Текст книги "Тараканы в голове. Истории в стихах"

Тараканы в голове
Истории в стихах
Юрий Пашанин

© Юрий Пашанин, 2017

ISBN 978-5-4485-1507-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Райское местечко

Про бабкин бюллетень

 
Вышла бабка с огорода,
Навалилась на плетень:
«За свою всю жизню сроду
Не брала я бюллетень.
 
 
Вот уж кожа свисла с тела
И к спине прилип живот.
Мож, чего уже болело
Иль случится что вот-вот?»
 
 
Тело начисто помыла.
Особливо стыд и срам
Тёрла тёркой, что есть силы,
И пошла по докторам.
 
 
Все врачи смотрели дружно —
Кто-то в зад, а кто в перёд.
Что же этой бабке нужно,
Так никто не разберёт.
 
 
Доктора глядят сурово:
«Извини, конечно, мать,
Ты во всех местах здорова,
На тебе ещё пахать.
 
 
Мы тебя не понимаем.
Здоровее всех ты всё ж.
Ведь слепая и хромая
Стала нынче молодёжь.
 
 
Ты же выглядишь прилично,
Хоть и ходишь будто тень.
И зачем тебе больничный,
Непонятно, бюллетень?»
 
 
«Я больная в самом деле.
Ты получше поищи.
Ну, должны же быть на теле
Хоть какие-то прыщи.
 
 
Пять годов назад в подмышке
Что-то ёкнуло слегка.
Посмотрели б в умной книжке,
Может, то болезнь кака?
 
 
А ещё хочу признаться,
Не в запрошлом ли году
Раз, наверное, пятнадцать
Что-то ныло в переду.
 
 
Написали бы, сыночки,
Хоть какой листочек мне.
Ну, одну хотя бы ночку
Посидеть на бюллетне».
 
 
Медицина разглядела
Два диагноза всерьёз —
Что-то там про это дело
И рассеянный склероз.
 
 
Из больницы без оглядки
С бюллетенем «на ночь хоть»
Бабка вновь пошла на грядки
И мотыжить, и полоть.
 

Ведро не даётся мне в руки

 
Полив ли идёт в огороде,
Готовить пора ли обед,
Хожу за водой я в колодец —
Другого источника нет.
 
 
В нём цепь как певучая скрипка
Скрипит, поднимая ведро.
Кручу вороток я не шибко,
К венцам прижимая бедро.
 
 
Я слышу прелестные звуки.
Мне только одно не понять —
Ведро не даётся мне в руки
И вниз улетает опять.
 
 
Ведро, милосердное, где ты?
Тебя поднимаю я вновь.
Работа несложная эта,
Но в теле не та уже кровь.
 
 
Немалая пенсия вроде,
Романсы печаль не поют,
Я в думах о водопроводе.
Душа моя просит уют.
 
 
Скрипучая песня допета.
Мне чувства теперь не унять.
Играют в душе менуэты —
Ведро удалось мне поднять.
 

Туристический аврал

 
Не идут в хозяйстве Ваньки
Деревенские дела —
Нет зерна, пустые банки,
На заборе удила,
 
 
Там, где быть должна корова,
Перекошенная дверь,
А у дома пень здоровый
Лишь один торчит теперь.
 
 
Но давно уже известно,
Нету худа без добра.
Понял Ванька, что агентство
Открывать давно пора.
 
 
Обустроил Ванька хутор
И назвал его «ОТЕЛЬ».
Едут к Ваньке ночью, утром,
В дождь и в слякоть, и в метель.
 
 
Очень хочется туристам
На экзотику взглянуть.
Едут к Ваньке вёрст за триста
Экстремально отдохнуть.
 
 
И пошёл у Ваньки в гору
Туристический аврал.
Новый дом построил скоро,
Сам в нём жил и пировал.
 
 
А в худой его избушке
Деревенский быт понять
Иностранные старушки
Оставались ночевать.
 
 
Из избушки выйдя в саже,
Говорили все: «Окей!».
Хорошо им, если даже
Не встречает их лакей.
 
 
Не гоняет Ванька стадо,
Не выращивает хлеб.
Обустроил Ванька рядом
Под отель коровий хлев.
 

По совету агронома

 
Если делать дело скопом,
Выйдет всё наоборот.
 
 
Засадил Иван укропом
Аж до речки огород.
 
 
«Эту травку уважаю.
Будет что теперь жевать, —
Ожидая урожая,
Ванька потчует кровать. —
 
 
Сдам укроп, поставлю печку.
Буду с хлебом я всегда».
 
 
Только выросли у речки
Лопухи и лебеда.
 
 
«Говорили ж мне старушки,
Не сажал пока я чтоб
Ни картошку, ни петрушку,
Ни морковку, ни укроп.
 
 
И тому была причина
Очень веская, видать.
Им по телеку мужчина
В декабре велел сажать.
 
 
Так и есть. Похоже, летом
Завелась у речки тля.
Потому укропа нету,
В сорняках одних земля.
 
 
Тот по телеку в Россее
Знатный, видно, агроном.
Ведь в поля под зиму сеем
Мы озимое зерно.
 
 
А в сугробах где же взяться
Этой самой летней тли?
Ей до листьев не добраться,
Их метели замели.
 
 
Буду сеять по науке.
Чтоб не тратить время зря,
Разгоню в кровати скуку
До начала декабря».
 

Райское местечко

 
У избы гниёт крылечко,
А у печки – кирпичи.
Свой сюртук сложив колечком,
Дремлет Ванька на печи.
 
 
Видит Ванька сон чудесный —
Круг него простёрся сад,
А в саду Слуга небесный
Принимает всех подряд.
 
 
Говорит Слуга Ивану:
«Райской жизни захотел?
Только что-то очень рано
От земных ушёл ты дел.
 
 
Что ж, бывает и такое.
Мне порыв известен ваш.
Проведу сейчас с тобою
Я небесный инструктаж.
 
 
Установлен здесь порядок.
Всё разбито по часам.
Ждать чудес в саду не надо.
Всё, что хочешь, сделай сам».
 
 
«Как насчёт другого пола?
Есть ещё тут кто-нибудь?»
 
 
«Ты, смотрю, мужик с приколом.
Здесь о женщине забудь.
 
 
Я помочь тебе и рад бы,
Только нет того добра.
Ну, а если очень надо,
Можно сделать из ребра.
 
 
Делать будем без наркоза
И придётся потерпеть.
Ну, зачем тебе заноза?
Ты подумай лучше впредь».
 
 
«Да! Гляжу, ты не обидишь.
Ну, а что в раю едят?»
 
 
И Слуга ответил: «Видишь,
Все на яблоко глядят?
 
 
Это яблоко раздора.
Это яблоко стыда.
Ты не ешь его, чтоб скоро
Не принёс себе вреда».
 
 
«Ну, а если вдруг немного
Захочу испить вина?»
 
 
Вновь Слуга ответил строго:
«Пьянство – главная вина.
 
 
Результат увидишь сразу.
Будь подальше от греха.
От ненужной той заразы
Лишь болеют потроха.
 
 
Ты теперь не тот, что прежде.
На земле твой срок истёк.
Вот возьми, примерь одежду —
Новый фиговый листок».
 
 
«Что за место, мать честная?
Оказался как здесь я?
Не хочу такого рая.
Что ни спросишь, всё нельзя».
 
 
Но исчезло вдруг виденье.
 
 
Ванька с печки полетел:
«Что же в лёжке целый день я?
Дома много разных дел».
 
 
Намесил Иван раствору,
Печь замазал и крыльцо.
Рай себе слепил он скоро.
Сон был в руку налицо.
 

Золотые гири

 
Прижала Ивана однажды судьба,
Сгорела дотла у Ивана изба.
Пока головешки избы догорали,
На дом ему денег соседи собрали.
 
 
Но только Иван дом себе не купил,
Из золота гирю зачем-то отлил.
Как будто от зелья дурманного бредя,
Он стал лепетать небылицы соседям:
 
 
«Чугунных пудовок по свету не счесть.
Из золота же у меня только есть.
Теперь золотым чемпионом я буду
И вас, земляки, никогда не забуду».
 
 
Иван в самодельной землянке живёт
И в ней чемпионского титула ждёт.
Опять на избу собирают соседи,
Чтоб в доме он жил, не в берлоге медведем:
 
 
«Здорово, сосед! Подставляй-ка карман.
Купи себе дом, образумься, Иван».
 
 
Теперь, где пудовка стоит золотая,
В землянке красуется гиря вторая.
 
 
Соседи несут и сейчас этот крест.
Никто из-за этого вдоволь не ест.
Всё деньги Ивану на дом собирают,
А он золотой инвентарь отливает.
 

Парадоксов друг

 
С утра у Ваньки не задался
Погожий солнечный денёк.
Всё шло не так, за что ни брался,
А почему, понять не мог.
 
 
Своим глазам он не поверил,
С утра пропели петухи,
Во двор он вышел, хлопнул дверью,
Забор свалился в лопухи.
 
 
«Вот парадокс! Вчера ведь ставил,
Сегодня уж забор упал».
Но не учёл простых он правил —
Столбы-то в землю не вкопал.
 
 
Пошёл косить на зорьке рано
Иван, лицо умыв едва,
Но не ложится у Ивана
Под ноги сочная трава.
 
 
«Вот парадокс! Коса не косит.
Не чую уж ни рук, ни ног».
Но не поймёт Иван, что носит
В руках всего лишь черенок.
 
 
К обеду ближе, взяв мотыгу,
Не поднимая глаз вперёд,
Как угорелый Ванька прыгал
По борозде, разинув рот.
 
 
«Вот парадокс! Конца не вижу.
Куда ни глянь, ботва всё прёт».
Он не заметил, что мотыжит
Уже соседу огород.
 
 
В обед решил Иван куриным
Одним заправиться яйцом.
Войдя в курятник, рот разинул
И, ошалев, скривил лицо.
 
 
«Вот парадокс! Откуда всё же
У кур взялась такая вонь?»
Забыл Иван опять, похоже —
Свиней в курятник запер он.
 
 
Хотел Иван со дна колодца
Достать воды ведром худым.
С него уж пот на землю льётся,
Но нет ни капельки воды.
 
 
«Вот парадокс! Опять пустое.
Ни капли нет на дне ведра».
Но удивляться тут не стоит,
Когда на дне с кулак дыра.
 
 
Как много сам открытий чудных
Впервые сделал Ванька вдруг.
Его понять совсем не трудно,
Он просто парадоксов друг.
 

Доллар за иконой

 
Точно это не берусь я
Утверждать, но раз зимой
С рынка бабушка Маруся
Шла из города домой.
 
 
В узелке её лежало
Всё, что выбрала сама —
И украинское сало,
И узбекская хурма,
 
 
Шпроты рижские, галеты
И молдавское вино,
Белорусские конфеты,
Казахстанское пшено.
 
 
Добродушные грузины
Дали чачи ей бурдюк,
Осетины – мандарины,
А таджики – свой урюк.
 
 
Бабка взмокла вся от пота,
Положила узелок,
Смотрит вниз, под льдинкой что-то
Зеленеет между ног.
 
 
Бабка валенком по льдинке
Поводила, не спеша.
Подо льдом была картинка:
«Больно рожа хороша!
 
 
Вон и буквы с цифрой вроде.
Пишут будто бы «ОНЕ».
Не по-нашему, выходит,
Но мужик по нраву мне».
 
 
Но никак достать бумажку
Невозможно изо льда.
Положить бы бабке Маше
Что горячее сюда.
 
 
Лошадь мимо проходила
И везла чего-то воз.
Бабке Маше подфартило,
Тёплым был ещё навоз.
 
 
Только, видно, маловато
Было в нём уже тепла —
Лёд прозрачным был когда-то,
Но прозрачность вся ушла.
 
 
Положила бабка угли,
Рядом чей-то был костёр.
Руки все её опухли,
Ногу валенок натёр.
 
 
Возле льдинки грязи каша,
Угли попусту шипят.
Раскраснелась бабка Маша
От затылка и до пят.
 
 
Нет у бабки больше мочи,
Мужику кричит: «Сынок!
Отруби мне льда кусочек».
 
 
Он ей вырубил кусок:
 
 
«Посмотри-ка, мать, купюра.
Повезло тебе! Доллар!»
 
 
«Деньги, что ль? А я то, дура,
Накупила сей товар.
 
 
Забери себе, сыночек,
Всё, что в этом узелке.
Мне доллар хотелось очень
Подержать давно в руке.
 
 
От дерьма его отмою,
Положу за образа,
На коленях буду стоя
В день молиться три раза».
 
 
Нету рыбы, нету сала,
Мандаринов и вина.
 
 
Бабка впрямь молиться стала
На купюру дотемна.
 

Лишь подойдут, и сразу прочь

 
Пришла на рынок бабка Зина —
Последний шанс продать свой лук.
Собрала целую корзину,
Не покладая ног и рук.
 
 
Но не идёт торговля луком,
Лишь подойдут, и сразу прочь.
Увидев бабки Зины муку,
Ей дед Кузьма решил помочь:
 
 
«Уж больно лук малоразмерный.
Ты здесь до завтра будешь с ним.
Есть путь к продаже самый верный —
Чередовать его с моим».
 
 
Ей дед доказывал упорно.
Он массу доводов привёл.
И бабка Зина лук свой сорный
Кузьме рассыпала на стол.
 
 
Раз с бабкой Зиной сговорился,
Расклад у деда был таков —
Под грохот лук весь растворился
Средь золотых Кузьмы пучков.
 
 
Присела бабка от испуга.
Но, открывая кошели,
Все покупатели по кругу
К Кузьме за луком вдруг пошли.
 
 
Торговля луком шла не долго.
И хоть тяжёл торговли плен,
Но стала всё-таки итогом
Деньга немалая взамен.
 
 
Была корзина пусть большою,
Но как игла, увы, в стогу.
Теперь бы сердцем и душою
Принять с Кузьмы свою деньгу.
 
 
И протянула бабка руку
Кузьме, напомнив о себе:
«Ох, как помог, сосед, ты с луком!
Несла б обратно на горбе.
 
 
Теперь я в радости и счастье.
Лук продан весь, остался жмых.
Давай делить доход на части.
Из денег всех мне пять восьмых».
 
 
Всучив пустую ей корзину,
Ответил бабке дед Кузьма:
«Какая алчная ты, Зина!
Ведь согласилась же сама.
 
 
Тебя ни кто здесь не неволил.
К чему ж теперь весь этот вой?
Ведь не бандитом в чистом поле
Позволил сделать выбор свой.
 
 
Тебе деньга моя отрада,
Она затмила небеса.
Продать твой лук с моим весь к ряду
Я смог всего за полчаса.
 
 
Что лук твой больше был по весу,
Известно мне и самому,
Но никакого интереса
Не проявлял народ к нему.
 
 
Расчёт вершить в моей лишь власти.
Я продал всё твоё гнильё.
За это хватит третьей части,
А остальное всё моё».
 
 
Не удивилась бабка даже,
Хоть не один пропал пятак —
Связав свою с его продажей,
Она сама решила так.
 

Хотя б пятак

 
Раз у бабушки лучок
Уродился с кулачок.
Потому мешок до дна
Собралась раздать она.
 
 
У неё спросил внучок
На конфетку пятачок,
Но у бабушки пока
Ни рубля, ни пятака.
 
 
Шепчет бабушка под нос:
«Лук доход бы мне принёс.
Что ж раздам я просто так?
Пусть дают хотя б пятак.
 
 
Ну, внучок! Ну, молодец!
Одурела я вконец».
 
 
Скоро бабушка в очки
Увидала пятачки.
 

Чей забор

 
В огороде до забора
Проходила лишь межа.
Жили друга два без спора
И какого б дележа.
 
 
Но однажды над межою
Ни в обиду, ни в укор
Высотою небольшою
Кто-то выстроил забор.
 
 
В тот же день сосед соседа
В разговоре упрекнул:
«Жили ж дружно наши деды,
Ты зачем забор воткнул?»
 
 
И ему сосед с улыбкой
Пояснил тогда в ответ:
«Посмотри, забор с калиткой,
И причин для ссоры нет.
 
 
Высоты такой он, чтобы
Доставал едва до плеч.
Прислонись к нему, попробуй
На локтях своих прилечь».
 
 
«В знак давнишней дружбы нашей
Ты позволь тогда, сосед,
Завтра я забор покрашу
До обеда в синий цвет».
 
 
Всё бы ладно, только вскоре
Начался меж них раздор —
Кто-то вставил в разговоре:
«Покосился мой забор».
 
 
Разбиралась вся деревня —
И родные, и сватья,
Кто же собственник строенья,
Раз межа была ничья.
 
 
«То его забор, скорее.
На виду у всех людей
Ставил он забор из реек
И потратил сто гвоздей».
 
 
«Эти рейки из осины.
И прогнили все, смотри.
На покраску краски синей
Наш потратил литра три».
 
 
Не решил и суд уездный
Спор соседей до сих пор,
Чей же всё-таки облезлый
Покосившийся забор.
 

Храм для дуба

 
От вершины самой ровно
Раскололся старый дуб.
 
 
Размышлял лесник: «На брёвна
Распилить его кому б?
 
 
Жалко всё ж, что раньше срока
Силу он подрастерял,
Но теперь в нём больше прока,
Будь он пиломатериал.
 
 
Станет дуб в полу дощечкой,
Винной бочкой и столом,
Жару даст при топке в печке
И, в конце концов, колом.
 
 
Только всё это не вечно,
Превратится быстро в хлам.
Из него продукт конечный
Превращу я лучше в храм».
 
 
У пилы ломая зубы,
Чтоб поставить на века,
Сбил лесник забор из дуба
И вкопал вокруг пенька.
 

Белая в пятнах

 
Под бугром коровы в пробке.
Верхней тропкой шла одна.
На коров на нижней тропке
Вдруг облегчилась она.
 
 
Всё, что сверху вниз летело,
Угодило на одну.
Что была корова белой,
Стала в пятнах в рыжину.
 
 
Поглядел пастух на стадо.
Видит, что за чепуха,
Белой нет коровы рядом
Под контролем пастуха,
 
 
И откуда, непонятно,
Из каких невесть концов,
В стаде вдруг корова в пятнах,
С белой схожа на лицо.
 
 
Стал пастух кумекать снова:
«Непонятно всё же мне,
Чья ж приблудная корова
В рыжих пятнах на спине?
 
 
Что ж теперь мне с нею делать?
Мож, её куда отвесть?
Вот, что нет коровы белой,
Для меня худая весть.
 
 
Прозевал я, старый лапоть.
Мне на пенсию пора».
 
 
С неба стало часто капать.
Дождь полил как из ведра.
 
 
Рад пастух: «Вот это мило.
Не мешало б дождичка».
 
 
У приблудной пятна смыло,
Стали белыми бока.
 
 
Тут пастух её заметил
И с улыбкой на устах
Процедил: «Есть бог на свете.
Все коровы на местах».
 

Простое дело

 
Не хочу сейчас, ребята,
Делать выводы пока.
 
 
Шёл подсчёт на ферме как-то
Всех надоев молока.
 
 
Пышногрудые доярки
Быстро, весело, легко
Замеряли в споре жарком
По бидонам молоко.
 
 
Только вдруг чудак колхозный,
Ванька-конюх, к ним забрёл
И сказал вполне серьезно:
«Я, девчата, изобрёл
 
 
Для иного измеренья
Замечательный прибор
И моё изобретенье
Не известно до сих пор».
 
 
Своего прибора Ванька
Стал показывать им суть —
Приложил ладонь дояркам
Очерёдно всем на грудь.
 
 
Уделил вниманье каждой.
Всем сказал, прищурив глаз,
У кого размер неважный,
Кто с размером в самый раз.
 
 
Все доярки ошалели:
«Как же Ванька всё же смог
В непростом, казалось, деле
Преподать простой урок?
 
 
Мы его не замечали.
Он же гений, погляди.
Вон как лихо отличает
Ванька вымя от груди».
 

Неравноценный обмен

 
Как-то раз в коровник Вова
Влез с большого бодуна.
Там грустит его корова,
Не подоена она.
 
 
Говорит ему корова
Человечьим языком:
«Похмелиться, что ли, снова
Хочешь свежим молоком?
 
 
Обещал ко мне три раза
Приходить на дойку ты,
А теперь тебе полтаза
Дам молочной кислоты.
 
 
Молока уж нет в помине.
Вымя три ты хоть до дыр,
Только вот оно отныне
Производит лишь кефир.
 
 
Стала я коровой века
Двадцать первого теперь.
Я не дряхлая калека,
А мутированный зверь.
 
 
Перейдёшь теперь ты с водки
На лечебный мой кефир
И от пьянства сей находкой
Отучу я целый мир».
 
 
Без молочного не может,
Стал кефирчик Вова пить,
Но кефиром водку всё же
Вове трудно заменить.
 

Драгоценная монета

 
Потерял мужик монету
Или где её забыл,
Но пошёл бродить по свету
По местам, где раньше был.
 
 
Жил мужик на Синем море.
Долго шарил по углам
И ушёл пешком за горы
В поиск с горем пополам.
 
 
Вот мужик и у Царьграда.
Прошлый год он в нём бывал.
Мужику всегда здесь рады.
Он залез на сеновал,
 
 
По соломинке руками
Сено переворошил.
Не зайдя к друзьям, кругами,
Он уйти уже решил.
 
 
Но хозяин дома вышел
По нужде большой во двор
И в амбаре шум услышал:
«Не орудует ли вор?
 
 
Я пока ещё не старый».
Взял хозяин длинный дрын
И направился к амбару.
Дрыном ткнул между корзин.
 
 
А оттуда с диким воплем
Сразу выскочил мужик,
Рукавом размазал сопли,
Головой своей поник.
 
 
Мужика узнал хозяин:
«Что ж ты в избу не зашёл,
Не попил со мною чаю?
Разве это хорошо?
 
 
И одет не по погоде.
Или к холоду привык?»
 
 
«Помнишь, как-то в прошлом годе, —
Говорит ему мужик, —
 
 
В вашем граде был я летом
И у вас я ночевал.
Уронил, похож, монету
Там, где нынче сеновал».
 
 
«Да! Видать, большое горе,
Раз пешком пришёл сюда
В сам Царьград от Синя моря.
Велика, видать, беда.
 
 
Ну? Нашел?», – спросил хозяин.
 
 
«Я искал, что было сил,
Да, её, наверно, взяли
Те, кто сено приносил.
 
 
Мне опять пора в дорогу.
Дома ждёт меня жена.
Ведь детей по лавкам много.
Многодетная она.
 
 
Если б я нашёл монету,
Ей с поклоном бы отдал.
У неё же шубы нету,
А ведь скоро холода».
 
 
«Но у вас же рыбы сколько! —
Тут хозяин говорит. —
Невод в море бросить только,
Рыбы будет сто корыт.
 
 
Всю её куда ты денешь?
Что завялишь, что продашь.
Ты семью свою оденешь
И хозяйке денег дашь».
 
 
«Мне давно понятно это,
Но как вечер настаёт,
Эта самая монета
Мне покоя не дает.
 
 
Обвинять тебя не смею.
Ту монету обронил
Я, наверно, у пигмеев
Или возле речки Нил».
 
 
И ушёл мужик. А летом
Слух прошёл меж горожан:
«Говорят, по джунглям где-то
Дикий бегает Тарзан».
 

Страшный сон

 
Задумался друг мой: «Вот годы летят.
Как тут не крути, а уже пятьдесят.
За девками бегать не гнётся спина.
Я сам как пенёк, и не та уж жена».
 
 
И вот за столом после рюмочки он
Мне тихо стал страшный рассказывать сон.
Старуху во сне он в лесу повстречал.
Ему показалось, что он её знал.
 
 
«Не бойся, сынок, я – прабабка твоя.
Исполню твои все желания я», —
Услышал мой друг её как наяву.
 
 
«Вот счастье, теперь я как конь заживу.
 
 
Сбегу, наконец, от назойливых лиц.
По полю я буду гонять кобылиц.
Я буду не просто мужчина, а конь.
Во мне не угаснет желанья огонь.
 
 
Теперь половинка вторая моя
Должна быть такой же красивой как я».
 
 
Прабабка его поняла и без слов.
Одно на уме лишь у всех мужиков.
 
 
«И дальше опять будто всё не во сне,
Послышалось громкое ржание мне, —
Мой друг продолжает. – Стою я в поту,
А пот лошадиный, и сено во рту.
 
 
А рядом жена, тоже что-то жуёт».
 
 
Мой друг её сразу и не узнает.
Он ей говорит: «Уж не брежу ли я,
До боли знакома улыбка твоя».
 
 
«Себя ты не видишь, ты сам жеребец.
Добился, смотрю, своего, наконец.
Теперь уж ты точно красавец-мужик.
Чего ж ты, родной, головою поник?»
 
 
Себя оглядел он. Не может понять,
Неужто таким родила его мать?
Там, где были ноги, две пары копыт,
На шее лохматая грива висит.
 
 
«Откуда все это? – И понял тут друг,
Всё, что загадал он, исполнилось вдруг. —
Старуха! Не так поняла ты меня.
Ведь я не хотел превратиться в коня.
 
 
В людей обрати и меня, и жену.
Не верю я этому страшному сну».
 
 
И тут он проснулся в кошмаре от сна,
Ощупал себя, видит, рядом жена
 
 
Сопит себе тихо, прижавшись к нему.
 
 
И он завершил: «Не пойму, почему
Прабабка моя не позволила мне
Побыть молодым хоть немножко во сне?»
 

Тараканы в голове

 
В деревне сломался утюг
Для глажки рубашек и брюк.
«Сломалось» – привычное слово
В деревне Большое Ломово.
 
 
Уж год, как её мужики
Помятые носят портки.
Ходить так, конечно, негоже.
На тряпку штаны их похожи.
 
 
Однажды к ним встал на постой
Заезжий мужик непростой.
Он им предложил в счёт оплаты
Купить боевую гранату,
 
 
А к ней пулемёт, пистолет
И сверху секретный пакет.
 
 
Ворчат удивленные бабы:
«Ты дал бы утюг нам хотя бы.
 
 
А это в деревне накой?
Видать, ты мужик городской.
Утюг почини нам, касатик.
Тебе мы, чем хочешь, заплатим.
 
 
Получишь, спаситель ты наш,
Квартиру, машину, гараж,
Любую на выбор девчонку
И маленькую собачонку».
 
 
Мужик почесался в паху:
«Скажу я вам, как на духу,
Я тот, кто сегодня вам нужен.
Гладильным катком проутюжим
 
 
Штаны, пиджаки и пальто.
Каток не имеет никто.
Его я купил заграницей.
Отлично должно получиться».
 
 
Мужик перегладил бельё:
«Не нужно мне ваше жильё.
Зачем мне гараж и машина,
И ваша любая дивчина?
 
 
Совсем не люблю я собак.
Каток не продам я никак.
Что вы за утюг предлагали,
Покроет каток мой едва ли».
 
 
И дальше пошёл на восток,
Влача за собою каток,
Мужик, размышляя: «А, может,
Продам его, где подороже».
 
 
Но все предлагали как блажь
Квартиру, машину, гараж,
Любую на выбор девчонку
И маленькую собачонку.
 
 
Как всем предлагал свой каток,
Рассказывал мне мой дружок.
 
 
Боюсь, завелись всё же рано
В его голове тараканы.
 

Не та блесна

 
Привязав к жерди верёвку,
А за жало к ней крючок,
Как с ружьём наизготовку
Встал у речки рыбачёк.
 
 
Простоял он так немало.
Рыбка в руки не плыла.
То ль она не понимала,
То ли сытая была.
 
 
Краем слышав о рыбалке,
Он не мог предполагать,
Что такой блесной на палке
Рыбу можно лишь пугать.
 

Три охотника

 
Вот уже сезон который
Три охотника в лесу
То пройдут по куньим норам,
То, глядишь, несут лису.
 
 
Но однажды на привале
Стал им егерь говорить:
«Вам, ребята, не пора ли
В охотобщество вступить?
 
 
Надо, поздно или рано!
Да и мне несдобровать.
Накрывайте же поляну
Будем в общество вступать».
 
 
И охотничьи билеты
Обмывались до утра.
Для зверей зимой и летом
Будет жаркая пора.
 

В будке с головой

 
Уж не знаю в чём там дело,
То ль хрома, то ль нюха нет,
Но борзая «борзела —
Не берёт ни чей уж след.
 
 
Раз в охоте с ней морока,
Цепь борзой и конура.
Напрягая слух и око,
Хоть рычала б на вора.
 
 
Волки были в ту же ночку,
Лишь легла на землю тьма,
И в телятнике все точки
Жизнь расставила сама.
 
 
Всё предельно просто было —
Хвать бычка и в задний лаз.
А борзая лишь завыла
Под прицелом волчьих глаз.
 
 
Волки хвост борзой прижали
И оставили следы,
Ведь они же забежали
Просто в поисках еды.
 
 
И борзая тихо воет.
Ведь и впрямь, почуяв их,
Не дралась она как воин,
Не рвала врагов своих:
 
 
«Взять бы мне их тесным кругом.
При поддержке стаи псов
В спину клык вонзать упруго,
Лапы в кровь и прядь усов.
 
 
Вот уж было бы веселье,
Вся земля была б ала.
Не встречая их досель, я
На смех жизни б их клала».
 
 
Но померкло солнце скоро,
Небо стало тьмы черней,
Как собак соседских свора
Суд устроила над ней.
 
 
Для борзой настали будни,
Снова в будке с головой
И не слышит даже путник
Той борзой печальный вой.