Текст книги "Исторические кладбища Санкт-Петербурга"

По просьбе Совета Академии В. В. Суслов и скульптор В. А. Беклемишев весной 1910 г. осмотрели Лазаревское кладбище. Увиденное ими в значительной степени повторялось и на других старинных кладбищах города, в том числе и Смоленском. «Положение памятников весьма печальное: одни из них (каменные и бронзовые плиты) ушли в землю, до крайности загрязнены и частью поросли мхом и травой, другие в полуразрушенном виде и грозят падением (один монумент уже свалился и повлек за собою другой памятник, вскрыв самую могилу). Несколько монументов сильно наклонились, вследствие чего разрушилась прочность отдельных частей их, постепенно разрушающихся от разных непогод. Вследствие похищения со многих памятников бронзовых украшений образовались в них дыры и щели, служащие одной из важных причин разрушения монументов и т. п. Части полуразрушенных памятников собраны на кладбище в кучи, где встречаются плиты с фигурными барельефами, и предоставлены окончательному уничтожению и хищению». Поскольку ни Александро-Невская лавра, ни Академия художеств не могли изыскать из своих средств необходимые семь тысяч рублей для первоочередных реставрационных работ, возникла мысль снять гипсовые слепки с наиболее выдающихся скульптурных памятников, обреченных на уничтожение временем. Работы по формовке восемнадцати скульптур и барельефов с памятников лавры были выполнены в 1912 г. мастерской художественных отливок Д. М. Бройдо[375]375
  Там же. Л. 125 об. и след.


[Закрыть].

Нельзя забывать, что фотографированию и копированию подвергались главным образом монументы периода классицизма. Между тем на Смоленском кладбище в течение XIX в. появилось немало архитектурных и скульптурных надгробий, многие из которых представляют выдающийся художественный интерес. В начале нашего века подобные памятники считались примечательными лишь с исторической точки зрения. К сожалению, научные учреждения столицы не проявили такого же интереса к могилам своих профессоров и воспитанников, как Академия художеств. Соответственно и утрат среди них было значительно больше.

Небрежное и неуважительное отношение к могилам усопших проявлялось и в старину. Автор брошюры о Смоленском кладбище, вышедшей в 1906 г., отмечал: «Не имея места, где бы можно было на свободе погулять и подышать свежим воздухом в нерабочее время, тысячи простого народа в воскресные и праздничные дни направляются на кладбище, причем многие из них тайком проносят с собой спиртные напитки и, подвыпивши, позволяют себе такие вещи, которые вполне зазорны для христианина: рвут с могил цветы, ломают деревья, кресты, памятники, решетки, бьют стекла, учиняют драки и т. д. Пора бы, кажется, знать православному русскому народу, что кладбище – это нива Божия, с которой в день страшного суда Господня Ангелы Божии соберут жатву; пора бы знать, сколь тяжкий грех – тревожить и возмущать покой усопших; пора бы знать, что кладбища – не место разгула, а место молитвы и сокрушения о грехах своих, место размышления о тленности и суетности всего земного»[376]376
  Смоленское православное кладбище в Санкт-Петербурге. Спб., 1906. С. 8.


[Закрыть].

В конце прошлого века, когда территорию кладбища расширили в сторону Малого проспекта, возникла мысль о сооружении здесь третьей кладбищенской церкви. Проект, составленный архитектором Д. И. Гриммом, был утвержден в 1884 г., но осуществить его не смогли из-за недостаточности средств.

Через пятнадцать лет вернулись к идее постройки нового храма, но место для него на этот раз было определено близ главного входа на кладбище, между Камской улицей и рекой Смоленкой. 16 июня 1901 г. митрополит Антоний заложил храм, а ровно через два года были освящены боковые приделы: Всех Святых и иконы Божией Матери «Утоли моя печали». 2 мая 1904 г. настал черед главного придела, освященного во имя Воскресения Христова[377]377
  Храм Светлого Христова Воскресения на Смоленском кладбище в Петербурге. Спб., 1904.


[Закрыть]. Проект храма создал архитектор В. А. Демяновский, приглашенный настоятелем Смоленской церкви протоиереем Алексеем Иоанновичем Сперанским. Зодчий вдохновлялся образом церкви Успения на Покровке – шедевра московского барокко XVII в. (уничтожение этого храма в 1930-е гг. – невосполнимая потеря для отечественной культуры). Стройный восьмерик двухъярусного барабана, увенчанный золоченой маковкой-короной, высился над массивным четвериком с просторными папертями-гульбищами. Архитектору начала XX в. удалось стилизовать живописную мощь и яркость фантастического узорочья кирпичной кладки с белокаменным резным декором, покрывавшим стены, подобно тончайшему кружеву. Золоченый барочный иконостас резали в мастерской П. С. Абросимова, образа писал академик живописи А. Н. Новоскольцев. Храм Воскресения Христова строился как церковь-усыпальница. В нем, в частности, был в 1911 г. похоронен известный историк и публицист М. М. Стасюлевич.

В этой церкви 10 августа 1921 г. отпевали Александра Блока.

 
А Смоленская нынче именинница.
Синий ладан над травою стелется.
И струится пенье панихидное,
Не печальное нынче, а светлое.
...
Принесли мы Смоленской заступнице
Принесли Пресвятой Богородице
На руках во гробе серебряном
Наше солнце, в муке погасшее,
Александра, лебедя чистого
 

А.А. Ахматова

А. А. Блок умер в воскресенье 7 августа, но только во вторник стало известно о времени похорон. Объявление уже поздно было помещать в газетах, и поэтому в театральной типографии на Моховой улице срочно отпечатали тысячу афиш, расклеенных к вечеру 9-го на улицах Петрограда. Черные буквы на голубоватых листах бумаги извещали о том, что вынос тела из квартиры на Офицерской улице состоится 10 августа в десять часов утра. Гроб несли на плечах. Было много молодежи – студенты университета, артисты.

По залитым августовским солнцем пустынным улицам города, израненного Гражданской войной и разрухой, двигались на Васильевский около полутора тысяч человек – огромная толпа в обезлюдевшем Петрограде 1921 г. Среди провожавших Блока на Смоленское кладбище были А. Белый, А. М. Ремизов, М. А. Кузмин, Ф. К. Сологуб, К. А. Сомов, Е. И. Замятин, А. Л. Волынский, Р. В. Иванов-Разумник, А. А. Мейер, П. Е. Щеголев, О. Д. Форш, М. С. Шагинян… Многие встретились здесь в последний раз. Похороны Блока на Смоленском кладбище были восприняты современниками как печально-торжественный эпилог – не только жизни петербургского поэта, но и всего петербургского периода русской истории[378]378
  О похоронах Блока см.: Бекетова М.А. Александр Блок: Биогр. очерк. Пг., 1922. С. 304; Белый А. Дневниковые записи // Лит. наследство. Т. 92. Кн. 3. М., 1982. С. 798; Берберова Н. Курсив мой. Мюнхен, 1972. С. 143 и др.


[Закрыть].

Через год после Октябрьской революции началась национализация церковного имущества. В апреле 1919 г. Ликвидационная комиссия по отделению церкви от государства потребовала от причта срочно предоставить полную опись имущества Смоленских храмов. 26 мая был заключен первый договор об аренде верующими церковных зданий. Причт и прихожан Смоленского кладбища обязали обратиться в Василеостровский Совет рабочих и крестьянских депутатов: «Мы, нижеподписавшиеся граждане, обязуемся беречь предоставленное нам народное достояние…» К таковому относились три церкви, часовни-усыпальницы блаженной Ксении и Анны «Ложкиной» и еще четыре часовни: шатровая железная у Смоленской церкви, где служили вселенские панихиды, стоявшая неподалеку деревянная, привратная часовня и еще одна – для отпевания заразных покойников. В документе особо оговаривалось, что в богослужебных помещениях «не будет происходить собраний, проповедей и речей, враждебных советской власти». Договор подписали настоятель, протоиерей Алексей Иосифович Западалов, и тридцать девять прихожан[379]379
  ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 85. Л. 7.


[Закрыть].

Одновременно с национализацией храмов церковь лишили средств: лежавший в банке церковный капитал поступил в казну. Все метрические книги и документы по захоронениям до 1918 г. были изъяты из «поповского архива» Смоленского кладбища. В апреле—мае 1922 г. по специальным актам из кладбищенских церквей вывезли большинство наиболее ценных предметов. Не раз подвергались церкви и самым обычным ограблениям. Так, в ночь на 14 февраля 1923 г. из Смоленской церкви выкрали большую часть остававшихся в ней после реквизиции ценных предметов: серебряные кресты, дарохранительницы, чаши, ризы с икон, оклады с евангелий. 21 сентября того же года обокрали нижний Михайловский придел Троицкой церкви. Актом от 10 октября 1925 г. власти опечатали сохранившуюся часть церковной библиотеки – около трех тысяч томов[380]380
  Там же. Л. 209, 492.


[Закрыть].

В середине 1920-х гг. все храмы на Васильевском острове перешли к обновленцам. Одним из лидеров церковного движения, направленного на сотрудничество с новой властью, был настоятель Андреевского собора Н. Ф. Платонов. По словам историка церкви советского периода А. Краснова-Левитина, «в короткий срок он все василеостровские церкви (кроме Киевского подворья…) приводит к Живой Церкви. Андреевский собор становится цитаделью церковного обновления»[381]381
  Краснов-Левитин А. Лихие годы, 1925–1941: Воспоминания. Париж, 1977. С. 126.


[Закрыть]

Это непосредственно коснулось и храмов Смоленского кладбища. Весной 1924 г. договор с прежней («тихоновской», т. е. сторонников патриарха Тихона) общиной был расторгнут и церкви передали обновленцам. Попытки прежней двадцатки сохранить за собой хотя бы один Воскресенский храм не увенчались успехом. Победа осталась за обновленцами, не стеснявшимися прибегать к откровенной политической демагогии. Так, летом 1924 г. председатель обновленческой двадцатки писал в Губисполком, что «староцерковники» хотят сохранить за собой храм «для сплочения в этом центре, посещаемом из всех районов Ленинграда, тех элементов, духовные руководители которых оказались весьма серьезно замешаны в политические авантюры… Нынешняя двадцатка, стоя на почве декрета об отделении церкви от государства, отмечает, что создание такого центра грозит новой смутой в районе Васильевского острова и возвращением к активной церковной работе групп, признанных политически неблагонадежными»[382]382
  ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 85. Л. 394.


[Закрыть].

Победа обновленцев ненадолго отсрочила закрытие храмов. Осенью 1926 г. было принято постановление о том, что одна двадцатка может арендовать у государства только одно церковное здание. Прихожанам кладбищенских церквей пришлось зарегистрировать четыре общины и заключить отдельные договоры на Смоленскую, Троицкую, Воскресенскую церкви и часовню блаженной Ксении. Еще через четыре года Воскресенский храм был закрыт, а 21 февраля 1932 г. пришел черед и Троицкой церкви, вскоре снесенной[383]383
  Там же. Д. 38.


[Закрыть].

Традиция празднования Смоленской иконы Божией Матери сохранялась и после революции, хотя власти тщательно следили за «религиозной пропагандой». Сохранился рапорт некоего А. Петрова, руководившего нарядом милиции 10 августа 1931 г. Для пресечения возможных беспорядков в храмовый праздник на Смоленское были направлены восемьдесят два пеших и шесть конных милиционеров, двадцать три дружинника. «Количество посетителей в этот день на кладбище по грубому счету выражалось свыше 100 000. На каждой могиле без исключения можно было наблюдать группы горожан, расположившихся в виде пикника, пришедших отнюдь не с религиозными намерениями, а с желанием выпить на свежем воздухе. Никаких эксцессов и выдающихся правонарушений, за малым исключением, не имело места. Благоприятствующая погода заставляла предполагать, что к концу дня количество гуляющих на кладбище увеличится». Инцидент все же произошел. По словам А. Петрова, рабочий одной из электростанций, раздобыв дьяконскую ризу и паникадило, начал было служить на могилах панихиды, но был немедленно схвачен и доставлен в штаб милиции, помещавшийся в кладбищенской конторе[384]384
  Там же. Ф. 1000. Оп. 48. Д. 77. Л. 185.


[Закрыть].

Смоленское считалось «фактически закрытым для погребений из-за отсутствия мест» с 1922 г. На этом основании Ленсовет в 1936 г. отдал гектар его территории соседнему заводу для строительства яслей[385]385
  Там же. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 261. Л. 81.


[Закрыть]. Отдел здравоохранения, одобряя эту идею, в письме от 20 ноября 1936 г. указывал: «Основная территория б. Смоленского кладбища в настоящее время находится в беспризорном состоянии, хотя по сторонам этой территории находятся старые и новые жилые дома. Считая такое положение совершенно недопустимым, Госсанинспекция настаивает, чтобы в 1937 году территория б. Смоленского кладбища была распланирована со сносом могил и остатков памятников, благоустроена и использована под сад общего пользования. Предварительно должно быть объявлено для общего сведения о ликвидации б. Смоленского кладбища и в случае обнаружения родственников захороненных на этом кладбище, останки должны быть перезахоронены на общих основаниях; а останки безродные останутся на месте с ликвидацией, как указано выше, могильных холмов и памятников»[386]386
  Там же. Д. 262. Л. 109.


[Закрыть].

В сложившейся ситуации возникла уникальная по неразрешимости проблема. И сегодня на Смоленском кладбище есть множество могил выдающихся ученых, общественных деятелей, мастеров искусства. К началу 1930-х гг. их сохранялось значительно больше, причем в них покоились представители «первого ряда» отечественной культуры, чьи имена вошли в хрестоматии и учебники. Однако устройство из кладбища «сада общего пользования» в 1930-е гг. казалось вполне допустимым. Поскольку в Ленинграде в это время создавался музей-некрополь на кладбищах Александро-Невской лавры и Литераторских мостках, возникла идея переноса исторических захоронений в музей. Можно без труда отыскать множество аргументов против такого акта «спасения»: неясность критериев, кого считать «особо выдающимся», кого – «менее», соображения о нерушимости места могилы и т. д. Через полвека ясно, что Смоленское кладбище вопреки всему уцелело и, стало быть, «спасение прахов» оказалось довольно бессмысленной затеей. Но известно нам и то, что ряд исторических некрополей города, не уступающих Смоленскому по исторической значимости, уничтожили, и такая же судьба была уготована Смоленскому. В условиях разгула вандализма, осквернения могил, краж, разбоя, мародерства 1920– 1930-х гг. казалось совершенно очевидным: все художественно ценное, что не будет увезено, окажется разбитым, изуродованным, исчезнувшим без следа.

В январе – феврале 1925 г. в музей общества «Старый Петербург», размещавшийся на Волховском переулке, доставили со Смоленского кладбища ряд бронзовых и мраморных скульптурных деталей. Одновременно сюда перевозили иконостасы некоторых закрытых церквей, чье имущество уничтожалось, а помещения передавались государственным организациям[387]387
  ЦГАЛИ СПб. Ф. 32. Е. х. 1. Л. 137. 152 об.


[Закрыть]. К сожалению, нельзя точно установить, какие именно бюсты были тогда сняты с памятников Смоленского: через год из-за финансовых затруднений общество потеряло дом на Волховском и все имущество. Некоторые бюсты со Смоленского в 1930 г. через «бронзолитейную художественную мастерскую Главнауки» попали в Русский музей, но судьба многих других остается неизвестной.

В 1931 г. начался, новый этап вывоза надгробных памятников и скульптурных деталей. На этот раз их перемещали в музей-некрополь. Первыми были перевезены мраморные надгробия начала XIX в.: Е. Б. Кульман работы итальянца А. Трискорни, П. В. Киндякова, изготовленное в мастерской П. Катоцци, Е. А. Демчинской, украшенное скульптурными рельефами. В том же году в музей-некрополь вывезли уникальные надгробия в стиле русского ампира А. Ф. Толстой и А. С. Завалиевского[388]388
  Список памятников и деталей, перенесенных с других кладбищ с 24 марта по 30 декабря 1931 г. // Архив ГМГС.


[Закрыть]. Одновременно с некоторых памятников (Ф. В. Жернакова, А. С. Макарова, В. Н. Яковлевой и др.) снимали скульптурные детали. Всего с 24 марта по 30 декабря 1931 г. со Смоленского было перенесено двадцать семь памятников или их деталей. Тогда же начались переносы со Смоленского лютеранского, из Сергиевой пустыни и с Волковских кладбищ.

Вскоре возник серьезный вопрос. Перенос памятника означал фактическое уничтожение могилы, само место захоронения могло после этого затеряться. И решено было не только перевозить памятники, но и проводить перезахоронение выдающихся людей.

Первыми в 1931 г. были перезахоронены поэтесса Елизавета Кульман и скульпторы М. И. Козловский и Ф. И. Шубин. Памятник М. И. Козловскому, один из немногих уцелевших после наводнения 1824 г., примечателен как первое надгробие, созданное в результате специального художественного конкурса. На мраморе надгробия Ф. И. Шубина высечена знаменитая стихотворная эпитафия, воспевающая «бездушных диких скал резцом животворителя».

В дальнейшем со Смоленского перезахоронены: архитектор А. Д. Захаров, скульпторы И. П. Мартос, Б. И. Орловский, С. С. и Н. С. Пименовы, В. И. Демут-Малиновский, П. П. Соколов, Ф. Ф. Щедрин, художники В. Л. Боровиковский, А. Е. Егоров, А. Г. Варнек, П. А. Федотов, М. Н. Воробьев, Н. И. Уткин, К. Д. Флавицкий, И. Н. Крамской, И. И. Шишкин, артисты В. Н. Асенкова, Н. О. Дюр, Е. И. Колосова, А. Е. Мартынов, В. А. Каратыгин, композиторы Д. С. Бортнянский, К. Н. Лядов, драматург Я. Б. Княжнин с женой (дочерью А. П. Сумарокова), баснописец А. Е. Измайлов, поэт А. С. Хвостов и др. При переносах не всегда удавалось сохранить первоначальный монумент, и тогда в Некрополе мастеров искусств (где в основном происходили захоронения) ставили новое надгробие. Гранитный постамент с аллегориями театрального искусства (арх. А. В. Петцольд) на могиле актера А. Е. Мартынова невозможно было разобрать и перевезти со Смоленского: там он и остался, хотя прах Мартынова был перезахоронен.

Любопытно заметить, что переносы фактически не коснулись деятелей науки. Однако такой план существовал. В архиве Музея городской скульптуры сохраняется письмо из архива Академии наук от 15 февраля 1941 г., из которого явствует, что, по мнению ученых, надо было перенести в музей-некрополь «останки всех действительных членов Академии, а также лиц, имеющих исключительные заслуги перед наукой». К письму прилагался перечень намеченных к перезахоронению лиц на одиннадцати листах (он, к сожалению, не сохранился). Начавшаяся война, очевидно, помешала осуществлению этого плана.

Естественное обновление некрополя подобно смене поколений живущих людей. Трагизм ситуации 1920-1930-х гг. заключался в насильственном характере процессов, которые в нормальных условиях протекают намного медленнее и сопровождаются гораздо меньшими жертвами. Особенность Смоленского кладбища, постоянно подвергавшегося разрушительной силе невских наводнений, в том, что уже в 1777 и 1824 гг. были уничтожены многие захоронения, среди которых и представляющие бесспорный исторический интерес. Так, уже в XIX в. не было известно, где похоронены В. К. Тредиаковский (ум. 1769), Д. Г. Левицкий (ум. 1822). Некоторые пострадавшие от наводнения памятники заменялись новыми надгробиями. Например, на могилах Я. Б. Княжнина (ум. 1791) и скульптора Ф. Г. Гордеева (ум. 1810) после наводнения 1824 г. появились однотипные надгробия в виде известняковых колонок с рустом[389]389
  РГИА. Ф. 789. Оп. 13 (1905). Д. 190. фотографии между л. 24–25.


[Закрыть]. Известняк выветривается, стираются надписи на камне, и памятник Гордееву, известный еще в начале XX в., теперь утерян. Борьба с «очагом религиозного мракобесия» на Смоленском кладбище не ослабевала. Если в 1936 г. продолжали действовать часовня блаженной Ксении и Смоленская церковь, в которой было совершено за год свыше трех тысяч отпеваний и почти четыреста крещений, то годом позже инспектор по делам культов Свердловского (Василеостровского) райсовета Белов уже обращается к городским властям: «Учитывая, что Свердловский район является специфичным и имеет чрезвычайную нуждаемость в помещениях, считал бы необходимым: церковь закрыть, здание передать в ведение Районного Совета под антирелигиозные цели районного масштаба. Здание не имеет ни художественной, ни архитектурной ценности»[390]390
  ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 66. Л. 50.


[Закрыть].

В 1938 г. кладбище было окончательно закрыто для погребений, а 17 августа 1940 г. исполком Ленгорсовета вынес решение о закрытии Смоленской церкви. При этом отмечалось, что часовню блаженной Ксении, где шли ежедневные службы, необходимо «снести в месячный срок»[391]391
  Там же. Л. 184.


[Закрыть]. Мотивировалось это тем, что на стенах часовни появлялось множество надписей-просьб: «Дорогая Ксения Блаженная, помоги сдать зачеты», «Помоги поступить в вуз», «Умилосерди сердце прокурора» и даже «Помоги сдать зачет по истории партии». Последнее особенно возмутило некоего С. Е. Максимова, подавшего в исполком заявление о немедленном закрытии часовни[392]392
  Там же. Л. 188.


[Закрыть].

«Просьба трудящихся» была удовлетворена. Церковь и часовню закрыли. Цветной металл из церкви и часовни (ризы, паникадила, подсвечники и т. п.) был превращен в лом и сдан во Вторцветмет, иконы отправили на дрова, причем инспектор Татаринцева лично сожгла икону с изображением блаженной Ксении. Здание часовни, однако, уцелело, и надписи продолжали появляться.

В годы блокады на Смоленском, как и на многих других кладбищах города, хоронили воинов и мирных жителей, умерших от голода или погибших во время бомбежек. На правом берегу Смоленки, напротив православного кладбища, появились братские могилы. На одной из многочисленных могильных плит надпись: «Мухины: Александра, Мария, Ниночка, Димочка. Погибли при артобстреле 14 декабря 1941 года». В этой части кладбища похоронены рабочие Кировского завода, погибшие при артобстреле 3 сентября 1941 г., жертвы обстрела 24 июня 1943 г. – рабочие завода им. Калинина. Гранитная стела близ берега Смоленки напоминает о погибших в 1942 г. профессорах и сотрудниках Академии художеств. Здесь похоронены Иван Яковлевич Билибин, Оскар Рудольфович Мунц, Яков Германович Гевирц, Павел Семенович Наумов, Алексей Еремеевич Карев, Владимир Александрович Фролов, Павел Александрович Шилинговский, Константин Петрович Фурсов.

Вскоре после снятия блокады был осуществлен план, намеченный незадолго до начала войны. Тогда, к двадцатой годовщине смерти А. А. Блока, по инициативе Союза писателей прах его решили перенести на Литераторские мостки. Простой деревянный белый крест, поставленный на могиле Блока в 1921 г., обветшал, заменивший его через тринадцать лет крест покрасили голубой краской. На просьбы общественности позаботиться о месте упокоения великого поэта трест «Похоронное дело» отреагировал установкой в сентябре 1937 г. типовой бетонной раковинки. Вид ее был так безобразен, что вдова поэта Л. Д. Менделеева-Блок настояла на возвращении могиле прежнего вида: холмик с деревянным крестом.

Любовь Дмитриевна скончалась в 1939 г., и ее похоронили на Волковском лютеранском кладбище. Тогдашнее начальство не сочло возможным похоронить ее на Литераторских мостках рядом с отцом, Д. И. Менделеевым, а на Смоленском кладбище к этому времени захоронения были запрещены.

У коренного петербуржца Александра Блока на Смоленском было много родственных могил. Здесь под «бекетовским» кленом в 1902 г. были похоронены дед и бабушка поэта: ректор Петербургского университета академик А. Н. Бекетов и Е. Г. Бекетова (рожд. Карелина). Через два года после Блока тут же похоронили его мать, А. А. Кублицкую-Пиотух, а в 1939 г. – тетку и биографа поэта М. А. Бекетову. Надгробия Бекетовых и Блоков сохраняются и в других частях этого кладбища.

О том, как выглядела могила Блока в 1944 г., писал основатель музея-некрополя Н. В. Успенский: «Во время блокады исчез и крест, взята или развалилась от ветхости деревянная скамейка, провалился и самый холм, и ко дню переноса останков мы застали на могиле Блока почти ровное место с едва взрыхленным земляным холмиком, украшенным какой-то неведомой заботливой рукой длинными осенними ветками и опавшими листьями того же у подножия могилы растущего клена. Между листьями виднелась воткнутая в землю узкая железка с грубо написанной надписью «Блок», а на стволе клена прибита гвоздями другая, такая же небрежная по исполнению»[393]393
  Дело на памятник А. А. Блоку в некрополе «Литераторские мостки» // Архив ГМГС.


[Закрыть].

26 сентября 1944 г. в 11 часов утра на Смоленском кладбище собрались сотрудники Музея городской скульптуры, кладбищенской администрации, санэпидстанции. От писательской организации были лишь литературоведы В. С. Спиридонов и Д. Е. Максимов. В приготовленные деревянные ящики были сначала помещены останки А. Н., Е. Г., М. А. Бекетовых и А. А. Кублицкой-Пиотух. Затем наступил черед могилы Блока.

Спустя тридцать лет после этих событий Д. Е. Максимов в своих воспоминаниях дал точную характеристику бессмысленности и ненужности уничтожения блоковской могилы: «Горько было то, что с переносом могилы Блока нарушалась духовно важная для многих связь с этой знакомой, вошедшей в их жизнь могилой – скромной, зеленой, расположенной в уютном уголке кладбища, посещаемой читателями Блока… юношами и девушками, влюбленными, счастливыми, объединенными в пары или одинокими, грустящими, приходящими сюда посидеть на простой скамейке, посмотреть на деревянный некрашенный крест и травянистый могильный холмик»[394]394
  Максимов Д. Метопа о перенесении праха Ал. Блока // Лит. обозрение. 1987. № 5. С. 65–66.


[Закрыть].

На подводе печальный груз был доставлен на Литераторские мостки. Место для перезахоронения было выбрано на участке неких Швахгеймов. Утром 28 сентября останки были преданы земле. Никого из Союза писателей при перезахоронении не было. 5 октября того же года на этот участок перенесли останки Л. Д. Блок.

В 1946 г. было возобновлено богослужение в церкви Смоленской иконы Божией Матери. Единственная действующая церковь на Васильевском острове, она притягивала множество верующих. Молитва у часовни блаженной Ксении согревала души и в военное лихолетье, и в последующие годы. Часовню открыли после войны, но в 1960 г. она вновь была закрыта и отдана под скульптурную мастерскую. Прошло еще четверть века, прежде чем часовню вернули верующим; ее освятил митрополит Алексий (Ридигер) 10 августа 1987 г. 16 февраля 1990 г. в правом приделе Смоленской церкви был освящен престол в память святой блаженной Ксении Петербургской[395]395
  Церковная жизнь Северо-Запада. 1990. № 2. С. 4.


[Закрыть].

В 1980-е гг. начался трудный процесс возрождения Смоленского кладбища. Удалось отстоять его территорию от соседнего промышленного предприятия, рассчитывавшего полностью уничтожить восточную часть некрополя с наиболее старыми и ценными захоронениями. Под давлением общественности снято чудовищное по дикости предложение превратить Воскресенскую церковь, где отпевали Блока, в насосную станцию[396]396
  О судьбе Воскресенской церкви см.: Вечерний Ленинград. 1989. 27 марта и 16 июня.


[Закрыть]. Однако уже в последние годы ряд надгробных памятников был перемещен с исторических мест, продолжается уничтожение так называемого «бесхоза». Существует план отрезки от кладбища широкой полосы между Малым проспектом и Московской дорожкой, которая была прибавлена в конце XIX в. Заметную роль в спасении памятников Смоленского кладбища, в организации общественного мнения в защиту исторического некрополя играет районное Василеостровское отделение Общества охраны памятников.

С 1988 г. на Смоленском развернуты реставрационные работы. Восстановлены десятки памятников большого художественного и исторического значения, комплексно благоустроены отдельные участки кладбища. В восточной части многие дорожки расчищены, вымощены бетонными плитами, в заболоченной части начаты дренажные работы. Кладбище продолжает числиться закрытым, но существует предположение возобновить захоронения на некоторых опустевших участках, сохранив заповедную зону близ главного входа, в районе между Ксениинской часовней и рекой Смоленкой.

Утраты, которые понесло Смоленское кладбище, огромны, и большую их часть составляют потери 1920– 1930-х гг. В перечень утрат, составленный по различным описаниям Смоленского кладбища, включены имена известных ученых, государственных деятелей, людей искусства[397]397
  Следует упомянуть составленный в 1887 г. рукописный «Список погребенных на Смоленском кладбище», насчитывающий свыше тысячи имен (ЦГИА СПб. Ф. 457. Оп. 1. Д. 156).


[Закрыть]. В список не вошли перезахоронения в музейные некрополи.

Авсеенко Василий Григорьевич. 1842–1913. Прозаик, журналист, редактор газеты «Санкт-Петербургские ведомости».

Алексеев Федор Яковлевич. 1753–1824. Живописец, основоположник русского городского пейзажа.

Андерсон Владимир Александрович. 1849–1884. Писатель-юморист, составитель «Биографического словаря русских беллетристов».

Антонелли Дмитрий Иванович. 1791–1842. Исторический живописец и портретист, академик.

Арнольд Иван Карлович. 1805–1891. Основатель московского училища глухонемых.

Ахматова Елизавета Николаевна. 1820–1904. Прозаик, переводчик, сотрудница журнала «Библиотека для чтения».

Барсуков Александр Платонович. 1844–1914. Историк, исследователь рода Шереметевых.

Бенедиктов Владимир Григорьевич. 1807–1873. Поэт.

Вагинов Константин Константинович. 1899–1934. Поэт и прозаик, представитель литературного авангарда 1920-х гг.

Вальберг Александр Иванович. 1844–1881. Архитектор, академик.

Введенский Иринарх Иванович. 1813–1855. Общественный деятель, педагог, переводчик.

Вертинский Дмитрий Степанович. 1798–1858. Протоиерей русской православной церкви в Париже, философ, богослов.

Вейнберг Павел Исаевич. 1846–1904. Писатель-юморист, актер.

Вилламов Григорий Иванович. 1773–1842. Секретарь имп. Марии Федоровны, вдовы Павла I.

Виницкая (Будзианик) Александра Александровна. 1847–1914. Прозаик, автор мемуаров.

Водовозов Василий Иванович. 1825–1886. Педагог, писатель, публицист; муж писательницы-народницы Е. Н. Водовозовой.

Волков Федор Иванович. 1755–1803. Архитектор.

Вукотич Стефан. Ум. 1816. Архимандрит, участник сербского национально-освободительного движения.

Вышнеградский Николай Алексеевич. 1821–1872. Педагог, основатель журнала «Русский педагогический вестник» и женских гимназий.

Гоген-фон Александр Иванович. 1856–1914. Архитектор, академик.

Головачевский Кирилл Иванович. 1730–1825. Инспектор классов Академии художеств.

Голенищев-Кугузов Арсений Аркадьевич, гр. 1848–1913. Поэт.

Гомзин Иван Григорьевич. 1783–1831. Архитектор при Адмиралтействе, профессор Академии художеств.

Гордеев Федор Гордеевич. 1744–1810. Скульптор, профессор Академии художеств.

Гребенка Николай Павлович. 1820–1880. Архитектор, академик.

Гумилевский Александр Васильевич. 1830–1869. Священник церкви Рождества Христова на Песках, основатель приходской благотворительности, руководитель Историко-статистического комитета, собиравшего сведения по истории Петербургской епархии.

Делекторский Ксенофонт Иванович. 1800–1842. Священник, известный проповедник.

Дестунис Гавриил Спиридонович. 1818–1895. Историк-византинист, переводчик, доктор греческой словесности.

Доброхотов Петр Егорович. 1786–1831. Резчик на твердых камнях, автор гемм, академик.

Дружинин Александр Васильевич. 1824–1864. Литературный критик, журналист, писатель.

Дубельт Леонтий Васильевич. 1792–1862. Генерал от кавалерии, участник Отечественной войны 1812 г., начальник штаба корпуса жандармов, управляющий III Отделением.

Дубровский Петр Петрович. 1754–1816. Основатель и первый хранитель «депо манускриптов» (рукописного отдела) Публичной библиотеки.

Елисеев Александр Васильевич. 1858–1895. Врач, путешественник, исследователь Палестины.

Животов Николай Николаевич. 1859–1900. Писатель, историк церковного раскола.

Жижиленко Александр Иванович. 1823–1889. Врач, художник-пейзажист, музыкант.

Замысловский Егор Егорович. 1841–1896. Историк, профессор Петербургского университета, автор исторических атласов.

Зарин Ефим Федорович. 1828–1892. Журналист, сотрудник «Отечественных записок», переводчик.

Зарудный Митрофан Иванович. 1836–1883. Юрист, публицист.

Иванов Андрей Иванович. 1777–1848. Исторический живописец, академик.

Ивелич Марк Константинович, гр. 1741–1825. Генерал-лейтенант, сенатор, участник Бородинского сражения.