Текст книги "Билет на поезд любви"

Юрий Ровенский
Билет на поезд любви. Стихи разных лет

 
Я хочу, чтоб послушный стих,
Как дамасский клинок, был твёрд.
Чтобы в звоне его не затих
Этой жизни суровый аккорд.
Чтоб, срывая покровы лжи,
Пробивая в сердце окно,
Смех и слёзы живой души
Исторгал из глубин его!
 

© Оформление. ООО «Издательство «Перо», 2024

© Юрий Ровенский, 2024

Лирика

Прощальное

 
Благодарю тебя, друг мой,
За светлый рай воспоминанья,
За то, что ты была со мной
В минуты счастья и страданья,
За то, что сон святой любви
Навеян был тобой, родная,
За то, что с ним ко мне пришли
Дыханье трав и солнце мая.
Всё счастье жизни и весны,
Души огонь и сердца сила
Навек тобою мне даны,
Ты их навеки разбудила.
 
 
За боль невольную – прости,
Прости за дерзкие мечтанья
И первый поцелуй любви
В часы последнего свиданья…
 

1955

Визит дамы

 
Миледи Смерть, мы просим вас
за дверью обождать…
 

«Ирландская застольная»

Л. Бетховена, слова Дж. Бейли

 
Безмолвно рдеет стынущий камин.
Упрямо в ставни ломится ненастье.
Ночная мгла вокруг, и я один,
И дышит темнота холодной пастью.
 
 
Видений горьких лёгкий хоровод,
Воспоминаний смутных и унылых
Упрямо предо мною восстаёт,
Переливаясь в угольях остылых.
 
 
Я счастье знал и горечь пораженья,
Любви уроки довелось учить…
Всё – прошлое. Всё ныне – сновиденье,
И призракам его не воскресить.
 
 
Толпою лёгкой сны уходят вдаль
И снова возникают с прежней силой:
Проплыли радость, горести, печаль,
Вот на мгновенье вспыхнул образ милый,
 
 
Любимых глаз навек потухший свет,
Навеки запоздавшие объятья…
Остались мрак, нарушенный обет
 
 
И теплота последнего пожатья…
 
 
Мы так ошиблись, девочка моя!
Зачем был этот холод подозрений,
Зачем вползла незримая змея
Нелепых шуток, мелочных сомнений?..
 
 
   И вот уж поздно. Поздно всё. Навек.
Слова излишни. Муки расставанья,
Колючий, нестерпимо-яркий снег
И сердце разрывавшие рыданья…
 
 
…Рыча, пронёсся ветер, словно зверь,
И отозвался тяжким звоном меди.
Стучится кто-то в запертую дверь.
– А, это вы? Входите же, Миледи!
 
 
Признаться, я не ждал так скоро вас…
Как, впрочем, и тогда, когда счастливым
Я был давно… Но вы пришли сейчас.
Вы – как любовь: всегда нетерпеливы!
 
 
Присядьте же. Погрейтесь у огня.
Промокли вы? Тогда сушите платье.
Но только уберите от меня
Холодные и жадные объятья!
 
 
Зачем вы здесь? Зачем пришли сюда?
Хоть пристань тихая у вас уже готова,
Но если вы хотите… Что ж, тогда
Мы партию составим с вами снова!
 
 
Ведь я ещё не встал из-за стола,
Игра ещё не кончена, поверьте:
Покуда ставка верная цела,
Не сдамся я ни дьяволу, ни смерти!
 
 
Я начинаю снова с козырей!
Пускай судьба шлёт горе и невзгоду,
В лицо без сожаленья брошу ей
Краплёных карт проклятую колоду!
 
 
Я слышать не хочу часов угрюмый ход.
Мгновенья долгие, что вдруг уходят в вечность,
Летите прочь! Бокал последний ждёт,
И из вина смеётся Бесконечность!
 

1955

Видение

 
Тьма глухая. Звук не слышен.
Чуть потрескивает крыша.
Грёзы и покой.
Тьма в глазах заколебалась,
Дрогнул воздух. Что-то сталось
В комнате ночной.
 
 
Мрак сгустился, стал упругий.
Ожил вдруг, свернулся в дуги…
Размылся опять.
Тихо выпрыгнул из шкапа
И неслышной мягкой лапой
Шевельнул кровать.
 
 
Что-то зыбкое явилось,
На мгновенье наклонилось,
Пронеслось, как дым…
Вот опять над головою
И качает надо мною
Черепом пустым…
 

1956

Гёзы мы!

(По мотивам романа «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке» Шарля де Костера)

 
Гёзы мы! И да здравствуют гёзы, друзья!
Этот гордый девиз о борьбе говорит.
Так поднимем же меч! Ибо медлить нельзя:
Сердце Фландрии жаждою мщенья горит!
 
 
Мятежа острый меч поднялся над страной,
Дрожь доходит до стен неприступных дворца.
Это – крови поток, что широкой волной
Лижет ноги и трон короля-подлеца!
 
 
Трепещи, о Филипп: гёз свободный восстал!
Меч взметнулся победно в дыму и пыли!
«Без пролития крови» ты стольких сжигал,
Что теперь захлебнись же в невинной крови!
 
 
Внемли, Альба! О ты, верный пёс короля:
Это Фландрия юная вышла на бой!
Гул идёт по дорогам и стонет земля:
За костры ты заплатишь своей головой!
 
 
Выходите из боя, кто духом ослаб,
Жизнь в покорности и пресмыканье влача…
Помни, братья: чем ниже сгибается раб,
Тем сильнее свистит над ним кнут палача!
 
 
Все, кто молод и смел, кто способен поднять
Копья, сабли, мушкеты, мечи, топоры, —
Смело в наши ряды! И за Фландрию-мать
Мы зажжём королю не такие костры!
 

1957

Ты ушла

 
– Что ж ты смолк? Жизнь не остановилась,
Есть заботы, трудности, дела…
Да ведь ничего и не случилось?
– Так, пустяк. Всего лишь
Ты ушла.
 
 
– Э, пройдёт! Поверь, тоски сердечной
Ноша, друг, не так уж тяжела:
Под луною ведь ничто не вечно!
– Да, не вечно…
Вот ты и ушла.
 
 
Ты ушла. И сразу потемнело
В мире, что раскинулся вокруг.
Я чего-то жду ещё несмело:
Вот сейчас. Не может быть. А вдруг…
 
 
Нет. За поворотом платье
Раз мелькнуло. Только лишь в глазах
И в душе, как в фотоаппарате,
Навсегда остался этот взмах.
 
 
Запах леса, сена или мяты,
Лунный свет, что на воде лежит,
Брызги, что упали пред закатом
И в траве искрятся, как нефрит,
Лёгкой паутины трепетанье,
Бирюзу морей и зелень трав,
Небо в бриллиантовом мерцанье —
 
 
Ты ушла, с собою всё забрав.
 
 
Холод, ночь. И мерной чередою
Облака идут за рядом ряд.
Почему же мне с такой тоскою
Вспомнился внезапно этот взгляд?
 
 
Небо опускается все ниже,
Тишина в ушах – как метроном,
Кто-то исступлённо сердце лижет
Мокрым и холодным языком.
 
 
Воля сжалась в серенький комочек,
Грубою рукой её не тронь…
Кончено. Размыла буквы строчек
Где-то зазвеневшая гармонь…
 

1957

Ты

 
Если тебя не встречают огни,
Если один идёшь,
Ты руку её тихонько сожми —
И силу вновь обретёшь.
 
 
Если твой стал мучительным путь,
И просвета в сумерках нет —
Дай ей в глаза твои заглянуть,
И вновь обретёшь рассвет.
 
 
Значит, ты не один теперь,
Значит, стихла пурга,
Значит, тебе открывает дверь
Маленькая рука.
 
 
Становится тише сердца стук,
Мерный спокойный ритм…
Это значит: с тобою – друг,
Это значит: с тобою, друг,
Жена твоя говорит.
 

1958

Камыш

 
Губ твоих разбуженных коралл,
Лёгкий след морщинки одинокой
Я запрятал в памяти глубоко
И в далёкий путь с собою взял.
 
 
Навсегда с собою я унёс
Твоих взоров отблеск золотистый,
Тёплых глаз, которые пушисты,
Словно пруд, что камышом зарос…
 
 
В те часы, что кратки, как мгновенье,
Ласки твоих робких нежных рук…
Мне казалось: я услышал вдруг
Сердца твоего прикосновенье…
 

1958

Шарик

 
Мягкий шарик ласковый,
Зябко в шерсть укутанный.
Смотришь, словно сказкою,
Тёплой и уютною.
 
 
Как в озёрах – мечутся
Искры цвета осени.
Губы – выпить хочется,
Окунуться – в озере.
 
 
В волнах карих плещется
Нежность безграничная…
Сказка моя вещая,
Шарик мой коричневый!
 

1959

Джордано Бруно

Светлой памяти Джордано

посвящаю эти строки.

 
Пусть прославится вовеки
Тот, кто вслед за Эпикуром
И Лукрецием блестящим
До последнего дыханья
Пламя слов и пламя мыслей
Отдал Разума победе!
 
 
Кто бестрепетной рукою
Сбросил с Разума оковы
И открыл свободной мысли
Беспредельное пространство.
 
 
Где во мраке вечной ночи,
В вечном холоде Вселенной,
В молчаливом хороводе
По путям предначертанным,
Отражая пламень солнца,
Роем кружатся светила…
……………………..……………….
Знаю я, что в те минуты,
На костёр взошедши смело,
Видел ты сквозь дым и пламя,
Что за Истину святую
В бой идут тебе на смену
Новых рыцарей отряды!
 
 
Потому-то, о Джордано,
С губ твоих, уж посинелых,
Не слетело, не сорвалось
Даже слово о пощаде,
Когда огненные змеи
Обвили объятьем жарким
Твою голову седую…
 
 
И на помосте смертельном,
Жадно глядя в бесконечность,
Стоя, как на пьедестале,
Ты был всех главою выше,
Выше, как всегда, Джордано!
 
 
И в последние мгновенья,
Уже пламенем объятый,
Ты, как прежде, верил твёрдо,
Что исчезнет тьма, и солнце
Выглянет из туч кромешных,
И над миром воссияет
Факел Разума нетленный!
 

1959

Колокола

(По мотивам одноименного стихотворения Эдгара По)

 
Слышишь: в воздухе морозном,
В тишине, под небом звёздным,
Звон серебряный плывёт.
Мчатся сани под уклоном.
Колокольчик звоном, звоном,
Радостным, хрустальным звоном
Ближе путника зовёт.
 
 
Как поток стихов могучих,
Искромётных и кипучих,
Звуки хлынули, звеня,
Раззвенелись, разлетелись,
Звоном сердце веселя,
В вихревую, огневую
Пляску жаркую маня!
 
 
Вот рекой неукротимой
Хлынули волной незримой
Пляской душу опьянять.
Не внемля людским законам,
Звоном, звоном, чистым звоном
Всё звучать, звучать, звучать!
 
 
Слышишь: звон златой несётся,
Эхом счастья отдаётся
В тихом воздухе ночном.
Негой томной манит душу…
Путник, не спеши! Послушай:
О любви взывает он!
 
 
Горлинка на ветке тонкой
Всё внимает песне звонкой,
Песне счастья, что несётся
Над притихшею землёй.
О любви неистреблённой
Двух сердец соединённых,
Словно счастьем окрылённый,
Звон несётся золотой!
 
 
Звуки льются, нарастая,
Как весенняя, живая
Льет со склонов гор вода.
Как могучих рифм потоки,
Что укладывает в строки
Вдохновения узда!
 
 
Вот рекой неукротимой
Хлынули волной незримой
Счастьем сердце наполнять.
Не внемля людским законам,
Звоном, звоном, чистым звоном
Всё звучать, звучать, звучать!
 

1959

20

Прощание с родиной

(По мотивам поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда» Джорджа Гордона Байрона)

 
Седой завесой берег скрыт.
На волны лёг туман.
Вдали во влажной мгле шумит
Враждебно океан.
 
 
Кипят буруны за кормой,
Вздыхает грозный вал…
Угрюмый мир оставлен мной
Средь скользких мшистых скал.
 
 
Я предал прошлому навек
Людей и города,
И мой, когда-то близкий, брег
Стал чуждым для меня.
 
 
Моленья нищих у дворцов
Вельмож и короля,
Мерзавцев хор и хор глупцов —
Вот всё, что бросил я!
 
 
Для вас, кто в жире утопал,
Кто червем быть готов,
Разврат презренный покрывал
Личиной лживых слов,
 
 
Я жар души моей впитал
В стальную грань стихов,
Сердца людей освобождал
От золотых оков…
 
 
И вот награда! Суд невежд
К изгнанью присудил,
И рухнул светлый мир надежд,
Что в сердце я носил.
 
 
Ботфорт придворный растоптал
Мятежный пламень слов,
Изгнал певца, что повергал
С высот во прах глупцов.
 
 
Теперь узнал я вам цену.
И роскошь ваших зал
На ветер, небо и волну
Легко я променял!
 
 
Покорный ветреной судьбе,
Лети, мой верный бриг!
Я в жертву всё принёс тебе,
Свободы жданный миг!
 
 
Один лишь друг оставлен мне:
Под сенью мрачных туч
Ты плещешь предо мной во тьме,
Свободен и могуч!
 
 
Твой грозно-ласковый простор
Не знает горечь слёз,
Ему неведом лжи позор,
Что человек принёс.
 
 
…В безвестность устремлён бушприт,
Покинут мир людей.
В волнах навеки берег скрыт
Рабов и палачей.
 
 
Свирепый норд дыханье рвёт,
К штурвалу не пройти…
Вперёд, мой верный бриг, вперёд —
Хоть к дьяволу лети!
 
 
…О дети Спарты и Афин!
Вы зажжены борьбой,
Навеки предан вам, как сын,
Я телом и душой!
 
 
Презренным палачам под бич
Не склонится народ,
И древний фермопильский клич
К оружию зовёт!
 
 
Эллады гордые сыны
За честь страны встают,
И стяги праведной борьбы
Меня на бой зовут!
 
 
Где стонет правда под пятой,
Свободе негде жить,
Я меч свой старый, боевой,
Сумею обнажить!
……………………………….
Взлетает гневная волна.
Мой бриг, вперёд лети!
 
 
Прости, родная сторона…
О родина! Прости!
 

1959

Мне в комнате слышатся…

 
Мне в комнате слышатся запахи лиан,
Моя кровать – гамак из ветвей, сплетённых туго,
Меня по утрам тревожит океан,
И о чём-то шепчут чёрные губы…
 
 
Мне все кричат, что сейчас – двадцатый век,
Что улицы – пыльны, а небо – как небо,
И что я – чудак, и что жив человек
Не звёздами в небе, не небом, а хлебом…
 
 
Но я вижу из окна парус на волне,
И улиц глубина теряется в тумане,
И трамвая звон напоминает мне
О жёлтом песке и бредущем караване…
 
 
Хотите, я выкину штуку одну,
И люди солидные возмущённо ахнут?
Я море стаканом на стену плесну,
И комната бризом солёным запахнет!
 

1962

Эльдорадо

 
В сине-зелёном гуле,
В багровой ярости вопля
Мне показалось: будет!
Мне послышалось: помни!
 
 
– Аве! —
Кричали волны.
– Аве! —
Свистели фалы.
 
 
– Аве! —
Исполни, вспомни,
Что сам себе обещал ты:
 
 
Сто тысяч Крестов Южных,
Сто тысяч Летучих Голландцев,
И зелень морей недужных,
И ветра победные танцы!
 
 
…Но красная обезьяна
Меня языком дразнила,
И, мягко ступая, нирвана
К постели моей подходила…
 
 
И я проплывал устало
Мимо осколков острых,
И было мне мало, мало,
И было не так-то просто…
 
 
И море пахло сандалом,
И берег мерцал еле-еле,
И снова звезда загоралась
В найденном мной Вифлееме…
 
 
Запах смолы и меди —
Отрава моя и отрада.
 
 
Мой шкипер немой,
Ответь мне:
Найду ли своё
Эльдорадо?
…………………………..
Сквозь солнце
Неслись альбатросы…
 

1963

Высшая мудрость

 
Губ теплоту и бокал
Ныне я страстно хочу!
Рок беспощадный гнетёт:
Должен я ум иссушать.
Вместо объятий и ласк —
Груз удручённых умов,
Вместо томительных слов —
Шелест унылый страниц…
 
 
Боги, за что же ваш гнев?
Что мне Платон иль Сократ?
Ныне один Эпикур
Мог бы меня исцелить!
 
 
Бёдра упругие дев,
Лона их пламень живой,
Тёплая сладость вина —
Высшая мудрость веков!
 

1966

Когда ты покинешь меня

 
Рванулась ты – пусти! В магический свой круг,
Очерченный тобой, чтоб – чур меня, нечистый!
Где снова всё твоё – светло и чинно,
И ночи нет. И нет и слова «вдруг»…
 
 
И нет опасной зыбкости вещей,
Ажурности щемящей и прохладной,
Мгновенности уходов и возвратов,
Когда ничто – ничьё, и ты – ничей…
 
 
Уюта стен чужих и тишины,
Наполненной губами и дыханьем,
И слов ненужностью, и ожиданьем,
И тусклым светом из-за штор – луны…
 
 
Ты развернула скомканный билет
До станции надёжной и конечной,
Где вывеска неоновая «Вечно»
На скатерть льёт спокойный ровный свет.
 
 
И будут вновь размеренными дни,
И муж, и дом, и маленькое счастье…
Отпустит долг зажатое запястье,
И всё вернётся на круги свои.
 
 
Ты снова станешь женщиной земной,
Как все вокруг – инопланетно чуждой
Прозренью, ослепленью и причуде
И к зову невозможности – глухой…
 
 
…Но злобному раденью вопреки
(А может, вправду чем-то виноваты),
Мои в ночи рождённые Солдаты,
Готовые к атаке, залегли.
 
 
И в ночь благословенную одну
Ты воззовёшь ко мне из дальней дали
И скажешь: «Утоли мои печали…»
 
 
И я Солдат в атаку подниму.
 
 
Они придут, хоть жди их, хоть не жди,
В твой дом и мир, которых станет мало:
Мои в ночи плывущие кварталы,
Мои рассветы и мои дожди.
 
 
Они придут, хоть жди их, хоть не жди,
И ты вдруг ощутишь, как наважденье,
И пальцев моих сонное скольженье,
И влагу губ на бёдрах и груди…
 
 
Тебя накроет тёплою волной
Моя, тебе привычной ставшей, нежность,
И вновь ты ощутишь её безбрежность,
Как в ночи, когда ты была со мной…
 
 
Она к тебе нагрянет, ворожа,
Закутана в нестройные созвучья
Моих стихов, как солнце в рваных тучах,
Любви моей израненной душа!
 
 
…И в ритме наступающих Полков
Ты вдруг услышишь как освобожденье:
Созвездий зеленеющих движенье
И полустанков сумеречных зов…
 

1970

Красный цвет

 
Он горек на вкус,
Этот красный цвет.
Как вино
И кровь,
Как вино
Или кровь.
 
 
Как нервный
И возбуждающий смех.
Как укус за ухом
В память любви.
Как губы той,
Которой нет.
Как надежды обманутой
Сладость и боль.
 
 
Как последняя капля
В кубке Судьбы.
 
 
Он и острый,
Этот пронзительный цвет.
Как ласка
И боль.
Как ласка
И боль.
 
 
Как любви безответной
Скупые дары.
Как остры груди
И остро мгновенье.
Как остро первое
Прикосновенье.
 
 
Как осколки кумиров разбитых
Остры.
 
 
Но его насытить легко,
Этот цвет.
Как смерть
И любовь.
Как смерть
И любовь.
 
 
И тогда
Он уже – не вино
И не кровь.
 
 
Он спокоен,
Как человек без надежд.
Он спокоен,
Как человек без мечты.
 
 
Он спокоен становится,
Как рассвет,
Когда медленней стал
Времени ток,
 
 
Когда губы податливей стали
Вдруг,
И капли пота
Исчезли со лба,
И смысл холодный
Влился в слова,
 
 
Когда ночь любви
Ушла за порог.
 

1972

Ночной патруль

 
Из чёрной жести
Застыли листы,
Из пятнистой фольги
Луна.
И мерно вздрагивает ночь
В гулком ритме
Сапог.
 
 
Облиты зелёной глазурью тьмы
Силуэты углов и стен.
И мёртвые блики
На стёклах домов,
Как бельма,
Смотрят в упор.
 
 
Зыбкие тени
Плетут кружева
В звонких потоках
Луны.
И человек
Идёт сквозь них,
Пятнистый,
Как Арлекин.
 
 
И то исчезая в окрестной мгле,
То зеленью выхвачен вдруг,
Ложится на ватман холодный
Луны
Чётким пунктиром —
Штык.
 
 
По лицам,
Струящимся во мрак,
По аспидной гулкой земле
Ночь,
Играя звоном луны,
Зелёным дозором идёт.
 

1972

Ahoj[1]1
  Ahoj (чешск.) – прощай


[Закрыть]

 
Прощай!
Словно враг, эта ночь наступает.
И шёпот – как крик,
Полный боли и муки…
Прощай!
Эта ночь нас с тобой разлучает,
Минута осталась
На губы и руки…
 
 
Минуты ночные
Крадутся, как воры.
Стихают курантов
Последние звоны…
Мне издали
Грустно кивают соборы,
Меня на вокзал
Провожают мадонны…
 
 
Спасибо за всё,
Что даровано нам
Не по праву,
За то, что была
Ты и Прага —
Спасибо.
Спасибо за дождь,
И за мост, и за Влтаву…
 
 
Спасибо
             Спасибо
                          Спасибо
                                      Спасибо…
 

1973

Мимо…

 
Шагают —
Сквозь дыхание рассвета.
Шагают —
По слезам упавших сосен.
Шагают —
Мимо слитых в поцелуе
И рощ весенних нежной наготы…
 
 
Звучит орган полярного сиянья,
Смеются дети
И щебечут птицы,
Росу роняют утренние травы…
 
 
Они шагают —
Чтобы срезать путь…
 

1975

Письмо

 
Извините меня,
Что пришлось мне покой ваш нарушить.
Только скромно молчать
Мне, поверите, стало невмочь…
Я надеюсь, меня
Вы внимательней будете слушать,
Чем вы слушали прежде,
Тогда… В новогоднюю ночь.
 
 
Вы забыли, быть может?
Да вы не смущайтесь – бывает!
Забываем мы дом,
Забываем мечты и друзей…
Это, право, – пустяк!
Мы и клятвы подчас забываем
Ради денег, азарта
Иль прихоти праздной своей.
 
 
«Ты – романтик, поэт,
Не изведавший жизни волненья…»
 
 
Так, как будто, меня
Вы изволили определить?
Может, я и романтик…
Которого без сожаленья
Вы решили притворной любовью
И лживым признаньем купить.
 
 
Я бы мог вам сказать
Про отчаянье, мыслей смятенье,
Когда рана – душа,
Когда нерв напряжённей струны…
 
 
Это – мелочи всё. Я забыл:
Ведь свои убежденья,
Как и всё остальное,
Искусно меняете вы.
 
 
Кто-то где-то сказал,
Что душа – золотая монета,
Остальное – лишь штампа узор
На монете златой…
 
 
Очень жаль: низкой пробы
Оказалось вдруг золото это,
И «романтик» внезапно
Решил постоять за ценой…
 

1978

В Михайловском

 
Ему писалось тут легко:
Он был один – какая малость!
Чтоб нам с тобою так писалось
От сует праздных далеко…
 
 
Что надо пишущим? Покой,
Стол, стул, перина и Арина…
 
 
Так пусть дарует нам судьбина
Под Новый год сей дар благой!
 

1982

Колдунья

 
Пускай зарастёт тропинка,
Что ведёт к твоему порогу.
Могу о тебе не думать,
Могу тебя разлюбить,
Могу с другим тебя встретить
И уступить дорогу,
Но не могу
Забыть.
 

Хосе Буэса

 
Хоть и знаю, что снова погиб,
Маюсь вновь отыскать, отыскать
Твоих губ раззмеиный изгиб
И волос раззмеиную прядь…
 
 
Отпусти ты меня, отпусти,
Дай душе воспарить, воспарить,
Волю дай обрести, обрести,
Дай тебя позабыть, позабыть…
 
 
А в речах-то твоих – всё полынь,
А в душе – головешки чадят,
А на сердце – ноябрьская стынь,
А в глазах – всё закат да закат…
 
 
Но ты руки на плечи кладёшь,
И ты снова – судьба мне и мир,
И улыбка твоя – словно нож,
И иду я на казнь, как на пир…
 
 
И в делах, и в веселье, и в сне
Надо мной – вороньё, вороньё…
Разве я чем виновен тебе,
Почему ты – проклятье моё?
 

1989

Моя прекрасная леди

Она стояла у окна и не отрываясь смотрела,

как опускаются снежинки на плечи серого гиганта.

Где-то внизу негромко гудела площадь.

Она говорила медленно, словно сама с собой.

– Не понимаю… Ну, не могу понять. Грязь какая-то…

Хорошо, я не ханжа, мужиков знаю. Козлы вонючие.

Но ты-то? Тоже, значит, такой? Ты вернулся

другим… Бред какой-то… И с кем? Смешно…

Я смотрел на её серое, гладкое на спине платье,

тяжёлые волосы и вспоминал…

 
…Город сверкал, как камень
На чёрном бархате ночи.
Это чужой был город.
И лица вокруг – чужие,
И окна чужие, и двери,
И небо чужое тоже…
 
 
Всё было, как полагалось:
Безмолвные вопли света,
Палитра безумных красок,
На которой стыли мазками
Мёртвые лица прохожих…
 
 
И она, подошедшая тихо,
Должна была быть, конечно,
Уверенной и холодной,
С угольком сигареты в губах,
Умелых и равнодушных…
 
 
Я обернулся и встретил
Глаза обнажённой боли,
Губы любви раздетой
И проданный первый трепет…
 
 
Она в лицо мне смотрела…
 
 
И вдруг улыбнулась поспешно
И, торопливо коснувшись
Моей руки, прошептала:
“O no, sir!No, no…Sorry”.
И, повернувшись, пошла,
Ссутулив узкие плечи,
В чулках, забрызганных грязью…
Она уходила в туман
Смятённой и жалкой тенью…
 
 
И во мне
Что-то взорвалось.
 
 
Я кинулся вслед, позабыв
Про то, что я – иностранец,
Про то, что есть осторожность,
И даже что по-английски
Я не помню слова «вернитесь»…
 
 
.. Потом мы долго шли
В дуговых фиолетовых вспышках,
В лиловых и жёлтых тенях,
В безмолвии света и звука…
. . . . . . . . . . . . . . .
Нет, что ты, не обижайся!
Что общего между тобою,
Уверенной, умной, холодной,
С спокойной усмешкой в спорах,
Листающей толстые книги
О Пикассо и Кандинском,
И той девчонкой ночною?
 
 
Ты мне тогда сказала,
Что там, в этом «мире наживы»
(Как говорили лихие
Ораторы и журналисты),
Я встретил попросту «шлюху»,
«Продажную тварь», «дешёвку»
(И другие слова в том же роде…).
 
 
Ты права, как всегда. Это ж ясно:
Её можно назвать таким словом.
Но глаза её так молили,
Что хотелось закрыть их губами…
Но по нежным её щекам
Рука мужская так часто
Била спокойно, наотмашь,
Что, когда над ней наклонившись,
Я хотел ей веки погладить,
Она отстранилась резко,
А потом улыбнулась мне
Смущённо и виновато…
 
 
…Нет, ты не искала мужчину
В мёртвом сиянье неона
На тротуарах мокрых…
Я помню уютный ковёр
На твоём диване в гостиной.
Когда мы вдвоём оставались,
Он никак не хотел сниматься,
И ты говорила, смеясь,
Что из всех наших общих знакомых
Одному мне так не везёт…
 
 
Я помню, как ты аккуратно
В шкаф убирала платье
(«Ты знаешь, оно так мнётся…»)
И становилась покорна.
Умело-покорна. Да,
Ты чертовски владела собою!
Я тебе завидовал даже.
И безумие исступленья,
И лепет бессвязный страсти
Вызвали б только усмешку:
«Ведь мы же – разумные люди!»
 
 
Всё было известно заранее:
Когда старики вернутся,
Когда на часы ты взглянешь,
Халат накинешь спокойно
И скажешь: «Ну что ж, выпьем чаю?»
И обязательно спросишь:
«Ты был доволен сегодня?»
. . . . . . . . . . . . .. .
…Вот об этом о всём я думал,
Глядя на серое платье
На спине без единой морщинки,
На волос аккуратную тяжесть,
И – прости – твоих слов не слышал…
 

1989