Текст книги "Месть Ледовой Гончей"

Глава восьмая
Убийцы

– Компас, – сказал Мертвец и протянул руку. В другой он держал лампадку, и в свете дрожащего огонька лицо первого помощника действительно походило на лик покойника в обрамлении длинных, седых волос.

Я сразу понял, что он имеет в виду, и посмотрел на Фарри. Мой друг отшатнулся.

– Зачем? – недоверчиво спросил он.

– У меня он будет в безопасности.

– Нет, – после недолго размышления ответил Фарри. – Я вам не верю.

– Отдай ему… – попросил я. – Если нас убьют…

– Нас не убьют!

Мертвец качнул головой, поставил лампадку на обледеневшую трубу коридора, от этого простого жеста сквозило угрозой, и Фарри схватился за клинок. Нас вооружили короткими, ладони в три длиной, узкими мечами. И теперь острие взметнулось между первым помощником и моим другом.

– Фарри, не надо! – сказал я. – Он прав.

Первый помощник вновь протянул руку.

– Я могу отобрать. Сначала твою зубочистку, а потом компас. Но прошу по-хорошему, – бесцветно произнес он. – Твоя жизнь не так ценна, как артефакт древних.

– Отдай, Фарри. Я ему верю, – попытался я еще раз. Соврал, так как не чувствовал намерений Мертвеца, но в тот миг считал это единственно верным решением. Хотя и не задумывался всерьез о том, что нас может поджидать внизу, на третьей палубе затерянного во льдах пиратского корабля. Я старался не думать о том, что мы можем не вернуться. События последних дней притупили страхи. Мне было просто необходимо сделать хоть что-то. Изменить все, что угодно. Пусть это будет смерть безумного шамана или потерянное бремя проклятого артефакта.

Фарри сдался. Опустил клинок, поглядывая на меня с обидой, полез за пазуху и отдал коробочку Мертвецу. Та тут же скрылась под одеждой первого помощника.

– Осторожнее там, – равнодушно сказал он.

Первым в лаз забрался Фарри.

За всю дорогу по лабиринтам вентиляции мой друг не проронил ни слова, пестуя в себе чувство обиды на то, что я не поддержал его в споре с Мертвецом. Я понимал, что поступил не так, как должны поступать настоящие друзья, но… Детали. Во многих бедах этого мира виноваты неучтенные детали. Это только в сказках герои без сна и отдыха пересекают ледовые пустыни, удачно спрыгивая с рушащихся под ногами айсбергов и сразу вступая в бой со стаей снежных волков или же побеждая десятки отъявленных мерзавцев. На деле же… На деле может подвернуться нога при приземлении, или сверху на зазевавшегося героя обвалится глыба льда. Волки не станут лезть поодиночке, а порвут смельчака стаей, а «мерзавцы»… Эти вообще могут пристрелить героя издалека и не сходиться с ним в благородной схватке. Или же у того самого героя в груди поселится ледовая лихорадка от болезни, а то и отомрут отмороженные пальцы – и он вовсе не доберется до этих самых мерзавцев, так как просто неправильно намотал шерстяные портянки.

Детали!

Я неожиданно четко осознал – насколько может быть важен этот проклятый компас. И как ничтожна моя роль в его древнем предназначении. Не понимаю, зачем Мертвец с нами возился. Он больше знал и лучше понимал, как быть с сокровищем Черного капитана. Он мог прикончить нас обоих и забрать артефакт, отбросив в сторону такую обузу, какой мы оказались.

Эти мысли крутились в голове, пока мы ползли по недрам «Звездочки». Корабль дрожал от рокота двигателей, где-то по ту сторону металлического короба беспрестанно что-то звякало, звенело, лязгало. Но мы все равно старались не издавать лишнего шума.

Наконец Фарри остановился. Задул тщедушный огонек, и на несколько мгновений мы погрузились в темноту. Я придвинулся поближе к другу.

– Вот… Решетка… – прошептал Фарри.

Глаза постепенно привыкли к темноте, которая перестала быть ослепительно-черной. В ней появились тени от шаманских фонарей, что висели в коридоре третьей палубы.

– Хорошо. Пошли. – Рукоять дальнобоя поселилась в моей ладони еще в начале спуска. На первых ярдах железного лабиринта я постоянно стучался перевязью о стенки, отчего сразу замирало сердце, и мне казалось, что где-то на третьей палубе старый шаман задирает кверху голову, а его глаза (почему-то жутко белые) безошибочно находят меня, и Балиар понимает мои намерения. Поэтому я сбросил ее и тащил оружие перед собой.

– Пошли? Ну-ну. Я говорю – решетка! – зашипел Фарри. – Нет пути, давай возвращаться, расскажем капитану!

– Погоди, дай-ка!

Мы с большим трудом разминулись в тесном лазе, когда я поменялся местами с приятелем. Из коридора тянуло теплом. Прищурившись, я осторожно взялся за прутья решетки и покачал их. Тщетно. Проклятье!

– Давай, поползли обратно, Эд!

– Погоди! Тихо!

Внизу послышалось шарканье. Фарри испуганно умолк, да и я моментально вспотел. Запахло тухлым мясом.

Ш-ш-ш-ш.

Пауза.

Ш-ш-ш-ш…

Запах усиливался с каждым этим проклятым «ш-ш-ш-ш». Я попытался отползти от решетки подальше, напуганный приближением зловещего источника, но ткнулся в Фарри.

А затем напротив выхода из вентиляции показалось то, что некогда наверняка было человеком. В тусклом свете далекого фонаря я увидел искаженное лицо несчастного, покрытое огромными волдырями, из которых сочился гной. Правое ухо оплыло, словно свеча из китового жира на печи. Один глаз почти вытек.

От вони, исходящей от существа, к горлу подкатил кислый комок. Рот наполнился противной слюной.

Монстр остановился прямо напротив решетки. Замер, странно повернув голову. Я затаил дыхание, хотя мне казалось, что теперь его слышно даже в каюте шамана. Легкие заныли от напряжения. За мною притих Фарри, которому передался мой страх.

Существо повернуло лицо к нам, и в его глазу, уцелевшем посреди чудовищных язв и волдырей, проблеснуло отчаяние. Отчаяние немое, бессильное и никак не связанное с тем, что два испуганных подростка смотрели на несчастного из-за решетки вентиляции.

Бывший инструментарий мастера Шестерни дернулся, шагнув к нам. Я вздрогнул, вцепился в рукоять дальнобоя еще сильнее и медленно, очень медленно перевел ствол на голову странного монстра. Я чувствовал душу моряка, запертую в гниющем теле. Чувствовал ужас человека, больше не властного над собой.

Тварь приоткрыла рот, и бурая жидкость заструилась по гниющему подбородку. От вони заслезилось в глазах.

Х-х-х-х-х… Х…

Монстр рывком отшатнулся, повернулся и пошаркал по коридору прочь, унося с собой сошедшую с ума душу. Что еще здесь произошло?!

Шаман… Это наверняка шаман. Магия крови, так он говорил? Та рана на моей спине… Его магия касалась меня! Он мог сделать из меня вот… Вот это?! Челюсти сами собой стиснулись так, что заболели скулы.

Мы дождались, пока стихнет шарканье монстра, и тогда Фарри потянул меня за ногу:

– Возвращаемся! Мы должны рассказать об этом!

Я ничего не ответил, выудил клинок и с его помощью стал разгибать прутья решетки, ругая про себя создателей ледохода. Детали. Во всем важны детали. Почему при постройке никому и в голову не пришло делать эти проклятые решетки съемными с обеих сторон?

«Ты вообще оледенел, Эд! Перестань злиться и займись делом! Спокойно, осторожно, разумно!»

Вдохнув и выдохнув, я при помощи клинка разогнул прутья так, чтобы можно было просунуть руку. Стащил варежку, зажав ее в зубах, и пропихнул ладонь в получившееся отверстие. Нащупал запирающий механизм и повернул его. Щелчок.

Фарри за моей спиной лишь тяжело вздохнул.

Мы оказались в освещенном коридоре. В каком-то из тех, что должны были выводить к главному ходу, а тот, в свою очередь, упираться в каюту шамана.

Если Балиар вообще там. Детали, Эд! Драный демон, поганые детали! Их всегда так много, их все нужно учесть.

Вот только пока учитываешь – можешь упустить шанс.

– Я знаю этот коридор! – прошептал Фарри. – Если пойдем туда, мы выйдем в подбачное отделение, а дальше можно к лестнице! Поднимемся и откроем дверь на второй! Как тебе?

Его слова мне помогли, и я направился в противоположную сторону.

– Эд! – В голосе друга появились проблески злости. – Ты меня слышишь вообще?

– Мы должны его убить, Фарри. Ты видел, что он сделал с… с…

Я даже не знал имени несчастного инструментария. Как, впрочем, ни одного из механиков. Но то отчаяние запертого в гниющем теле человека… Оно было сильнее всех прочих чувств. Даже сильнее долга. Сильнее дружбы.

– Пусть его убьют те, кто этим зарабатывает на жизнь! Те, кто уже испачкался, Эд! Не бери на душу столько грязи! Светлобог, я ненавижу себя за то, что мне пришлось быть воришкой! Воришкой, Эд! А тебе хочется быть убийцей?!

– Я уже убивал… И мы должны это сделать. Не потому, что хотим, а потому, что нельзя такое делать с людьми!

Какая нелепица – затевать такой разговор посреди коридора, в котором в любой момент могли появиться новые обитатели третьей палубы.

Фарри осекся, опустил голову.

– Я все время забываю, Эд, о том, что ты сделал в Шапке, – тускло сказал он. – И вижу, тебе это понравилось.

– Давай поговорим попозже, Фарри? Здесь совсем не место.

– Хорошо, – холодно сказал мой друг, и этот лед в голосе обычно веселого Фарри больно ранил сердце.

– Прости…

Коридоры третьей палубы еще уже, чем ходы на палубах выше. Особенно технические, в которые нужно иногда протискиваться боком, когда минуешь какие-то непонятные мне коробы, механизмы и агрегаты.

С пола, от труб и разводов вонючей слизи поднимался едкий пар. Иногда он доходил нам до колен, клубясь и источая жуткие запахи. Я шел первым, выставив перед собой клинок и сжимая в левой руке дальнобой. За мной шагал Фарри.

Наконец мы оказались в коридоре, ведущем к каюте шамана. Здесь было значительно чище – видимо, твари старались не приближаться к покоям господина, и запах разложения не драл ноздри. С потолка свисали тусклые шаманские фонари. Черная дверь в конце коридора показалась мне проходом на тот свет. Там, за железной преградой, поселилось зло. Поработившее сначала доброго старика Балиара, а затем и команду…

Рука уже ныла от постоянного напряжения, поэтому я опустил меч, ругая себя за то, что забыл уроки Тороса. Бородатый воин говорил – клинок нужно поднимать только для удара или защиты. Все эти красивые жесты бесполезны и лишь выматывают.

Я, как обычно, поторопился и потому к дверям Балиара подошел, коря себя за глупость и массируя ноющие мышцы. Фарри приблизился и сказал мне на ухо:

– Что дальше? – В его голосе хватало рыбьего яда.

Я пожал плечами и сделал то, чего никак не ожидал от себя. Постучал. Рукоятью клинка по железу. Оглушительно, резко, требовательно.

– Что еще? – послышался гневный, приглушенный голос старика. – Чего тебе еще надо?

Фарри за моей спиной затаился, сместился чуть в сторону и выставил перед собой меч. Глаза его расширились, но он не сводил их с черной двери. Острие клинка дрожало.

Я не ответил. Лишь постучал еще раз.

– Какого демона ты вытворяешь, уродливый сын шлюхи и портового грузчика?! – Голос Балиара приблизился.

Сердце заколотилось, весь мой гнев заструился сквозь поры наружу, испаряясь в теплом воздухе прогретой палубы. Я не хотел убивать. Я засомневался. Что, если мы ошиблись? Что, если Балиар ан Вонк, старый шаман корсарского корабля, ни при чем?

– Р-р-р-ры-ы-ы-ы-ы, – низко загудел Фарри. – Инстр-р-р-р-румент нужен.

Что могло получиться у подростка, подражающего калеке? Я ожег друга возмущенным взглядом, но тут дверь отворилась, и в проеме появился разгневанный Балиар.

– Я тебя не понимаю, урод!

Палец нажал на спусковой крючок. Громыхнуло так, что мне показалось, будто сам Светлый бог содрогнулся на своем облаке и посмотрел вниз, на грешный лед. А его Темный собрат ринулся вверх из пучин океана, чтобы вновь проломить себе путь наружу и покарать того, кто посмел издать такой звук. Заряд дальнобоя попал старику в голову, отчего та дернулась назад, и тело Балиара грохнулось на дорогой ковер. Алое пятно крови принялось пожирать оленью шерсть ковра, расползаясь в стороны от убитого заклинателя.

Наверное, я испугался, ведь никак не ожидал, что шаман выйдет так скоро. И уж совсем не думал, что это будет так просто. Несколько секунд мы с Фарри стояли в оцепенении, глядя на труп шамана. Так просто? Одно движение пальцем – и десятки лет жизни, опыт разных краев, мудрость книг и тысячи пережитых моментов прошли в один миг? Раз – и все? Все проблемы позади?

– Уходим, Эд! Все, уходим! – первым отошел от шока Фарри. – Идем!

– Подождите! Подождите! – простонали из каюты. – Пожалуйста!

– Зиан? – изумился я.

– Помоги! Помоги!

– Что ты тут делаешь?

– Он грозился сделать из меня этих… Он грозился! Помоги!

Ученик шамана с жалким видом выбрался из-за ширмы. Он заламывал руки, с омерзением глядя на труп Балиара.

– Выведите меня отсюда! Эти твари подчиняются Шестерне! Если кто-то…

– Они должны погибнуть. Мы же убили старика! – сказал Фарри и тут же поправился: – Эд убил.

– Все равно надо бежать!

– Нет, – пришел я в себя. – Где печь?

– Какая печь? Если кто-нибудь увидит вас здесь! Надо бежать! – затараторил Зиан.

Я переступил через труп и прошел в покои шамана, пропахшие старостью и теплом. Печь стояла в центре комнаты, рядом со столом покойника. Где-то здесь должен быть бурдюк с энгу. Не гонял же Балиар людей каждый раз, как ему потребуется топливо. Вот что важно. Бурдюк.

Меня начало потряхивать от случившегося.

– Что ты делаешь, Эд? – тихо взвыл Фарри. Он отчаянно хотел уйти. Зиан стоял рядом с ним и пристально наблюдал за моими перемещениями.

– Мы должны сжечь тело, Фарри! Три Гвоздя говорил…

– Мало ли что он говорил, Эд!

– Мы должны.

Бурдюк нашелся в углу комнаты, рядом с ящиком с подтаявшими кусками льда. Значит, приносили недавно. На третьей палубе на холодном складе всегда был запас колотой плоти Пустыни.

Я вернулся к телу шамана с бурдюком, открутил крышку.

«Что же ты делаешь, Эд? Ты вообще понимаешь, что ты сейчас делаешь?»

– Будет пожар, – выдавил из себя Фарри. Он смотрел на меня с ужасом.

Об этом я не подумал.

– Помогите вытащить его в коридор. Там гореть нечему.

Вдвоем (Зиан по-прежнему лишь таращился на нас с непонятным изумлением) мы выволокли тело старика на железный пол коридора. Я вылил на мертвого шамана весь бурдюк, посмотрел на приятеля.

– Поджигай.

Тот непослушными руками вытащил огниво, склонился у трупа и высек искры. Вспыхнуло и загудело синее пламя, в один миг охватив сморщенного годами заклинателя. Фарри отшатнулся прочь, прикрывая лицо рукавом. Коридор стал заполняться дымом, вонью паленой шерсти и горелого мяса. К горлу немедленно подкатил комок.

– Зачем? – спросил Зиан. – Зачем вы это сделали?

– Потом. Теперь уходим. – Я справился с собой, отступил от полыхающего костра.

– Нет! Нет! – От вопля за спиной меня бросило в жар.

Шестерня стоял в проходе, и взгляд боцмана был прикован к сгорающему покойнику.

– Пожалуйста, нет! Только не это!

Он, волоча ногу, захромал к Балиару, в свете огня его и без того ужасное безносое лицо стало совсем безобразным. Нас Шестерня словно и не замечал. Я прижался к стене, пропуская скрюченного судьбой пирата. Мне показалось, что его левое плечо, обычно приподнятое из-за травмы, чуть опустилось.

– Этого не может быть. Не может быть. Как же так! – жалобно заскулил Шестерня. Неуклюже сбросив с себя меховую куртку, он принялся тушить труп, но жадная, маслянистая энгу лишь превратила ее в факел. Боцман отбросил куртку прочь и зарыдал.

– Бежим! – заорал я что было сил и рванул прочь от калеки и каюты шамана. Шестерня скошенной глыбой рухнул на колени, глядя на то, как догорает его хозяин. О нас он будто бы позабыл, и грех было не воспользоваться таким шансом.

– Ну почему так… Почему так! После всего! За что? – завывал пират. – Он мог мне помочь. Он помогал мне. Я не хочу больше боли! Не хочу!

Мы побежали прочь, оставив в проходе горящее тело монстра и воющего от горя палубного боцмана. Зиан держался за нами.

– Сволочи. Сволочи! Я убью вас, ублюдки. Я выпотр-р-р-р-рошу ва-а-а-ас! – донеслось вслед. Шестерня бросился в погоню.

У двери, откуда мы выбрались в коридор, Фарри даже не остановился, пролетев мимо.

– Фарри! Назад! – испугался я. За нами разъяренным ледовым львом рычал Шестерня. Горе и ярость наполнили искалеченное тело невероятной силой, и палубный боцман, несмотря на хромоту, уверенно нас догонял. В узких технических ходах у нас было больше шансов.

– Нет! К трапу! – Фарри скрылся за поворотом.

Я пребольно ударился об отворот, где коридор переходил в узкий ход. Свернул налево. Зиан торопливо толкал меня в спину:

– Быстрее! – крикнул он.

– Вы все испор-р-р-ртили!

Фарри взлетел по трапу и завозился с запорным механизмом. Я в несколько шагов оказался рядом с ним, глядя на два тела у подножия, разбухшие, полусгнившие. Порабощенные инструментарии с дальнобоями в руках. Получилось! Сработало! Три Гвоздя был прав!

– Открывайте! – завопил Зиан. Он отпихнул меня в сторону, дергая поворотный крюк вместе с Фарри. Я обернулся – Шестерня выбрался из хода и шел к нам. По изуродованному лицу текли слезы.

– Из-за вас. Все из-за вас!

До дальнобоев, лежащих в нескольких шагах, я добраться не успевал. Перезарядить подарок капитана – тоже. Боцман уже отстегнул от пояса клинок.

– Из-за вас…

Я поднял свой меч и облизнулся. За моей спиной ругались Фарри и Зиан, продолжая борьбу с дверью. Спереди надвигался Шестерня, и кто-то должен был его остановить.

«Но почему именно ты?»

– Он хотел помочь мне. Никто из вас никогда не помогал мне. А он хотел. Он вылечил мое плечо… А вы…

Когда корсар приблизился к подножью трапа, я спрыгнул вниз, встречая противника так, как учил меня Торос.

«Не жди первого удара».

Боцман взмахнул искривленным клинком, тщетно пытаясь поймать меня. Такой удар без труда сдержала бы и парка, но мне все равно удалось проскользнуть мимо. Уклонившись, я рубанул его по правой ноге, целясь в колено. Пират прошипел что-то и грузно завалился на бок. Лязгнул запор.

– Эд! Давай сюда!

Зиан ждать нас не стал, влетев в открывшийся проем. Шестерня извернулся, пытаясь зацепить меня кривым клинком, и я отскочил в сторону. Взбешенный боцман оказался между мною и спасительным выходом.

– Я столько сделал. Сделал плохого. Очень плохого! – загудел он. – Но не для того, чтобы вы все испор-р-ртили. Не для того.

Он пополз ко мне. Я пятился назад, глядя то на дверь, то на рывками приближающегося калеку.

– У вас есть все. У меня нет ничего. Нет жизни. Нет здор-р-р-р-ровья. А ты все погубил! Балиар-р-р-р полюбил меня. Он сказал, что поможет. Мое плечо не болит. Оно больше не болит. Оно двигается!

Он махнул клинком, метя мне в ноги, но я без труда уклонился. Достаточно было просто отступить на шаг назад. Свет шаманских фонарей призрачными огнями красил темный коридор, посреди которого черной тушей полз на меня человек, предавший свою команду ради обещаний сумасшедшего заклинателя льдов.

«Имеешь ли ты право осуждать его, Эд?»

Я отступил еще на несколько шагов, а затем с разбегу перепрыгнул ползущего Шестерню. Вернее – попытался это сделать. Боцман ловко перехватил мою ногу, и я грохнулся лицом о железный пол. В глазах засверкало от удара, но сознание меня не покинуло. Извернувшись, я клинком перерубил кисть пирата и пополз прочь. Шестерня заорал от боли.

Почему никто не пришел мне на помощь?!

Добравшись до трапа, я почувствовал, как меня подхватил кто-то за ворот и потащил наверх. Только там, когда захлопнулась дверь на нижнюю палубу, я понял, что это Фарри.

– Где все? Где?

Он ничего не ответил. Прислонился спиной к двери и медленно сполз вниз. А затем закрыл лицо руками.

– Что случилось, Фарри?

Внизу бесновался истекающий кровью Шестерня, он добрался до двери и колотил в нее, изрыгая проклятья. С каждой минутой его голос звучал все слабее. Внизу, в чреве третьей палубы, догорал труп шамана, и даже здесь запах гари драл мои ноздри. Внизу отправились в подледные чертоги порабощенные инструментарии «Звездочки», служившие какой-то загадочной цели прежде доброго и рассеянного старичка.

Но чувства в душе Фарри подсказывали мне, что это еще не все новости…

Глава девятая
Освобождение

Первым в тамбур у трапа прихромал Сабля. Остановился, с изумлением глядя на нас.

– Че, уже?! Справились? Че орал-то, где Шестерня?

Я сидел на полу, и мое сердце потихоньку успокаивалось. Хотя поселилось в нем что-то темное, что-то совсем нехорошее. Сожаление? Я смотрел на огонек лампадки в руках пирата и понимал, что мимолетное движение пальцем, прервавшее жизнь безумца, далось мне не так легко, как выстрел в Головача. Вдруг мы поспешили? Меня мучила неуверенность в содеянном. Более того, если бы в тот момент мне предложили вернуться на час назад, то я бы не стал стрелять. Не знаю почему.

Сабля перевел взгляд на Фарри:

– Получилось? Балиар того… Кончился?

Тот кивнул.

– Быстро, мать. Драный демон, да вы прирожденные убийцы, – неприятно хохотнул приободрившийся пират.

Я вздрогнул от этих слов. Поймал себя на мысли, что было бы неплохо проснуться. Прекратить то, что день за днем накатывалось на меня в этой драной Пустыне. Как было бы здорово открыть глаза и оказаться в доме старика Раска, в Снежной Шапке. А еще лучше – дома, за тонкой стеной от кухни, где возится с завтраком жена моего двоюродного брата.

В груди стало тесно, глаза защипало. Проклятье, я не хотел жить так, как выходило. Не хотел. Но с каждым днем все становилось только хуже, и сбежать от неприятностей возможности не было. Кругом Пустыня, в которой караулят Эльм, зверодемоны и убийственный холод.

Перед глазами вдруг встало лицо Балиара, когда он вылечил меня от страшных ран после порки Мертвеца. Доброе, чуть отстраненное. Почему-то представлялось именно оно. Совсем не тот звериный оскал, которым встретил нас старик перед гибелью. Да, в Балиаре не осталось ничего из того прежнего шамана. Но, может быть, мы могли помочь ему. Могли решить все как-то иначе?

«Где были эти мысли, когда ты согласился на предложение Дувала?!»

Сердце резануло еще больнее. Капитан сейчас, должно быть, выбрался наружу и призывает Эльма. Если тот выйдет… Если жажда крови в Гончей проиграет разуму… То Дувал вернется обратно, зная, кому он должен быть благодарен за все случившееся со «Звездочкой». Зная, что из-за новеньких юнг его корабль застрял в Пустыне, а большая часть команды мертва.

Фарри думал о том же. Бывший воришка понимал, что скоро все раскроется. Эльм расскажет, что ему нужно… Стало совсем худо. Я всхлипнул.

– Ты че, малец? Не реви тут.

Я спрятал лицо в грязном рукаве парки, силясь сдержать рвущиеся изнутри рыдания. Почему нельзя прокрутить все назад? Капитан вернется, и… Что будет? Нас с Фарри разорвут на части озверевшие от новостей пираты? Никто не поможет. Никто не защитит. Все закончится.

– Слышь! – Сабля подхромал ближе, неуверенно застыл надо мною. Он опирался на длинный клинок, словно на трость.

Фарри, плотно сжав губы, смотрел куда-то в темноту. В тамбуре появился Половой с наброшенным на плечи грязным одеялом и топором в руке.

– Все в порядке? Удалось? – спросил он. – Мы не ждали вас так быстро. Почти все на первую палубу ушли.

Сабля махнул ему рукой, неловко присел рядом со мной, аккуратно положив клинок на пол.

– Ты это… Малец… Молодец. Ты все правильно сделал.

– А если нет? – выдавил я из себя.

– Рано или поздно приходится рвать кому-то гребаную глотку. Это тебе не бредни оледенелых на голову бардеров. – Сабля засопел, глядя на мои слезы. Неуклюже подался вперед и похлопал меня по плечу. – Главное – знать, за что грохнул. Обычно все по-шаркуньи выходит. Либо ты, либо тебя. Хе… Самый такой вариантец. Самый обычный для нашего племени. Бывает – по тупости, бывает – из-за гребаной настойки. Или вообще случайно! Вникаешь?

Я помотал головой, не понимая, к чему клонит Сабля.

– Я впервые грохнул человека, когда был таким же гребаным пацаненком, как ты, малец. По дурости, мать. Он глянул на меня как-то так, сученыш. Как-то противно так глянул. Я ему по рылу и съездил, а этот… Раскроил себе черепушку, когда упал. Вникаешь? Вот где полная шаркунья ерунда получается. А ты… Ты тварь отправил к Темному, или куда там такая мразота попадает?

Неуклюжее утешение Сабли меня удивило и действительно встряхнуло. Я поднял взгляд на самого злого из моряков палубной команды.

– Я – тоже мразота. Но ты – нет, малец. Я следил за тобой. Ты сделал больше, чем мог бы сделать кто-то еще, вникаешь? Погано, понимаю. Думай о том, что если бы не ты – грохнуть старика пришлось бы рыжему.

– Я сейчас тоже расплачусь, – с сарказмом промолвил Половой.

Сабля чуть не подпрыгнул, обернулся. В душу его хлынула тьма.

– Могу помочь, – процедил он.

Старший матрос лишь хмыкнул. Сзади появился кто-то из абордажников и Рэмси, оба вооруженные.

– Сваливай, – отогнал меня от двери Рэмси. – Он еще там? Старик послал нас разобраться.

Бывший палубный матрос, а теперь штурмовик, дернул за запор и выругался. Закрыто. Раненый боцман вновь заблокировал механизм со своей стороны.

– Что? То, что кажется хорошей идеей при обороне корабля, на поверку оказывается не таким удобным, да? – осклабился Половой. – Ничего, сейчас вышлем мальцов, пусть добьют Шестерню.

– Я туда больше не полезу, – проговорил я.

– Кто тебя спрашивать будет?

– Попробуй заставить, – встретил я взгляд Полового. Он ядовито улыбнулся.

Рэмси в бессильной злости пнул дверь.

– Вернется капитан – решим, что дальше.

У меня внутри от этих слов что-то сжалось в животе. Может, стоило спрятаться в вентиляции?

Эльм выглянул из-под прикрытия ледового колосса, только когда убедился, что никого, за исключением знакомого ублюдка в красных одеждах, рядом с переговорщиком не оказалось. С тем собачьим сыном, затянутым в красное, силач уже пересекался и, обменявшись парой ударов с невероятно ловким бойцом, предпочел ретироваться. Противник попался жесткий, а хозяин сказал беречь себя. Хозяин требовал беречь себя.

И Эльм берег. Тому помогала сила господина и следы его холодной магии. Раны жглись, раны болели, но от любой из них нормальный человек давно бы остался во льдах, а Гончая по-прежнему жил. Жил, несмотря на черных слуг подонка, спрятавшегося на корабле. Несмотря на пули и клинки тупоголовых корсаров, так или иначе столкнувшихся с Эльмом. Они не знали, как убивать Гончих. У них не хватило для этого ума.

Большинство из недоумков остались среди ледовых шипов так удачно подвернувшегося лабиринта, и теперь мороз превратил их в куски замороженного мяса. Бесполезного, холодного мяса, в котором совсем нет радости.

Звук голоса с корабля подарил Эльму надежду. Когда сопляк сбежал, просочившись, как шаркунье дерьмо, через собачью щель, – бывший циркач едва не отчаялся. Но когда вновь заработали двигатели собачьего ледохода – его переполнил животный ужас. Что, если собачья посудина уйдет прочь? Сколько недель, а то и месяцев, придется плестись за ним, чтобы отобрать у щенка компас? Хозяин легко заберет у него свой великолепный дар в наказание…

А ведь господин изменил жизнь Эльма. Ушли противные боли в животе, ушли сомнения и дурные мысли. Он подарил ему восхитительную жажду. Неутомимую, необоримую жажду. Ноздри силача раздувались, надеясь уловить запах того восхитительного пара, что поднимается на морозе от теплой крови. Ему нравилось смотреть в глаза тех, кто оказался на пути господина. Видеть, как в них появляется обреченное понимание, а затем и морозная корочка.

Но уже несколько дней он не мог добраться до спрятавшихся на корабле людей… Усиленная броня оказалась непроходимой преградой даже для Гончей. Любую другую посудину Эльм вскрыл бы без особого труда. Прорезал бы обшивку, проник внутрь и устроил знатное пиршество. Но капитан корсаров не поскупился на дополнительную защиту…

Впрочем, теперь они выбрались наружу.

Первую минуту после того, как один из запертых за железной броней ублюдков появился под солнцем Пустыни, Эльм по-звериному изучал корабль в поисках подвоха. Тогда-то и увидел, что за фальшбортом верхней палубы примостилась фигура в красном. Наверняка стрелок с дальнобоем.

– Давай поговорим! Ты же умеешь говорить? – хрипло орал здоровяк с ледохода.

Ледяной мир сверкал под ярким солнцем миллионами искр. Эльм прекрасно видел любые детали зубастой равнины, и глаза не болели от белого безумия. За это тоже надо было поблагодарить хозяина. Эти теплые сосуды, там, за железными бортами, наверняка страдают от рези ослепительного светила.

Эльм ненадолго показался из-за края ледового шипа, для того чтобы обозначить себя. Переговорщик заметил это движение. Наверняка тот, в красном, тут же взял Эльма на прицел. Силач хищно осклабился и вернулся в укрытие. Ну нет, собачий сын. Он выжил среди этих безумных, режущих лед как масло черных ублюдков. Что ему какой-то стрелок.

– Чего тебе надо? Мы можем договориться! – прокричал человек, в жилах которого текла горячая, восхитительная кровь.

– Чего? Чего? Не слышу! – ответил наконец Эльм. Прижавшись к шершавому льду, он улыбался. – Спустись вниз и поговорим! Но только один! Пусть этот собачий сын останется там, где сидит. Не думайте, что я его не вижу!

– Чего тебе надо? Я тебя не слышу! – еще громче проорал незнакомец.

Эльм лишь ощерился и покачал головой:

– Спускайся, теплый!

– Я не слышу, что ты говоришь! Гребаные двигатели!

Здесь рокот моторов чувствовался, но, конечно, не так, как на корабле. Что ж, это только на руку.

Пират решался почти минуту. Бывший циркач видел, как он о чем-то переговаривается с красным. Наконец их беседа закончилась, и корсар стал спускаться по трапу. К горлу подкатил комок, тело аж задрожало в нетерпении. Эльм прикрыл глаза, наслаждаясь предвкушением. Ох, как это будет чудно. Настроение мигом улучшилось.

– Слышишь меня? – Переговорщик остановился у траков.

– А?! Что?! Громче!

О, скорее же! Скорее!

Моряк продолжил спуск. Ступал он очень тяжело, вцепившись в поручни и пошатываясь. Налети из Пустыни буря – и первый порыв ветра сбил бы пирата вниз. Добыча сама шла в руки Эльма. Рот наполнился слюной.

На Эльма вдруг накатила мысль, что, может быть, не стоит идти на поводу у жажды. Ведь он здесь застрял только из-за собачьего компаса. Хозяину очень нужен его артефакт, и этот бандит мог достать вещь Радага. Просто нужно рассказать ему правду, и все.

Но как же хотелось вновь вкусить запаха теплой крови. Эльм нахмурился. Приказ хозяина был ясен, четок. С другой стороны, что случится, если он еще раз пустит кишки очередному морскому бродяге? Они никуда не денутся.

Если только корабль не уйдет.

Силач мотнул головой в растерянности. Оценил расстояние до палубы. Если сейчас сорваться на бег, то у ледохода он будет через минуту, может быть через две. Судя по тому, как перемещался переговорщик, – уйти корсар не успеет. Стрелок обязательно выстрелит. Может быть, попадет. Но смотря куда… Вдруг снаряд дальнобоя прилетит прямехонько в голову?