Текст книги "Грани"

«В подъезде наступила тишина…»

 
В подъезде наступила тишина,
Шуметь соседи к ночи перестали.
Вот время для раздумья и печали,
Вот яркой человеческой медали
Обратная, глухая сторона.
 
 
Я лично на неё люблю смотреть
И отражаться в этой половине,
Где столько неизученных извилин,
И свет её неизмеримо длинен,
И в ней рожденье видится и смерть.
 
 
Холодный мозг и жаркая душа
Вступают в спор на поиск новых истин.
И мысли высекают в споре искры,
И молнии с души сбивают листья,
Обетованность мнимую круша.
 
 
Прошедшее глубинами души
Античный мозг пытается измерить
Величие прекраснейшей Венеры,
В присутствии чудовищной Химеры,
Наметить новой жизни рубежи.
 

Светлячок

 
Спит вся округа в довлеющей мгле.
О, светлячок, ты кого будоражишь,
Или стоишь этой ночью на страже,
Иль поминаешь кого на земле,
Или кому-то дорогу укажешь?
 
 
Ты не звезда за десятком парсек,
Та, что считают в ночи путеводной,
Только ты ближе, в траве огородной
Светишься молча в июльской росе,
Тёплый для сердца, хотя и холодный.
 
 
О, светлячок, твой таинственный свет,
Мне подарил в эту ночь просветленье,
В том, что прискорбно мне плыть по теченью,
Не находя в неизвестном ответ,
И становясь перед ним на колени.
 

Время

 
Слушайте время,
Оно пружинисто,
Оно стремительно и набатно,
Оно, как мускул,
Твёрдый и жилистый,
Как механизм невозвратный.
Каждое время
Добра или Зла,
Творимое нами же, братья,
Как пулю,
Выпущенную из ствола,
Вернуть невозможно обратно.
Время крутится
По кольцу,
В нём нет ни конца, ни начала,
И никакому ещё мудрецу
Время разгадкой
Не стало.
Его стремительная
Круговерть
Наши мозги обнулила,
И мнимые мысли
Из тайн и скверн
Время сводит в могилу.
Весь мир во времени
Необозрим,
Мистический, как флюиды.
И где там шумеры,
И где там Рим,
Где царственные пирамиды?
И кто там Создатель,
И кто там Бог?
Они во времени малом,
Всего лишь придумки,
А не исток,
Того, чтобы быть началом.
 

«Нам каждый день не жить без болтунов…»

 
Нам каждый день не жить без болтунов,
Без нынешних прикормленных политиков,
Что утопают в вулканизме слов,
И никакой не допускают критики.
Им истина, и правда не нужны,
Им деньги лишь за болтовню весомы,
Они уже сожрали пол страны
Как троглодиты, а по сути гномы.
 

«Не думаю, что я настолько глуп…»

 
Не думаю, что я настолько глуп,
Что в настоящем я не понимаю,
Где ромб, где треугольник, а где куб
Где круг, где кривизна, а где прямая.
И где витиеватость пышных слов,
Подносят всуе недругу и другу
С величьем необузданных ослов
Как самую сердечную услугу.
Сиюминутность, ангелом летя,
Пролепетала – и уже в восторге
И старый дед и юное дитя,
И даже те, что скоро будут в морге.
Не всё нам в жизни суждено понять,
Особенно, когда нас искушают
Да так, что даже от сухого пня
Родятся споры дикого лишая.
И тут же их съедают грызуны,
Что голодны и вечно ненасытны,
Они уже прогрызли пол страны
Под ободренья мировой ехидны.
 

«Проснуться утром…»

 
Проснуться утром
Здоровым и бодрым,
С открытой и чистой душой.
Безоблачно, тихо,
По-летнему вёдро
Всё в мире прекрасно
И всё хорошо!
Но есть сожаленье –
Бывает нередко,
Всё чаще бывает с утра
Плаксивое небо,
Поникшая ветка,
Душевная тягость
И просто хандра.
 

«Вот и август явился, и спала жара…»

 
Вот и август явился, и спала жара,
Что терзала меня беспощадно в июле,
И прихлопнул последнего я комара,
И прохладные ветры ночами задули.
На открытой веранде, в тиши вечеров
Я подолгу сижу, звёзды в небе считаю,
Как в душе хорошо, когда нет комаров,
Когда мухи ещё, озлобясь, не кусают!
 

«Холодной осени картины…»

 
Холодной осени картины
Меня терзают и гнетут.
Кому нужны её смотрины,
Кто может в ней найти уют?
 
 
Кто может грязью восторгаться,
Свирепым ветром и дождём
И в заточенье домочадца
Быть мыслью пагубной ведом?
 
 
Но не покорной этой блажи,
Себе я счастье нахожу,
И представляю – я на пляже
Под солнцем ласковым лежу.
 
 
Когда затихнут ветры в поле
И даль откроет горизонт,
Я, заплутавшейся в неволе,
Найду в потерянном резон.
 
 
Мне станет ясно и понятно,
Без предрассудков и клише,
Коль если есть на солнце пятна,
То как не быть им на душе?
 

«Моя судьба ломалась круто…»

 
Моя судьба ломалась круто,
Я ей безропотно вверял
Определять мои маршруты,
Пока однажды не застрял
В конце концов – на перепутье.
И вот теперь кручусь, как шут,
И оказалось, что, по сути,
Не свой я прошагал маршрут.
 

«Я мысль, скользкую как ртуть…»

 
Я мысль, скользкую как ртуть,
Пытаюсь в строчку запихнуть.
Она свалилась на меня
Весной с ликующего неба
Холодной чернотою крепа,
Невольно голову клоня.
Как будто грянул скорбный час
И набежало помутненье,
Склонился надо мною тенью
Тяжёлый облик палача.
Я мысль глупую гашу,
Гоню отчаянно тревогу,
И тут же выбраться спешу
Скорей на светлую дорогу.
 

«Я душой сегодня слаб…»

 
Я душой сегодня слаб,
Сердцем я стучу устало,
У судьбы покорный раб –
Не достоин пьедестала.
Не хочу я быть таким –
Малодушным идиотом,
И таскать души тюки,
Надрываясь за кого-то.
 

«Люди сходят с ума…»

 
Люди сходят с ума,
Нет святого у них,
Всё хорошее сгинуло прахом,
И аскет и гурман,
И нормальный и псих
Прокажёны неведомым страхом.
Что противно душе,
Что всегда не в части,
Что рождает лишь подлость и мерзость
Стало модным клише,
Стало быстро расти
Сорняками без чувств и без меры.
«Я люблю тебя жизнь!»
Хотя эти слова
Каждый скажет вот так же любому,
Но постой, оглянись,
Если есть голова,
Не идём ли мы нынче к дурдому?
 

«Когда мне откажет разум…»

 
Когда мне откажет разум,
Когда буду старостью скомкан,
Быть может, я стану разом
И чистым и светлым ребёнком.
 
 
И то, что душа нагрузила
Весь хлам за десятки лет,
Укроет навечно могила,
Лишь вечным останется свет.
 
 
Тот свет удивительный детства,
Что был человечеству дан,
Как счастье и радость в наследство,
Не знающий страх и обман.
 

«О, сколько ж я не напишу…»

 
О, сколько ж я не напишу
Слов искренних и справедливых,
Я непременно согрешу
Пред теми, кто лежит в могилах.
 
 
Их правду мне ль теперь понять,
У всех иная была правда,
Один хотел звезду достать,
Другому – той звезды не надо.
 
 
И ограничен я, и слеп
В своих безжалостных итогах,
Быть может, только скорбный склеп
Откроет мне веленья Бога.
 

«Так хочется остановиться…»

 
Так хочется остановиться,
А я бегу, бегу, бегу,
Встают и пропадают лица,
Не вписываются в строку.
 
 
Но если вдруг я их запомнил,
В своё сознание вложил,
Я ими жизнь свою заполнил,
И вместе с ними жизнь прожил.
 

«Отчего-то душа кочевряжится…»

 
Отчего-то душа кочевряжится,
Не находит себя перед сном,
Ей давно неприкаянной кажется,
Что фальшивит её метроном.
Что длинней и длинней промежутки
В ожидании радостных нот,
Что исчезли улыбки и шутки
Среди этих печальных длиннот.
Что я долго терзаюсь в печали
И схожу незаметно с ума,
Не заметив, что клёны устали
Укрывать листопадом дома.
 

Я посылаю клич

«Не говорить мне хочется – писать…»

 
Не говорить мне хочется – писать,
Укладывая мысли на бумагу,
И, словом колдовать подобно магу,
Иль из бумаги пташек вырезать
И запускать их в неба синеву,
Смотреть вослед им, долго и влюблено,
Не ведая в том прока и резона,
Не ставя смысл поступка во главу.
 

«Когда меня любовь застанет…»

 
Когда меня любовь застанет,
Когда почувствую я вновь,
Что моё сердце страстью ранит
Я вдруг почувствую любовь.
Я буду счастлив бесконечно,
И даже на вершине лет,
Возьму я страстный и беспечный
К весёлой юности билет.
И стану там самим собою,
Без обязательств, налегке,
И этим сердце успокою
В противу нынешней тоске.
 

«Далеко простерся небосклон…»

 
Далеко простерся небосклон,
Я иду к нему, он убегает,
Я устал, и надо мною клён
Тенью от жары оберегает.
Никогда мне цели не достичь,
Не потрогать небосклон руками,
И тогда я посылаю клич
Словно почтой скорой облаками.
И они быстрей меня бегут,
И я с ними ощущаю зримо
Свет любви на дальнем берегу,
Небосклоном спрятанной любимой.
 

«Я этой песней жизнь свою заполнил…»

 
Я этой песней жизнь свою заполнил,
Что пела ты в осенней тишине,
Склонялся над рекой холодный полдень,
Но лишь теплей от песни было мне.
Нет, не забыл я эту песню томную,
Когда с тобой мы были визави,
Вела меня куда-то в даль огромную
Невообразимой, сказочной любви.
 

«Цветы для женщин – хорошо…»

 
Цветы для женщин – хорошо,
И я спешу с букетом
К тебе с лирической душой,
Что свойственна поэтам.
Все мужики в восьмое Марта
И я, чтоб оправдать грехи,
Несём цветы. Такая дата!
И проза просится в стихи.
 

«Апрель открыл пространства неба…»

 
Апрель открыл пространства неба
Над всей обителью земной,
Сбылась весенняя потреба,
Что так довлела надо мной.
Я пьян от солнечного света,
От предвкушенья теплоты,
Что мне подарит музу лета
Не только небо, но и ты.
Что я приду к тебе, любимой,
С букетом свеженьких цветов,
Забыв про скуку и про зиму,
Скопив так много нежных слов.
 

«Тишина, погода устоялась…»

 
Тишина, погода устоялась,
Всё блажила до конца июля,
Если ты меня, любовь, заждалась,
Я приду к тебе, моя Светуля.
 
 
И тогда бессильны расстояния,
Самолёта нет, – приду пешком,
Это не обычное признание,
Эта боль, стучащая виском.
 
 
Я к тебе приду, и обязательно,
Уподобясь верному пажу,
Языком влюблённым и ласкательным
О любви покорной расскажу.
 

«На дачу приехали дети…»

 
На дачу приехали дети.
Вот радость тебе и мне!
Нам надобно это отметить,
Шашлык сотворить на огне,
Бутылку достать из запаса.
Какую? – тебе назову.
Дождались заветного часа
Увидеть детей наяву
И внука, такого большого,
Что, глянь-ка, и нас перерос.
Всё лучшее, всё, как для Бога,
Всё светлое. Что за вопрос?
На стол – и блины, и сгущёнку,
Пельмени, грибы, беляши.
Всё это по вкусу мальчонке,
Всё это от чистой души.
Мы будем с тобою вертеться,
Чтоб детям во всём угодить.
Про наше голодное детство
Сейчас мы должны позабыть.
 

«Я лежу спиной в траве…»

 
Я лежу спиной в траве,
Надо мною солнце светит,
И в беспечной голове
Заблудился летний ветер.
И природа вся вокруг
Дарит мне своё участье,
Даже вдруг сейчас умру,
То приму я смерть за счастье.
 

«Волна за волной катила…»

 
Волна за волной катила,
Крутила спираль на бегу.
И море меня пленило
И девушка на берегу,
Что медленно шла вдоль границы,
Очерченной пеною волн
Туда, где небесною птицей
Взлетел в поднебесье Афон,
Где в буйном цветенье каштанов,
Платанов, розалий и туй
Под музыку кафешантана
Воздушный летел поцелуй.
 

«Я не могу остановиться…»

 
Я не могу остановиться,
Стихи, что зреют, не писать,
Хотя боюсь в них повториться,
Всё ту ж цыганочку сплясать.
Которая для всех известна,
Хотя азартна и легка,
Её ж танцуют повсеместно,
И с ней валяют дурака.
А я хочу без дурачины,
Без ярких вымышленных слов,
Умножить мужество мужчины,
И женщине дарить любовь.
 

«Не эта ли ночная тишина…»

 
Не эта ли ночная тишина
Под южным небом нас соединила?
Ласкала берег тихая волна,
Луна в просветах зелени светила.
И резко пахли роза и левкой,
И стройный кипарис стоял на страже,
И так непреднамеренно легко
Нас ветер обдувал с пустого пляжа.
Нам было и тепло и хорошо,
И в наших головах вино бродило,
И мысль не висла над душой,
Что это блажь, что это уже было.
Но ближе к утру выветрился хмель
Все грёзы ночи на глазах распались.
Покинули мы пьяную постель
И без сожаления расстались.
 

«Красивая, светлая, юная…»

 
Красивая, светлая, юная,
Куда же ты делась теперь,
И ночь где та, чудная, лунная.
И где та заветная дверь,
В которую тихо и тайно
Закрыв эту дверь на засов,
Не знаю, быть может, случайно,
Вдруг мне подарила любовь?
И вот через многие годы,
Я помню острей и острей,
Ту лунную ночь небосвода
И скрытую тайну дверей.
 

«Ноябрь метёт плаксивым снегом…»

 
Ноябрь метёт плаксивым снегом,
В квартире солнечной темно,
Ушли торжественность и нега,
И мне другого не дано.
Сижу один, глазею в окна
И всё пытаюсь угадать,
Надолго ль я природой вогнан
В такую в скобках «благодать»?
Подумать только, что надолго,
Ещё декабрь впереди,
И хоть на сердце будет колко,
Я всё ж не вынесу вердикт
В том, что ноябрь виноватый,
А попытаюсь оправдать,
Тем, что отмечен красной датой
В большой чреде безликих дат.
 

«Нет проблем у меня никаких…»

 
Нет проблем у меня никаких,
Каждый примет такое за счастье,
Только вот без волненья и страсти
Прозябает мой пламенный стих.
 
 
Нет ума в нём и нет в нём души,
Всё в нём мелко и как-то никчёмно,
И так хочется мне неуёмно
Взять и в жизни своей согрешить.
 
 
И, как грешнику, стих тот найти,
Что меня волноваться заставит,
И как волка погоней затравит,
И за волю заставит платить.
 

«Она смотрела на меня…»

 
Она смотрела на меня
Как женщина, которой хочется
Оставить с окончаньем дня
Своё больное одиночество.
 
 
Она хотела, чтобы я
Ей протянул мужскую руку,
Увёл к любви из бытия,
Смертельную развеял скуку.
 
 
Но я, признаться, оробел,
Боясь условностей и сложности,
В своих глазах остался бел,
В её глазах – чернее пошлости.
 

«Что-то мрачное и неприятное…»

 
Что-то мрачное и неприятное
Затаилось в моей душе,
И стыдливыми, красными пятнами
Побежало от пят до ушей.
Душу бросило в тёмную сторону,
И на несколько сумрачных дней
Всё разумное отдало ворону,
Порицателю жизни моей.
Что ж со мною случилось? Не ведаю.
Провинился. В мои-то года?
Стыла ночь. За сиреневой веткою
Потаённо мерцала звезда.
Я вгляделся в неё и отпрянул
От видений, явившихся с ней:
Ощутил вдруг, как наглый и пьяный,
Я тебя целовал во сне.
Видно, эта звезда полночная,
Чёрный ворон, сирени кусты
Запаяли мне в память бессрочную
Давний грех мой и давний стыд.
 

«Мне не дано вас позабыть…»

 
Мне не дано вас позабыть,
Хотя была одна лишь встреча
В спокойный августовский вечер,
Как ангела моей судьбы.
 
 
Навек пленили вы меня
Своей таинственной улыбкой
Я чувствовал, что счастье зыбко,
И не прожить любви ни дня.
 
 
И день прошёл, и год прошёл,
Прошли в надежде встречи годы,
Прошёл я медь, огонь и воды,
Но, как тебя, я не нашёл.
 
 
И всё же, памятью живя,
Твой образ предо мной не гаснет,
Меня к себе зовёт и дразнит,
И счастлив тем во веки я.
 

«Дочуля! Я тебя люблю…»

 
Дочуля! Я тебя люблю.
Чего же боле?
Привязывать любовь к рублю
Я не изволю.
Люблю тебя полсотни лет
Мою Иринку.
Ты мой характер, мой портрет,
Всё под копирку
 

«Дорогу буйною порошею…»

 
Дорогу буйною порошею
Передо мною занесло,
С моею непосильной ношею
Мне в судный час не повезло.
 
 
И я решил остановиться,
Найти навечно мой уют,
Встают и исчезают лица,
И надо мной вершат свой суд.
 
 
Немного их. Пусть с укоризной
Они на мертвеца глядят,
И всё ж они, столкнувшись с тризной,
Меня молитвою простят.
 

«Я – любитель нежных слов…»

 
Я – любитель нежных слов,
Я – любитель слов красивых,
Закрываю на засов
Дверь души от слов паршивых.
Им не место для души,
Нет для желчи в ней пространства
В ней должно всегда вершить
Нежность, вплоть до пуританства.
 

«Дождь бьёт по окнам. Глухота…»

 
Дождь бьёт по окнам. Глухота,
А в доме свет и скромный ужин,
Ужели я тебе не нужен
В мои преклонные года?
 
 
Быть может, свежесть юных лет
С годами очерствела коркой,
Быть может, и любви той нет,
Отождествлённой только койкой?
 
 
Но в этом виноват ли я?
Уж не дано мне молодиться,
Мне остаётся лишь напиться
Иль быть в обличье холуя.
 
 
Но я – ревнивец и гордец,
Я не могу с таким смериться!
И лишь в согласье двух сердец
Могу в любви я воплотиться.
 

«Я остаюсь ещё в надежде…»

 
Я остаюсь ещё в надежде,
Что всё останется, как прежде,
Всё светлое, к чему привык,
Что было просто или сложно,
Что там нельзя и что там можно,
Но безо лжи и закавык.
Надеюсь, – ты меня поймёшь,
Оставишь мелкие придирки,
Ведь все они, как под копирку,
Лишь блажь твоя и выпендрёж.
 

«Не много в жизни я успел…»

 
Не много в жизни я успел.
А что успел – так это малость,
Всего лишь сливками снималась,
Не претендуя на успех.
 
 
К чему раскаяньем терзать
Себя за эти неудачи?
Хотя могло бы быть иначе,
Когда бы наперёд всё знать.
 
 
Легко былое ворошить
И ставить знаки препинанья
Когда конец повествованья,
И ты познал, как надо жить.
 

«Стремительность!..»

 
Стремительность!
Мажорная струна!
Звучащая в душе моей, как в скерцо!
Звучи сильней! Пусть светлая весна
Летит, как пуля, посланная в сердце,
 

Грани

«Февральский, жёсткий снег. Мороз…»

 
Февральский, жёсткий снег. Мороз
Привёл меня насильно к прозе
По стёжкам городских сорок
И прочитал я между строк
У замерзающих берёз
В коротком сообщенье Морзе
Один лишь клич со знаком СОС.
Я в утренней увидел рани
Снегов заточенные грани
На улице и даже в сквере.
Что ж говорить? Зимою скверно
В душе надрывно от тоски,
Сорочьи пишутся стежки
Как ноты грусти на поляне.
Клинит рассерженный февраль
Свою последнюю скрижаль,
И то, что мы к нему предвзяты
И часто думаем о том,
Чтоб он скорей пошёл на слом
А мы апрелю будем рады.
И всё ж его немного жаль.
 

«Серых туманов холодную влагу…»

 
Серых туманов холодную влагу
Ветер осенний глотает безмерно,
Всё неустойчиво, всё эфемерно,
Я порешил, и не сделал ни шагу.
Но через несколько быстрых минут
Чётко открылись осенние дали,
Птицы небесные мне подсказали,
Где проложить мне сегодня маршрут.
Тихой тропинкой направлюсь в лесок,
Остановлюсь на заветной опушке,
Может быть, в самый последний разок
Я кукованье услышу кукушки.
 

«Ещё нахмурены слегка…»

 
Ещё нахмурены слегка
На летнем небе облака.
Ещё гуляют в поле ветры,
И гнутся над рекою вербы.
Но лето тянется к июню
И ночь стремится к полнолунью.
Настоян духотою воздух,
Всё небо полыхает в звёздах.
Окрест ночная тишина,
И млеет сонная луна.
И я всё маюсь в полусне
При этой роковой луне.
 

«Резкий перепад температуры…»

 
Резкий перепад температуры
Сотворил неладное со мной,
Будто бы играл я в шуры-муры
С этой неустойчивой зимой.
 
 
Долго осень в этот год тянула
Без морозов вплоть до декабря,
А затем настолько завернула,
Что замёрзли южные моря.
 
 
И мороз под тридцать и под сорок
Всех довёл до замерзанья слёз,
Это ж для Европы злейший ворог,
Этот необузданный мороз.
 
 
И Москва почти, что в эпицентре
Этой стужи, вызревшею вдруг,
Дёргается всуе, как эксцентрик,
Замыкая нелогичный круг.
 
 
Вот и я, давно столичный житель,
Хоть по родословной – сибиряк,
Перед стужей, что не говорите,
Тоже поднимаю белый флаг.
 

«Не закончу, коль стих – не усну…»

 
Не закончу, коль стих – не усну,
В голове будут рифмы вертеться,
И набатом стучать будет сердце,
И глаза не сомкнуться ко сну.
Растерзаю себя в полусне,
До утра буду мыслю томиться.
Вот и утро, а мне всё не спится,
Всё никак не рифмуется мне.
О стихах новым хлопотным днём,
Даже в мыслях лихих не мечтаю,
Знаю, эта затея пустая,
Столько ж строк не лирических в нём!
 

«Снег белый, пушистый и сочный…»

 
Снег белый, пушистый и сочный
Наш двор в декабре завалил,
Он девой предстал непорочной,
Но мне не хватило белил.
И я не закончил картину,
Лишился спокойного сна.
Зима в ней наполовину,
Наполовину весна.
 

«Весна – это осень в девичестве…»

 
Весна – это осень в девичестве,
И можно сойти с ума,
Если вдруг лето вычисти –
Останется только зима.
Как-то совсем нежданно
Ветер ночной приутих,
Утро грибного тумана
В кружеве паутин.
Будто бы в чём-то повинны,
Молча склонились дубы,
Мелко дрожат осины,
Прячутся в травах грибы.
Быстро промчатся недели
Осени. Дальше зима.
И загудят метели.
И спрячут от взора дома.
 

«Пришедший в этот год апрель…»

 
Пришедший в этот год апрель
Меня задуматься заставил:
Чего же он живёт без правил,
Где его солнце и капель?
Ему б поторопиться надо,
Не то его застанет май,
И, как суровый самурай,
Сразит его отмщеньем сада.
Когда не сакура, а вишня
Хоть запоздав, но зацветёт,
А ты, апрель, и враль и жмот,
В её стараньях будешь лишним.
 

«Так светят вечерние зори…»

 
Так светят вечерние зори,
И млеет в душе тишина,
Что в мыслях является вскоре
Весёлое чувство – весна!
Но глядя, февраль по задворкам
Гоняет простуженный снег,
Признаешь, хотя тебе горько,
Что рано сроднился ты с ней.
Что рано ты вышел весёлым
Грачом будоражить село
Ещё не разбужены сёла,
И прячется где-то тепло.
И всё же приметил я верный
Но явный намёк на весну,
Что скоро откроются вербы
И огласят тишину.
 

«Природы чувственный настрой…»

 
Природы чувственный настрой
Живёт во мне в любое время года,
Порою светел, мрачен он порой,
Каким его отожествит природа.
Весною, летом, осенью, зимой
Душа моя подчинена природе,
Я лишь вассал, она ж властитель мой!
Но ей не ограничен я в свободе.
Могу весной весёлой тосковать,
И ликовать осеннею порою,
Зимой на холод лета уповать.
Зависит всё, как я себя настрою.
Бывает всё не так, как я хочу,
Я краски натуральные сгущаю,
И потому в порыве горьких чувств
Себе, а не природе, не прощаю.
 

«Весна – начало всех начал…»

 
Весна – начало всех начал,
Рожденье чудного ребёнка,
Утрами солнце всходит звонко,
Тепло блаженствует в ночах.
 
 
Я с непокрытой головой
По большаку весны шагаю,
Весну в душе оберегаю.
Весна, весна! Я странник твой.
 
 
Молюсь божественной красе,
Молитвой искренней, святою,
И дождевой кроплюсь водою,
Ступая босым по росе.
 
 
Под ливнем лес отяжелел,
Таинственно и грозно замер,
Нет, для него он не экзамен
Он просто этого хотел
 
 
Себя прохладой окропить,
Предстать пред грибником умытым
Не стать засохшим и забытым
И для людей желанным быть.
 

«Ах, какие нынче светлые…»

 
Ах, какие нынче светлые
Ощущенья майским днём,
Обнимается под ветлами
С небом грустный водоём.
Так весна нам повелела,
Так взбодрила нас весна,
Чтобы всё вокруг запело,
Чтобы всех влюбила нас
В эти дали необъятные,
Что измерить не берусь,
Непокорные, набатные,
Под названьем гордым Русь.
 

Случайные вирши

«Июнь над травами парит…»

 
Июнь над травами парит,
И по утрам ложатся росы,
Мне дед соседский говорит:
Настало время сенокоса.
И дед, как юноша, рысцой
На луг торопится с косой.
Широкий взмах крестьянских рук,
И под косой ложится луг.
Блестит на солнышке роса,
Звенит отбитая коса.
Полсотни метров дед пройдёт.
Потом немного отдохнёт.
С горячей потною спиной
В теньке присядет под копной,
Достанет кожаный кисет
И самокрутку пососёт.
Коль до полудня посчитать
Заходов сделает раз пять,
А у меня заход один –
С утра – и прямо в магазин.