Текст книги "Вторжение (сборник)"

По жребию, сделать это досталось Эдварду. Тело Клэр упаковали в два черных пластиковых мешка, чтобы Эдвард не видел, ЧТО рубит и ЧТО получается в результате. Но того все равно стошнило после первого же удара топором, пришедшегося во что-то мягкое и влажно чавкнувшее. Тогда доделать работу взялся Дэниэл. Он справился. Он, разумеется, делал это в одиночестве, и остальные не видели кривой усмешки и дьявольских огоньков удовольствия в его глазах, когда он орудовал топором.

Пять недель спустя родился Тони. Мелисса промучилась двое суток; она стонала, что лучше умереть, и что она ненавидит этого ребенка. Но она не умерла, и ребенок тоже. Джордж, которому пришлось выступать восприемником, перерезал пуповину кухонным ножом. К счастью, у Мелиссы не возникло проблем с молоком. Но, едва она оправилась после родов, как в убежище случилось новое потрясение.

Дэниэл все это время не оставлял своих попыток. Жены периодически жаловались на него мужьям, мужья предупреждали Дэниэла «по-хорошему», пока избегая, однако, рукоприкладства, Дэниэл пытался обернуть все в шутку и, действительно, на какое-то время утихомиривался, но затем все начиналось вновь. В какой-то момент он сосредоточил основные усилия на Памелле, руководствуясь нехитрой логикой: раз ее муж – его брат-близнец, то не все ли ей равно? Сначала подобные идеи провозглашались им как бы в шутку, но, не встретив понимания со стороны Памеллы, он разработал план, достойный пера Боккаччо. Дэниэл и Эдвард были, разумеется, очень похожи, но в довоенной жизни их не путали: Эдвард гладко брился и носил строгую «деловую» прическу, в то время как в обольстительном арсенале Дэниэла не последнее место занимали его пышная грива и щегольские усы. Да и стиль одежды у поступившего в солидную фирму Эдварда и у студента-недоучки Дэна различался обычно довольно заметно. Теперь, однако, обитателям убежища было не до строгих причесок, да и одежду они использовали одинаковую – ту, что была запасена на складе. Так что единственным бросавшимся в глаза отличием между близнецами оставались усы. Чтобы выдать себя за Эда, Дэниэлу нужно было лишь сбрить их, подгадав момент, когда брат будет чем-то занят в другом конце убежища, а Памелла не будет об этом знать. Разумеется, он не собирался заниматься подобным маскарадом и в дальнейшем, а рассчитывал, что Памелла, поставленная перед фактом свершившейся измены, впредь будет сговорчивей.

И ему это почти удалось. Памелла даже не удивилась внезапно появившемуся мужу, который «хочет ее прямо сейчас». Он увлек ее в помещение склада, уже избавленное от части коробок, и приступил к делу. Однако, как видно, в сексуальном поведении братьев имелись значительные различия, которые женщина сразу почувствовала. Заподозрив неладное, она громко закричала: «Эдди! Эдди!» Ее бы никто не услышал – в ту пору звукоизоляция помещений убежища была полной – но Дэниэла подвело самообладание: он принялся зажимать своей жертве рот. Она стала отбиваться; довольно долго они барахтались среди контейнеров, набивая синяки и шишки, и наконец, полуголые, выкатились в дверь практически под ноги Эдварду, искавшему свою жену.

Тот сразу все понял и набросился на братца. Драка была жестокой; прибежавшим позже остальным мужчинам еле удалось их растащить. Джордж объявил общее собрание; на нем избитому и окровавленному донжуану было объявлено, что, если он не прекратит своих фортелей, в следующий раз его просто кастрируют, и по голосу Джорджа нельзя было сказать, что он шутит. Дэн молча выслушал это и угрюмо поплелся за аптечкой, чтобы обработать раны.

А три дня спустя, когда все сидели за завтраком, вошел припозднившийся Дэниэл. «Садись, пока мы не съели твою порцию», – приветствовал его Джордж. «Угу», – ответил Дэниэл и сделал еще три шага вперед. А потом выхватил из-за спины пистолет и начал стрелять.

Он стрелял очень быстро, и даже сам факт наличия у него пистолета оказался полной неожиданностью. Никто ничего не успел сделать, все пребывали в оцепенении. Первой пулей он убил наповал сидевшую с краю Энн Хорсмэн. Следующей тяжело ранил ее мужа. Третья пуля досталась Памелле; она умерла три часа спустя от внутреннего кровотечения (хороший хирург с соответствующими инструментами мог бы ее спасти). Дэниэл перестрелял бы всех, но, когда рука с пистолетом повернулась в сторону Эдварда, вместо выстрела раздался щелчок. Патрон перекосило в патроннике.

Эд и Джордж вскочили со своих мест и бросились на брата. Тот все пытался выстрелить, но у него выбили пистолет, повалили, впечатав лицом в бетонный пол, и скрутили руки за спиной ремнем. Тут подоспел и Дэвид, замахиваясь стулом, но, увидев, что враг уже обезврежен, опустил свое оружие.

«Пристрелите его», – сказал Дэвид. «Нет, – с достоинством возразил Джордж, – даже и в убежище мы остаемся американцами, и будем судить его по американским законам». – «Ну как знаете, – пожал плечами Дэвид, – если все произошедшее еще не отбило у вас охоты ломать комедию, то вы, конечно, в полном праве». В этот момент воздух прорезал тонкий вибрирующий визг – это забилась в истерике Мелисса.

Быстро выяснилось, что из затеи «судить по американским законам» ничего не выйдет – юридического образования ни у кого не было, а в убежище не оказалось экземпляра уголовного кодекса. Брать на себя роль адвоката тоже никто не захотел. Джордж огласил обвинение («умышленное убийство и покушение на убийство») и спросил обвиняемого, что тот может сказать в свое оправдание. Дэниэл, который сидел, привязанный к стулу, поднял на него мутный взгляд и вдруг начал уверять, что он на самом деле не Дэниэл, а Эдвард, что, пока они возились с ранеными, Дэниэл сумел освободиться, напасть на Эдварда, связать его и усадить на свое место. Это была, разумеется, полнейшая чушь, и все это понимали, и все же кое-кому стало не по себе от этих слов. Различить братьев действительно было проблематично – лица обоих были разбиты еще с прошлой драки, а в точную конфигурацию ссадин и синяков прежде никто не всматривался.

Джордж поспешно заявил, что лишает подсудимого слова (для этого пришлось заткнуть рот Дэниэла кляпом), и обратился к присяжным (в их роли выступали Эд, Магда и с усмешкой согласившийся «поучаствовать в балагане» Дэвид; Мелисса все еще была не в себе). Присяжные, естественно, единогласно вынесли вердикт «виновен», и Джордж со всей серьезностью и торжественностью зачитал смертный приговор. «… привести в исполнение немедленно», – закончил он.

«Подожди, – остановил его Дэвид. – У нас на руках труп и, вероятно, скоро будет еще два, не считая его. («Ты мою жену раньше времени не хорони!» – взвился Эдвард.) Ты хочешь разделывать их сам? Пусть это сделает он, тем паче, что у него уже есть опыт».

«Ты что же предлагаешь, развязать его и дать ему в руки топор?» – удивился Джордж.

«А почему нет? Просто держи его на прицеле. И пусть он знает, что если рыпнется, получит пулю не в голову, а в яйца».

Джордж согласился, что это резонно. Эдвард закричал (не слишком последовательно по отношению к своей предыдущей реплике), что не позволит этому подонку вновь прикоснуться к телу его жены. Однако двумя голосами против его одного (при воздержавшейся Магде, заявившей, что ее тошнит от них всех) предложение Дэвида было принято. Решено было, что все тела должны быть разрублены одновременно, иначе пришлось бы снова отбирать у Дэниэла топор и вязать его – а никто не был уверен, что даже и под дулом пистолета это безопасно.

Памелла умерла два часа спустя. Но еще сутки Дэниэл, крепко связанный, в комнате с двумя трупами дожидался возможной смерти Тома. Но Том не умер; и хотя это могло произойти и на следующий день, и через неделю, казнь и, главное, кремацию тел нельзя было откладывать до бесконечности.

Дэниэлу развязали руки, оставив ноги спутанными. Трупы в мешках были уложены перед мусоросжигателем; рядом положили топор. Дэниэл должен был сам допрыгать туда. Он не артачился; он и сам хотел исполнить то, что от него требовали. Прежде, чем рубить, он сдернул с трупов двух женщин мешки, а затем стал яростно, сжав зубы в дикой гримасе, молотить топором – так, что кровавые ошметки полетели во все стороны.

«Хватит! – крикнул, наконец, Джордж, боровшийся с комом в горле. – Достаточно! Бросай их в печь!»

Дэниэл обернулся на него и вдруг, бросив топор, резким движением расстегнул штаны и принялся мастурбировать над кусками разрубленных тел. Три выстрела Джорджа прекратили эту мерзкую оргию.

С тех пор огнестрельное оружие (пистолет, некогда принадлежавший Дэниэлу, и карабин Джорджа) хранилось в разных контейнерах и отдельно от патронов. Контейнеры были металлические и запирались на замок, от каждого замка был лишь один ключ, и ключи эти хранились у разных людей.

Томас поправлялся в течение четырех месяцев; в первое время роль сиделки при нем исполняла Магда (Мелисса отказалась сразу и наотрез, заявив, что от подобных вещей ей делается дурно; к тому же ей приходилось заботиться о собственном маленьком ребенке), но потом ей это надоело, и она перестала за ним ухаживать. К счастью для Хорсмэна, он к этому времени оправился уже достаточно, чтобы заботиться о себе самостоятельно.

Прошло полгода со времени бойни в столовой, когда по инициативе Эдварда, перед этим о чем-то говорившего с Томом, было созвано очередное официальное собрание. Собственно, обитатели убежища и так почти все время находились в обществе друг друга и имели возможность обсуждать любые вопросы, не прибегая к формальным процедурам; так что официальный характер мероприятия должен был подчеркнуть важность и нетривиальность темы. Джордж, неизменно председательствовавший в то время на таких совещаниях, знал, о чем пойдет речь, и был мрачен; Дэвид сидел на другом конце стола с видом скучающим и равнодушным, заранее уверенный, что не услышит ничего умного и важного. Мелисса переводила испуганный взгляд с одного мужчины на другого.

«Говори, Эдвард», – сказал Джордж.

«Ну… – начал тот не слишком уверенно, – все вы помните, что произошло полгода назад. У нас погибли две женщины, и… а нам тут еще жить и жить много лет… в общем, я полагаю, что мы больше не можем позволить себе моногамию».

«Что?» – тихо воскликнула Мелисса.

«У нас осталось две женщины на четверых мужчин, – сказал Эдвард уже грубее, намеренно считая и Дэвида, чтобы соотношение выглядело более внушительным. – И мы не можем согласиться, чтобы каждая женщина была только с одним. Или, тем более, вообще ни с кем», – он с вызовом посмотрел на Мелиссу.

«Мерзавец! – крикнула Мелисса. – Ты такой же маньяк, как твой братец Дэниэл! Только попробуй прикоснуться ко мне, грязный насильник!»

«Лисса, успокойся, – сказал Томас. – Никто никого не собирается насиловать. Мы хотим, чтобы всем в убежище было хорошо. Для этого просто надо отбросить некоторые условности, которые в нашей ситуации лишены смысла».

«Почему бы вам не отбросить такую лишенную смысла условность, как секс?» – саркастически осведомился Дэвид.

«Подумай, Лисса, ведь мы будем жить здесь еще двадцать лет… тридцать… может быть, всю жизнь, – продолжал увещевания Том, игнорируя последнюю реплику. – Никаких других мужчин в твоей жизни уже не будет, пойми. Так чего ради упрямиться?»

«Мне не нужны никакие мужчины, кроме Рика, который погиб из-за вас!»

«У вас нет никакого права ее принуждать», – заметил Дэвид.

«Боюсь, Дэйв, что это зависит от результатов голосования, – возразил Эдвард с угрозой в голосе. – До сих пор мы все подчинялись решению общего собрания, даже если оно кому-то из нас не нравилось».

«Я посмотрю, как Джордж проголосует за то, чтобы его жену тоже пустили по кругу!» – истерически хохотнула Мелисса.

«Не думай, что мне это легко, – ответил Джордж, мрачнея еще больше. – Даже когда я застрелил собственного брата, мне не было так погано. Но парни правы. Если мы не решим эту проблему, то рано или поздно все тут перебьем друг друга. И я вынужден…»

«Магда! – взвизгнула Мелисса. – И ты им это позволишь?!»

«Ты с детства спихивала на меня грязную работу, сестренка, – усмехнулась Магда, и хрипотца в ее голосе звучала особенно вульгарно. – Что ж, если ты намерена изображать из себя целку, мне придется поработать за двоих. Посмотрим, кто в итоге окажется в выигрыше».

«Э нет, так не пойдет! – возмутился Джордж. – Моя жена не проститутка! Или все женщины в убежище имеют равные права и обязанности, или все остается, как есть. В конце концов, у Эда и Тома только два голоса из шести».

«Предлагаю компромисс, – сказал Томас. – Пусть Мелисса сама выберет себе мужчину. Одного. А Магда… она ведь согласилась… Это будет справедливо – каждая пойдет на шаг дальше, чем до сих пор». Он говорил это не без умысла, ибо давно заметил, что Мелисса, хотя и сторонится их всех, в особенности избегает Эдварда – должно быть, он слишком напоминал ей Дэниэла. Так что выбор получался очевидным…

«А если я откажусь?» – запальчиво спросила Мелисса.

«Тогда… ради мира и спокойствия в убежище… вопрос будет решен с помощью жребия», – ответил Джордж.

«Ну ладно, – решилась Мелисса. – Я выбрала. Это Дэвид».

На лицах обоих претендентов отобразились изумление и возмущение. Дэвид усмехнулся.

«Но ведь Дэвид антисексуал!» – воскликнул Эдвард.

«Это мое личное дело, – холодно парировал Дэвид. – Как ты сам справедливо отметил, нас тут две женщины и четыре мужчины. И я – один из четырех, обладающий точно такими же правами, как остальные. С этой минуты Мелисса – моя жена, и оставьте ее в покое. Напоминаю, – ядовито добавил он, – что ключи от ящика с патронами – у меня».

Согласие Магды (куда более охотное, чем она старалась показать) решило дело. Джордж, колебавшийся до последней минуты, с тяжелым сердцем скрепил принятое решение. Собственно, это было фактически последнее его решение в качестве неформального главы убежища. На словах Эд и Том восхищались мудростью принесенной им жертвы, но на деле не могли – возможно, даже и сами того не осознавая – относиться с уважением к мужчине, согласившемуся разделить с другими свою жену.

Но падение авторитета Джорджа не привело к выдвижению нового лидера. Обитателям убежища просто больше не нужен был лидер, у них не осталось задач, требующих координации действий. Дни шли за днями, абсолютно одинаковые, залитые все тем же ровным электрическим светом, безразличным к смене времени суток и чередованию времен года. Книги, журналы, видеофильмы – все это было исчерпано на удивление быстро. Да не так уж их было и много – Джордж, когда готовил убежище, думал в первую очередь о выживании, а не о жизни.

Соглашаясь на выбор Мелиссы, Дэвид преследовал единственную цель – избавить ее от сексуальных домогательств остальных. Он всегда был готов помочь всякому, желающему отказаться от секса. Но с Мелиссой как с человеком его ничего не связывало, и «брак» их оставался чисто фиктивным. Не мог сблизить их и Тони – Дэвид терпеть не мог маленьких детей.

Психика Мелиссы перенесла за минувшие три года несколько тяжелых ударов – смерть мужа и всего привычного ей мира, тяжелые роды, бойня, устроенная Дэниэлом, собрание, на котором мужчины едва не поделили ее по жребию – и каждая последующая травма накладывалась на предыдущие, а оказать помощь было некому. Мелисса жила в атмосфере постоянного страха и тоски. В последний год она держалась только на транквилизаторах и приобрела уже серьезную зависимость от них, требовавшую серьезного же лечения. Но к любому наркотику человек привыкает, и тот перестает оказывать свое действие. Вскоре после того, как Тони исполнилось два года, Мелисса попыталась покончить с собой, наглотавшись таблеток.

Но незнание фармакологии сыграло с ней злую шутку. Вместо легкой смерти во сне, на которую она надеялась, Мелисса обрекла себя на медленную мучительную агонию. Она умирала два дня, корчась от приступов боли и исходя кровавой рвотой, прежде чем Джордж, наконец, уступил требованиям Дэвида и выдал ему ключ от ящика с пистолетом. Дэвид хотел сделать это сам, но Джордж настаивал, что эвтаназия запрещена законами штата, и Дэвиду пришлось пообещать, что он лишь оставит Мелиссе пистолет с одним патроном. Когда он выходил из провонявшей рвотой комнаты, то не был уверен, что Мелисса не выстрелит в него. Но она выстрелила в себя. Ее вторая попытка оказалась удачней первой – она умерла сразу, как только пуля разбила череп.

– Магда.

Сидевшие за карточным столом обернулись и посмотрели на дверь. Томас как раз набрал в грудь воздуха, собираясь сказать Магде нечто крайне неприятное, но теперь неловко выдохнул, глядя на вошедшую Элис.

– Что случилось? – осведомилась Магда, все еще в пылу ссоры и от того не слишком дружелюбно. – Кстати, ты могла бы называть меня мамой.

– Тогда мне пришлось бы называть папами троих мужчин, а это было бы неверно по отношению к двоим из них и несправедливо по отношению к третьему, – возразила девушка. – Магда, ты знаешь, какое сегодня число?

– Кажется, десятое… Или… погоди, воскресенье уже было? Двенадцатое, что ли?

– Пятнадцатое. Сегодня пятнадцатое августа, – она смотрела на мать выжидательно.

– И… Ах, да! Пятнадцатое августа! Сегодня же твой день рожденья! Прости, пожалуйста, мы совсем забыли! Ничего, мы это сейчас исправим, – она деловито поднялась из-за стола и, призывно глядя на недавних противников по перепалке, по-дирижерски взмахнула руками.

С днем рожденья тебя,

С днем рожденья тебя,

С днем рожденья, дорогая Элис…

– Как говорит дядя Дэвид, я пришла не для того, чтобы участвовать в комедии, – перебила она их нестройное пение. – Я пришла сообщить, что мне исполнилось шестнадцать лет, и я теперь вправе самостоятельно принимать решения.

– И какое же решение ты приняла? – осведомился Томас, подумавший, уж не сбываются ли его недавние предостережения.

– Не я, – Элис тряхнула головой и откинула волосы. – Мы все. Я, Арни и Тони. Мы идем на поверхность.

– На какую поверхность? – искренне не поняла Магда.

– На поверхность земли. Мы хотим выйти из Убежища. Радиация, наверное, уже исчезла.

В помещении повисло молчание. Эти люди, на правах «последних выживших» игравшие в карты на американские города, давно уже не воспринимали поверхность как место, куда можно выйти. Для них она была воспоминанием, образом, метафорой, но никак не реальным миром, находившимся в нескольких десятках метров от их вселенной. Если бы они считали, что Элис шутит, или выражается аллегорически, или просто ляпнула глупость, не подумав, – они бы отреагировали соответственно. Но они понимали, что все эти предположения не верны, и оттого просто растерялись.

– Никто не знает наверняка, – нарушил наконец молчание Эдвард. – Все зависит от типа ядерного заряда, мощности, характера осадков… Может быть, уже через год наверху все было чисто. Может быть, сейчас там, над нами – заново отстроенный город, живут люди, ездят машины… хотя машины вряд ли, ну, по крайней мере, лошади… А возможно, что радиационное заражение продлится еще 30 тысяч лет. Есть очень долгоживущие изотопы. Когда имеешь дело с китайцами, никогда нельзя быть уверенным, какую дрянь они тебе подсунут…

– Но у Джорджа где-то должен быть дозиметр, – напомнил Дэвид.

– Допустим, – нехотя согласился Джордж, – и что с того? Все равно, если мы откроем люк, то впустим заразу сюда.

– Но у нас два люка – внешний и внутренний, – возразил Дэвид.

– Мы не знаем, выдержал ли внешний, – стоял на своем Джордж. – Долбануло-то ого-го как, все внешние датчики недаром выжгло. Может быть, все эти годы мы живем только за счет внутреннего люка.

– Кроме того, – добавил Томас, – не забывайте, что дом стоял недалеко от берега. Мы не знаем, что стало с береговой линией, да даже и с уровнем воды в океане. Если война вызвала изменения климата… Может, над нами вовсе не люди с лошадьми, а толща морской воды.

– И даже если там нет радиации, – внесла свою лепту Магда, – откуда мы знаем, кто нынче хозяйничает наверху? А вдруг китайцы победили? Я совсем не хочу окончить свои дни в их концлагере.

– Ну, китайцы – это вряд ли, – заметил Дэвид. – Все-таки, какими бы дубами не были те типы из ЦРУ, наш ядерный потенциал был больше, и у нас была ПРО. Правда, и китайцев было всемеро больше нашего, но, при гибели основных промышленных центров и радиоактивном заражении сельскохозяйственных районов…

– А русские? – перебила Магда. – Дождались, пока мы с китайцами переколотим друг друга, и…

– Думаю, что если наверху кто-то уцелел, то самую большую опасность для нас представляют американцы, – возразил Дэвид. – Либо там хозяйничают анархистские банды, либо установлена диктатура какого-нибудь сумасшедшего отставного полковника.

– В общем, ты слышала, Элис, – подвел итог Джордж. – Это – глупая идея.

– Рано или поздно отсюда надо выбираться, – непреклонно заявила Элис. – А ваши рассуждения останутся такими же, сколько бы лет ни прошло. Вы, наверное, даже придумаете себе новые страхи.

– Запасов нам хватит на пятьдесят лет, – задумчиво произнес Джордж. – И урановые батареи проработают столько же.

– Забавно, – хмыкнул Эдвард, – жизнь здесь обеспечивает та же самая сила, которая уничтожила ее наверху. Та же самая, от которой мы спрятались…

– Ничто в природе не бывает злым или добрым, в том числе и атомная энергия, – напомнил Дэвид. – Все это – человеческие иллюзии.

– Мы не собираемся ждать пятьдесят лет, – сказала Элис. – Вы, может, и свыклись с мыслью, что выйдете отсюда только через мусоросжигатель, а мы не намерены…

– Пока что мы слышали одну тебя, – не без едкости заметил Томас.

– Мы считаем так же, – сказал Тони, входя вместе с Арни. – Просто Элис хотела объявить вам это сама, чтобы вы не подумали, что это мы ее подговорили.

– Арнольд, – Магда посмотрела на сына, как на самого старшего, – ты-то хоть понимаешь, насколько это опасно?

– Понимаю, – ответил тот, – но первобытному человеку тоже было опасно выходить из пещеры.

– Вот и сидел бы там, – пробормотал Томас, – все равно ведь все кончилось возвращением в пещеру, стоило ли напрягаться…

– Мы не собираемся с вами спорить, – отрезал Тони. – Мы просто информируем вас о своем решении. От вас нам нужно оружие и этот прибор… дозиметр. Если вы их нам не дадите, мы уйдем без них.

– Никуда вы не пойдете! – сердито воскликнул Джордж. – Если вам не жалко своей жизни, это ваши проблемы, но, открыв люк, вы подставите под удар всех нас. У вас всего три голоса из восьми…

– Четыре, – спокойно сказал Дэвид. – Ребята правы. Когда-нибудь кто-то должен выйти наружу и проверить, что к чему, так почему бы и не сейчас?

– Если что-то не так, мы успеем закрыть люк, – добавил Арни.

– Не знаю, не знаю… – проворчал Джордж.

– Но вы хотя бы вернетесь? – с неожиданной мольбой в голосе спросила Магда.

– Да, сначала мы сходим только на разведку, – заверил ее Арни.

Снова повисло молчание.

– Пусть Элис останется, – сказал Томас. – Она все-таки девушка, а эта экспедиция слишком опасна. Да и оружия хватит только на двоих.

– Мы идем все вместе, – Элис упрямо тряхнула головой. – Сегодня мой день рожденья, и я намерена сделать себе подарок.

– Ты хоть понимаешь, что с тобой будет, если ты окажешься в руках каких-нибудь ублюдков?

– Понимаю, – сказала Элис и посмотрела на него в упор. – Примерно то же, что будет, если я останусь здесь, не так ли, Томас?

Хорсмэн поперхнулся под уничтожающим взглядом Магды.

– Какие… глупости, – выдохнул он наконец. – Что ты себе вообразила… Небось, насмотрелась фильмов, испорченная девчонка… Да иди куда хочешь, господи, какое мне дело!

– Итак, у нас пять голосов, – усмехнулся Тони. – Решающее большинство. Так что там насчет оружия?

– Ладно, – буркнул Джордж, поднимаясь. – Ключи у всех при себе?

Сборы не заняли много времени. Джордж довольно быстро отыскал дозиметр; он хотел дать ребятам еще два защитных костюма, но оказалось, что от долгого лежания на складе резина их раскрошилась и растрескалась на сгибах.

– Ничего, – сказал Джордж, – главное, следите за дозиметром, и обойдетесь без них. Вот смотрите, тут все очень просто. Я никогда не мог запомнить все эти рентгены и прочие цифры, но достаточно смотреть на цвет шкалы. Пока стрелка в зеленом секторе, как сейчас – вы в безопасности. В желтом секторе человек без средств защиты может провести какое-то время, но чем меньше, тем лучше. Если стрелка уйдет в желтый сектор – сразу же возвращайтесь. И, наконец, красный сектор – это смерть. Кроме стрелки, имеется звуковая индикация. Чем чаще прибор щелкает, тем выше радиация.

– Ясно, – сказал Арни и подвесил дозиметр к своему поясу.

Затем Джордж показал, как обращаться с пистолетом и карабином, сам зарядил оружие и вручил каждому, включая Элис, по две обоймы. Ребята также взяли с собой фляги с водой, несколько кубиков пищевого концентрата, моток веревки, топорик, фонарь и аптечку. Джордж вручил им и старую карту города, хотя и догадывался, что теперь от нее будет мало прока.

Когда все было готово, и обитатели убежища собрались у внутреннего люка, Элис вдруг сказала «подождите здесь, я сейчас» и юркнула обратно в коридор. Через пару минут она вернулась.

– Что-то забыла? – осведомился Арни.

– Я надела купальник, – призналась Элис.

– Что еще за глупости? Ты же не умеешь плавать, – нахмурился Джордж.

– Ну и что? Должна же я хотя бы окунуться в воду, от которой не пахнет дезинфекцией!

– Зато инфекции там может быть сколько угодно, – пробормотал Джордж, но уже ни на чем не настаивал. Одной авантюрой больше, одной меньше…

– Ладно, – изрек он. – Арни, следи за стрелкой. Я открываю внутренний люк.

Джордж повернул мощный рубильник и оставил руку на красной рукоятке, готовясь в любой момент вернуть ее в прежнее положение. Загудел мотор, закрутилось тяжелое металлическое колесо на двери, толстые штанги запоров поползли, блестя маслом, из своих пазов. Затем раздалось короткое звонкое клацанье, и мотор смолк. Вспыхнула красная лампочка. Люк был открыт. Джордж взялся за колесо и потянул его от себя.

– Радиации нет, – доложил Арнольд, глядя на неподвижную стрелку.

Джордж повернул еще один тумблер. В темноте за люком зажегся неяркий свет, озарив уходивший вверх круглый колодец с крутой винтовой лестницей. Осью колодца служил гладкий металлический стержень, такой же, как в пожарных участках – по нему в случае необходимости можно было быстро съехать вниз.

– Дальше вам идти одним, – давал последние инструкции Джордж. – Сейчас мы снова задраим этот люк изнутри. Когда красная лампа погаснет, поднимайтесь наверх. Там будет второй рубильник. Средняя позиция открывает запоры, нижняя – сам люк, если ему что-то мешает. Будьте очень осторожны, открывая внешний люк. Если хлынет вода, или повалит дым, или радиация…

– Знаем, – перебил Арни.

– Я отключил автоматику, задраивающую внешний люк, чтобы вы могли вернуться. Когда снова спуститесь вниз, стучите в люк обухом топора, вот так, – он изобразил ритм. – Мы будем по очереди дежурить в этом коридоре, кто-нибудь услышит и откроет. Хотел я в свое время оборудовать интерком, да руки не дошли… Постарайтесь не задерживаться.

– Думаю, трех-четырех часов для первого раза нам хватит, – сказал Арни.

– Если вы не вернетесь через… ну скажем… трое суток, мы задраиваем внешний люк. Сами понимаете, мы не можем…

– Понимаем, – нетерпеливо перебил Тони. – Ну, мы пошли.

– Ладно, ребята, – кивнул Джордж, – удачи вам.

– Дядя Дэвид! – обернулась вдруг Элис. – А ты не хочешь пойти с нами?

Дэвид ответил не сразу.

– Боюсь, что я провел в этом погребе уже слишком много времени, – сказал он наконец. – Десять лет назад я бы с радостью ухватился за такую идею, но сейчас… знаешь, я, пожалуй, подожду результатов вашей разведки. Но спасибо за предложение.

Когда трое подошли к внешнему люку, их сердца быстро колотились не только от подъема по крутой лестнице. Тони положил руку на рубильник. Арни впился взглядом в шкалу дозиметра.

Гудение. Щелчок. Красная лампа.

Стрелка не двигалась.

Арни налег на люк. Тот не поддавался.

– Что-то держит, – качнул головой Арни. – Плохо. Может, и вода. Ладно, давай нижнюю позицию.

Мотор натужно взвыл. Тяжелый люк вибрировал, но не двигался с места. Наконец, когда, казалось, масло готово было уже брызнуть из цилиндров гидравлической системы, люк со скрипом и скрежетом начал поддаваться. В медленно растущую щель сыпался песок, камни, куски черного спекшегося шлака. Но – никакой воды. Наконец, открывшись примерно наполовину, люк застрял окончательно. Но образовавшегося проема было достаточно, чтобы выбраться. Впервые за двадцать лет в убежище заглянуло солнце, и тусклый электрический плафон померк в его беспощадном свете. Трое бледных молодых людей стояли, щурясь с непривычки и прикрывая руками глаза.

Наконец Арни вспомнил про стрелку. Она не сдвинулась с места. Дозиметр молчал.

– Урррааа! – завопила Элис и захлопала в ладоши. – Это лучший день рожденья в моей жизни!

– Тише, – предостерег Арни. – Не надо раньше времени привлекать внимание.

Держа пистолет наготове, он протиснулся в проем. Остальные двинулись за ним.

Они оказались во дворе того, что было некогда домом Робинсонов. Сам дом превратился в бесформенную груду развалин, вытянувшуюся языком в сторону от эпицентра и частично погребенную под слоем земли и шлака. Таким же шлаком завалило и выход из убежища. Насколько хватало глаз, руины простирались повсюду; к северо-западу, где был эпицентр, они сглаживались – там взрывная волна содрала все на своем пути; в прочих же направлениях, особенно юго-восточном, можно было увидеть все более и более высокие останки зданий, торчавшие, словно гнилые зубы мертвого аллигатора. Совсем далеко в дрожащем мареве раскаленного воздуха призрачно маячили остовы уцелевших небоскребов.

Однако вся эта картина смерти и разрушения принадлежала прошлому, ибо ныне жизнь снова брала свое. Повсюду – во дворах, на некогда покрытых асфальтом улицах, на присыпанных землей руинах домов – буйно зеленела пышная растительность. Трава кое-где тянулась в человеческих рост, какие-то причудливые пальмы топырили свои раскидистые кроны, волосатые лианы обвивали поваленные столбы и торчащие балки…

– Итак, – торжественно провозгласил Тони, глядя на часы, некогда подаренные Джорджем (прежде они принадлежали Дэниэлу), – пятнадцатого августа в 2:07 пополудни был осуществлен первый выход из Убежища. Радиационный фон в норме, воздух пригоден для дыхания. Жалко, не догадались взять с собой блокнот, надо было делать записи.

– Успеешь еще записать впечатления, – отозвался Арни, – лучше гляди в оба…

– Смотрите, какое странное дерево, – сказала Элис, делая несколько шагов в сторону.

Дерево действительно было необычным – высотой около пяти ярдов, с огромными листьями, росшими прямо из ствола, у подножия, и большими круглыми колючими плодами на вершине.