Текст книги "Несбывшееся (сборник)"

«Он раздражён, так сильно раздражён, что специально молчит, боясь выдать своё состояние, – думала Диана, притулившись в уголке между задней дверцей и креслом водителя чёрной „Волги“ с номерным знаком „00–13“, – депутату верховного совета, конечно, положено иметь номер на машине, следующий после первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома: „00–01“ или „00–02“. И то здесь можно ещё поспорить, кто важнее по иерархической лестнице… Но это же Смирнов-старший, вот он какой, будет ездить на „чёртовой дюжине“», – она украдкой глянула на соседа справа, увидела смеющиеся глаза: он почти полностью повернулся к ней, заговорил так тихло, что голос едва слышался из-за шума мотора:

– Думал, мы всё успеем сегодня. А ты полную инвентаризацию затеяла, кто же сможет такое хозяйство за день обсчитать?

– Виктор Сергеевич, уважая тебя, Константин подпишет любые бумаги, любые ценности, не видя их, повесит на себя… А ты завтра уедешь в столицу, не дай бог, пожар или наводнение, элементарное крупное хищение сотворят, с него же спросят на полную катушку. Тебе ли этого не знать? – Диана разволновалась, глаза блестели, стали ещё темнее, на бледных щеках выступили красные пятна.

– Чтой-то ты не в себе, юрист, почитай, с юности не видел тебя такой заведённой, – в голосе мужчины появились игривые нотки.

– Так ты сам и виноват… – включилась в игру молодая женщина. – Ещё задолго до встречи, заочно влюбил меня в своего протеже. А теперь издеваешься и удивляешься моей горячности? – Диана делала вид, что кровно обижена словами старого товарища, которого она помнила с детства. С её отцом, Иосифом Наумовичем Блехманом, они закончили одну мореходку, только Смирнов, боясь провала на экзаменах, выбрал факультет рыбное хозяйство, стопроцентно проходной, который вечно штормило из-за недобора. А Блехман стал специалистом-механиком. Хорошим специалистом, даже очень, но в то время ещё помнили борьбу с космополитами, дело врачей, поэтому звучная фамилия позволила ему дорасти только до механика портофлота.

Виктор, по сути своей проныра, обладал десятками нужных связей, дружил с людьми, которые почему-то уже на второй день знакомства становились обязанными ему по гроб жизни. Оказавшись далеко не случайно «главным завхозом» рыбокомбината, обладающим монополией на поставки деликатесов, он не забывал старых надёжных товарищей: подсунул Блехмана на должность главного инженера. Долго во всех инстанциях скрипело колесо согласования, но вдруг кандидатуру поддержала академик и северянка Софья Моисеевна С. и утверждение состоялось. Как выяснилось позже, к ней на дачу прорвался Смирнов, попросту говоря, перелез через забор, не был изгнан и даже познакомился там с известным детским писателем. «От чёрной икры ещё никто не отказывался», – ещё раз убедил всех в этой формуле Виктор Сергеевич.

Жизнь Дианы и всей семьи заметно, даже, можно сказать, в корне, изменилась. Вскоре они получили большую квартиру в кирпичном доме, построили дачу на водохранилище, друзья из таможни помогли пригнать машину из-за границы. И самое поразительное, что случилось в их жизни: буквально через пару лет коллегия министерства, похоже, на волне позитивных изменений в обществе, утвердила Блехмана главным инженером всего рыбопромышленного главка. Он стал самым большим начальником Смирнова, но оставался и самым верным и преданным его другом.

Диана училась на юридическом факультете университета, на преддипломную практику попала в военную прокуратуру, где и познакомилась с молодым командиром подлодки, проходившим свидетелем по факту трагической гибели двоих моряков. Капитан второго ранка Геннадий Вострецов в неполные сорок лет был холост, умел ухаживать за женщинами, чему способствовали крупные денежные вознаграждения, получаемые им за службу подо льдами Северного Ледовитого океана. Родители и ахнуть не успели, как узнали о беременности Дианы. Вызвали на совет Смирнова, тот обещал встретиться с офицером, поговорить по душам.

Плавание продолжалось почти три месяца, лодка ушла так экстренно, что экипаж собирали в авральном порядке. В общем, поволновались и Блехманы, и Виктор Сергеевич, и все, кроме самой Дианы: она уже мечтала, как будет любить сына (хотя точно не знали, кто родится) от любимого человека. Наконец, пришла информация: лодка возвращается, экипаж наполовину уходит в отпуска, в том числе и Вострецов. Смирнов тайно провёл последний раунд переговоров с отцом Дианы. Выпили больше бутылки коньяка, Иосиф расплакался, но уже не так волнуясь за судьбу дочери: внука они поднимут и сами. Шёпотом сказал прямо в ухо другу о страшной тайне семьи:

– Диана не кровная дочь… Мы взяли её из дома малютки. Мать от неё отказалась, а у нас не могло быть детей… Понимаешь ситуацию, Вить… Так что если этот козёл в погонах будет залупаться, ты понимаешь, о чём я хочу сказать, можешь ему заявить: Дина – русская, даже стопроцентно хохлушка…

– Подожди, Иосиф, бред несёшь! А кто тогда Леонид, разве не брат её?

– Брат, но он от родственников из еврейской семьи нам передан…

– Забудь! Глупость это… Пусть она идёт по жизни как Диана Иосифовна и никак иначе…

* * *

Первое, что предпринял командир подлодки, вернувшейся из похода, разыскал Диану и сделал ей предложение, от которого та не смогла отказываться, потому что сильно любила его. Потом, узнав о будущем ребёнке, комсостав субмарины пил три дня, благо уже начался их официальный отпуск. Свадьбу сыграли в кафе и как ни уговаривали родители Дианы переселиться к ним, молодожёны поселились на военной базе в офицерском общежитии гостиного типа. Ещё через пять месяцев родился Иван Геннадьевич Вострецов, почти четыре кило весом, спокойный, даже флегматичный, но весьма прожорливый ребёнок. Подкармливать его мама стала на четвёртом месяце – смесями, кефиром, малыш любил сосать хлебный мякиш или печенье, размоченные в марле.

Походы кораблей никто не отменял, по пять-шесть месяцев в году семья Вострецовых оставалась без отца. На этот период Диана вместе с Иваном переселялась к родителям: деду с бабушкой казалось, что этот удивительный праздник – сон, вдруг возьмёт и кончится, и они больше не увидят дочку и внука. Они так спешили любить, так оберегали их, что даже Виктор Сергеевич иногда уговаривал их остепениться, не тонуть в своих чувствах.

…Вести по военной базе разносятся молниеносно: первым пришло сообщение – лодка не выходит на связь. Ждали два дня, командиры наверху специально задерживали информацию, надеясь, что это локальное ЧП и команда спасётся вся. Диана созвонилась с подругами – жёнами офицеров, оставила сына на бабушку, примчалась в посёлок. Там все уже знали: часть подводников во главе с командиром погибли. Диану оберегали, долго не решались смотреть ей в глаза. Она пошла к адмиралу, тот сказал:

– Держись, девочка… Твой муж геройски погиб, спасая экипаж. Береги сына.

Потом было построение флотилии, венки, море цветов, закрытые гробы с заживо сгоревшими подводниками… Диане вручили коробочку с орденом Мужества и золотые погоны уже со звёздочками капитана первого ранга, которые муж, уходя в поход, не успел получить. «Как жить дальше, что делать? – думала она, прижимая сына к груди. – Ивану второй год, он ведь и знать не будет своего отца, если только по фотографиям запомнит его… И что мне делать в двадцать три года, одинокой женщине?»

В ситуацию вмешался дядя Витя Смирнов, тут же предложил три места работы: естественно, рыбокомбинат, административное управление, адвокатская контора, где командовал его старинный друг, и юротдел облиспокома. С учётом малыша в семье все проголосовали за исполком, за стабильность, за чёткий график работы с 09:00 до 18:00.

Неработающая бабушка, Роза Львовна, пригласила няню с безупречными рекомендациям, сама с Иваном занималась языками, с пяти лет повела внука в бассейн и на фигурное катание. Мальчик ровно и спокойно относился ко всем причудам бабули, тихонько подтрунивал над ней, но любил её искренне и нежно. Наверное, даже больше, чем родную маму. С дедом вечерами они резались в шахматы, с няней – в лото, по-тихому, на деньги. В школу он пришёл подготовленным настолько, что почти год ничего не делал в классе, подсказывал ребятам ответы на вопросы, на переменках проводил мини-турниры по шашкам, весной с пацанами играл в футбол.

В какой-то период жизни Диана поняла, что она, в принципе, и не нужна сыну: на него вполне хватало нерастраченной любви и энергии её родителей. Поступила в заочную аспирантуру, к концу пятого года довольно спокойной, но методичной и организованной работы над диссертацией, вышла на её защиту. Банкеты пришлось устраивать дважды: в университете и с коллегами по юротделу. Незадолго до тридцатилетия её утвердили главным юрисконсультом, что приравнивалось к должности начальника отдела. Для женщины – потрясающая карьера, тем более в юротделе облисполкома только мужчины были начальниками.

Несколько раз отец, видимо, по поручению матери, заводил с ней разговоры о замужестве, но понимания у них не получалось, Диана замыкалась, говорила, что ей некогда, что и так хорошо устроена в жизни. Целовала отца, тот успокаивался, выпивал за мирное сосуществование рюмку-две французского коньяка и потом успокаивал на какое-то время мать, которая не спорила с мужем, понимая, что плетью обуха, увы, не перешибёшь. Она подключила тяжёлую артиллерию: упросила дядю Витю Смирнова подыскать дочери стоящего супруга. Тот начал издалека: каждое совместное застолье интересно, с юмором и ностальгией рассказывал о пионерском лагере, о детях, пионервожатых, о Степане Петровиче, завхозе, о расконвоированных зэках, которые жестоко убили его. Всё чаще стало всплывать имя однофамильца Смирнова – Константина, педагога от бога, по словам Виктора Сергеевича, талантливого человека. Смирнов старший вспомнил случай:

– Знаете, как он усмирил почти три сотни глоток, орущих за приёмом пищи. Принёс из радиоузла в столовую старый-престарый магнитофон и сказал, что он включён, пишет всех без исключения, потом, говорит, мы его прослушаем, отряд, ведущий себя тише всех, будет награждён переходящими гюйсом и вымпелом с учебного парусника «Товарищ». Тишина установилась через несколько минут и не прекращалась все сорок дней пионерской смены. Правда, первый отряд поржал втихаря над малышнёй, но секрета старшего вожатого выдавать не стал… За негласный уговор они первыми получали добавки на кухне.

Потом дядя Витя долго молчал о Константине, Диана как-то даже спросила, что он поделывает сейчас. Смирнов-старший зло сказал:

– Плохо всё: я уже говорил, они давно не живут с женой, та ошиблась в человеке, который получает мизерную зарплату и не может содержать семью даже без детей. Я нашёл его в порту, почти спившегося, буду лечить…

– Как ты себе представляешь эту процедуру, Виктор? – брови Розы Львовны вскинулись вверх, на лицо упала маска презрения.

– Очень просто, Роза! Как тайно вылечил в Ленинграде двух директоров плавбаз, как поднял на ноги нашего местного замечательного поэта, слава богу, в столицу взяли работать, в литературный журнал… Талантливые люди ранимы, как дети, их любить надо, беречь, я уж не говорю о материальном достатке, тогда их не потянет на водку. А это может сделать кто? Правильно киваешь головой, Дина, только семья: умная жена обязательно сделает талантливого мужа гением.

Потом Диана услышала от отца, что Смирнов-младший сам победил себя, уже год плавает в море, принимает экзамены у выпускников заочной школы моряков. Весной, перед восьмое марта, Виктор Сергеевич пришёл к застолью с фотографиями, на них – построение курсантов мореходной школы, которая перешла в юридическое подчинение комбината, в центре фото показал человека в форме капитана дальнего плавания: выше среднего роста, широкоплечего, с короткой полукруглой бородой. Ну, точно Хемингуэй…

– Женился? – спросил Иосиф друга.

– Как чёрт от ладана бежит от женщин, – улыбаясь парировал Смирнов-старший, – вот ищу ему жену… А к лету назначу его директором летней базы флотилии, и поплывём на своём судне к могиле Степана Петровича. Там не забалуешь! Только небо, только ветер, только радость впереди… – он вдруг заорал модную ныне песню из кинофильма для подростков «Приключения Электроника».

– Возьми меня с собой, Виктор Сергеевич, сто лет не была на природе, – сказала Диана и почему-то засмущалась.

– Просить хотел даже, дорогая Дина: подготовь все документы для внесения в реестр летней базы ЮМШ, директором впиши Смирнова-младшего… А я соответствующий приказ выпущу заранее, оденем Костю в широкие лампасы, чем не флотский адмирал? Договорились? Вот и хорошо, будешь готова, звони…

* * *

На границе с городом, где остановился транспорт председателей гор– и райисполкомов, директора филиала рыбокомбината, Виктор Сергеевич вышел из машины, помог выйти Диане Иосифовне, стал прощаться с каждым из сопровождающих за руку. Обращаясь ко всем, сказал:

– Спасибо, что съездили со мной. Но, думаю, и для вас полезно было увидеть всё собственными глазами. Фонды, статью расходов, деньги, по-русски говоря, я уже нашёл. До зимы – за вами котельная и дорога. Тепло пустим к следующему сезону вместе с бетонным причалом на несколько судов одновременно. За мной капремонт больницы в городе и новая школа на полтыщи детей в посёлке нефтебазы… Идёт сделка? Я ещё никого и никогда не подводил! Смотрите, и вы не подведите меня… Женя, – обратился он к директору филиала, – с тебя особый спрос, всё будет заведено на тебя. Выдюжишь, не переживай, вот эти ребята помогут, – кивнул он в строну чиновников.

Обнялись на прощанье, машина Смирнова с места взяла приличную скорость. Ехать им до дома среди набирающих зелень сопок, разливов пресных озёр и быстрых рек, соединяющихся узкими протоками с морским заливом, откуда на нерест заходят красавицы рыбины из лососёвых пород, чуть больше трёх часов…

– Где отдохнём, Дина: на базе, возле озера, или заедем к учёным в академгородок, у них хороший гостевой дом, прекрасная кухня в ресторане? – спросил Виктор Сергеевич и как-то необычно посмотрел на женщину.

– Лучше, наверное, на базе… А там можно прилично поесть? Думаю, на озере управимся быстрее, без церемоний и светской болтовни. А трёп, дядя Витя, утомляет, – Дина не поняла взгляда Смирнова-старшего, думала в этот момент сначала о Константине, о его поцелуях, таких долгих и пьянящих, потом образ мужчины легко заполнил Иван, сын улыбался и как будто говорил, что соскучился без мамы.

– Желание красивой женщины – закон… Но мне так хотелось пообщаться с умными людьми… – Смирнов был огорчён решением Дины и не скрывал разочарования в её выборе.

– Ничего, в другой раз. А так мы много быстрее доберёмся до дома: я соскучилась по Ивану…

– На озеро! – громко, будто скомандовал Смирнов водителю. – Заскочи на минуту в посёлок, купи свежей сёмги, хотя, я думаю, нас встретят ухой, всяко уж сварили. Эх, порыбачить бы, но спиннингом за час не управишься, удовольствие не получишь… Ладно, оставим до следующего раза.

Шофёр знал, где в посёлке свернуть в узкий проулочек, остановился у добротного дома синего цвета, выскочил из машины и уже через три-четыре минуты протянул хозяину метровую рыбину, аккуратно упакованную в целлофановый пакет.

– Ну, и что мне с ней делать, в руках держать? – спросил с некоторым раздражением Смирнов.

– Хорошо, положим на пол, – отпарировал водитель, забрал рыбину и небрежно бросил её под переднее сиденье, справа от себя.

На базе отдыха машину встречали двое мужчин в финских куртках с капюшонами, будто на улице осень или льёт дождь. Смирнов вышел из салона, пожал им руки, спросил:

– Вы куда, на рыбалку собрались?

– Как вы приказали, а нам передали… – ответил тот мужчина, что постарше и повыше ростом. – Можно со спиннингом, а лучше на катере верши и сеточку проверить, думаю, трёх-четырёх сёмужек точно соберём. Ох, какие они красавицы, минимум по метру, а то и больше. Не стыдно домой будет привезти, свежачок опять же…

– Придётся отложить, сами промышляйте, – сказал хозяин, – я вот привёз с посёлка, нам хватит. А вы уху сварганили?

– Обижаете, Виктор Сергеевич! Вы для нас такой гость, такой гость…

– Да, ладно, не переборщай. У меня соседка строгая, из исполкома, не любит эти штучки-дрючки. Домой мы спешим, семеро деток у нас по лавкам… – Смирнов явно дурачился, подтрунивая над Диной. – Скажи лучше, где принять душ, отдохнуть часик перед обедом?

– Есть люкс, лично ваш, так сказать, – директор базы понизил голос до шёпота, – несколько одноместных номеров, вполне приличных, со всеми удобствами. В вашем номере накрыт стол, оператив, так сказать…

– Ну, ты грамотей! Аперитив, во-первых, из военных, что ли? И что там намешали, во-вторых?

– Обижаете, товарищ Смирнов. Наш буфетчик занял втрое место в городском конкурсе… К нему молодёжь специально приезжает по вечерам со всей округи. А сам я – подполковник запаса, на соседнем аэродроме служил, правда, в наземных службах.

– Интендант, стало быть. Тогда не зря тебя на нашу базу отдыха поставили директором. Я рад, что специальности совпали: и армейская, и гражданская. Сверим время: через час встречайте нас… Да, мне под уху водку, даме – белое, сухое. Я правильно говорю, Диана Иосифовна? – Та, самостоятельно выйдя из машины, кивнула, не удостоив мужчин вниманием.

Директор проводил их до люкса, рукой показал на одноместный номер, расположенный напротив, наклонил голову и тут же удалился, будто испарился из коридора.

– Пойдём, девочка моя, по бокалу «оператива» примем, ха-ха-хи-и, – громко засмеялся Смирнов, – отдышимся, и я уйду в одноместный, а ты отдохни здесь немного.

Дина хотела что-то сказать, но в последний момент передумала, открыла дверь, тяжёлую, из струганных досок карельской берёзы с красивым распилом по годовым кольцам. Люксовый номер из двух небольших комнат и санузла венчал накрытый на две персоны стол, заставленный ананасами, нарезанными в мелких тарелках, горками яблок и апельсинов в хрустальных вазах, коробками дорогих шоколадных конфет, похоже, Куйбышевской кондитерской фабрики, победительницы всесоюзного соцсоревнования. Напротив стульев на столе – два фужера с наполненной жидкостью, с трубочками и дольками лимона по краям. Виктор Сергеевич не стал садиться на стул, поднял фужер, сказал:

– За тебя, Дина! Ты покорила меня как женщина… Наконец-то я могу сказать: все годы я любил тебя как дочь, с сегодняшнего дня – хочу любить как женщину… Я – Смирнов-старший, и мне уже шестьдесят, но посмотрим, кто окажется предпочтительнее…

«Он ревнует, дядя Витя ревнует, – Дина не верила своим ушам и глазам, – ангел-хранитель нашей семьи, вырастивший двоих сыновей и больше десяти лет ухаживающий за собственной женой, больной диабетом, инвалидом, он всегда любил меня и Лёньку как своих родных детей. И вот взбунтовался, хотя сам заочно и приручал меня к Константину. Заревновал…» – И именно в этот момент женщине вдруг стало как-то неприятно не только слышать, но даже видеть Смирнова-старшего.

– Виктор Сергеевич, дядя Витя, что вы говорите? – она сказала так тихо, что едва сама услышала свой голос. Хотя он прекрасно расслышал её, но, похоже, принял решение и его взгляд выражал ту же решительность с налётом эдакой подростковой наглости. «Неужели попытается насиловать меня? – от этих мыслей стало невероятно стыдно за ситуацию, которая назревала. – Надо сказать ему о возможных последствиях… Да нет, просто бред какой-то… Он старый, всего лишь хорохорящийся мужик, сейчас всё пройдёт, тестостерон успокоится и ему будет страшно за свои минутные слабости…»

Смирнов снял лёгкую куртку-ветровку, повесил её на стул, начал пить содержимое фужера, закусывая кусочком ананаса и конфетой из коробки.

– Виктор Сергеевич, я вам, как юрист, скажу: насилие над любой женщиной недопустимо… – и было непонятно, то ли смеётся Дина, то ли говорит серьёзно.

– Ах, вот как ты заговорила! – Смирнов недобро посмотрел на Дину. – Вот твоя благодарность за всё хорошее, что я сделал для семьи… Бережёшь себя для потенциального алкаша?! А не кажется ли тебе, что ты должна разумно смотреть на жизнь, а не только на свои страсти-мордасти? – он опять пригубил фужер, но стал пить жадно, пока не осушил его до дна. Помолчал, на женщину взглянул мимолётно, заговорил тише, но отрывистее:

– Пришла пора, и я хочу сказать… Я прошу тебя приехать ко мне в столицу, в министерство… Я сделаю тебя членом коллегии, известным и уважаемым человеком… Только бы ты была рядом. А жить и наслаждаться жизнью, помимо меня, можешь, с кем угодно… – Смирнов-старший долго молчал, но, подняв руку в предупредительном жесте, просил Дину не мешать ему высказаться до конца. – Ты же знаешь, я не смогу бросить больную жену, но я не могу не видеть и тебя рядом. Ты для меня всё: молодость, утешение в минуты желаний, моя радость и счастье, любовь и гордость на ближайшие десятилетия. Неужели ты не понимаешь и откажешь мне в этой просьбе?

– Виктор Сергеевич, – у Дины почти остановилось дыхание, но она постаралась справиться со спазмом горла, продолжила ровным голосом, – я прошу вас одуматься… Я приму ваши извинения и постараюсь забыть этот разговор, как страшный сон. Вы меня перепутали с кем-то, видимо, с содержанкой в семье преуспевающего члена социалистического общества. В вашем сценарии не хватает одной, но самой главной детали: любви…

Теперь уже Дина подняла в предупредительном жесте руку, желая высказаться до конца. Она взяла свой фужер, сделала несколько небольших глотков, поняла, что это мартини с водкой. «Ну и ладно, с водкой даже лучше», – подумала секунду-другую и сказала:

– Если я полюблю Константина, сумевшего самостоятельно справиться со своим недугом, я всё сделаю, чтобы он был счастлив и независим ни от кого… Он сказал, что влюбился в меня как мальчишка. Я верю ему, потому что сама, как старшеклассница, влюбилась в него. Хотя я понимаю, я всё понимаю… Вы, конечно, после нашего разговора, уже не утвердите его руководителем флотилии, изгоните из вашей жизни, и он опять окажется у края пропасти… Только знайте: я буду рядом, не дам ему упасть. И поверьте, вполне можно прожить без вас: есть заочная школа моряков, техникумы и училища, куда берут преподавать без учёной степени, сотни мужчин работают в средних школах и счастливы этой жизнью… Так что, дорогой Виктор Сергеевич, мы не пропадём, потому что нас будет трое: я, Константин и Иван, мой сын…

Смирнов молчал, не спеша, надел ветровку, поправил отодвинутый от стола стул, пошёл к двери. Положил руку на литой набалдашник, но не поворачивал его, как будто ждал ещё одной реплики, как ему казалось, финальной. Но паузу не смог выдержать, повернулся к Дине, заговорил несколько сбивчиво:

– Прости, меня, я не со зла… Потерял голову, когда мне передали, что ты, ты – моя Дина, осталась ночевать в комнате приблудного… Без имени, без звания… Нет, ты права: я не просто уважал его как педагога, я даже полюбил его в то памятное лето… Но я никогда не смогу поставить вас рядом, положить на одну чашу весов. Никогда, как бы я ни старался это сделать, хотя, признаюсь, я хотел тебе семейного счастья… Значит, понял я ночью, бродя возле вашего дома, мне надо выбирать: ты или он…

– И вы выбрали: Диану – в содержанки, Константина – в яму, в пропасть! Эх, Виктор Сергеевич, не ожидала от вас такого отношения: ведь вы мне были даже больше, чем мой родной отец…

Женщина заплакала, слёзы так обильно побежали из глаз, что она не смогла удержать их своим маленьким кружевным платочком. Мужчина стоял понурый, стал вдруг меньше ростом, куда-то исчезли его лоск и важная осанка. Смирнов сделал несколько шагов к Дине, доставая на ходу из кармана брюк большой зелёный в жёлтую клетку платок, начал вытирать лицо своей любимицы. В полголоса приговаривал:

– Не плачь… Никуда я не дену твоего Константина, на кого оставлю флотилию на всё лето, и кто со следующей весны будет руководить ею круглогодично? Кто?! Я не знаю такого человека… По крайней мере сейчас и в обозримом будущем. Всё, успокойся, приведи себя в порядок, через полчаса я зайду за тобой… Пойдём есть уху, как в старые добрые времена, под водочку и солёный огурчик. Эх, жалко Иосифа, твоего отца, нет с нами, как мы с ним после баньки любим есть сёмужью уху. До истомы, до изнеможения напаримся и в холодную воду залива, а потом – за миску горячей, обжигающей губы ухи.

За стенкой люкса кто-то разбивал бильярдные шары, громко и заразительно хохотал. Наверное, водитель Смирнова резался на деньги с директором базы отдыха.