Текст книги "Карась и Лягушка. Басни и сказки"

Карась и Лягушка
Басни и сказки
Юрий Пашанин

© Юрий Пашанин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Карась и Лягушка

 
Большая беда с лесом чистым случилась —
Откуда невесть между пней и кустов
Гнилое болото в тот лес просочилось.
Ни ягод не стало в лесу, ни цветов.
 
 
И там, где когда-то лесная опушка
Встречала приветливо птиц и зверей,
Теперь водоём Карася и Лягушки.
Не дом, а вода без окон и дверей.
 
 
Карась и Лягушка в болоте резвятся.
Ну, как не резвиться, удача пришла —
Карась смог в болото от щук перебраться,
Лягушка до этого в луже жила.
 
 
Напрыгавшись вдоволь, Карась и Лягушка,
У края воды развалившись вдвоём,
Затеяли спор: «Я тебе не подружка.
Ты здесь новичок. Это мой водоём.
 
 
Пока я в болото свой лес превращала,
Ты в речке дрожал от присутствия щук.
Здесь мыслей моих воплощений немало.
Здесь много творений моих только рук.
 
 
Ещё, погоди ж, камышами засею
От края до края болото моё.
И главную в нём воплощу я идею —
Заквакают все, кто молчит, кто поёт».
 
 
Карась возмутился, переча Лягушке,
Но только вода поглотила слова.
Сквозь плеск пузырей из воды у опушки
Отчётливо слышалось гордое «ква»
 

Рыбий ум

 
От Щуки Карась перебрался в болото,
Но только жалел он об этом не раз.
Опять ему в чистую воду охота.
К Лягушке с мольбой обратился Карась:
 
 
«Проделай до речки родимой траншею.
Оставить хочу я болото твоё.
Свободы от Щуки наелся уже я.
Уж лучше под Щукой, чем это гнильё».
 
 
Лягушка надула зелёные щёки
И, выпустив воздух, ответила: «Ква!
Какой же ты всё же, Карась, недалёкий.
Болото подёрнуло ряской едва.
 
 
Куда ты собрался? Обратно в свой омут?
От Щуки таиться в опасной воде?
Почувствуешь скоро себя ты как дома.
Такого болота нет больше нигде.
 
 
Лишь двадцать годков посиди в мелководье,
Пробьются в болоте, глядишь, родники,
Изменится что-то в болотной природе
И станет болото не хуже реки».
 
 
Карась пораскинул о жизни умишком:
«А срок в двадцать лет-то не очень большой.
Зато заимею огромный домишко.
В реке-то ведь нет ничего за душой».
 

Самый сильный

 
Объявил Олимпиаду
В летних видах сам Медведь —
Получить решил награду.
Он же самый сильный ведь.
 
 
Но не смог догнать он Зайца,
Не такой был и прыжок —
Косолапо ставил пальцы
У своих коротких ног.
 
 
И армрестлинг не удался,
Хоть и бицепс был бугром —
Говорит, Комар кусался.
Он не сладил с Комаром.
 
 
Прыгнул в воду он с Лягушкой.
Забурлила вся вода.
Из воды торчали ушки,
Но не плыл он никуда.
 
 
В теннис он сыграл с Лисицей.
Мяч отбить со всех сторон
Как ни думал ухитриться,
Сам как мячик падал он.
 
 
Штангу он поднять пытался.
Хоть намял себе бока,
Но не смог, как ни старался,
Обойти он Барсука.
 
 
Победить в стрельбе из лука
И Оленя он не смог.
Лук держать такая мука.
Был неважный он стрелок.
 
 
Хоть слепой для бокса в пару
Выбран был Медведю Крот,
От обычного удара
Он лежал, разинув рот.
 
 
Был Медведь двадцатым, где-то
Сразу после Червяка.
Только вот медаль за это
Не дают, увы, пока
 

Первый

 
Не уснёт Медведь в берлоге,
Хоть и ел до спячки мёд —
То согнёт в калачик ноги,
То их снова разогнёт.
 
 
Состояние такое
У Медведя неспроста —
Не даёт ему покоя
Чемпионом быть мечта.
 
 
Над его медвежьей койкой
Золотой не слышен звон.
Не вошёл в сильнейших тройку,
Как ни бился, летом он.
 
 
Брови сдвинул Мишка строго —
Неужели он не крут?
Хоть тепла его берлога,
Но о славе мысли прут:
 
 
«Что тянуть в берлоге ляжки?
Надо вновь идти на старт.
Вот теперь-то все попляшут —
И кто молод, и кто стар.
 
 
Буду первым я в сугробах,
Буду первым и на льду.
Пусть кого-нибудь на пробу
Мне в соперники найдут».
 
 
Встал на трассу он бобслея,
Лыжи взяв как на слалом.
Первым быть, мечту лелея,
Покатился напролом.
 
 
Был на финише он скоро,
Но без лыж и без саней.
Понапрасну лез он в гору
И катился вниз по ней.
 
 
Снова встал Медведь на лыжи —
Надо спорить в биатлон.
Но в паху мешала грыжа
И мишень не видел он.
 
 
Для катания фигурой
Нацепил Медведь конёк.
Как «ни драл свою он шкуру»,
Лёд уходит из-под ног.
 
 
И в любом спортивном споре
Побеждал другой зверёк.
А Медведю как танцору
Что-нибудь да поперёк.
 
 
Потрепав себя немного
Об сучки да об пеньки,
Вновь Медведь залез в берлогу
До весны считать деньки
 

Фундук и Бурундук

 
По таким делам проказник,
Где налили там и праздник,
Пригласил погрызть фундук
Белку в гости Бурундук.
 
 
Раз позвали Белку в гости,
Распушила Белка хвостик
И в намеченном часу
На полянке ждёт в лесу.
 
 
Загребая хвост в охапку,
С лапки прыгая на лапку,
Белка думает: «Не грех
Фундука погрызть орех».
 
 
У кустов ломая сучья,
Лезет морда бурундучья.
Посетив с утра шинок,
Бурундук не чует ног.
 
 
Бурундук ворчит, икая:
«Ах ты, бестия такая!
Я ведь ждал тебя вчера,
И не здесь, а где нора.
 
 
Огорчён теперь немало.
Как меня ты обломала!»
 
 
«Извини за промах мой
И пошли к тебе домой, —
 
 
Отвечает Белка смехом, —
На обед к твоим орехам».
 
 
«Ты глупа или слепа?
Там теперь лишь скорлупа, —
 
 
Бурундук лепечет сонно. —
Всё ушло для закусона.
Я орехи сам люблю.
Съел их все я во хмелю.
 
 
Но тебя я уважаю.
Жди другого урожая
Через год, наверно, ты», —
И улёгся спать в кусты.
 
 
Что с такого друга толку?
Белке был довольно долго,
Шла домой она пока,
Слышен храп Бурундука
 

Доверчивая Белка

 
Как-то раз соседке Белке
Бурундук назначил «стрелку».
Вместе с ней тогда как друг
Захотел погрызть фундук.
 
 
Только всё же с Белкой как-то
Не случилось брудершафта —
Бурундук, и смех, и грех,
Спьяну сам спорол орех.
 
 
После поиска съестного
Бурундук с орехом снова.
Фундуком набить живот
В гости Белку вновь зовёт.
 
 
Но сомненья Белку точат,
На фундук идти не хочет.
Только трудно, хоть убей,
Отказать соседу ей.
 
 
Приведя в порядок хвостик,
Поспешила Белка в гости,
Но нора Бурундука
Без него и фундука.
 
 
Нет хозяина и близко.
У норы лежит записка,
А проходит где тропа,
Сплошь ореха скорлупа.
 
 
На простом листе осеннем
Бурундучье объясненье —
У него, мол, много дел,
Что вчера недоглядел,
 
 
Что он занят, в самом деле,
И придёт через неделю,
Что тогда, мол, «поплотней»
Погрызут орехи с ней.
 
 
Обещал, мол, ну, и что же?
Пусть пока своё погложет».
 
 
Сделав всё ж слюны глоток,
Белка скомкала листок.
 
 
Тут у Белки накипело:
«Вот урод! – сказать успела. —
И зачем мне Бурундук,
Если дома свой фундук?»
 

Не доспорил

 
Меж других лесных росточков,
Нарядив собой бугор,
С красной шляпкой в белых точках
Появился Мухомор.
 
 
На бугре любому рады,
Будь он гриб или цветок.
Ждали все, что скоро рядом
Новый вылезет росток.
 
 
Хоть не всё ещё пролезло
Из его исходных спор,
Кто из них в лесу полезней.
Мухомор затеял спор:
 
 
«Кто здесь рядом? Ах, Ромашка!
Тонковат твой стебелёк.
Видно с генами промашка.
Подыскала б костылёк.
 
 
Ну, а это что за геи?
Сплошь одна голубизна.
На другом пророс бугре я,
Если б только раньше знал.
 
 
Это кто уже с начинкой?
Смотрит, будто виноват.
Пестик что ли для тычинки
Был немного тесноват?
 
 
Лишь расцвёл, уже пузатый.
Хочешь, верь или не верь,
Нет пути тебе назад-то.
Будут ягодки теперь.
 
 
Вы же все дегенераты.
Вам бы манну без труда.
Дождь пройдёт и вы уж рады:
«Слава Богу, есть вода!»
 
 
Ну, а если откровенно,
Жизнь одна дана нам ведь.
Я хочу, не паря вены,
Лезть наверх и не краснеть.
 
 
Я уже на твёрдой ножке
Всех вас вижу свысока.
Подрасту ещё немножко
И достану облака.
 
 
К счастью, статус мой удобен,
И тому я очень рад —
Я с рожденья не съедобен.
Вредный я, а проще – яд!»
 
 
На бугор с цветами вскоре
Невзначай зашёл грибник.
В интересном разговоре
Мухомор заметно сник.
 
 
Был нечаянно раскрошен
Мухомора пьедестал.
 
 
«Он не вредный, он хороший», —
Кто-то тихо прошептал.
 

Исповедь Браслета

 
В прелюдиях не долог я всегда.
Я крепкий – сталь не любит поражений.
Овладеваю грубо. Кто сюда
Запястья сунет, будет без движений.
 
 
Ни с кем не церемонюсь, всех скручу —
И бабочек ночных, и бандюганов.
Поддамся лишь особому ключу,
Но только ослаблять объятья рано.
 
 
Закованных не знаю я имён.
Мне номер их и тот совсем не нужен.
Я с наслажденьем их греховный стон
Внимаю и себя сжимаю туже.
 
 
Не вижу я ни барышень, ни дам.
Их руки для меня всего лишь тело.
Я плотно прижимаюсь к их задам,
Когда меня опять пускают в дело.
 
 
И пота много выпито до дна,
Впитал в себя и вкус кровавых ссадин,
Подвёрнута рука мной не одна,
Когда сковал крест-накрест их я сзади.
 
 
О, сколько ж капель крови пригублю!
Не знаю, и прикидывать не стану,
Но, кажется, безудержно люблю
Сливаться с телом вора и путаны.
 
 
А это что ещё за мотылёк?
Он вроде бы душой и телом чистый,
Но руки сам просунул в мой замок.
Мне только не хватало мазохиста!
 
 
«Скорей, – кричит, – я ждать уже устал».
Ему, похоже, боль приносит счастье.
И лязгнул я металлом о металл.
Да, чёрт с тобой! Давай свои запястья!
 

В цветении

 
На окошке Кактус ранний
Стал «втирать» кусту герани:
«Пусть один у нас исток,
Красивее мой цветок.
 
 
Хоть уродливы и колки
На моих боках иголки,
Ты смотри не на бока,
А в прожилки у цветка.
 
 
Он не часто расцветает,
Но расцветка не простая
У цветка со всех сторон.
Ведь на мне распущен он.
 
 
Ты цветами хоть облеплен,
Но не так великолепен.
Только тронь тебя за куст,
Сразу станешь гол и пуст.
 
 
Разлетятся лепесточки,
И цветам настанет точка.
Мой цветок, пока я тут,
Даже тронуть не рискнут».
 
 
Так кусту герани Кактус
«Плёл» про свой особый статус.
Только он его подвёл —
Кактус больше не зацвёл
 

Горячий спор

 
У хозяйки на огне
В закопчённом Чугуне
Закипел мясной бульон.
Через край полился он.
 
 
Заворчал столовый Нож:
«На плите стоишь давно ж,
А, хоть с пламенем знаком,
Не в ладу ты с кипятком.
 
 
Ты вот чёрен и пузат,
А не смотришь, где твой зад.
Иногда хоть оглянись.
Прохудился, видно, низ.
 
 
Дну, наверное, капут,
И наружу соки прут.
Лить на пламя – произвол.
Ковыляй с плиты на стол».
 
 
Отвечал Чугун Ножу:
«На плите я посижу
И, пока в огне горю,
Всё, что надо, доварю.
 
 
У тебя вон дел гора,
Чистить овощи пора.
Чем считать мои харчи,
Лучше лезвие точи».
 
 
Только в руки Нож попал,
Чистил, резал и ссыпал,
И в обеденном часу
В Чугуне был сварен суп
 

Претензии Морковки

 
Между грязных грядки комьев,
Возле корня с рыжиной
Вылез корень как морковный,
Но по цвету всё ж иной.
 
 
Хоть сама такой же силос
И местами есть гнильё,
Всё ж Морковка возмутилась —
Кто ж копирует её:
 
 
«Что ты пялишься, соседка?
Что шуршишь своей ботвой?
Экземпляр лишь я здесь редкий!
Мне противен облик твой!
 
 
Ты скопировала кожу —
Отличается едва.
Хоть и в корне ты похожа,
Но не так торчит ботва.
 
 
Ты, наверное, плутовка,
Всех затмить решила? Но
Я не просто здесь морковка,
А морковь уже давно!
 
 
Приучу тебя к порядку.
Проросла и сохни там.
Я ботву твою над грядкой
Распускать тебе не дам».
 
 
И своей Морковка речью
Ту соседку допекла.
Извинялась бесконечно
Сорта нового Свекла.
 
 
Хоть была Морковка в злобе,
Что Свекла ей тычет в бок,
Как ботвой посохли обе,
Их сложили в кузовок
 

Колобок на распутье

 
Из сусеков и амбаров
Наспех собранной муки
Остывали с пылу, с жару
На окошке колобки.
 
 
Лишь свои открыл он глазки,
Шепчет первый Колобок:
«Дальше будет всё как в сказке —
Все кому-то на зубок.
 
 
Что там, в глупой этой книжке?
Колобку какой удел?
Не хочу иметь с Зайчишкой
Никаких попутных дел.
 
 
Там Медведь ещё ведь с Волком
И, по-моему, Лиса.
От Лисы хоть нету толку,
Уделю ей полчаса.
 
 
Поболтать с Лисой – не шутка.
Ей не будешь воду лить.
Надо Волку хоть минутку
В этом плане уделить.
 
 
Уделил обоим сразу
И по сорок бы минут,
Но надкусят же, заразы,
И на крошки разомнут.
 
 
Но пока болтаю с ними
Как бы мне не зачерстветь.
Пусть уж лучше пробу снимет
С нежной корочки Медведь».
 
 
На траву слетев с окошка,
Колобок так и решил —
Выбрал нужную дорожку
И к Медведю поспешил
 

Просветы в Частоколе

 
«Куковали» в поле голом
Часть забора с Частоколом
Да к тому ж забора Часть
Вся вот-вот могла упасть.
 
 
Частокол хоть был с просветом,
Всё же новенький при этом.
И взялась забора Часть
Частокол тот поучать:
 
 
«Что ж одни в тебе пробелы?
Быть таким как ты – не дело!
Удивляюсь я, и где ж
Получил такую брешь?
 
 
У моей, смотри, ограды
Все стоят дощечки кряду.
Пусть они сейчас в пыли,
Ни одной меж них щели.
 
 
Вид твой очень безобразный —
Что ни кол, кривой и разный.
Неуклюжесть так и прёт!
Не ограда, а урод!
 
 
Хоть торчишь, смотрю, с азартом,
Сделан ты не по стандарту.
Кол, конечно, не доска!
На тебя глядеть – тоска!»
 
 
Частокол ответил Части:
«И таким мне быть за счастье.
Хоть и, правда, весь кривой,
Только вид люблю я свой.
 
 
И одно я знаю точно,
Что поставлен в землю прочно.
Ну, а там, где есть брачок,
Пусть гуляет сквознячок».
 
 
Часть забора хилым телом
От досады заскрипела,
Стала гнуться стороной —
Ветхий столб тому виной.
 
 
Рассыпаясь на полоски,
Поползли к земле все доски.
Часть забора, где была
Там всей массой и легла.
 

Фломастер-фантазёр

 
Старый высохший Фломастер
Фантазировать был мастер:
«Я полоску не одну,
На чём хочешь, черкану.
 
 
Хоть снаружи я не очень,
Но для нужных дел заточен,
Есть запас чернил в груди.
Кто не верит, подходи.
 
 
Нарисую всем цветочки,
Каждой сам поставлю точки.
Кто захочет, будут им
И рисуночки в нажим.
 
 
Без пробелов, без помарки
Всех раскрашу цветом ярким.
А в азарте буду я,
Разрисую и края.
 
 
Что вздыхаешь, Промокашка?
Ну, давай меня уважь-ка.
Я на сторону одну
Весь проект свой разверну.
 
 
Как смокнёшь мои чернила,
Подберусь к тебе и с тыла.
Будешь ты потом полдня
Охать, ахать от меня».
 
 
В хвальбуна поверив силы,
Промокашка согласилась —
Под Фломастер как могла,
Развернув себя, легла.
 
 
Стороной одной упёрлась,
О Фломастер резво тёрлась.
Как ни «пыжилась» она,
Нет на бедной ни пятна.
 

Кривой разрез

 
Однажды Ножницы-кругляшки,
Не так разрезали бумажку.
Взялся учить их, резать как,
Под то заточенный Резак:
 
 
«Как криво режете Вы, право!
Что ни разрез, то всё коряво.
И видит глаз пытливый мой,
Здесь нет и линии прямой.
 
 
Кто верил в Вас, кусает локти.
Ведь здесь бумага, а не ногти.
Зачем взялись за резку Вы,
Раз Ваши лезвия кривы?»
 
 
Упрёк для Ножниц маникюрных,
Им показалось, пахнет дурно —
Ругали в коем их веку.
Такой ответ был Резаку:
 
 
«Что можешь сам, железа кочка?
Ведь ты не нож, а лишь заточка.
Не здесь тебе права качать
И нас учить и поучать.
 
 
Кто лезть просил тебя, невежа?
Как захотим, так мы и режем.
А ты прорежешь ли, Резак,
Как мы, дугу или зигзаг?»
 
 
Резак поведал неумейкам,
Как резать можно без линейки,
И, видя смех их над собой,
Он вырезал узор любой.
 
 
Кто прав в их споре, нет ответа.
Резак всё режет трафареты.
От Ножниц тоже нет вреда —
Их в ход пускают иногда.
 

Дерзновенный Циркуль

 
Циркуль круги на бумагу наносит.
Вдруг отлетел у иголки колёсик:
«Знаю, что я инструмент уже ретро,
Только пройти бы хоть полкилометра.
 
 
Я компромиссен, мне много не надо —
Грифель, иголку и листик бы рядом.
Сколько кругов накрутил ведь не вкось я.
Что же игла перестала быть осью?
 
 
Дайте бумагу, прижмите к ней плотно,
Вычерчу круг на бумаге охотно.
Враз проявлю я в том деле отвагу.
Дайте же, дайте скорее бумагу.
 
 
Вставьте иголку, я с ней не опасен!
Я на рулон туалетный согласен».
 
 
Подан рулон. Круг начертан мгновенно —
С сопротивлением, но дерзновенно
 

К другому огороду

 
Вздыхает с белой шапкой Одуванчик.
Он цел, хоть и качался на ветру:
«Как мир непостоянен и обманчив.
Вчера был жёлтым. Белый поутру.
 
 
Ну, стали времена, ну, стали нравы!
Что делается, в толк я не возьму?
Меняются вокруг цветы и травы,
Как только погружаются во тьму.
 
 
Вон, вижу, одуванчик, словно скомкан.
А рядом как пергаментный листок.
А этот, посмотрите, как соломка.
От этого остался лишь росток.
 
 
Такая, знать бы, жизнь кому в угоду?
Кто это сделал: враг иль сумасброд?
Пора уже к другому огороду.
Ведь вытопчут так скоро весь наш род».
 

Изгиб и Ложбинка

 
В трусах эластичных под тонкой резинкой,
Потея и прея неделю уже,
Желали помыться Изгиб и Ложбинка
И часик хотя бы побыть в неглиже.
 
 
Их сильно терзало такое мученье.
Не мойся-ка столько – завоет любой.
Но вдруг ощутили потоков теченье
Воды долгожданной они над собой.
 
 
Изгиб и Ложбинка боялись напрасно —
Сливалась вода на них как на лоток.
 
 
«Ура! – завизжала Ложбинка. – Как классно!
Откуда чудесный прохлады поток?»
 
 
Доволен Изгиб: «Озверел бы я скоро.
Побольше таких бы подарков в трусы.
Давно я не мылся, забиты все поры
И кожа местами не той уж красы.
 
 
Потоки прохладной воды это круто.
Расслаблюсь под ними, стекают пока.
Вот только не сняты трусы почему-то,
А мне не мешало б затем сквознячка».
 
 
Вода с живота, со спины, с крупных бёдер
В прилипшей одежде прозрачней стекла
Не менее трёх, может, более, вёдер
Под ливнем бесстыжим в трусы натекла.
 
 
Изгиб и Ложбинка просохли местами
От долгих потоков небесной росы.
А вместе с помывкой всего под трусами
Постираны стали и сами трусы
 

В одном корыте

 
Две хавроньи у сарая
Спор вели, вкуснее где
И с какого лучше края
Потреблять еду в бадье.
 
 
Говорит одна из хрюшек:
«Мне милее узкий край.
Опускаюсь я по уши
Рылом всем в еду как в рай.
 
 
Я при этом у корыта
Помещаюсь лишь одна,
И передние копыта
Опустить могу до дна».
 
 
«Я хлебаю там, где шире, —
От второй теперь совет. —
Ведь копыта все четыре
Окунуть могу в кювет.
 
 
Я от рыла и до зада
Занимаю всю бадью.
Так что спорить здесь не надо.
Вон еду несут. Адью».
 
 
Как «смели за обе щёки»
Из бадьи, что было в ней,
Спор продолжен о высоком
Под сараем у свиней.
 
 
Хоть харчей вошло немало
Из бадьи в свиней объём,
Только каждая стояла
Непременно на своём
 

В белом

 
Как и все обычно летом
Заяц крашен серым цветом,
Потому что в этом цвете
Он условно незаметен.
 
 
А зимой покроет тело
Зайцу шубка цветом белым,
Чтоб и сидя, и при беге
Он сливался в белом снеге.
 
 
Хороши у Зайца шубки.
Но весной не ради шутки
Против всех природы правил
Шубку белую оставил:
 
 
«Что менять их то и дело?
Лучше я останусь в белом.
Не снимая, в шубе этой
Похожу зимой и летом».
 
 
Как бы ни было обидно,
В шубке белой Зайца видно.
Выбор этот неудачен —
Был Лисой он скоро схвачен.
 

Где лучше

 
На столе стояла Ваза,
На окне – Горшок с цветком.
И по нашему рассказу
С Вазой был Горшок знаком.
 
 
Заворчала Ваза эта:
«Тесноват ты для цветов.
Для красивого букета
Мой объём всегда готов.
 
 
В нём по горлышко проточной
Есть запас воды всегда.
Ну, а ты хоть и цветочный,
Но бедна твоя среда.
 
 
У тебя земли-то много,
Но на дне твоём дыра.
Жизнь цветов в тебе убога.
Им съезжать ко мне пора.
 
 
Размещу цветы по кругу,
Опущу их на края.
Я во всех местах упруга.
Им опорой буду я».
 
 
Отвечал Горшок сурово:
«Да. Удобный ты сосуд,
И неплохо упакован,
И расцветкой тоже крут.
 
 
Но скажу тебе, сосуду,
Что в воде мои цветы,
Как сейчас, расти не будут.
Их угробишь только ты.
 
 
Загниют без корешочков
На худых стеблях одних.
Если жить лишь на примочках,
Что останется от них?
 
 
Им нужна земля родная.
Ведь она как мама им.
И не спорь, уж я-то знаю,
Что важней цветам моим».
 
 
Пусть не сходу и не сразу,
Но сбылись Горшка мечты —
Наклонили скоро Вазу,
Вылив воду на цветы
 

Не догоревшая спичка

 
Коробок был в край напичкан
Полусотней юных спичек,
И одной из них на треть
Коробок тот дал сгореть.
 
 
Получив ожоги с тыла,
Спичка сразу загрустила,
Ведь теперь её дружок
Горячо соседок жёг.
 
 
В Коробка любовном деле
Спички скоро все сгорели.
Ощутив судьбы пинок,
Коробок стал одинок.
 
 
Обещать любовь и веру
Коробок стал спичке первой.
Чтобы честь свою сберечь,
Спичка та сказала речь:
 
 
«Я смотреть уже устала
На что было и что стало.
У тебя истёрт весь шлиц!
Тоже мне – бездомный принц!
 
 
Я, хоть дура, не такая,
Вижу всё издалека я.
Чиркнул ты легонько хоть,
А обуглил мне всю плоть.
 
 
Я в сторонке тлеть устала
Огонёчком бело алым.
Где маячил ты, дебил?
Ведь ты мне так нужен был.
 
 
Позабыл моё ты имя.
Зажигал, подлец, с другими.
Что ты лучший в мире ас,
Говорил ты им не раз.
 
 
Хоть в любви ты лез из кожи,
Заплатили тебе ложью.
На тебе и над, и под
Их лоснится липкий пот.
 
 
Развалив их плоть на части,
Дал как мне кусочек счастья?
Нет огня в твоей груди!
Убирайся! Уходи!
 
 
Не пройдёт твоя уловка —
Не зажжёшь мою головку.
Пусть стал черен мой наряд,
По составу – бриллиант».
 
 
Хоть и с виду он хороший,
Коробок порожний брошен.
Спичек выжженных погром
Были приняты ведром
 

Голодная Мошка

 
Подобрать от хлеба крошки
На лоток слетелись мошки.
Аппетит был заводной,
Все подъели до одной.
 
 
Как пошли вторые сутки,
Опустели их желудки.
Дружбу прежнюю розня,
Началась меж них возня.
 
 
«Ой, спасите! Как мне плохо!
Дайте мне одну хоть кроху.
Между нас досталось мне
Той еды не наравне.
 
 
Крылья машут еле-еле.
Вы ж вчера меня объели.
Хоть я в счёте не слаба,
Вам достались все хлеба.
 
 
Вы вредите то и дело.
Из-за вас я похудела.
С ваших выходок полдня
Полный кризис у меня.
 
 
Где сидим мы, полкой ниже
Колбасы кусок я вижу.
Может, я сошла с ума,
Только съем его сама», —
 
 
Посидев ещё немножко,
На кусок свалилась Мошка.
Только Мошки на кусок
Слишком резким был бросок.
 
 
Сверху шлёпнувшись, как тряпка,
Подвернула Мошка лапки,
Но, приладив свой сосок,
Мошка съела весь кусок
 

Без запора

 
У калитки с давних пор
Не работает Запор —
Плохо шла туда-сюда
У Запора щеколда.
 
 
Если был такой напряг,
Ныл Запор печально: «Кряк».
Как последствие тогда
Оставалась борозда.
 
 
Хоть Запор не горевал,
Что нередко застревал,
Всё ж однажды щеколда
В нём застряла навсегда.
 
 
В тех делах не новичок
Над Запором был Крючок.
Как Запор тот заедал,
Каждый день он наблюдал.
 
 
Говорит Крючок-сосед:
«Щеколда тебе во вред.
Чтобы не было беды,
Поживи без щеколды.
 
 
У меня опоры для
Есть обычная петля.
Я без всякого вреда
Ей свой нос сую туда.
 
 
Всё проходит без помех.
Даже жаловаться грех.
Упростил бы ты зацеп
И решил проблемы все б».
 
 
Всех ругая в прах и пух,
Был Запор к советам глух,
Потому что на дожде
Прикипел он к щеколде