Текст книги "2024-й"

Он потемнел лицом, голос стал хриплым и злым:

– Владимир, ты знаешь, что не прав. Человек – грязная обезьяна, кто спорит? Но мы эту обезьяну не выпускаем. Иначе хана всей цивилизации людей. Вся культура – на обмане. Мы делаем вид, что ничего животного в нас нет. И детей воспитываем так с самых пеленок. Сказать правду – все рухнет!

Я запнулся, Тимур прав, бесчеловечно прав. Все уже не переглядываются, смотрят на меня требовательно. Я стиснул челюсти, да, трудно и рыбку съесть, и девственность сохранить, но все на мне, как на правительстве, что охраняет как сторонников, так и оппозицию.

– Правда потихоньку высвобождается, – произнес я. – Не знаю еще, намеренно или это такой исторический процесс… Если будем упорствовать и оставаться на старых позициях, нас вышвырнет на обочину прогресса.

Тимур сказал резко:

– Это не прогресс!

– А что?

– Прогрессе не самое новое, – возразил он, – а самое лучшее!

Я задержал дыхание, удар слишком силен, возражать трудно, особенно против крылатых и потому очень эффектных фраз. Простому человеку неважно, что они в основном неверны, мы часто предпочитаем нечто эффектное неверное правильному, но скучному, но я как-то не думал, что у нас даже верхушка коллектива… настолько проста.

– Ты снова прав, – сказал я с болью. – Я, как и ты, с детства восторгался доблестью римлян, рыцарством крестоносцев, самоотверженностью бомбистов… И как жалел, что все ушло, сменилось холодным расчетом, а вместо благородных королей нами правят олигархи… Но возможно ли было сохранить Римскую империю и создать хай-тек?.. Можно ли в рыцарскую эпоху построить завод по производству компьютеров и провести инет?.. Как думаете вы все, не связано ли одно с другим? В смысле, вот это засилье бесчестного капитала и расцвет мира высоких технологий, который нам так нравится?

Они молчали, даже Тимур не ответил, только проскрипел, как жук жвалами:

– Ты это к чему?

– А если, – спросил я, – это было связано? Если брать можно только в наборе? С нагрузкой?..

Тимур сказал наконец:

– Догадки можем строить всякие. Но я лучше останусь непродвинутым, чем буду делать порнуху. Хотя да, признаюсь, на порносайты заглядывал. Но одно дело потреблять наркотик, другое – распространять.

– Мы не будем делать порнуху, – сказал я резко. – Все, надоело! Дискуссию прекращаю. Порнуха – это где только трахаются. Мы будет делать хорошую байму, лучшую из возможных, где люди живут полной жизнью. Это значит – воюют, строят, бабочек ловят и еще много чего делают, в том числе – да, и трахаются! Вот перестанут трахаться в реале, тогда и в байме не будем. Все, идите!

Часть II
2014-й год

Глава 1

Асфальт кончился, машина свернула на разбитую колесами проселочную дорогу. По таким ездили на колесницах хетты, гиксосы, скифы, гунны, на повозках – короли средневековой Европы, в каретах – помещики России. Теперь вот мой супернавороченный и набитый электроникой «хаммер» кренится то на один бок, то на другой, я постоянно кручу руль, объезжая ямы, заполненные водой, хотя последний дождь был три недели тому. Не помогает спутниковая навигация, потому колесница хоть и превратилась в автомобиль, но дороги остались те же.

У меня руки заняты, автомобиль сам подал сигнал дому, и я почти ощутил, что там начали просыпаться все службы: в ванну пошла горячая вода, в кофемолку посыпались с сухим шорохом только что поджаренные до нужной кондиции зерна, на плите под кастрюлей с водой вспыхнул огонь, а холодильник поспешно проверил ассортимент продуктов и быстро заказал по инету недостающие.

Весь дом и все на участке, включая автомобиль и газонокосилку, соединены сетью, постоянно переговариваются между собой, стараясь выполнить работу так, чтобы я их вообще не замечал, и я не замечаю, человеческий мозг и так работает с нагрузкой в сотню, а то и в тысячу мозгов, если взять за единицу отсчета лет сто назад.

Подъезжая к дому, я с облегчением бросил руль и, повернувшись к заднему сиденью, начал доставать пакеты с едой и гаджетами. Автомобиль еще издали подал сигнал воротам, те поднялись как раз к моменту, когда он, сбрасывая скорость, подкатил ближе. В глубине двора точно так же пошли вверх двери гаража. Сверкающий болид вполз в просторное помещение, где у меня еще и склад всего-всего, начиная от годового запаса меда и кончая старыми компьютерами.

Для автомобиля свет не нужен, но гараж издали определил, что в этой железной коробке находится властелин всего-всего, и помещение залил приятный оранжевый свет, достаточно яркий, дом знает, что люблю яркий и праздничный даже в туалете.

Я вылез, обвешанный пакетами, и, когда поднимался на крыльцо, из-под опускающейся двери гаража выплеснулась струйка грязной воды, это чистильщик быстро смыл грязь с колес.

Во внутренностях металлической двери трижды щелкнуло, она распахнулась как раз в момент, как я поднялся на крыльцо. Вспыхнул свет, а едва я перешагнул порог, дверь захлопнулась, помедлив пару секунд, чтобы не отхватить подметку.

Тут же в предбаннике, где я складывал дрова, когда только купил этот домик, гордо именуемый коттеджем, вспыхнул большой экран, пробежали колонки цифр: сколько истрачено воды, газа, электричества, когда срок оплаты спутникового инета и прочей ерунды. Вообще-то, это все делается в автоматическом режиме, но я по старинке предпочитаю все видеть в реале и быть наготове скорректировать в нужную сторону.

Из комнаты видно, как за окном на роскошном подсолнухе, уцепившись за край массивной шляпки, висит под ней ярко-желтая птичка и деловито клюет семечки. Хорошая здесь земля: прошлой осенью уронил кто-то из рабочих, теперь вот пророс такой красавец…

Я щелкнул фотоаппаратом в мобильнике, сбросил снимок в гугол, и моментально оттуда пришла справка: большая синица, отряд певчих воробьиных, Oscines… Прекрасно работает эта новая служба опознавания визуальных образов…

Потирая руки, опустился за обеденный стол и взял в руки нож и вилку. На стене слева вспыхнул квадрат метр на метр, в нем появилось лицо Тимура во всей красе, то есть с мельчайшими складками, прыщами и волосиками из носа. На одном что-то блестит подобно мелкой жемчужине, но вряд ли это жемчужина.

– Шеф, – сказал он быстро, – неприятности.

Я щелкнул пальцами, включая связь. Тимур отыскал меня взглядом.

– А-а, – сказал он огорченно, – ты уже на даче… Извини, что порчу уик-энд.

– Что случилось?

– Утечка, – сказал он.

– Опять?

– Снова, – поправил он.

Сердце мое сжалось, вот так, когда все вверх и вверх по крутой дуге, а потом крылья горят, и ты мордой вниз, в инфаркт влетают, докатываются молодые да ранние вроде меня.

Я вздохнул поглубже.

– Что на этот раз?

– Пока только с десяток концепт-артов, – сказал он торопливо. – Но мы все равно ничего не понимаем! Уже в инете. Как? У нас же полная изоляция! Столько раз проверял, что и во сне, как лунатик, все вспомню.

– Да, – буркнул я, – выходные ты мне испортил. Так что завтра с утра буду в офисе. Проверим вместе. Что-нибудь поменяем. Если снова сопрут, значит – не то меняли.

Он спросил тихо:

– А если сопрут…. ядро?

– Тогда можно в петлю, – ответил я глухо. – И вообще нас могут утопить. В буквальном смысле. Я не шучу. Просрать такие деньги и пятилетний труд?

Он ответил потрясенным голосом:

– Хорошо, Володя. Буду ждать. Признаюсь, сам уже ничего не могу, голова трещит. Тебе до инфаркта рукой подать, а у меня уже инсульт начинается. И болезнь Паркинсона.

– Хоть не Дауна, – буркнул я.

Постель ликующе приняла мое тело, как волны теплого моря, дом тут же переключил часть функций на заботу о хозяине: полная темнота в спальне, свежий воздух с распыленными фитонцидами, это подсказал домашний медцентр, нужная температура и полная изоляция даже от чириканья птиц или треска кузнечиков.

Но все равно сон не шел, сердце колотится тревожно, а в черепе носятся горячечные мысли. За эти пять лет сотрудничества с Корневицким, вернее, работы по его заказу, мы подошли вплотную к запуску «Виртуальной Москвы», а за это время, подтверждая свои возможности, несколько раз делали для него тридэшное видео по пять-десять минут, где красотки либо красиво танцуют, либо совокупляются друг с другом. Он почему-то не любит сцены прямого траха, когда женщина с мужчиной, проявляется понятное самцовое доминирование, а когда женщина с женщиной – это так, игра, ничего серьезного, мужское самолюбие не задето, это как бы даже искусство, эстет хренов.

Свои заказы, над которыми работали еще до него, мы благополучно сдали, долги выплатили и с того дня трудились только над «Виртуальной Москвой».

Странно, даже те, кто кривил морду и брезгливо морщил нос, очень быстро увлеклись проектом и работали с жаром, которого я не ожидал. Вообще-то аксиома, что любой мужчина, даже абсолютно не умеющий держать в руке карандаш, тем более – кисть художника, все равно с удовольствием нарисует женщину… или хотя бы какую-то ее часть.

Собственно, в «Виртуальной Москве» предполагается, что всякий игрок будет работать, ходить в магазины, посещать рестораны и кафе, дискотеки, словом, жить обычной полной жизнью. Против этого никто не возражал, сопротивлялись только элементу, который в rl присутствует еще как, а вот в vl вроде бы как-то неприлично, нам же самим будет стыдно, мы же интеллигенты, одухотворенные личности, мы даже срать не ходим и вообще не совокупляемся, это присуще только грязным животным…

Бурчанье стихло, когда начали работать. Тимур не уволился, как грозил, но пару раз ехидно заметил, что проститутки тоже оправдывают свою профессию и не видят в ней ничего особенного, тем более постыдного. Педантичный Роман, к моему удивлению и удовольствию, ответил, что проституцию уже легализовали в большинстве стран мира, за исключением Северной Кореи и Ирана, а это не те страны, на которые стоит равняться. В Госдуме закон о легализации принят в двух чтениях, а после поправок примут и в третьем.

Корневицкий исправно переводил деньги на счет моей фирмы. Полгода мы еще тряслись, что передумает, ублажали тридэшными мультиками, но деньги поступали регулярно, и мы успокоились. Еще позволил закупить любое нужное оборудование, счета должны отправлять в его бухгалтерию, как и прочие расходы, по аренде помещений, на взятки или что-то еще непредвиденное.

Теперь у меня под фирму половина довольно большого отдельно стоящего здания, сотрудников вчетверо больше, а Тимур и Роман – исполнительные директора. Вообще вся моя старая проверенная группа – директора: креативные, по дизайну, по отладке ядра, по безопасности, везде по всем главным участкам огромного поля, из которого теперь состоит современная байма.

Когда на другой день я с утра прибыл в офис, Тимур уже перепроверял камеры слежения, хотя от них, понятно, толку не больше, чем от копий и стрел в эпоху высоких технологий.

– Рисунки могут воровать прямо с экранов, – сказал я. – Значит, надо исключить возможность проносить фотокамеры. Но они теперь могут быть размером с маковое зернышко! Никакие металлодетекторы не уловят.

– Тогда что, раздевать всех?

Я сказал зло:

– А почему нет? Купим всем красивую удобную одежду. Приходя на работу, переодеваются в нашу. Так, кстати, делается на большинстве производств, связанных с высокими технологиями.

– Там потому, – уточнил Тимур, – чтобы грязь не заносили… Впрочем, это не слишком большое неудобство. Только надо, чтобы раздевались и складывали одежду в шкафчик в одном помещении, а надевали спецуху в другом. А то кто помешает переложить фотоаппарат?

– Верно, – одобрил я. – А проходили по узкому коридору голенькими. Под просмотром. Настрой фильтры так, чтобы замечали все-все инородное! Фотоаппарат можно и под ногтем пронести.

– Сделаю, – сказал он с облегчением. – Конечно, буду искать и другие утечки.

– Даже их возможность ищи, – сказал я строго. – Человек – такое говно, обязательно придумает, как напакостить. К сожалению, мы не можем мысли читать.

– К сожалению, – согласился Тимур, потом сказал: – А может, к счастью. Я не хочу знать, что ты сказал мысленно о моей работе, когда я доложил об утечке!

– Пережил бы, – буркнул я. – зато никаких утечек.

Он вздохнул:

– Нет, лучше замки покрепче, сигнализацию, стальные двери и злую собаку, чем чтение мыслей!

За спиной хлопнула дверь, появилась Алёна. За эти годы из рослой голенастой девицы превратилась в фактурную девушку, яркую и заметную, хоть и не в моем вкусе: рослая и спортивная, ходит все в тех же солдатских ботинках, из-за чего шагает широко, по-мужски, уверенно и напористо. И вообще слишком самостоятельная, а нам всем нужно, чтобы женщина была глупее и слабее, иначе какой к черту комфорт?

Она охнула:

– Что в лесу такое громадное сдохло? Шеф раньше меня пришел!

Я буркнул:

– Забыла, как работала на полставки и приходила вообще после обеда?

Она лучезарно улыбнулась:

– Я была студенткой, которую вы никак не решались обольстить, а теперь я молодой специалист!

– Специалиста тем более не решаюсь, – ответил я с долей язвительности и выразительно посмотрел на ее солдатские ботинки.

Дверь хлопала все чаще, большой зал, разделенный тонкими пластиковыми перегородками, постепенно наполнялся народом. Я невольно вспомнил, какой крохотный был зал вначале, но, получив первый транш от Корневицкого, я набрал добавочных сотрудников из ребят молодых, амбициозных и не слишком обремененных взглядами времен карет и кассетных магнитофонов.

Москву для баймы скопировали довольно быстро, включая линии метрополитена и даже пещеры, по которым таскали из Кремля сундуки Ивана Грозного, энпээсы выполняют все службы, которые нельзя доверить игрокам: организацию дорожного движения, пожарные части, эмчээсовцы, полиция, ОМОН, городское хозяйство, а все остальное в руках играющих. И если баймер не будет зарабатывать деньги, то умрет с голоду. Правда, можно зарабатывать множеством способов, в том числе полулегальных или совсем криминальных.

Пропищала мелодия рингтона, я вскинул бровь и выразительно посмотрел на Тимура. Тот сделал большие глаза, затем торопливо кивнул. Утечки могут быть и по мобильникам, надо будет отбирать при входе в здание.

Алёна порылась в сумочке, торопливо выхватила, мобильник прыгал в ее ладонях, как живая скользкая рыба. Наконец поднесла к уху.

– Да?.. Это я, да!.. Что?.. Ну… ладно… Что делать… Ничего.

Она положила мобильник на стол, я издали увидел, что Алёна на глазах осунулась, крепкие плечи поникли, а спина сгорбилась. Даже крупная грудь сразу стала меньше, а тонкая талия раздалась, когда Алёна осела, словно снежная баба на солнце. Тимур подобрался и цапнул ее телефон, что-то сказал быстро, кося глазами в мою сторону.

Алёна безучастно кивнула, глядя перед собой отсутствующим взглядом.

Я спросил сочувствующе:

– Алёна, кто-то умер?

Она оглянулась, в глазах мелькнул затухающий гнев.

– Шеф, не лезь под горячую руку. Зашибу.

– Ого, – сказал я, – ну ладно, лучше меня, чем кого еще, я ж отвечаю за работников. Тебя изнасиловали?

Она отмахнулась:

– Если бы! А то все обещают… Я вчера обошла еще три фирмы, искала работу, но везде облом. То ли рылом не вышла совсем уж, то ли работников моей специальности перебор…

Я сочувствующе поцокал головой. Алёна два месяца как окончила вуз, окрыленно разослала везде резюме, она ж закончила с отличием, везде приглашали на собеседование, но тем почему-то все и заканчивалось.

– Может, – предположил я, – не то говоришь? Громко ржешь над собеседователем?.. Ноги слишком широко раздвигаешь, а он пугливый?

Она покачала головой, даже не отгавкнулась, настолько хреново, ответила серьезно:

– Не знаю. Ничего не знаю.

Тимур сказал с сочувствием:

– Может быть, надо было отсосать у собеседователя?

Она отмахнулась в раздражении:

– Отсосала бы, если бы помогло. Но сейчас такая мелочь ничего не решает. Это не старые добрые времена, когда ты был молодым.

– Да, – согласился я, – сейчас в самом деле такая ерунда не играет роли. Это наши отцы были такие идиоты, что в угоду делу… Алёна, а по резюме тебе не отказывали?

– Нет.

– Тогда дело в личном контакте, – рассудил я, – что-то их не устраивало… гм… ты зубы чистишь?

Она огрызнулась:

– Я все чищу!.. И сидим далеко друг от друга через во-о-от такой стол, чтобы ему не могли предъявить иск о домогательствах с его стороны. И все снимается на видеокамеру. Нет, что-то в этом неправильное… От того, что я замечательная, мне почему-то не легче! Никто не видит, что я добросовестная, работать люблю, без вредных привычек, на мужчин не лезу, инициативная только в работе, и вообще работа мне интереснее развлечений!

Я пробормотал:

– Побеждает тот, кто умеет себя лучше подать.

– Вот-вот, – сказала она горько, – что делать, если я подать себя не умею?

– Свинство, конечно, – сказал я сочувствующе.

– Пока других вариантов нет, – ответила она горько. – Конечно, придумывают всякие тесты…

Я поинтересовался:

– Ты в них веришь?

Она скривилась:

– Не больше, чем ты. Но ничего лучше не придумано. Разве что собеседование, но и оно…

– Понятно… – сказал я. – Алёна, я тоже на этом обжигался. Честно! Там нужны стандартные ответы, а нам, с нестандартным да творческим мышлением, это гроб с музыкой. Так что надо больше рассчитывать на эти книжечки, где учат улыбаться да показывать коленки.

– А сиськи? – спросила она.

Я ответил в затруднении:

– Мир меняется очень быстро. В книжках только про колени.

– Ну вот, – сказала она обвиняюще, – не хочешь помочь!

– Не хочу, – признался я. – За эти пять лет к тебе привыкли и полюбили все, Алёнка. Давай переведем тебя в старшие, жалованье увеличим…

Она отмахнулась:

– Жалованье мне очень даже не помешает, но рост еще нужнее.

– Обеспечим, – сказал я клятвенно. – Мы фактически закончили наш долгострой!.. А это значит, будем стричь купоны, делить прибыль… если Корневицкий не кинет нас, как бросали другие, если смилостивится… будем раздавать слонов, награды и повышения по службе.

Она посмотрела на меня с подозрением:

– Правда?

– Клянусь!

– Гм, – сказала она, – вижу, что врешь, только не пойму, в каком месте.

– Жалованье увеличим прямо щас, – сказал я. – Работу тоже подберем сразу, чтобы даром хлеб не ела. Такую, чтоб по твоим плечам. Ты девочка крепкая…

– Поборемся? – предложила она мстительно.

– Только не сейчас, – испуганно сказал я, – когда ты в таком зверском настроении! Как-нибудь в постели, хорошо? Кто победит, тот и насилует.

– Вернемся к жалованью, – предложила она деловито. – И квартальную премию в размере месячного…

– Годовую, – поправил я. – А квартальную – в половинном размере. Соглашайся, пока я добрый.

Она пытливо посмотрела на меня, вздохнула:

– Хорошо. Но только потому, что надоело таскаться по собеседованиям.

– Договорились, – сказал я.

Тимур со своего места прислушивался с одобрительным видом, Алёна прижилась и понравилась почти всем, сказал жизнерадостно:

– Мудро, шеф. За одну битую двух небитых дают. К Алёне притерпелись, хоть она какая-то несовременная…

Алёна оглядела его с головы до ног, нахмурилась:

– Я?

– Ага, ты, – подтвердил он.

– В чем это я несовременная?

– Худая, – заявил он безапелляционно. – Сейчас поджарая блондинка с вот такой грудью уже вышла из моды. Даже вылетела, словно моряк из пивной, которого выставил молодой Брюс Уиллис. Людей с лишним весом много, а будет еще больше, так что моду создают они.

Роман сказал от своего стола:

– Не они, а производители одежды, продуктов и лекарств. Это им выгоднее толстые. Так что следующая мисс Вселенная прибавит еще пару килограммов…

– Пять, – сказал Тимур уверенно. – Ставлю на пять! Все ускоряется. Уже запустили рекламу, что лишний вес – это четыре складки, а не три. Но готовится переход и на пять. Лишним весом отныне будет считаться не пятнадцать килограммов сверх, а сразу тридцать. Зря еще лет пять тому подняли на щит Бриджит Джонс?.. Теперь главное не красота и пропорции, а…

– …синдром Клеопатры?

Они фехтовали эрудицией, я поспешно порылся в памяти, Клеопатра была низкорослой, безобразно толстой и кривоногой, но в нее влюблялись многие мужчины, в том числе Цезарь и красавчик Марк Антоний.

– За работу, – сказал я раздраженно, – черт, везде этот секс пролезает! Буду штрафовать всякого, кто на работе вспомнит о своей половой принадлежности!

– А чужой? – уточнил Тимур с любопытством.

– Тех в двойном размере!

Глава 2

Так хорошо и быстро решив проблему с трудоустройством Алёны, я бодро двинулся к своему кабинету, но по дороге затормозил у стола Василия Петровича. Вся столешница завалена рисунками, они же на стене по обе стороны монитора, а также сверху и вообще везде, где можно прикрепить отпринтерные листочки.

– Понятно, – сказал я медленно, – почему у вашего стола торчит народ… Еще бы…

– Нравятся? – спросил он довольно.

– Не то слово, – пробормотал я. – Это в самом деле нечто… В реале ничего подобного… А это вот из порно?

Он отмахнулся:

– Уже и не помню. Сейчас вся жизнь – порно. В инете даже искать не надо, такое вот выпрыгивает само! Нужно только использовать как заготовки. Ведь любая статуя – это кусок мрамора, от которого отсекли все лишнее?.. Надо же понять, чем привлекала народ худосочная и сутулая Нефертити или кривоногая толстушка Клеопатра?

Я покачал головой:

– Не слишком ли углубляетесь? Нужны всего лишь скины пары десятков, ну ладно, сотен женщин, которые юзеры смогут подстраивать под свой вкус.

Он горделиво выпрямился и неспешно погладил бороду и подкрутил усы. Седеть, как я понимаю, начал рано, а вот волосы сохранил густыми, хотя в зале среди наших молодых сотрудников всегда ярко блестят две-три лысины, а еще у десятка проплешины стыдливо прикрываются зачесываемыми сбоку волосами.

Такие обычно, чтобы хоть как-то реабилитироваться, отпускают бороды. Василий Петрович отпустил длинные волосы, уж и не знаю зачем, может быть, он из эпохи битлзов, тогда все были длинноволосыми, а борода – времен молодого Фиделя Кастро, тогда модно было отпускать бороды.

– Я хочу, – проговорил он значительно, – чтобы мои модели оставили в таком же виде…

– Но каждый станет менять под себя, – сказал я.

– Станет, – согласился он, но глаза блеснули дьявольской гордостью: – Однако подвигает ползунками, наиграется с пропорциями, вздохнет и вернется к моему дефолту! По крайней мере, я уж постараюсь… да и, кроме того, я получил одно заманчивое предложение…

Я насторожился:

– От кого?

– От ведущей клиники, – сообщил он, – по пластической хирургии. У них проблемы с новыми типами морд! Кстати, они с нами под одной крышей, только к ним из холла направо… Все женщины выходят одинаковыми. Не по вине хирургов, те смогли бы разнообразить, но бабы дуры, как все мы знаем, сами выбирают. А выбирают всегда одних и тех же, наивно полагая, что только они вот такие умные, а остальные предпочтут уродин.

– Вы им сбрасываете наши скины?

Он удивился:

– Каким образом? Наши компы не выходят в инет, вы что-то заработались, Володя! Но я посещаю их раз в неделю и консультирую, какая форма скул эффектнее, а какие челюсти выразительнее. Эх, Владимир, теперь я понимаю, что вы тогда приняли мудрое решение!.. С того времени у нас хоть какая-то устойчивость появилась. А то жили на птичьих правах… Я с этой работой только жить начал!

Только жить начал, мелькнула мысль. В таком возрасте?.. Это я только начал жить, у меня впервые и жалованье, и хорошая машина, и новая квартира в центре, и загородный дом, и возможности… Но мне двадцать пять, а Василию Петровичу уже за шестьдесят, наверное…

Некстати вспомнилось, как мой отец сказал, что он только-только начал жить, когда вытолкал меня во взрослую жизнь. Теперь он, свободный от ежедневной ответственности за меня, наконец-то может заняться собой и вот впервые открыл, что в жизни масса интересного и что, оказывается, он еще совсем молод, мальчик прямо, и жить только начинает…

Что за жизнь такая ступенчатая, мелькнула смятенная мысль, если на каждой ступеньке вдруг соображаешь, что раньше была не жизнь, а только прелюдия к ней, а жить начинаешь вот только с этой минуты! И так всякий раз, и так всякий раз…

Василий Петрович продолжал любовно подгонять на экране женское лицо под только ему одному видимые каноны красоты, а я смотрел через его голову, а потом перевел взор на его седые волосы, сердце кольнуло жалостью.

Он точно не доживет до сингулярности. И даже до бессмертия не дотянет. И потом вряд ли воскресят… Когда человек уходит из жизни, многие ли о нем помнят? Даже если великий, если хоронили с помпой, показывали по телевидению и сообщали во всех новостях?..

Даже те, которые в самом деле гиганты, ну там Пушкин или Александр Невский, вспоминаем ли о них сейчас? Конечно, если для их возрождения достаточно шевельнуть пальцем, то я бы их возродил, но если для этого лично мне придется вложить хотя бы малые деньги, куда-то поехать, что-то сделать, заполнить бумаги… а оно мне надо?

Так же и с общим делом по Федорову. Ну нет у меня интереса воскрешать богомольных крестьян Пушкинской эпохи или Пугачевщины, да и сам народный герой Пугачев вроде бы ни к чему в этом мире. Федоров, задумав благое дело, не учитывал стремительного роста хай-тека, для него и век двадцать второй ничем не отличается от века девятнадцатого: те же кареты и кучера на облучке, а лакеи на запятках…

Но эти ладно, а вот милейший Василий Петрович умрет, и вскоре память о нем сотрется даже у меня. Не то что память, память у меня будет абсолютная, но сотрутся краски, а это значит, я просто поленюсь заниматься его воскрешением.

А это, если честно, несправедливо. Он не виноват, что родился раньше меня на сорок лет.

– Ради таких женщин, – заметил я, – что вы нарисовали, многие пойдут на дракона.

– Для того и стараюсь, – ответил он молодым голосом. – Войдя в байму – входишь в мечту! И начинаешь осуществлять… овеществлять то, что видел только в смутных и сладостных грезах…

Я посмотрел на него с сомнением, трудно представить, что вот такое ископаемое хоть когда-то о чем-то мечтало.

– Вы тоже мечтаете?

Он взглянул на меня хитро, словно прочел мои мысли.

– Представьте себе.

В его тоне почудился некий намек, я не понял, из-за этого рассердился и спросил почти агрессивно:

– О чем, если не слишком большой секрет?

– О чем велят инстинкты, – ответил он с добродушной улыбкой, с какой мудрые деды говорят с неумными внуками.

– Инстинкты?

– Ну да, – ответил он. – Это они командуют нашими мечтами. И грезами. Инстинкты, всюду инстинкты… Рулят всем и всюду. Даже когда мы уверены, что руководствуемся чистейшим разумом, но если копнуть, оказывается – инстинкт… Я это заметил на смешном, можно сказать. Вдруг заметил, что мечты мои резко изменились. Я всегда любил помечтать, особенно в постели перед сном. Так вот, если раньше, кем бы себя ни воображал: героем, изобретателем, космонавтом на далекой планете, банкиром или суперменом – всегда действовал я, все было для меня, весь мир для меня…

Он сделал паузу, я спросил осторожно:

– А что изменилось? Или уже не мечтаете?

Он отмахнулся:

– Столько же, как и раньше.

– Так в чем же…

Он пояснил:

– Хоть я и теперь все так же в главной роли, но уже не я рвусь к трону, а помогаю занять его достойному молодому человеку… или принцессе! Не я иду убивать дракона, а помогаю его одолеть молодому благородному парню. Хотя, конечно, я по-прежнему круче, ха-ха. Но не я рвусь завоевать принцессу, а великодушно уступаю ее молодому и достойному…

Я сказал с неловкостью:

– Гм, никогда не думал, что и здесь инстинкт тоже берет свое. Хотя да, понятно, зачем он так… А вот я еще в том стазе, когда сами рвутся к трону.

– Тоже любите помечтать?

– Да, – признался я. – Никому не говорил, а вот теперь, когда даже вы, оказывается, мечтаете…

– Все мечтают, – сообщил он просто. – Только у одних мечты куценькие, а у других с вот такенными крыльями!

Я еще раз пробежал взглядом по женским фигурам, кое-где скелетным моделям, в других местах с уже натянутой кожей.

– Очень хорошо, – сказал я подбадривающе, – что и в вашем возрасте можете рисовать таких обалденных женщин!

Он поинтересовался обманчиво кротко:

– В каком?

– Ну, – сказал я уверенно, – когда перестают работать гормоны… эти самые гормоны. Врачи говорят, что когда угасает половая функция, то прекращается и творчество. Это, дескать, неразрывно связано! Еще и Фрейд говорил, что творчество – это половая функция…

Он повернулся ко мне, глаза смеялись. Я ощутил непонятную неловкость, я же прав, а Василий Петрович сказал весело:

– А с возрастом половая функция исчезает? Вот лет в шестьдесят уже ее нет совсем, да?

Я пробормотал:

– Ну, врачи так говорят…

Он покачал головой:

– Врачи, кстати, так не говорят вовсе. Так говорят мальчишки, для которых и вы годам к тридцати будете уже стариком. А насчет старческой импотенции это правильный и полезный миф! Мы сами, старшее поколение, его придумали и старательно поддерживаем.

Я посмотрел с сомнением, но промолчал из деликатности. Он посмеивался, снова повернулся к экрану, женское лицо сменилось роскошным бюстом, что увеличивался, менял форму по мере того, как Василий Петрович двигал мышкой, а другой рукой ухитрялся набирать на виртуальной клаве. Я наблюдал, как зачарованный, за этими манипуляциями, правильно говорят, что грудь – лицо женщины. Как-то даже естественнее смотреть вот сюда, на эти роскошные вещи, где по желанию юзера… по-русски это звучит лучше: пользователя – расширяются ареалы красного цвета, меняют тон от едва различимой бледной розовости до самых темных оттенков коричневого, а сами соски вытягиваются за курсором мышки до тех размеров, которые сам считаешь предельными, чтобы не стать уродливыми.

Я наконец пробормотал смущенно:

– Да что там стесняться… Импотенция более чем распространена… Каждый десятый мужчина, если верить медицинской статистике, увы…

Он все так же, не поворачиваясь, двинул плечами.

– Это другое дело. Но кто в двадцать лет ходил по бабам, тот и в семьдесят лет сохранит эту веселую способность. Только, ожегшись не раз, начнет понимать к тому времени, что удовольствие мимолетное, а усилия и расходы на такую ерунду – нешуточные. Да и начнет осторожничать, чтобы не потерять то, чем к тому времени обзавелся и начал дорожить…

– Это как? – спросил я обалдело.

Он пробормотал, продолжая манипулировать с грудью:

– Вот видите, еще даже не понимаете! И только мне понятно, почему.

– А мне узнать можно?

– Можно, – ответил он.

– Так почему?

– Потому что дорожить нечем, – ответил он со смешком в голосе.

– Ну, вообще-то есть чем…

Он отмахнулся:

– Свою работу из-за этого не потеряете. Если, конечно, не отобьете внаглую любовницу у начальника… но у вас и его нет. Однако вон наш Терентьев ходит по бабам, гордится этим, а у него уже прекрасная жена и дочь. Я так делал в его возрасте, а потом однажды, когда чуть не попался, вдруг как обухом по голове: если попадусь, брак просто рухнет!.. Потеряю прекрасную жену, ребенка отдадут матери… я смогу разве что раз в неделю, или как суд скажет, видеться с ним… и стоило ради такой ерунды, как трахнуть подвернувшуюся телку, которая, если честно, и на фиг не нужна, ставить на карту такое для меня ценное, как сложившаяся семья?.. Кроме того, попадаешь в зависимость к любовнице. Она же, разозлившись, может тебя же и выдать жене. А это надо?.. Словом, у таких, как я, не сексуальная потенция падает, а возрастает осторожность и нежелание попадать в рискованные ситуации. У молодых этой осторожности еще нет. Это только в кино старых и опытных политиков шантажируют снимками с голыми девицами! Старые политики такой оплошности не допустят. Им могут разве что в фотошопе подрисовать. А вот молодых и на месте поймать можно…