Текст книги "Плющ на руинах"

16

Прошло уже не меньше часа после отбоя. Я сидел в своей командирской палатке, освещенной тусклым светом масляной плошки. Начали возвращаться разведчики; я выслушивал их по одному и наносил на карту полученную информацию. Наконец я отпустил последнего из них.

Настала пора действовать решительно. Эта ночь должна была стать последней моей ночью в повстанческой армии. Генералу Риэлу следовало бесследно исчезнуть, подобно многим легендарным вождям.

Я еще раз изучил позицию, а затем разорвал карту и сжег ее обрывки. Каких-либо других документов, которые могли бы помочь повстанцам, не существовало. Затем я отдал секретные приказы о снятии караулов на наиболее опасных направлениях. Я заметил, что некоторые капралы, выслушивавшие эти распоряжения, были удивлены как самими приказами, так и запахом гари в моей палатке, но дисциплина, за которую я столь упорно боролся, еще действовала, и все было исполнено беспрекословно. После этого я отпустил часовых, стоявших у входа в палатку.

– Вам надо отдохнуть перед завтрашним боем, – напутствовал я их.

Я вернулся в палатку, задул светильник и некоторое время сидел в темноте. Затем, когда глаза привыкли к мраку, я вышел наружу и пошел на край лагеря, туда, где стояли лошади офицеров. Караульный солдат схватился за меч при моем приближении, но, узнав своего командира, вытянулся и отсалютовал.

– Все в порядке? – спросил я его.

– Да, генерал.

– Хорошо. Оседлай мне коня.

Дисциплина и тут работала: молодой повстанец не задал никаких вопросов. Я уже вскочил в седло, когда из темноты выступила еще какая-то тень.

– Генерал?

– Лидден?

– Да, генерал. Я вижу, вы собрались куда-то ехать?

Разумеется, я мог не отвечать, но мое поведение и без того выглядело подозрительным.

– Хочу еще раз осмотреть позиции перед завтрашним боем.

– Но ведь это опасно!

– Днем – да, но сейчас вряд ли. Я получил данные разведки и знаю, где находятся наши враги.

– Разрешите мне поехать с вами, генерал.

Только этого мне не хватало! Но что делать?

– Хорошо, Лидден.

Мы выехали из лагеря и некоторое время ехали молча. Лошади ступали по подмерзшей грязи, похрустывая ледяными корочками. Налетавший порывами ветер швырял в лицо мелкий снег. Все это время я думал, как избавиться от адъютанта. Он, как и я, был при мече, но без шлема. Открытый бой мог неизвестно чем закончиться, и в то же время я чувствовал, что не могу ударить его в спину. С другой стороны, он все равно был обречен, как и остальные; лучше быстрая смерть здесь, чем плен, пытки и казнь. Но эти разумные рассуждения все равно не могли заставить меня убить ничего не подозревавшего человека, которому, к тому же, я был обязан жизнью. В конце концов я решил оглушить его, ударив плашмя мечом по голове. Я притормозил коня и, когда Лидден проехал на два шага вперед, выхватил меч. Но в самый последний момент адъютант, почуяв недоброе, обернулся и отпрянул. Меч скользнул по его доспехам, повернулся в моей руке и ударил по хребту жеребца Лиддена. Раненое животное шарахнулось в сторону, переступая заплетающимися задними ногами, и рухнуло на бок, увлекая за собой всадника. Лошадь придавила ногу Лиддена, и он не мог встать, но и лежа сумел вытащить меч и попытался ударить меня по ноге. Я отреагировал автоматически – война учит этому – и, перегнувшись в седле, нанес адъютанту встречный удар. Меч перерубил ему кисть руки, державшей оружие; кровь хлынула потоком. Теперь только срочная медицинская помощь могла спасти его, но я не мог ее оказать. Все, что я смог сделать – это слезть с коня и вторым ударом прекратить агонию адъютанта. Затем я добил и его лошадь.

Теперь следовало подумать о дальнейших действиях. Я знал, что милях в двух к северо-востоку наверняка наткнусь на караул ближайшей герцогской части. Я решил, что пойду туда, а когда меня остановят, объявлю, что я агент герцога. Пойти или поехать? Пожалуй, лучше все-таки пойти, всадник внушает большие опасения, по нему могут начать стрелять прежде, чем спрашивать пароль. В то же время не годится, чтобы генеральская лошадь без всадника вернулась в лагерь… Значит, мне предстояло еще одно убийство. Я вздохнул и со всей силы вонзил меч в шею верного скакуна. Теплая соленая кровь брызнула мне в лицо. Я выпустил рукоять меча и отшатнулся, едва сдержав тошноту. Конь еще пару минут бился в агонии, потом затих. Я побрел на северо-восток, так и оставив меч в его ране.

Пройдя около мили, я остановился, кляня себя за рассеянность, поспешно сорвал с плеча золоченый генеральский шнур и втоптал его в грязь. Более ничто в моем облике не указывало на высокое положение среди повстанцев. Снег шел все сильнее, и я отер им от крови лицо и доспехи.

Еще примерно через полмили я услышал шорох в кустарнике справа. Но, прежде чем я успел повернуться, в моей голове словно что-то взорвалось, и сознание покинуло меня.

Очнувшись, я попытался пошевелиться и понял, что связан. Я осторожно приоткрыл глаза и увидел, что лежу на полу большого шатра, а надо мной стоят двое солдат. В первое мгновение мне показалось, что это повстанцы, и у меня внутри все похолодело от ужаса. Но это были солдаты герцога. Один из них заметил, что я пришел в себя.

– Эй, да он очухался! Гляньте, господин лейтенант!

Солдаты склонились надо мной с глумливыми улыбками. Из глубины шатра подошел офицер. Я подумал, что мне следует держаться как можно нахальнее, если я хочу избежать допроса с пристрастием.

– Сейчас же развяжите меня, болваны! Я агент герцога Раттельберского.

Дружный хохот солдат был мне ответом, но лейтенант оборвал их.

– Заткнитесь, недоумки! Что, если он говорит правду?

– Разумеется, черт побери! – воскликнул я. – Иначе зачем бы я поперся в ваш идиотский лагерь?

– Это легко проверить, – сказал лейтенант. – Его светлость герцог стоит лагерем недалеко отсюда. Я пошлю туда гонца, и все разъяснится. Если ты нас дурачишь, парень, тебе несдобровать.

– Это тебе несдобровать, если не обеспечишь мне немедленную встречу с его светлостью! У меня экстренные сведения чрезвычайной важности.

– Позвольте узнать ваше имя, господин агент?

– Это вас не касается. Это такой же секрет, как и все остальное.

– Ну хорошо, я пошлю гонца немедленно. А пока, сударь, не обессудьте

– вам придется побыть связанным, – лейтенант издевательски улыбнулся.

– Его светлость спустит с вас шкуры, если узнает, что со мной плохо обращались, – по правде говоря, я не был в этом уверен. – Мало того, что ваши недоумки огрели меня по голове…

– Ну хорошо, – лейтенант сделал нетерпеливый жест, – развяжите его. Но глядите, парни, смотреть за ним в оба, пока я не вернусь. Головой отвечаете.

Он был уже на пороге, когда я окликнул его.

– Лейтенант! Я бы не отказался от кружки вина.

– Ну уж это – только после возвращения гонца!

Не могу сказать, чтобы следующие полчаса были особенно приятны. Я сидел на тюфяке между двумя солдатами, не расположенными к дружеским беседам, голова болела, и я думал, что вполне мог схлопотать сотрясение мозга. Еще я думал, что герцог мог не ждать никаких агентов и решить не утруждать себя проверкой, или, даже узнав меня, мог неверно оценить мою деятельность в качестве предводителя мятежников.

Дуновение свежего ветра вывело меня из этих размышлений. Я поднял голову. Полог шатра распахнулся, и внутрь вошел герцог Элдред Раттельберский.

17

Он предстал передо мной во всем великолепии главнокомандующего: в блестящих доспехах, с длинным и узким мечом в богато изукрашенных ножнах на боку, тяжелые складки алого плаща за его спиной ниспадали до земли, вошедший следом оруженосец нес рыцарский шлем с пышным султаном черных перьев. На мгновенье во взгляде герцога мелькнуло что-то вроде недоумения, словно в моем появлении здесь было нечто неправильное.

– Оставьте нас, – скомандовал он. Солдаты и оруженосец вышли из шатра.

– Рад видеть вас, Риллен, – сказал герцог, усаживаясь на тюфяк и принимая непринужденную позу. – Или вас теперь следует называть «генерал Риэл»?

– Ваша светлость… – только и мог произнести я.

– Честно говоря, Риллен, я был чертовски раздосадован, когда узнал, что вас повесили на воротах Адериона. Жители пяти деревень поплатились за это жизнью, а захваченные в те дни пленные лишились легкой смерти. Однако впоследствии до меня добрался Граллен Корр и рассказал, каким тривиальным способом вы обвели вокруг пальца нашего друга Роррена. Вообще вы действовали находчиво и остроумно, хотя я не был в восторге от того, что вы уничтожили Крондерский полк…

– Ваша светлость, у меня не было другого выхода. Этот полк в тумане расположился лагерем в двух шагах от нас… то есть от отряда мятежников, где я находился… столкновение произошло неожиданно, сражение было неизбежно…

– Никогда не оправдывайтесь, это унижает человеческое достоинство. Скажу вам без всякой иронии: я восхищен вашей деятельностью в качестве вождя бунтовщиков. За несколько месяцев вам удалось превратить необученную толпу в боеспособную армию, доставившую немало неприятностей моему кузену Гродрэду. Если бы вы действительно хотели победы восстания, эти неприятности были бы куда больше… Вообще абсолютная нелепость вашей стратегии при хорошей тактике имела три объяснения: или вы бездарны как военачальник, или честно служите мне и способствуете разгрому мятежников, или заманиваете меня в исключительно хитрую ловушку. Первый вариант быстро отпал – вы не только создали эту армию, но и ухитрились держать ее в повиновении, а это что-нибудь да значит. Однако я не мог до конца принять второй вариант, пока существовал третий. Признаюсь, когда позавчера вы начали этот маневр к югу, я был почти уверен в правильности третьего варианта, однако ваше появление здесь не слишком в него вписывается, не так ли?

– Ваша светлость, я с самого начала думал о том, как привести мятежников к поражению…

– И у вас ни разу не возникало искушение воспользоваться промахами Гродрэда и привести их к победе?

– Возникало, – ответил я, глядя в глаза герцогу, – но я не поддался. И еще, признаюсь, вы переоценили мои организаторские способности. Я планировал и дальше идти на юг, с тем, чтобы довести армию до полной деморализации и разложения, которые бы свели на нет всю выгоду этого маневра. Но мне это не удалось, они отказались идти дальше.

– Я чрезвычайно высоко ценю вашу честность, но это я уже знаю.

– Знаете? Но ведь не прошло и двенадцати часов!

– Как по-вашему, не доверяя вам полностью, должен был я заслать к вам хороших агентов? Кстати, ваша контрразведка их проворонила.

– Моя контрразведка создавалась для борьбы с излишне ретивыми повстанцами, а не с вашими шпионами, – улыбнулся я.

– Тоже верно. Однако как вам удалось ускользнуть от Лиддена? Признаться, я был о нем более высокого мнения.

Я отвел взгляд.

– Ваша светлость… Я не знал, что это ваш человек… Мне не удалось от него ускользнуть, и я был вынужден его убить.

– Черт возьми, Риллен! – на этот раз герцог был действительно раздражен. – Я прощаю вам Крондерский полк, я прощаю вам разграбленные города, разрушенные замки, повешенных дворян и изнасилованных дворянок, за ту трепку, которую вы задали Священному Трибуналу, я просто готов вас наградить, но какого черта вы убили одного из лучших моих агентов?

– Видимо, потому, что он был лучшим, ваша светлость, – ответил я. – У меня ни на секунду не возникло подозрение, что он – не повстанец.

– Что ж, – тон герцога смягчился, – вы, пожалуй, правы. Он сплоховал, позволив себя убить… но, если бы он, защищаясь, убил вас, это было бы куда хуже. В конце концов, агентов много, чего о людях из Проклятого Века не скажешь. И, полагаю, вы прибыли сюда не только ради приятной беседы.

– Разумеется. Войско мятежников полностью подготовлено к разгрому. Часовые на самых важных направлениях сняты…

– Довольно, довольно, Риллен. Мы сейчас едем в мой штаб и там все обсудим.

Мы вышли из палатки, и нас сразу окружили гвардейцы герцога. Мне подвели коня. Я заметил, что гвардейцы не спускают с меня глаз, и понял, что это не просто почетный караул, тем более что мне так и не вернули оружие и доспехи.

Путь до ставки Элдреда занял около четверти часа. Мы спешились возле большого шатра в середине лагеря и прошли внутрь мимо вытянувшихся часовых. Посредине шатра, освещенного масляными светильниками, стоял грубо сколоченный деревянный стол, покрытый большой картой; вокруг на табуретах и просто деревянных чурбаках сидело несколько старших офицеров герцога, которые встали, приветствуя главнокомандующего.

– Господа, представляю вам Риллена Эрлинда, человека, заслуживающего всяческого доверия; он только что вернулся из неприятельского лагеря. Прошу вас, Риллен, объясните нам ситуацию.

Я подошел к столу и склонился над картой. Один из генералов положил передо мной грифель, чтобы я мог по ходу рассказа наносить обстановку. Из слов герцога я лишний раз понял, что мне не следует афишировать своей роли в событиях, и все время следил, чтобы не сказать «я» вместо «Риэл» или «командиры бунтовщиков». По мере того, как я описывал расположение повстанцев, во взглядах военачальников герцога все чаще мелькало удивление; когда же я рассказал о снятых постах, один из них воскликнул:

– Черт побери! Похоже, Риэл рехнулся!

– Не забывайте, – улыбнулся герцог, – что в последнее время он окружен моими людьми. Некоторые приказы отданы от его имени, но без его ведома. Думаю, он не успеет узнать об обмане – его личный адъютант сделает так, что в завтрашнем – собственно, уже сегодняшнем – сражении генерал не сможет командовать.

План атаки был намечен быстро и не оставлял повстанцам шансов. Под прикрытием ночной темноты армия герцога должна была ворваться в лагерь, рассечь войско повстанцев на части, окружить и уничтожить их. Генералы отбыли отдавать распоряжения своим людям – надо было успеть выступить до рассвета – и в шатре остались только мы с герцогом.

– Идите, Риллен, – сказал он, – вас проводят в вашу палатку.

– У меня к вам одна просьба, ваша светлость.

– Да?

– Все же я командовал этими людьми… и без моей помощи они бы так легко не проиграли… Я прошу пощадить пленных.

Герцог покачал головой.

– Нет, Риллен. Я понимаю ваши чувства, но это невозможно. Они ведь останутся нашими врагами. Несколько месяцев назад, когда это была толпа мужиков, я еще мог бы их пощадить, но не теперь, когда это боеспособная армия. К тому же вы разве не заинтересованы в том, чтобы не осталось в живых людей, знающих в лицо генерала Риэла?

– Я об этом не думал, – смутился я.

– И напрасно. Никто, кроме меня, не должен знать об этой странице вашей биографии. Ваши мятежники слишком хорошо потрудились на землях за пределами Раттельбера. Все, что я могу сделать – избавить ваших людей от пыток. Войскам уже отдан приказ не брать пленных. А теперь ступайте, Риллен. Вы заслужили отдых.

18

Когда я проснулся, было светло – настолько, насколько бывает светло в пасмурный зимний день. Голова не болела, и я подумал, что легко отделался. В палатке было холодно, и я поспешно натянул куртку поверх грубого шерстяного свитера. Ни доспехов, ни оружия в палатке не было. Я вышел наружу и едва не столкнулся с часовым в форме личной гвардии герцога. Хотя часовой не сделал попытки остановить меня, я понял, что Элдред все еще не доверял мне.

– Армия еще не вернулась? – спросил я гвардейца.

– Нет, ваша милость, – покачал головой он. – Сражение переместилось на запад, и уже несколько часов в лагере нет новостей.

Это мне не понравилось. По моим расчетам, повстанцы уже должны были быть полностью разгромлены. Я понимал, что от успеха боя зависит доверие герцога, а значит, и моя жизнь.

Полчаса спустя я прогуливался вдоль юго-западной границы лагеря, поглядывая в сторону горизонта. Здесь же толпилось большинство из оставленных в лагере солдат, свободных от караулов. Наконец самые зоркие из них разглядели движущуюся по равнине точку; вскоре ее видели уже все. Это был одинокий всадник; но мере того, как он приближался, людьми овладевало все большее волнение. В эти последние часы неизвестности у многих, и у меня в том числе, дрогнула вера в непобедимость герцогских войск – ведь доселе между ними и повстанческой армией не было крупных сражений, а войска короля не раз терпели поражения от повстанцев…

Но вот, наконец, забрызганный грязью конь пересек линию передовых постов, и всадник, привстав на стременах, крикнул:

– С бунтовщиками покончено! Встречайте его светлость!

Вскоре вдали показалась победоносная армия. Бесконечной змеей извивалась она по равнине, чешуей блестели щиты тяжелой пехоты и доспехи рыцарей. Впереди ехало высшее командование во главе с герцогом. Гвардейцы, остававшиеся в лагере, выстроились в почетном карауле. Подъехав к первым палаткам лагеря, герцог повернул коня и отдал несколько распоряжений своим офицерам. Те поехали вдоль колонны, отдавая, в свою очередь, приказы младшим офицерам, которые принялись строить солдат перед лагерем. Пока войска строились, герцог снял шлем и тяжелые латные рукавицы и бросил все это подоспевшему оруженосцу. Заметив меня, Элдред подозвал к себе одного из гвардейцев и что-то сказал ему. Гвардеец кивнул и побежал выполнять приказ.

Войска построились и ожидали слов своего главнокомандующего. Герцог обратился к ним, сидя в седле:

– Солдаты! Сегодня вы вновь покрыли себя славой. Вы избавили землю Корринвальда от пятнадцати тысяч гнусных мятежников, в то время как наши потери в этой битве ничтожны. Но пусть вас не обманывает легкость этой победы. Ведь это те самые грозные мятежники, от которых доблестные войска его величества короля Гродрэда драпали, теряя сапоги!

Это было и неостроумно, и неверно; но герцог знал, как следует говорить с подобной аудиторией, и солдаты ответили на его шутку дружным хохотом. Когда смех начал стихать, кто-то крикнул: «Да здравствует герцог!», и войско взорвалось криками «Ура!» Многие потрясали в воздухе мечами и колотили ими по щитам; целую минуту стоял невообразимый шум. Наконец герцог поднял руку, показывая, что желает продолжать.

– Впрочем, я всегда готов помочь его величеству Гродрэду и послать ему несколько моих солдат, чтобы они поучили воевать его генералов! (Новый взрыв смеха.) Но, впрочем, хотим ли мы, чтобы слава и добыча в этой войне

– войне, выигранной нами – достались королевским войскам? Когда оставшиеся мятежники во главе с Рорреном побросают оружие – разве богатства мятежных городов должны достаться солдатам короля, только и умевшим, что отступать? (Шум, возмущенные крики.) Правильно, мы не можем этого допустить! (Крики: «Нет!», «Да здравствует герцог!») Солдаты! Сегодня мы разгромили самую организованную армию мятежников. Армия Роррена – это просто сброд воров и насильников, который даже королевские войска успели основательно потрепать. Пойдем же на север и довершим дело до конца! Героев этой войны ждут слава, добыча, офицерские чины, дворянство и поместья!

– Ура! Слава герцогу! – ревела толпа. В этот момент солдаты не задумывались о том, что их ждет трудный переход зимой через разоренные земли, что «банда воров и насильников» значительно превосходит по численности разгромленную армию Риэла, что богатства мятежников награблены, и король будет требовать возвращения их прежним владельцам, а офицерские чины и тем более дворянство ждут лишь немногих…

Проезжая мимо меня, герцог придержал коня.

– Риллен, я пришлю за вами перед вечерней сменой караула. Побеседуем.

Вернувшись в свою палатку, я обнаружил там легкие кавалерийские доспехи и кинжал.

Вечером ко мне явился гвардеец и проводил меня в палатку герцога. Элдред Раттельберский, видимо, уже отдохнул после бессонной ночи и сражения. Он объявил мне, что не забудет моей помощи в разгроме мятежа и по окончании кампании меня ждут награды, пока же за мной сохраняется статус советника, после чего, удовлетворяя мое любопытство, рассказал о прошедшей битве.

Против даже не пятнадцати, а двенадцати с половиной тысяч повстанцев герцог бросил двадцатидвухтысячную армию, разделив ее для нанесения одновременно двух ударов – с севера и с востока, из леса. В результате прежде, чем повстанцы успели организовать сопротивление, их армия была рассечена на три части, причем герцог позаботился, чтобы повстанческие подразделения оказались в наиболее неблагоприятных условиях: тяжелую пехоту и кавалерию загнали в болото, легкую кавалерию окружили герцогские тяжелые пехотинцы с длинными копьями, почти не оставлявшими шансов на прорыв, а против легкой пехоты, оттесненной на лишенную укрытий равнину, была брошена кавалерия. Однако примерно четырем тысячам мятежников удалось прорваться на запад и отойти на значительное расстояние – герцог отложил их преследование до уничтожения остальных, дабы не распылять силы и не множить тем самым свои потери. Легкие кавалерийские отряды отошедших совершили несколько дерзких рейдов, нанося войскам герцога удары с фланга и с тыла, но эти рейды не могли повлиять на ход боя. После того, как окруженные мятежники были перебиты или утонули в трясине, герцог занялся прорвавшимися – тогда-то сражение и переместилось на запад. Собственно, это было уже не сражение, а погоня – повстанцы прекрасно понимали, чем кончится для них бой. В этой погоне пехотинцы несколько раз пытались обороняться, чтобы дать возможность отступить своим кавалеристам, но их ощетинивавшиеся копьями и мечами каре не могли выстоять против сплошной стрельбы арбалетчиков герцога и атак его тяжелой кавалерии. Наконец от всей повстанческой армии осталось только полторы тысячи всадников, и на их преследование герцог бросил всю свою конницу, лично возглавив ее. Конные арбалетчики и наиболее мобильные легкие отряды окружали мятежников с флангов, не давая им разъехаться в разные стороны, а сзади скакали тяжеловооруженные рыцари, дожидаясь, пока холмы, болота или река преградят быстрому врагу путь к спасению. Однако преследуемые бросились в разные стороны раньше, и около трех сотен на самых резвых лошадях спаслись, остальные же стали жертвами стрел, мечей и копий. За все сражение убитыми и ранеными герцог потерял чуть более трех тысяч человек.

– В этом ваша заслуга, Риллен, – сказал он. – Если бы мы заранее не знали всех подробностей их расположения и оно не было бы столь удобным для нас, потерь было бы гораздо больше – они дрались, как звери… Знаете, человек во многом определяется тем, как он ведет себя перед лицом смерти – во многом, если не полностью… Среди них хватало и паники, и воплей о пощаде, но многие бились достойно – не будь они бандитами, я бы взял их в свою гвардию. Знаете, Риллен, в глубине души я даже жалею, что вы сдали партию в такой интересной позиции – было бы любопытно доиграть по-честному. Но это означало бы лишние потери, а солдаты мне еще пригодятся. Да и вы мне полезнее в качестве союзника, а не врага.

На следующий день герцог занял без боя крупный город Крамменер на северо-востоке и в течение недели ждал там подхода с юга дополнительных войск. Наконец с сорокатысячной армией мы выступили в поход против Роррена.