Текст книги "Исторические кладбища Санкт-Петербурга"

А. И. Андреев
КРАСНЕНЬКОЕ КЛАДБИЩЕ
(Проспект Стачек, 98)

Красненькое кладбище находится в юго-западной части города, в Кировском районе, между жилыми кварталами двух микрорайонов – Автово и Дачное. Однако исторически оно более тесно связано с расположенным южнее Дачного жилым массивом Ульянка и некогда существовавшей в этой местности Ульянковской церковью – одной из старейших в пригородах Петербурга. В 1776 г. по просьбе ее прихожан, крестьян-извозчиков Вологодской слободы, было устроено отдельное кладбище в двух верстах от церкви на берегу Красной речки. Место, отведенное для кладбища, было примечательно близостью к другому старожилу этой местности – стоявшему на противоположной стороне речки трактиру под названием «Красный кабачок». Топоним «красный» перешел на кладбище, которое называлось на разные лады – то Красным, то Краснокабацким, то Красненьким, иногда Вологодским или Ульянковским. В конце концов за ним закрепилось одно название – Красненькое.

История Ульянковской церкви начинается в петровские времена. Существует предание, что Петр, узнав о победе над шведами – случилось это в приморском доме боярина П. И. Бутурлина рядом с финской деревней Ульянкой, – тотчас повелел соорудить «обыденную» церковь в виде небольшой палатки и отслужить в ней благодарственный молебен[577]577
  Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Т. 3. Спб., 1873. С. 40; Т. 8. 1884. С. 140.


[Закрыть]. Так как Бутурлин стал владельцем загородной мызы в 1712 г., то событие это могло произойти не ранее этого времени. Позднее, в 1722 г., по желанию Петра здесь поставили деревянную церковь во имя святого Петра Митрополита Московского, часть утвари для которой привезли из Успенского собора в Кремле. В народе ее называли Ульянковской, добавляя при этом «что за Красным кабачком», ибо это был вернейший ориентир для всякого, кто проезжал по Петергофской дороге.

В 1748–1749 гг. деревянная церковь уступила место каменной, небольшой по размерам, построенной новым владельцем мызы генерал-аншефом А. Б. Бутурлиным. В 1809 г. храм был отремонтирован и расширен пристройкой теплого придела во имя святого Иоанна Предтечи. Работы осуществлялись на средства ротмистра И. И. Владимирова, который два года спустя пожертвовал деньги на возведение по проекту архитектора В. П. Стасова придорожной каменной часовни и церковной ограды. В 1886 г. началась по проекту В. И. Карпова и Ф. С. Харламова капитальная перестройка церкви[578]578
  ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 14. Д. 32; Ф. 19. Оп. 1. Д. 2383: Оп. 10. Д. 212; Оп. 13. Д. 287; Оп. 17. Д. 217; Оп. 120, Д. 409.


[Закрыть], но в ходе работ выяснилось, что старые стены не выдержат, и Харламов составил новый проект. В феврале 1892 г. трехпрестольный храм в русском стиле был освящен. Спустя три года к нему пристроили придел благоверного князя Александра Невского и преподобной Марии Магдалины с семейным склепом графов Шереметевых, владевших Ульянкой в XIX в. Ульянковская церковь просуществовала до начала 1940-х гг. и, оказавшись на линии фронта, была разрушена в Отечественную войну. Находилась она на месте школы по улице Лёни Голикова, 7. В начале 1970-х гг. была разобрана и придорожная часовня.

В церковной ограде было небольшое кладбище, где хоронили вологодских ямщиков и крестьян-чухонцев окрестных деревень. Известно также о погребении на нем некоторых ульянковских священников, например первого настоятеля храма отца Тита Георгиева в 1740 г. В 1900 г. здесь был похоронен один из наиболее известных пастырей, прослуживший в церкви пятьдесят лет, отец Степан Нечаев, упомянутый в мемуарах графа С. Д. Шереметева[579]579
  Шереметев С. Д. Ульянка. Спб., 1893. С. 16.


[Закрыть]. Были неподалеку и могилы шведов, «в виде дополнения к памятнику о победе Петра Великого над шведами», как писала одна из петербургских газет[580]580
  Биржевые ведомости. 1899. 31 окт.


[Закрыть].

В 1756 г. хоронить при церкви Петра Митрополита было запрещено. По-видимому, это было связано с тем, что церковь долгое время считалась домовой (господской), а не приходской и своей собственной земли для кладбища не имела. Владельцы усадьбы, очевидно, противились распространению захоронений в церковной ограде, рядом со своим домом. Поэтому двадцать лет спустя, в 1776 г., от церкви «вывели» новое кладбище на земле вологодских ямщиков. В 1799 г. церковь была отобрана у княгини Голицыной и «отдана под смотрение священника и церковного старосты», т. е. сделана приходской. Еще через двадцать лет приходским стало и кладбище, выкупленное у ямщиков священником К. Р. Владыкиным. При этом им было дано обещание «никогда не требовать от них прибавки земли, а если такая потребуется, выделять ее от других прихожан»[581]581
  ЦГИА СПб. Ф. 266. Оп. 1. Д. 199. Л. 9.


[Закрыть] (обещание это было нарушено в 1845 г., когда к кладбищу прирезали-таки десятину земли). Размеры кладбища поначалу были очень скромны – около двух десятин. Устроено оно было на берегу речки Красной, на возвышенном, а потому сухом месте, где некогда находился редут, остатки которого сохранялись еще в конце XIX в. На кладбище стояла деревянная часовня Казанской Божией Матери, по-видимому, возведенная еще ямщиками, с особо почитаемой у местных жителей иконой. Ежегодно 8 июля, в праздник Казанской Божией Матери, совершался крестный ход из кладбищенской часовни вокруг всей Вологодско-Ямской слободы.

Обращение к истории описываемой местности проливает некоторый свет на характер захоронений на Красненьком в конце XVIII—начале XIX в. Известно, что со времен основания Петербурга на обширной территории, примыкавшей с запада к Финскому заливу, существовали небольшие поселения. Здесь жили крестьяне-садовники, переведенные из Москвы и занимавшиеся благоустройством помещичьих усадеб на Петергофской першпективе, ямщики, «вытребованные из Вологды Петром Великим для отправления почтовой гоньбы», и «чухонцы» (ижорцы, вепсы, финны и др.), населявшие маленькие деревеньки вроде Ульянки, Автовой или Сосновки[582]582
  Историко-статистические сведения… Т. 8. С. 140.


[Закрыть].

Устройство Петергофской дороги, проложенной между Петербургом и загородной резиденцией царя, совершенно преобразило юго-западное предместье столицы, сплошь покрытое болотами, поросшее кустарником и хвойным лесом. Вдоль дороги – поначалу с левой, более высокой стороны, появляются одна за другой мызы служилой знати, сподвижников Петра I, которым царь щедро раздавал крупные земельные наделы «в вечное пользование». Около середины XVIII в. производится замощение Петергофской дороги, затем она обсаживается по обеим сторонам березами, а в 1780-е гг. вдоль всего пути выставляются мраморные пирамиды верстовых столбов. К концу XVIII в. Петергофская першпектива, по отзывам современников, не уступала дороге между Парижем в Версалем. Французская художница Виже Лебрен, проехавшая по ней в 1795 г., писала в дневнике: «Эта дорога окаймлена прелестными дачами, окружена садами изящнейшего вкуса в английском роде. Жители воспользовались местностью, которая очень болотиста, чтобы украсить эти сады, в которых находятся киоски и красивые мостики, каналы в протекающие ручейки»[583]583
  Souvenirs de m-me Vigee le Brun. Paris. 1869. C. 307:Столпянский П.H. Петергофская першпектива. Пг., 1923.


[Закрыть].

К началу XIX в. от Нарвских ворот до Ораниенбаума насчитывалось сто шестьдесят семь дач, самыми известными из которых были «Красная мыза» А. А. Нарышкина. находившаяся на седьмой версте от Петербурга, и приводившая всех в изумление роскошнейшая дача Л. А. Нарышкина на десятой версте, носившая имя «Левенталь» – Долина Льва.

Мыза П. И. Бутурлина («князь-папы») с церковью Петра Митрополита исстари именовалась селом Петровским; в 1787 г. она была продана княгине П. И. Голицыной (рожд. Шуваловой). К ней примыкало имение владельца Ульянки генерал-аншефа графа П. И. Панина, участника Семилетней войны, в 1804 г. перешедшее к графам Шереметевым. Ульянковский приход был огромным по площади. В виде узкой прибрежной полосы протянулся он почти на двадцать верст вдоль залива до самой Сергиевой пустыни. В 1832 г. на одиннадцатой версте, между Красненьким кладбищем и Ульянковской церковью, в бывшей усадьбе князя Щербатова, была устроена больница для душевнобольных, так называемая больница «Всех Скорбящих». Умерших в ней хоронили, как правило, на ближайшем Красненьком кладбище. Здесь был похоронен священник больничной церкви Скорбящей Божией Матери К. Н. Модестов (1838–1900). По-видимому, именно Красненькое кладбище описывается в рассказе К. К. Случевского «Моя дядя», где герой разыскивает могилу скончавшейся в больнице женщины. Самоубийц же (а таких было немало) погребали на особо отведенном месте «для лиц, умерших без церковного покаяния», позади больницы. Неподалеку существовало еще одно кладбище – лютеранское, при больничном лютеранском молитвенном доме. Оно было уничтожено уже после Отечественной войны.

В конце XVIII в. в Ульянковском приходе насчитывалось семнадцать мыз; дворов при церкви было сто шесть, и проживало в них шестьсот тринадцать душ, из них двести девяносто два мужского пола. Через сто лет, в 1899 г., число дворов выросло до ста тридцати девяти, а население почти до двух с половиной тысяч. К приходу были приписаны Вологодско-Ямская слобода, Автово, деревня Емельяновка и Лигово.

Говоря о Красненьком кладбище в XVIII–XIX вв., нельзя обойти молчанием его знаменитого соседа, давшего ему имя и, возможно, частицу своей славы. Красный кабачок – двухэтажный деревянный трактир, «любимое место загородных съездов столичной знати», по выражению историка Е. П. Карновича, ведет родословную с петровских времен[584]584
  Есипов Г.В. История Красного кабачка // Ист. вестн. 1885. Т. 22. С. 407; Карнович Е. П. Переполох в Петербурге // Там же. Т. 19. С. 299; Пыляев М.И. Забытое прошлое окрестностей Петербурга. Спб., 1889. С. 125–129; Столпянский. Указ. соч. С. 21; Четыре поколения: Нарвская застава. М., 1933. С. 26; Дашкова Е. Записки, 1743–1810. Л., 1985. С. 45; Аминов Д. А. Красный кабачок // Диалог. 1988. № 20. С. 30; Паравян Н. А. Красный кабачок. Рукопись.


[Закрыть]. В 1713 г. царь пожаловал кабачок толмачу Семену Иванову за «многие службы его». Рядом с кабачком у дороги был построен «попутный» дом для приезда царя и военных чинов. 29 мая 1710 г. в нем произошла встреча Петра I с возвращавшимся из-под Выборга князем А. Д. Меншиковым. Другая важная историческая дата, связанная с кабачком, это ночь с 28 на 29 июня 1762 г., когда здесь останавливалась будущая императрица Екатерина II с только что присягнувшими ей гвардейцами, направляясь в Петергоф. До Екатерины II кабачок посещала Елизавета Петровна, а в XIX в. здесь бывали Александр I и Николай I. В списке его посетителей немало славных имен, оставивших след в русской истории. Особенно весело тут было на масленицу – катались с ледяных гор, угощались блинами. Долгое время Красный кабачок был душой всего предместья; приходское кладбище на другом берегу речки, кажется, ничуть не смущало его завсегдатаев. Особенно шумную известность он приобрел при Николае I в связи с кутежами гвардейцев, стоявших летом в военных лагерях в Красном селе и не имевших права появляться в городе. Во второй половине Х!Х в. Красный кабачок начинает терять свою притягательность, а затем и закрывается вовсе. В 70-е гг. прошлого столетия среди его развалин еще можно было видеть любопытный «бутылочный грот», напоминавший о былых увеселениях петербуржцев. Вскоре у дороги, с другой стороны кладбища, появился новый трактир с тем же названием, но то был, увы, заурядный кабак рабочей окраины, последний в черте города.

Упоминание Красненького кладбища мы встречаем в связи с событиями страшного наводнения 7 ноября 1824 г. Наиболее низменные части города в короткое время оказались под водой, в том числе и территория казенного чугуноплавильного завода, переведенного в 1801 г. из Кронштадта на седьмую версту Петергофской дороги. Из семнадцати казарм было затоплено тринадцать, в результате чего погибло сто шестьдесят человек, в основном запертые в казармах женщины и дети. Утонувших похоронили в братской могиле на Красненьком кладбище, на которую была положена чугунная плита, отлитая в формовом цехе завода. На плите выбили следующие слова: «Читатель. Се памятник Божья наказания. Здесь сокрыто 160 тел обоего пола православных христиан и невинных младенцев казенного чугунолитейного завода, утопших в день страшного наводнения 1824 года, ноября 7 дня». Далее следует цитата из Евангелия от Марка, гл. 13. ст. 29, 33 и 36. Плита находится на пригорке, справа от входа на кладбище.

После наводнения завод долгое время пребывал в полуразрушенном состоянии, пока в 1868 г. его не выкупил из казны Н. И. Путилов, талантливый инженер и великолепный организатор. С этого времени для завода, а вместе с ним и для всего предместья началась новая эпоха. В короткое время предприятие превратилось в один из крупнейших металлообрабатывающих заводов России. В 1890 г. на нем трудилось две тысячи восемьсот семьдесят рабочих, а к 1917 г. их уже было около сорока тысяч[585]585
  Мительман М., Глебов Б., Ульянский А. История Путиловского завода (1801–1917). М., 1961.


[Закрыть]. Но еще раньше, чем заработал путиловский завод, произошло событие, имевшее необратимые последствия для всей местности. В 1857 г. на средства банкира А. Л. Штиглица была построена Петергофская железная дорога. Соперничество двух дорог – новой железной и старой экипажной – оказалось явно не в пользу последней. Одна за другой исчезают с Петергофского шоссе аристократические мызы, уступая место доходным домам и трактирам; к концу XIX в. Нарвская застава превращается в типичную рабочую окраину большого индустриального города. Смертность среди ее обитателей была высокой, в несколько раз выше, чем в благоустроенных частях города. По данным врачебно-полицейского осмотра, «Петергофский участок всегда был клоакой, в которой находят для своего развития благоприятную почву все болезни, губящие как коренное население, так и в особенности пришлое»[586]586
  Мительман М. Нарвская застава – Кировский район. Л., 1939. С. 17.


[Закрыть]. Любопытная бытовая зарисовка этой местности содержится в очерке А. И. Левитова «Беспечальный народ (шоссейные типы, картины и сцены)», где автор упоминает окраинное Красненькое кладбище.

В начале XX в. переполненное кладбище переходит на правый берег Красненькой речки. Заканчивалось оно в то время приблизительно у нынешней Стрельнинской дорожки, т. е. его площадь была в три-четыре раза меньше современной. Кладбище было обнесено деревянным забором, а со стороны Петергофского шоссе – металлической оградой. При входе справа на пригорке стояла деревянная часовня с островерхой крышей «домиком», увенчанной крестом. Левее, на месте теперешних братских захоронений, в 1901 г. на средства «доброхотных жертвователей» была поставлена однокупольная церковь в два света во имя Казанской Божией Матери, рассчитанная на шестьсот человек. Закладка ее состоялась 8 июля, а 9 декабря того же года произошло освящение. По сообщению одной из петербургских газет, «внутренняя отделка церкви и иконостас очень выдержанного стиля исполнены г. Иконниковым, все же живописные и иконостасные работы выполнены в новом храме художником Петровым»[587]587
  Ведомости Спб. градоначальничества и столичной полиции. 1901. 9 дек.


[Закрыть]. В эту церковь из старой часовни была перенесена икона Казанской Божией Матери. Богослужение совершал причт ульянковской церкви Петра Митрополита. Простояла Казанская церковь до 1939 г., когда, по рассказам старожилов, сгорела. Часовня была разобрана чуть раньше. В 2001 г. у входа на кладбище со стороны пр. Стачек освящена новая церковь Казанской иконы Божией Матери.

Хоронили на Красненьком главным образом обитателей Нарвской заставы, среди которых было немало рабочего люда с Путиловского завода и судостроительной (впоследствии Северной) верфи – в ту пору двух крупнейших промышленных предприятий предместья. Трудившихся на них рабочих и членов их семей поколение за поколением предавали земле на Красненьком, постепенно приобретшем репутацию «рабочего кладбища». До нашего времени от тех захоронений дошли немногие памятники, например М. А. Алексееву (1870–1913) – кованый крест на гранитном постаменте с надписью «Дорогому мастеру от рабочих» (за пригорком, у забора); Д. М. Германову, погибшему в февральские дни 1917 г. – чугунный монумент с крестом (справа от Красненькой дор.); И. З. Карцеву (1861–1931), путиловскому рабочему-изобретателю, – ажурный крест (слева от Красненькой дор.); инженерам Н. А. Миловидову (ум. 1895) и Д. М. Прексу (ум. 1918) на Невской дор.

Встречались на кладбище и редкие захоронения знатных или состоятельных особ, очевидно, из числа прихожан-благотворителей церкви. Например, семейное место Липовских на Невской дор. – артиллерии генерал-лейтенанта Николая Павловича (1830–1890) и генерал-майора Константина Павловича (1833–1907), или княгини С. Д. Тенишевой (1872–1905), могила, которой не сохранилась. На пригорке справа от входа стоит красивый памятник в стиле модерн над фамильным захоронением Горских. Из исторических могил того времени следует назвать две – психиатра А. Е. Черемшанского (1833–1905), директора больницы Всех Скорбящих (могила утрачена), и врача Н. В. Терновского (1858–1927), согласно надписи на памятнике, «создавшего на Путиловском заводе родильный приют и 25 лет заведовавшего им».

Любопытной была сама похоронная процессия. По рассказу старожила Нарвской заставы, в прошлом рабочего путиловского завода К. К. Русиновича, впереди ехала двуколка с двумя седоками: один – извозчик, другой стоя разбрасывал по дороге еловые ветки. Позади, на некотором расстоянии, следовали дроги с катафалком – белым, если умерший был православным, или черным, если он был лютеранином или католиком (в основном это были поляки и белорусы, проживавшие в Петергофском участке). Лошади накрывались соответственно белой или черной попоной. Бедняки же несли гроб на своих руках всю дорогу до кладбища. Около Путиловского завода процессия останавливалась, и гроб трижды опускали на землю и поднимали – таким образом умерший как бы прощался со своим заводом.

В послереволюционный период Красненькое кладбище осталось некрополем рабочей Нарвской заставы. О тесной его связи с Путиловским (ныне – Кировским) заводом свидетельствует небольшая группа памятников рядом с входом. Непосредственно за кладбищенскими воротами обращает на себя внимание монумент из розового гранита, изображающий рабочего, опирающегося на трибуну, – на могиле токаря-фрезеровщика Кировского завода Е. И. Лебедева (1923–1974). Слева от входа, рядом с кладбищенской конторой, возвышается памятник, поставленный, согласно надписи, «большевикам-путиловцам революционного Красного Питера». Он объединяет пять надгробных плит на могилах И. В. Огородникова (1881–1923), С. С. Корнеева (1883–1920), В. П. Алексеева (1896–1919), М. И. Алексеевой (1899–1919), П. Д. Никитина (1893–1960) и А. Н. Корпусновой (1894–1960). До войны наиболее видных путиловцев хоронили на Коммунистической площадке, за Автовской дорожкой, – многие из тех могил уже давно вытеснены более поздними захоронениями.

Трагическая история первых лет Советской власти отразилась и в некрополе Красненького – справа на Центральной дорожке (за Поперечной дор.) до сих пор можно видеть массивную чугунную плиту с якорем и цепью. Надпись на ней гласит: «Рабочим Северной Судостроительной верфи. 6 мая 1925 г. Трудились, боролись, жизнь положили, поднимая хозяйство рабочей страны». За эпитафией следуют фамилии погибших при выполнении задания по продразверстке.

С началом Великой Отечественной войны Красненькое кладбище оказалось в прифронтовой полосе. Об этом напоминает один из дотов у его входа. Жители Автово были эвакуированы, в домах расположились войска, защищавшие город на юго-западном направлении. У шлагбаума железной дороги перед самым кладбищем находился контрольно-пропускной пункт. Кировский завод был переведен на казарменное положение, и умерших хоронили прямо на его территории, за виадуком. С начала зимы 1942 г., когда положение стало особенно тяжелым, исполкому Кировского райсовета было вновь разрешено «для захоронения умерших использовать территорию Красненького кладбища в существующих границах»[588]588
  ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1437. Л. 217.


[Закрыть]. Жителей хоронили в самом конце кладбища в братские могилы, а воинов – при входе, на месте сгоревшей церкви.

Захоронения военного времени составляют большой пласт в некрополе Красненького. Их можно разделить на три группы. Это, во-первых, братские могилы советских воинов, погибших в советско-финскую войну 1939–1940 гг., – две серые гранитные стелы с цветниками на Центральной дорожке слева, между Стрельнинской и Днепропетровской дорожками. Затем братские могилы воинов, погибших в Великую Отечественную войну: семьдесят семь раковин (среди них двадцать шесть именных), расположенных вокруг гранитной колонны, увенчанной звездой. И наконец, братские могилы жителей города, погибших в период блокады (10-й уч.), – две колонны, одна из черного, другая из розового гранита. Существовавшее на Красненьком еще одно братское захоронение – немецких солдат (в самом конце Стрельнинской дор.) – было впоследствии уничтожено, и теперь на его месте находятся могилы жителей города.

Заслуживает упоминания группа памятников участникам революционного движения и Героям Советского Союза, находящихся под охраной государства: И. И. Вахрамееву (1885–1965), председателю Военно-морского ревкома в Петрограде в 1917 г.; А. А. Кондратьеву (1866–1962), участнику Гражданской войны: Н. Ф. Юсупову (1886–1960) и др.

Современное Красненькое кладбище занимает площадь около 30 га и с 1961 г. считается полузакрытым. Благодаря прирезкам послевоенного времени (1945–1950) большая часть территории сегодня находится на правом (западном) берегу. Некоторую живописность придает ему неширокая Красненькая речка, прорезающая кладбище из конца в конец. С ее пологих берегов могилы словно спускаются к мутноватой воде.

Кладбище пересекают две главные асфальтированные дорожки – Центральная, идущая с юга на север – от входа до третьего моста, и Гаревая, тянущаяся с востока на запад. Большинство памятников, представляющих историко-культурный интерес, сосредоточено на этих двух дорожках или неподалеку от них. Наиболее старая часть кладбища – на пригорке, справа от входа. Здесь еще сохраняются немногие чудом уцелевшие надгробия конца XIX—начала XX вв. Но прошлое безропотно отступает перед настоящим – первые сто лет существования Красненького кладбища практически полностью поглощены современным некрополем, так что нет и следа не только первоначальных захоронений вологодских ямщиков, но и могил более позднего времени. Единственное, что осталось от той эпохи, – чугунная плита над могилой жертв наводнения 1824 г. Особенно удручает, как и на других кладбищах города, зрелище дореволюционных памятников с явно перебитыми» уже в наше время именами и датами. Создается впечатление, что каждое новое поколение стремится во что бы то ни стало уничтожить память о предшествующем. В результате на месте старого, екатерининских времен кладбища, по сути, возникло кладбище совершенно новое.