первого…

– Вот и приехали, – тихо сказал Смирнов, – вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Ладно, Илья Константинович, готовь все бумаги, поеду в центр. Может, со мной двинешь? – Смирнов не заметил, как перешёл на «ты».

– Ой, да кому я там нужен, кто меня знает да будет слушать? – запричитал предрайисполкома. – Не надо мне искать приключения на одно место, дорогой Виктор Сергеевич… Если уж вас, члена обкома партии, не послушают, то при чём я тут!

– Последний вопрос: кто расконвоировал осуждённых, прямо и честно скажи? – Смирнов не спускал глаз с руководителя района.

– Под струю они попали, МВД вдруг гуманизацией системы занялось, куратор из замминистров решил докторскую диссертацию по данной теме защитить… Но я не говорил, вы – не слышали, не то башку мне за язык точно оторвут.

– А выпить можно у вас, тем более время обеденное настало? – попросил Смирнов водки, теперь уже доверяя этому человеку.

– Так мне уже сигнал дали, вот в комнате отдыха и столик накрыли, щас даже первое похлебаем, дорогой Виктор Сергеевич, – запричитал растроганный начальник района, – ах, как мне жалко-то, всё так некстати да ни ко времени получилось… Но стройка – стратегическая, вы понимаете, военный флот. Да и у нас в районе да и в городе бюджет увеличился почти наполовину. Новую больницу строим, две школы, школу-интернат для поморских детишек за полтора года почти под крышу подвели… Вот какие темпы нашей жизни сейчас, ренессанс, так что ли говорят, переживаем!

* * *

Чтобы сэкономить время, возвращались старой дорогой, через сопки, буквально, параллельно железной дороге. На перевале, после которого шёл плавный спуск в долину, Смирнов попросил Владимира остановить машину, вышел из кабины и долго стоял, любуясь необъятной голубизной моря, зеленью пологих склонов, умиротворённостью песчаной отмели с квадратиками домов и бараков, серебристых бочек – ёмкостей пока ещё незапачканных топливом. На середине залива стоял гигантский нефтеналивной танкер, возле которого суетились жуки-буксиры. «Зачем, кто придумал губить такую красоту? – думал Виктор Сергеевич, чувствуя, как тяжело становится на сердце, – здесь, в долине, где северного солнца летом в два раза больше, чем в Подмосковье, а в июле – жара, как в Астрахани, надо строить санатории и дома отдыха, детские здравницы и базы для рыбаков и туристов. Нет, нефтехранилище нам важнее иметь. Не против я, надо, значит, надо, тем более для флота… Но сдвиньтесь на сотню километров северо-восточнее, протяните туда ветку, закройте доступ и к стройке, и к самой базе, пусть будет стратегическим объектом по факту, а не на бумаге. Не с толпой пьяных, озверевших зэков, бродящих по окрестным селеньям и наводящих ужас на жителей…»

– Товарищ директор, Виктор Сергеевич, можа, поесть хотите, девчата на продбазе сала пакет сунули, свеженькое, только привезли, с горячим чёрным хлебом… Я быстро, разложу только, – Вовчик говорил солидно, в его голосе и движениях уже не чувствовалось утренней скованности.

– Спасибо, Володя, недалеко осталось, надо спешить, надо что-то делать! Поедем уж, так на душе муторно… – сказал директор и полез в кабину.

На переезде у шлагбаума подошёл дежурный, высокий худой мужчина, посмотрел на машину, спросил:

– Из пионерлагеря? – и, получив утвердительный ответ, продолжил: – Михалыч, это, значит, начальник наш, железнодорожный, просил передать для Степана Петровича: Василия нашли мёртвым на стройке, подробности не известны… Так вот и просил сказать, слово в слово…

Смирнов, посмотрев на дежурного, понял, что ответа не получит, если задаст вопрос, торопливо, почти на автомате, бросил фразу:

– Поехали! Что это такое, час от часу не легче…

Оставшись на хозяйстве, старший пионервожатый Костя Смирнов, в принципе, не ощущал какой-то боязни: ответственность большая, да, это понимал, но верил ребятам, думал, всё-таки третий год вместе тянем лямку, прошли пионерские сборы, в команде подобрались почти все заядлые туристы или альпинисты, физрук – мастер спорта, курсант мореходки – отличный пловец, сразу взял на себя безопасность на воде. И повара – тётя Вера и тётя Шура, и медики ему понравились. В медпункте – уютно, приготовлены четыре авральные койки, запаслись собственным титаном для горячей воды и двумя масляными радиаторами на случай холодов. Иногда, правда, бузила по ночам «обслуга», как называл Степан Петрович обслуживающий персонал пионерлагеря, но пока открытых жалоб не было, а там посмотрим: втык сделать – большого ума не надо.

Вожатые стали потихоньку различать своих подопечных, интересно наблюдать за седьмым и восьмым отрядами, когда на руках студенток одновременно висят по пять-десять детей. Константин старался почаще заглядывать к малышне: честно сказать, ему хотелось видеть вожатую Наташу Чегину, однокурсницу, с которой на пионерских сборах как-то само собой произошло сближение. Чем приглянулась немногословная, тихая и даже несколько замкнутая девушка, он бы не смог даже ответить. Она только в январе отметила совершеннолетие (на год раньше одногодок поступила в институт) и так была похожа на своих питомцев какой-то детскостью и незащищённостью, что Константину, отслужившему в армии замкомвзвода, прошедшему «Крым и рым…», оказавшемуся старше её на пять лет, постоянно хотелось как-то отогреть и уберечь девушку от напастей.

Наталья довольно спокойно относилась к вниманию со стороны начальства: Костя ей нравился, но не более, так что кроме прогулок вместе с детишками других контактов не случалось. Да и дел по приезду невпроворот. И первое, о чём попросила вожатая, помочь ей отучить детей от крика в столовой.

Три отряда, шестой, седьмой, восьмой, размещались в задней части просторной, построенной когда-то человек на пятьсот, столовой, правда, за столами, как в армии, – по десять ребят. Но малышей рассадили намного просторнее, человек по пять. И тем не менее второй смены для старших отрядов устраивать не стали, места хватило всем. Кстати, в лагере оказалось немало детей из одних семей, поэтому старшие приглядывали за младшими, особенно в столовой. Константин собрал ребят постарше, попросил их переговорить с младшими братьями и сестрёнками о правилах приёма пищи. Сработало на какое-то время, но привычка кричать почему-то именно в столовой, побеждала. Тогда вожатый принёс на ужин магнитофон с микрофоном, каким-то чудом завалявшимся в радиоузле. Попросил полной тишины, демонстративно установил аппаратуру на тумбочку у окна и объявил:

– Идёт беспрерывная запись приёма пищи. Магнитофон всех записывает. Потом слушаем, как шумят отряды. Кто шумит меньше всех, получает переходящий приз – гюйс[4]4
  Морской флаг.


[Закрыть] с парусника мореходного училища «Товарищ». Приз вывешивается в кубрике отряда-победителя до следующего дня. Итоги подводим на вечерней линейке. И так – каждый день. Начали!

Воцарилась мёртвая тишина, было лишь слышно, как ложки или вилки иногда царапают тарелки, да позвякивают чайные ложечки в кружках. Первый отряд, естественно, поржал от души, но идея им понравилась, они полностью поддержали старшего вожатого.

* * *

На полдень назначили сбор председателей советов отрядов, столов в библиотеке оказалось мало: младшие отряды не думали приглашать, а они, конечно же, пришли. Любопытно всё-таки: что это за сбор да ещё и без них, тут же избрали командиров октябрятских звёздочек – помощников вожатых от имени девочек и, естественно, от имени мальчиков. И всей компанией прибыли на совещание. Вот и набилась полная библиотека народа. Константин не возражал, разрешил малышам усесться на подоконниках, попросил их не разговаривать и вовремя голосовать за председателя совета пионерской дружины и его заместителя, чтоб была замена, если вдруг кто-то из них заболеет.

Претендентов обсуждали бурно, почему-то все склонились к кандидату от третьего отряда, хотя Костя ждал, что верх возьмёт отличный футболист, председатель совета второго отряда Лёша Кондулуков. «Наверное, зря я развёл демократию, разрешил голосовать октябрятам, – думал старший вожатый, – теперь они точно победят с третьим отрядом простым большинством голосов… С другой стороны, пусть привыкают к активному поведению, эти шаги останутся в памяти на всю жизнь. И хорошо, что председателем дружины стал мальчишка, а мои симпатии – пусть останутся при мне». Все поздравляли Сашу Петрова, шестиклассника, хорошего авиамоделиста с первым взрослым разрядом по запуску управляемых моделей.

Воспользовавшись таким представительным кворумом, Костя решил обсудить накоротке и план работы на всю первую смену. Большой лист белого ватмана, на котором значилось около тридцати пунктов, написанных цветной тушью, с указанием сроков проведения, держали в руках двое ребят. Их просили походить по читальному залу, чтобы видно было всем, даже самым задним столам. Читали быстро, многое не вызывало сомнения, например, чемпионат по футболу или шахматам. А вот что такое парусная регата, знакомство с биомиром диких островов на морском шельфе и экскурсия в заповедник – вызвали вопросы и обсуждения. На «Зарницу» просили пригласить взвод воинов-шефов с взрывпакетами и автоматами «АК». А на праздник «День рыбака» заказали концерт худсамодеятельности от имени вожатых и всей обслуги пионерлагеря.

На обед шли всей ватагой. «Одни начальники идут, – смеясь про себя, подумал Костя, – местное политбюро…»

* * *

– Костя, Костя! Тебя кто-то просит подойти к воротам, – мальчишка нёсся, видимо, сильно, раскраснелся, штормовка распахнута, на носу – очки в тонкой круглой оправе. «Типичный очкарик», – механически подумал вожатый, а вслух сказал:

– Ты от ворот, кто там дежурит?

– Рабочие по столовой, а мы рядом оказались, на футбольном поле…

– Хорошо, забирай ребят – и в отряд: в столовую надо ходить вовремя, чтобы вас не ждали… – Костя развернулся и не спеша зашагал через футбольной поле, стараясь поменьше черпать спортивными тапочками песок. Справа от массивных дверей на воротах, обитых двойной струганной вагонкой, на зелёной скамейке со спинкой, сидели двое рабочих, одного из которых он узнал: финн, кажется, по фамилии Хилтунен.

– Тут какие-то кореша хотят видеть Витаса, – сказал финн, на вставая со скамейки, – я бы поостерёгся обниматься с ними: то ли поддатые, то ли обкурились, явно с перебором…

– Что, на территорию лезут? – спросил Константин.

– Чё лезь-то, вон, ниже клуба, по забору, такие дыры, на автомобиле можно проехать, – тихо, с какой-то злостью бросил второй истопник, – детей ухоронить не можем…

– Подстраховывайте меня, мужики, – сказал вожатый и подошёл к воротам. – Слушаю вас, товарищи. – Но засов, массивный, из толстого бруса, выдвигать не стал.

– Мы тя хочим послушать, мужик, – Константин слышал голос, но за двойной обшивкой дверей на воротах человек был почти не виден, – где ваш Витас, который хотел привет передать? Тащи его сюда. Мы сведём с кем надо, чтоб за базар отвечал…

Потом шла такая нецензурная брань, поток каких-то блатных слов и выражений, что Костя немного растерялся, стоял, молчал, не перебивая солирующего зэка. Из всего услышанного он понял одно: физрук назвался Витасом, кому-то передал привет, его услышали, хотят встретиться, но человек, которого он завалил, остался инвалидом на всю жизнь. И за это надо отвечать…

– А ты кто, малой? – спросил второй зэк. – И чё запорами пугаешь, внутрь не пускаешь? Хошь, чтоб мы на моторках к вам причалили, помацали вас малость? Давно ищем свежих да молодых цац…

– А ты не пугай! – голос Константина невольно задрожал. – Мы пуганые! За вас в болотах торчали, с калашами стерегли границу пока вы народ пугали да по тюрьмам вонь плодили… Сам запомни и другим скажи: здесь дети, территория суверенная, мы никого не пустим. И никого не боимся. Точка! А сейчас валите отсюда…

Отошли от ворот на несколько шагов, что позволило вожатому увидеть их в полный рост: парни как парни, среднего роста, худощавые, в каких-то мышино-грязных одеждах, правда, резиновые сапоги заменили на высокие ботинки из кирзы со шнурками. Тот, что выглядел постарше, повернулся к воротам, сплюнул длинной струйкой через зубы, сказал:

– Передай, пионэр: Витаса будут ждать на озере, сегодня, после ужина… Нашего, не вашего, ха-ха-хи-и-и.

В это время к вожатому подошёл Степан Петрович. Он, видимо, шёл лесом, воспользовался проломом в заборе, запыхался, спросил:

– Кто это, Константин, что за люди, что им надо? – по его голосу чувствовалось, как он встревожен, может, даже напуган. – А вы-то что восседаете, как гости? – обратился он к истопникам, – нет бы, встали стеной, дали отпор… Не отсидитесь, если припрёт братва, нейтральных здесь не будет, финн, тебе персонально говорю!

– А чё финн-то, чуть что, сразу Хилтунен… Да, в гробу я видел этих блатных! – и добавил намного тише: – И вас – тоже, всех вместе взятых и по отдельности.

– Пойдём ко мне, Костя, надо переговорить, – сказал завхоз, – я только что на станции был, кое с кем встречался… Успокойся, не стоит их недооценивать, но и паниковать мы не должны.

Большой крепкий дом Степана Петровича с хозяйством, примерно, на сорок соток, располагался за водонапорной башней, недалеко от внутренней бухточки со стороны бывшей фактории, в тихом, уютном, но комарином месте. От столовой и жилых домов обслуги его хозяйство не просвечивалось, мешал крутой откос, ведущий к воде. У крепкого на вид самодельного причала стояло три лодки, все с моторами, одна из них – «дора», большущая, на ней хозяин вывозил овец на острова, до самой осени ходил на рыбзавод.

– Познакомься, Костя, моя Серафима… – представил жену завхоз, продолжил: – Мать, принеси кваску, что-то рановато солнце стало припекать, жди браконьеров: всю факторию облепят, здесь нерестится и живёт камбала, песочек – по душе ей, так зароется, что и не видно её… – а Сам смотрит на Костю, ждёт рассказа о гостях непрошенных.

– Вчера Николай зря выступил, Витасом назвался, просил передать кому-то свою кличку, – Константин был так огорчён случившимся, что даже не скрывал чувств, – в общем, приходили гонцы, позвали физрука на «стрелку» после ужина, прямо к нашему лесному озеру.

– Ничего не надо ему передавать, – вдруг резко сказал, как отрезал, Степан Петрович, – и никуда, естественно, он не пойдёт! А вот нам надо подстраховаться, может, и подготовиться… Слушай, сынок… У меня два ружья и карабин, новый, о котором никто не знает. Ты служил срочную, оружие знаешь, поэтому карабин я передам тебе, но никому его не показывай! С такими, как Хилтунен, любого предательства можно ожидать. Да и других, кроме электрика, мы плохо знаем. Значит, карабин будет у нас в «НЗ», так? Думай, кому из ребят можно доверить второе ружьё, но так, чтобы он ни по каким параметрам нас не подвёл. Усёк, как говорит один из моих внуков?

– Усёк, но надо подумать, немножко…

– Не тяни, как надумаешь, присылай парня ко мне, я ему всё покажу и расскажу, даже пару раз дам стрельнуть в амбаре, хотя патроны надо беречь: когда приедет директор – неизвестно, на станцию бежать бесполезно, кроме пьяного участкового, никого там не найдёшь… Вот так вынуждены жить, Костя, дорогой ты мой человек. Как хорошо, что ты свалился на наши головы! Сколько у тебя мужиков-то?

– С Сашкой Мухиным, перенёсшим ДЦП, ноги у него заплетаются, вместе со мной – десять…

– Вот и слава богу, это уже сила. Перед ужином давай-ка соберём всех ребят, кое-кого из рабочих я приведу, обговорим вкратце, без нервов и воплей, ситуацию: кто и где будет дежурить, на каких постах, как патрулировать будем, где у нас узкие места, кроме провала в заборе за клубом ещё навалом таких дыр и дырищ…

– Неужели посмеют напасть? – до конца не мог поверить вожатый. – Ведь в соцстране живём, с лучшей в мире милицией и системой колоний и тюрем… Нет, не могу поверить, среди зэков тоже люди есть… Ну, скажите, Степан Петрович, есть? Неужели на детей и женщин могут напасть?

Вопрос остался без ответа. Степан Петрович сосредоточенно проверял патроны, отделял те, что с жаканом, влево, с дробью – вправо. Запрятанный в промасленную ветошь не очень внушительно выглядел карабин «Лось». Но Костя слышал, что у охотников Севера имеется эта модель, промысловики оценивают его хорошо. Сильное и страшное оружие…