Текст книги "Философия как наука. Двадцать пять потерянных веков"

8. Самое достоверное из всех начал

Аристотель понимает роль, и значение каждого из видов противолежания, но не все они могут быть признаны за «начало начал». Исключение составляет противоречащее, и именно его Аристотель выбирает в качестве самого достоверного из всех начал, как самой первой ступени познания. Философ утверждает:

«невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении… – это, конечно, самое достоверное из всех начал».5050
  Там же, С. 125.


[Закрыть]

Руководствуясь этим началом можно сказать, что в одном и том же, в одно и то же время, в одном и том же отношении не могут присутствовать абстрактные различия: «А» и «не-А».

Аристотеля интересует и другой вопрос: а могут ли в одном и том же объекте уживаться конкретные различия, т.е. другие виды противолежания, в частности, противоположности. Здесь нет А и не-А, поскольку «горячему» противоречит не «холодное», а «не-горячее». Ведь противоречие может быть лишь в пределах одного понятия, а «горячее» и «холодное» относятся к разным, т.е. к противоположным понятиям.

Закон (запрещения) противоречия вызвал много возражений. Его критиковал Г. В. Ф. Гегель, утверждая, что он метафизичен. Однако это не так, поскольку Аристотель определил границы своей формальной логики только одним из видов противолежания – противоречащим.

Что же касается диалектики, то в круг ее интересов входят и все остальные виды противолежания, множество которых при желании мы можем назвать и расположить друг за другом в ряд между абстрактным тождеством и абстрактным различием. Причем если Аристотель выделял только четыре вида, то, на мой взгляд, их бесконечное множество.

Поэтому с «первой философией» Аристотель тесно связывает и свое логическое учение, ибо основной закон бытия, согласно которому одно и то же не может в одном и том же смысле существовать и не существовать, есть также и закон мышления. При этом следует подчеркнуть, что противоположности – это не противоречащие друг другу стороны. Поэтому противоположности как и другие конкретные различия могут находиться в одном и том же. Например, в одной посуде мы можем смешать равные (и не равные) объемы горячей и холодной воды или белой и черной краски. Но иное дело, когда речь идет о высказываниях: они не в коем случае не должны быть противоречивыми.

Поэтому «те, кто намерен участвовать в беседе, – пишет Аристотель, – должны сколько-нибудь понимать друг друга… Следовательно, если кто говорит, что вот это есть и не есть, он отрицает то, что утверждает, тем самым он утверждает, что слово обозначает не то, что оно обозначает, а это несуразно. Если поэтому „быть вот этим“ что-то означает, то противоречащее этому не может быть верным в отношении одного и того же»5151
  Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 3. – М.: Мысль, 1981. С. 279 – 280.


[Закрыть].

Ставя вопрос подобным образом, Аристотель пытается убедить сторонников Гераклита в правильности и необходимости логического закона противоречия. Даже, если утверждаемое Гераклитом по существу истинно, – отмечает Аристотель, – то не может быть правильной сама форма его утверждения,

«а именно что одно и то же может в одно и то же время быть и не быть»5252
  Там же.


[Закрыть].

Формально-логическое мышление Аристотеля развивалось в тесной взаимосвязи с его изучением природы и общества. Поэтому его справедливо называют отцом формальной логики как систематизированной науки о рассудочном мышлении.

Но с таким же успехом Аристотеля можно назвать и отцом диалектической логики, как науки о разумном мышлении, поскольку именно он осмыслил ее исходные парадигмы: «противоположное» и «соотнесенное», обусловленные каббалистическим «законом весов». Тогда как все другие жившие после него мыслители, например, Н. Кузанский, Г. В. Ф. Гегель или К. Маркс пытались осуществить этот «проект» на пути предельных обобщений, т.е. посредством использования классификационных понятий предельной общности, т.е. в рамках рассудочного сократо-платоновского мышления.

Вместе с тем, сделав первые шаги по пути познания и осмысления конкретных различий бытия, Аристотель останавливается, ибо никак не может разобраться в содержании предложенного Гераклитом учения о циклическом движении, основанном на «законе сдвоенных весов» или гармонии «лука и лиры». Для него качающееся тело было просто телом, которое падает, испытывая сопротивление. Аристотель, как и большинство наших современников-гуманитариев, не может представить себе отношение, в рамках которого уменьшение одной из сторон приводит к увеличению другой стороны. Поэтому Аристотель не может допустить движение, в котором сопряжены не два, а четыре различия, две пары противоположностей.

Об этом факте свидетельствует фрагмент из аристотелевской «Физики», в котором философ допускает наличие не более трех начал, имея в виду промежуточное и противоположности. А

«более трех – ни в коем случае… если же при наличии четырех (начал) будут две (пары) противоположностей, – пишет Аристотель, – то наряду с каждой из них должно будет существовать начало какой-то особой промежуточной природы; а если две (пары) противоположностей могут порождаться друг из друга (как это утверждал Гераклит Ю. Р.), то одна из них будет излишней. Вместе с тем невозможно, чтобы существовало несколько первичных (пар) противоположностей»5353
  Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 3. М.: Мысль, 1981. С. 74.


[Закрыть].

Отсюда следует, насколько понимание реальности Гераклитом было выше воззрений на мир всех его современников, как и всех других античных философов.

В этой связи следует отметить, что Аристотель совершенно не понял не только концепцию Гераклита, он не понял и апорий Зенона, которые были направлены на осмысление гераклитовской гармонии «лука и лиры» как закона сдвоенных весов и которые, кстати сказать, дошли до нас только благодаря Аристотелю. Последний критикует парадоксы Зенона, считая, например, что Ахиллес не только догонит, но и перегонит черепаху, тогда как в предыдущих главах мы видели, что Зенон был прав: Ахиллес никогда не догонит черепаху. Это свидетельствует о том, что Аристотель совершенно не понял того мысленного эксперимента, о котором шла речь у Зенона.

9. Конкретно-научное мышление Аристотеля

От «первой философии» Аристотель стремится отделить «вторую философию» – физику. Поскольку в отличие от философии, она имеет дело с таким бытием, «которое способно к движению». Аристотель видит, что ни одна из существующих вещей не может воздействовать на любую случайную вещь или с ее стороны испытывать воздействие.

«Но бледное возникает из небледного, и не из всякого, а из смуглого или промежуточного между ними, и образованное – из необразованного, однако не из всякого, а только из невежественного или промежуточного, если есть что-либо промежуточное между тем и другим».5454
  Там же. С.71.


[Закрыть]

Поэтому, заключает Аристотель, там, где есть полное различие, и нет никакого тождества, там невозможно никакое воздействие. Точно так же не могут воздействовать стороны совершенно не различимые между собой.

«В самом деле, в силу чего одна из них будет воздействовать больше, – спрашивает философ, – чем другая? Поэтому, воздействовать и испытывать воздействие могут только стороны, принадлежащие к одному и тому же роду, но к неодинаковому и противоположному по виду. Ведь тело, – пишет Аристотель, – по природе способно испытывать воздействие от тела, вкус – от вкуса, а цвет – от цвета, вообще однородное – от однородного… Поэтому воздействующее и испытывающее воздействие должны быть в одном смысле тождественны, а в другом – разные и несходные друг с другом. А так как воздействующее и испытывающее воздействие одни и те же и подобны по роду, но не одинаковы по виду, а именно таковы противоположности, то, очевидно, что противоположности и (вещи), промежуточные между ними, способны по своей природе воздействовать и испытывать воздействие. Ведь уничтожение и возникновение целиком связаны с ними»5555
  Там же. С. 404 – 405.


[Закрыть].

Окончательный итог всех этих рассуждений состоит в том, что неодушевленные тела, движущиеся по природе, приводятся в движение не сами собой, а чем-то иным. Чтобы избежать бесконечного ряда движимых двигателей, Аристотель вынужден допустить существование «формы форм» т.е. первичного двигателя, аналогичного Авраамовой Всесиле, остающегося всегда равным самому себе, вечного и неподвижного, обусловливающего круговое движение внешней небесной сферы, а через нее – всего остального. Поэтому гераклитовской идее циклического самодвижения сущего, обусловленного «законом сдвоенных весов» или «гармонией лука и лиры», Аристотель противопоставляет идею воздействия одной стороны на другую, дополняя ее идеей первичного двигателя.

Приведенный выше анализ применим не только к аристотелевской физике, но и к его этическим произведениям. Здесь, например, гарантию добродетельной жизни Аристотель видит в уклонении от крайностей. Поэтому этические добродетели он определяет как «середину двух пороков», определяемых избытком и недостатком страстей. Из существующих трех наклонностей,

«две относятся к порокам – одна в силу избытка, другая в силу недостатка – и одна к добродетели – в силу обладания серединой; все эти (наклонности) в известном смысле противоположны друг другу, ибо крайние противоположны и среднему, и друг другу, а средний – крайним. Ведь так же как равное в сравнении с меньшим больше, а в сравнении с большим меньше, так и находящиеся посредине склады (души располагают) избытком сравнительно с недостатком и недостатком сравнительно с избытком как в страстях, так и в поступках. Так, мужественный кажется смельчаком по сравнению с трусом и трусом по сравнению со смельчаком. Подобным образом и благоразумный в сравнении с бесчувственным распущен, а в сравнении с распущенным – бесчувствен, и щедрый перед скупым – мот, а перед мотом – скупец».5656
  Там же. С. 91.


[Закрыть]

Эти фрагменты свидетельствует о том, что разработанное Аристотелем учение о золотой середине признавало действительным существование противоположностей в одном и том же, в одно и то же время, в одном и том же отношении.

У Аристотеля, как и у Гераклита, середина в одно и то же время обладает двумя противоположными свойствами. Однако здесь в «Никомаховой этике» и «Большой этике» Аристотель не считает, что это расходится со здравым смыслом и с законами логики. Напротив, актуальное сочетание противоположностей в одном и том же воспринимается им как необходимое. Поэтому, человек в своих поступках должен руководствоваться правилом золотой середины, т.к.

«обладание серединой похвально в чем бы то ни было, а крайности и не похвальны, и не правильны, но достойны (лишь) осуждения»5757
  Там же. С. 89 – 90.


[Закрыть].

Продолжая идти тем же путем, Аристотель анализирует правосудность, и приходит к выводу, что

«правосудие – это какая-то середина…».

Так, рассматривая исправительное правосудие, философ определяет его как нахождение середины между убытком и наживой. Поэтому при тяжбах прибегают к посредничеству судьи, который стоит как бы посередине между сторонами и уравнивает так,

«как (геометр уравнивает отрезки) неравно поделенной линии: насколько больший отрезок выходит за половину, столько он отнял и прибавил к меньшему отрезку»5858
  Там же. С. 153.


[Закрыть].

Таким образом, судья определяет равные доли при обмене, противном воле.

«Поэтому, – отмечает Аристотель, – и называют правосудие «дикайон», что это (дележ) пополам – «диха».

Строя свою «теорию» общественных отношений, в частности и теорию товарообмена, Аристотель в качестве связующего звена использует пропорцию, поскольку все, что участвует в обмене, должно быть каким-то образом сопоставимо. Основанием для соизмерения, по мнению Аристотеля, служит потребность, которая все связывает вместе, ибо, не будь у людей потребностей, – не было бы общественных отношений. Поэтому и дружба относится Аристотелем к тем же вещам, что и правосудие. Причем, одни виды дружбы основаны на уравненности, другие – на пропорциональности, однако в любом случае, каждый обращается за тем, в чем нуждается. Все это объединяет людей в сообщества, которые являются «частями взаимоотношений в государстве», т.е. частями государственного сообщества. Таким образом,

«всякое государство представляет собой своего рода общение…, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения»5959
  Аристотель. Т. 4. С. 376. См. также С. 155 – 156 и С.232 – 234.


[Закрыть].

Однако все обменные процессы Аристотель осмысляет иначе, чем Гераклит, не посредством «гармонии лука и лиры», а при помощи пропорций, т.е. двух пар ее членов, связанных между собой знаком равенства. При этом он указывает, как преобразовать «соотнесенное» в «противоположное» через нахождение надлежащей середины.

Это двойственное восприятие реальности: относительно промежуточного и относительно того или иного полюса, т.е. с позиции противоположностей или соотнесенного, явилось одной из причин вызвавшей к жизни два различных видения мира: диалектического и метафизического. Выходит, что каждое из этих мировоззрений правильно и обусловлено оно выбором специфической точки зрения на мир. И хотя Аристотель не всегда умел быть последовательным в выборе той или иной гносеологической позиции, все равно его можно считать основателем конкретно-всеобщего, диалектического мышления.

Рассмотренные нами фрагменты оказываются важными не только для выявления оснований аристотелевской философии. Они позволяют осуществить в общих чертах реконструкцию всей философии досократиков, ибо своими корнями они уходят в предфилософию Гесиода, и вполне вероятно, что непосредственно к авраамовой Каббале.

Кроме того, эти фрагменты позволяют сравнить аристотелевское разумное мышление не только с рассудочным мышлением Платона, но и с не выходящим за пределы классификационных понятий мышлением наших современников.

10. Философия Сократа и Платона как мнимая мудрость

Итак, аристотелевские метафизика, физика и этика оказываются родственными ионийской философии и уходят своими корнями в предфилософию Гесиода. Однако, в отличие от своих предшественников, Аристотель разрабатывает свое учение с поправкой на достижения элеатов, софистов, Сократа и Платона, т.е. особое внимание уделяет исследованию непротиворечивости, используя для этой цели закон противоречия как «самое достоверное из всех начал».

Аристотель понимает, что учение Сократа и Платона, ориентированное на достижение непротиворечивости мышления в то же время направлено на борьбу с релятивизмом софистов, а это разрыв не только с мышлением ионийцев, но и отступление от истины. И в этом главная особенность «первой философии», выгодно отличающая ее, от философии Сократа и Платона. Аристотель провозглашает первую философию «главной» и истинной наукой, тогда как сократо-платоновское направление в философии объявляется им «мнимой мудростью».

Вместе с тем, одной из основных задач философии Аристотель считает познание отношения общего к частному. Аристотель ищет ответы на вопрос, в какой мере одно понятие можно подчинить другому. Он ищет правила, по которым следует зрелой науке выводить из самых общих начал всякое специальное знание.

Разбирая вопрос о том, что можно принимать за начала вещей, а что нет, Аристотель считает, «что роды не начала вещей». Именно в непонимании этого, кроется причина поражения абстрактно-всеобщего способа мышления, главный недостаток которого в абсолютизации предельно общих понятий – категорий. Мыслить более общими понятиями, чем видовые понятия, – значит завести мышление в тупик, как это по мысли Аристотеля, сделал Платон.

Этот недостаток обнаруживается и позже, например, в философских учениях Г. Гегеля и К. Маркса. Вместо того чтобы использовать конкретные различия в форме видовых понятий, Гегель и Маркс используют понятия предельной общности, например, понятие «конкретное тождество» или «тождество противоположностей». Тогда как главное достоинство аристотелевского метода – конкретизация философского мышления. У Аристотеля это достигается за счет использования всего спектра классификационных и сравнительных понятий.

В философии Аристотеля воплотилась сущность научного, диалектико-логического способа мышления. Но воплощение это произошло накануне упадка всей греческой философии. Поэтому учение Аристотеля можно рассматривать в качестве завещания всем грядущим поколениям людей.

В итоге, мы можем четко выделить два направления древней европейской философии: ионийско-аристотелевское и элейско-платоновское, в основании которых лежат два совершенно разных способа мышления. Первый – это разумный, диалектический, конкретно-всеобщий способ, который опирается на весь спектр классификационных и известных в то время сравнительных понятий, второй – рассудочный, метафизический или абстрактно-всеобщий способ, опирающийся в основном на предельно общие классификационные понятия – категории.

И, действительно, когда мы читаем диалоги Платона, или работы многих современных философов, перед нами, скорее художественные произведения, нежели научные работы. Этого не скажешь о сочинениях Аристотеля. Главная его философская работа – «Метафизики» имеет характер явно выраженного научного философского труда.

IV. Философия по пути от рассудка к разуму

1. Возможна ли философия как наука?

Прошло более двух тысячелетий с тех пор, как Аристотель разработал и оставил нам свое философское учение. Но даже и сегодня по прошествии стольких лет мы не можем сказать, что его мудрость обрела на этой земле право гражданства.

Вместе с тем, ни об одном явлении культуры не было, пожалуй, написано столько книг и высказано столько разноречивых суждений, как о философии. Особенно это ощущаешь сегодня, в условиях радикальной переоценки ценностей, в условиях поиска новой парадигмы жизни. Так способна ли современная философия давать решение тех социальных проблем, которые накопились за последние десятки и сотни лет? Способна ли она давать объективное знание, находить новые формы мышления, дополнительные мыслительные средства, обусловливающие понимание реальности и взаимопонимание между людьми?

Долгое время среди философов бытовало представление о возможности создания одной-единственной научной философии, раскрывающей общие принципы мироустроения, философии, которая смогла бы служить универсальным знанием о мире. Однако надежда на создание такой философии так и не оправдалась.

Это связано с тем, что основные принципы разумного мышления, заложенные ионийской философией задолго до новой эры, практически не развивались, более того, они были основательно забыты. А, значит, на поставленные выше вопросы сегодня можно дать только отрицательный ответ. Это означает тупик интеллектуального развития гуманитариев. В результате философы все более склоняются к мнению о том, что философия не только не имеет права именоваться «наукой», но к ней вообще неприменимы критерии научности.

Проведенный нами анализ древнегреческой философии с позиций «закона весов» свидетельствует об обратном: философия может обрести статус науки, если она отойдет от абсолютизации предельно общих философских категорий, если она восстановит в правах все то ценное, что было наработано древнегреческим мышлением.

По этому поводу санкт-петербуржец Андрей Панов отмечает:

«древнегреческая цивилизация потому так и опередила в интеллектуальном развитии все другие, что двигалась в правильном направлении».

И сутью этого направления было умение древних греков сравнивать «одно» с «другим» с целью выявления их возможных отношений. Они понимали, что в основе релятивного бытия лежит свойство аналогичное операции сравнения. Даже речь и счет, как мы видели выше, возникли благодаря умению сравнивать: отождествлять и различать ситуации, вещи и величины. Но если названия вещей, их свойств и отношений, в основном, возникают вне всякого порядка, то счет возникает как умение строго называть в определенной последовательности числа, это умение определять количество кого– или чего-нибудь. Поэтому в отличие от рассудочных филологических наук, арифметика – это строгая наука о понятиях количества, выраженных числами. Арифметика имеет дело с количественным многообразием мира и с количественными понятиями, расположенными последовательно друг за другом в интервале от ноля до бесконечности.

0 – 1 – 2 – 3 – 4 – 5 – … ∞

Необходимость в вычислениях всегда была неразрывно связана с практической деятельностью человека. Люди очень медленно и с большим трудом учились считать, передавая свой опыт из поколения в поколение. Древнейшим и самым первым счетным инструментом, который сама природа предоставила в распоряжение человека, была его собственная рука. Сначала пальцы одной руки, затем обеих – пять против пяти, а там где не хватало пальцев рук, в дело подключались и пальцы ног. Пальцевый счет уходит корнями в глубокую древность, встречаясь в том или ином виде у всех народов. Время возникновения счета на пальцах определить чрезвычайно трудно, но известно, что эта форма счета использовалась очень долго. В средние века математики рекомендовали в качестве вспомогательного средства именно пальцевый счет. Известно, что в XVI веке его приемы еще излагались в учебниках. До сих пор пальцевым счетом пользуются маленькие дети, постигающие понятие числа.

Следующим шагом в развитии счета стало использование камешков, палочек или других предметов, а для запоминания чисел – зарубок на палках, узелков на веревках, засечек на глине. Ученые назвали этот способ записи чисел единичной («палочной») системой счисления, поскольку в ней для записи чисел применялись «палочки». В наше время счётные палочки используются для обучения счету маленьких детей. В первом классе их используют для обозначения чисел, для уяснения понятий «больше», «меньше», «равно». Ребенку нужны счетные палочки, с помощью которых уже в детстве человек постигает количественное многообразие мира. Взрослому человеку они не нужны, поскольку он научился автоматически отмечать то или иное, встречающееся ему количественное многообразие.

Но мир многообразен не только в качественном и количественном отношении, что нашло свое отражение в речи и счете, он структурно многообразен. Поэтому для постижения гармонии бытия, отражающей структурное многообразие мира, и ребенку, и взрослому нужны соответствующие понятийные и наглядные дидактические средства. И античные мудрецы их нашли. Кроме палочек в качестве средства для иллюстрации того, как надо осмысливать реальность, древние авторы предложили известные им приспособления: весы, лук и лиру. Помимо основной, их функция состояла также и в том, чтобы быть средством обучения диалектическому методу понимания действительности. И если математики в качестве средства развития мыслительной способности детей придумали способ обучения счету при помощи счетных палочек, то философы для обучения разумному мышлению нашли свои «счетные палочки», позволяющие наглядно представить и теоретически осмыслить единство и взаимопереходы шести (формально-логических и диалектико-логических) абстракций, представляющих собой начало понятийного ряда, аналогичного числовому ряду. Но это означает, что весы, лук и лира для продвижения научной философии значили то же, что пальцы рук и счетные палочки значили для зарождавшейся математики, на что многие последующие поколения философов не обратили внимания.

Читая эти строки, многие современные философы даже в данный момент не желают понять, о чем идет речь. И напрасно, поскольку именно этот прием позволяет современному человеку начать применять диалектику так, как он начал применять математику. Поэтому диалектическому мышлению, как и математике, надо учить. И лучше всего учить с детства.

Разглядывая разнообразные предметы и повторяя за родителями их названия, ребенок учится говорить, складывая счетные палочки, он учиться считать, но как ему научиться воспринимать процессы самодвижения и самоорганизации не воспринимаемые при помощи речи и счета? Как постичь гармонию бытия? Научная философия находила для этих целей соответствующие понятийные средства – это сравнительные понятия и соответствующие дидактические наглядные средства – это весы, лук и лира. Их образы мы на каждом шагу находим не только в учениях древнегреческих философов, но и в философских учениях древней Индии и Китая.

Отсюда следует, что не существует деления между естественно-научным и гуманитарным мышлением, тем более не существует профессиональных форм мышления: политического, экономического, педагогического и т. п. Мышление едино во всех профессиях. Оно представляет собой формализованный процесс на основе логической операции «сравнение» по законам логики и диалектики. И эту способность можно развить с помощью использования наглядных образцов, которыми служат весы, лук и лира. Сегодня к этим дидактическим средствам нужно добавить компьютерный экран, с его биржевыми котировками цен и, главное, трендами.

Поэтому «высшая философиия», т. е. мудрость как «наука о первых причинах и началах»6060
  Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 1. М., «Мысль», 1975.


[Закрыть], должна включать в себя не только умение ориентироваться в качественном и количественном многообразии мира, используя для этой цели классификационные и количественные понятия. Мудрость проявляет себя в умении ориентироваться во всем релятивном мире, обусловленном не только простейшими отношениями «тождества», «различия», «соотнесенного», но и другими более сложными абстракциями.

При этом попытки найти ту или иную бинарную оппозицию, а, значит, и новую объективную точку зрения на мир, предпринимали все досократовские мыслители. Последним, как мы видим, кто понимал значение операции «сравнение», и кто с позиции разума стремился осмыслить каждое из имеющихся отношений, был Аристотель. К сожалению, философия не только не сумела пойти вслед за Аристотелем по пути нахождения все новых и новых видов противолежания, но, напротив, пренебрегая операцией сравнения, она ушла вслед за Сократом и Платоном с намеченного традицией пути, потеряв тем самым суть направления интеллектуального развития, что впоследствии отразилось на развитии гуманитарных дисциплин.

Увязнув в рассудочном мышлении, философия скатилась на предфилософский уровень. Несмотря на полученный объем информации и весьма широкое предметное поле, она так и не сумела заявить о себе как о подлинной науке.

Захватив контроль над духовной жизнью общества, философия остановила развитие гуманитарного мышления в лучшем случае на уровне средневековья. Кроме того, она же задержала развитие монотеистических религий: иудаизма, христианства и ислама, которым по сей день так и не удается соединить веру с разумом.

Если в средние века философия была «служанкой» богословия, то сегодня она свободна. Тем не менее, продолжает сохранять тесную, но невидимую связь с религией. Таким образом, современная философия и авраамические религии, – это пара, представляющая в нынешнем мире рудименты средних веков.

Вместе с тем, существует очень простое решение, способное вывести философию из тупика. Оно заключается в том, чтобы снова пойти по тому направлению интеллектуального развития, которое было намечено досократовской, прежде всего ионийской философией. А, значит, осмысливать реальность не «вообще», как это делают сегодня гуманитарии, а с объективных позиций, т. е. с позиции того или иного вида противолежания. Для чего философам всего лишь необходимо освоить операцию «сравнение», а вместе с ней и весь спектр сравнительных понятий, каждое из которых соответствует тому или иному виду симметрии и антисимметрии.

Постигая конкретные различия и отождествляя их, действительная наука, шаг за шагом продвигалась в направлении интеллектуального развития. Это позволяло ей создавать все более общие физические картины мира. Тех же результатов можно добиться в социальном и гуманитарном знании. С появлением сравнительных понятий у философа появляется возможность для еще более смелых научных обобщений, включающих в свою орбиту не только физический, растительный, животный, но и весь социальный мир.

Если же философия не сумеет освоить познавательную операцию «сравнение», если она не сумеет пополнить свой понятийный аппарат необходимым количеством сравнительных понятий, то она навсегда останется занятием «любителей», умением «рассудительно» и увлекательно обо всем поговорить, но не более того.

Резюме

1. Анализ показывает, что интеллектуальное развитие человечества было обусловлено несколькими последовательными шагами, сделанными наукой в одном направлении. Первый из этих шагов – это развитие речи и появление непротиворечивого мышления, возникающих на основе умения отождествлять и различать ситуации, т.е. на основе овладения абстракциями «тождество» и «различие». Сегодня на этой основе мы имеем приблизительно 100 – 200 тысяч слов разговорного языка, т.е. классификационных понятий, позволяющих ориентироваться в качественном многообразии мира.

2. Второй шаг в направлении интеллектуального развития обусловлен логической операцией «счет», которая возникает вместе с осмыслением сравнительных понятий «больше и меньше». Поэтому в отличие от рассудочных, филологических наук, осмысляющих качественное многообразие реальности, связанная с разумом арифметика – это строгая наука о понятиях количества, выраженных числами. Арифметика имеет дело с количественным многообразием мира и с количественными понятиями, расположенными последовательно друг за другом в интервале от ноля до бесконечности.

3. Что же касается третьего шага, то он, как и первые два шага, также обусловлен операцией «сравнение». Этот этап включает в себя осмысление колебательных процессов, т.е. волн, ритмов, обменов, протекающих во всех сферах действительности и выраженных нами через ортогональную диспозицию на основе каббалистического закона «сдвоенных весов» или гераклитовскую гармонию «лука и лиры». Последующие шаги позволят и дальше познавать структурное многообразие мира, выражая его в сравнительных понятиях: «дополнительное», «подобное», «порядковое» любого порядка, вплоть до бесконечности.

На сегодняшний день, как мы уже знаем, известно лишь несколько сравнительных понятий: «тождественное», «соотнесенное», «противоположное», «противоречащее». После древних греков этот ряд не пополнился ни одним принципиально новым понятием. Это и обусловило тупик в мышлении гуманитариев, ибо своим возникновением и развитием мудрость или «первая философия» была обязана именно умением сравнивать, умением находить все новые и новые «виды противолежания». Как нет арифметики без операции «счет» и всего спектра количественных понятий, так нет мудрости и философии без операции «сравнение» и всего бесконечного множества сравнительных понятий.

4. Итак, философия – это способ осмысления мира, для которого логическая операция «сравнение» является главной мыслительной операцией. Поэтому исходными категориями философии были и должны быть сравнительные понятия, как такие структуры мысли, бесконечное множество которых дает объективные точки зрения на мир.