Текст книги "Быть зверем"

Глава пятая

28 ноября 1903 года

«Вот уже две недели, как я в пути, и каждый день похож на предыдущий. Сколько времени я проведу в джунглях на этот раз, трудно даже предположить. Первая цель моих поисков – это маленькая деревушка у древней пирамиды, на которой кровожадные дикари в прошлом приносили человеческие жертвы своим ненасытным богам. В рукописи говорится, что лестница ее украшена иероглифическими надписями, а неподалеку расположено озеро. Прошло много веков, и может случиться так, что деревушки той уже нет и в помине, озеро высохло, а пирамиду разрушила сельва или заросли покрыли ее настолько, что отличить ее от обыкновенного холма уже не представляется возможным. Тогда все мои усилия и затраты, пойдут прахом. Но мой проводник утверждает, будто знает такое место. Лжет он, намереваясь заработать на мне пару лишних песо, или говорит правду, покажет время, а сейчас мы ежедневно продираемся сквозь густую чащу. Впереди идут двое индейцев, острыми мачете[13]13
  Мачете – большой нож, с лезвием около 70 см длиной.


[Закрыть] прорубающие дорогу для каравана носильщиков, несущих на своих спинах необходимые для долгого путешествия припасы…»

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

Чимай вскинул голову, медленно поднялся с земли и прислушался. Доносившиеся с тропы голоса были едва различимы. Жестом призвав своих людей оставаться на месте, он осторожно прокрался к тропе и выглянул наружу сквозь стену зарослей. Белокожие, представшие перед его глазами, являли собой жалкое зрелище. Грязные, оборванные и уставшие, с лицами, поросшими волосами, они уже мало напоминали тех сильных бойцов, с которыми он сражался в течение последних дней. Они шли, сбившись в кучу, еле переставляя ноги, ведя на поводу трех лошадей. Животные также были не в лучшей форме. Две лошади хромали, и на них были видны следы свежих ранений, окруженные роем вьющейся мошкары. На спине третьей, всем телом припав к ее шее и едва держась в седле, сидел перевязанный окровавленными тряпками солдат. Его лицо было серым и искажалось гримасой боли при каждом шаге лошади. Кроме него еще шестеро чужеземцев шли по тропе, и четверо из них тоже страдали от ран. Состояние двоих было столь плачевным, что они могли передвигаться только с помощью своих товарищей.

Мягко ступая по земле, чтобы не быть услышанным врагами, Чимай скользнул в сельву.

– Там семеро белокожих, – тихо сказал он, вернувшись к поджидавшим его двум воинам. – Почти все из них раненые.

– Значит, наши усилия не пропали даром, – один из воинов сжал копье так, что его пальцы побелели. – Собаки с ними?

– Нет, – покачал головой Чимай. – Собак с ними нет. И на их телах нет защитных панцирей.

– Мы не должны дать им уйти, – глаза воина пылали ненавистью.

– Нам следует торопиться. – Чимай стоял в нерешительности. – Нас ждет Балум. Если мы ввяжемся в бой, то потеряем время или погибнем.

– Если мы оставим их в живых, они приведут новых бойцов, – настаивал воин. – Пошлют отряды в Лакамтун и разобьют их силы еще до нашего объединения.

– Хорошо, – после некоторого раздумья согласился с ним Чимай и, подняв с земли захваченный в последнем бою меч, направился к тропе.

Майя некоторое время следовали вдоль тропы, скрытно пробираясь через густые заросли. Испанцы двигались медленно, и нагнать их не составило труда. Когда до врагов оставалось всего несколько метров, индейцы выхватили из колчанов стрелы и наложили их на тетивы своих луков. В левой руке, сжимающей лук, каждый из них держал еще по несколько стрел наконечниками вниз. Это позволяло воину не тратить время на вытаскивание их из колчана. Выпустив одну, воин мгновенно хватал следующую, успевая выпустить несколько стрел еще до того, как первая достигала цели. Чимай дал команду, и три стрелы взметнулись в воздух. Затем еще три, и еще три. Испанцы не ожидали нападения, и каждая из смертоносных стрел нашла свою цель. Четверо белокожих с пронзенными спинами упали замертво. Пятый, с перекошенным от боли лицом, переломил торчавшее из ноги древко стрелы и, хромая, попытался скрыться в зарослях. Лошади испуганно шарахнулись в стороны, сбив на землю ведущего их на поводу человека, но раненый, которого перевозили верхом, сумел удержаться в седле, вцепившись в гриву лошади обеими руками. Чимай откинул лук и, схватив меч, бросился вперед. Он первым оказался рядом с упавшим испанцем и несколько раз вонзил меч в распластавшееся на земле тело. Два его воина побежали за скрывшимся в зарослях врагом, нагнали его и выволокли на тропу. Чимай выпрямился и медленно подошел к тяжелораненому бородачу, сидевшему верхом на лошади. Лошадь, почуяв запах краснокожего, начала пятиться от него, высоко задирая голову и в страхе закатывая глаза. Две другие лошади были настолько измотаны и так страдали от нанесенных прошлой ночью ран, что более не могли двигаться, и просто стояли на месте, склонив свои головы к земле. Чимай подошел к пятившемуся животному, и одним ударом меча отсек ему голову. Кровь брызнула ему на лицо и грудь. Обезглавленная лошадь сделала еще пару шагов назад и рухнула, в конвульсиях выбрасывая в воздух тяжелые копыта. Сидевший в седле раненый испанец был слишком слаб, чтобы успеть соскочить с нее. Его тело, безвольно свисающее вдоль бока лошади, оказалось придавленным свалившейся на него тушей. Ребра несчастного не выдержали огромного веса животного и переломились, разрывая осколками костей его легкие и печень. Чимай медленно подошел к нему и занес меч, но удара не последовало. Глаза врага были открыты, но уже не видели окружающего мира. Он был мертв.

Индеец повернулся и взглянул на брыкающегося белокожего, которого тащили его воины. Грязный, с поросшим шерстью лицом, со спутанной копной сальных, когда-то светлых волос, он больше напоминал больную обезьяну, чем человека. Воины бросили его к ногам Чимая, и тот невольно отстранился, стараясь избежать резкого запаха давно не мытого тела, исходившего от чужеземца. Человек стоял на коленях, в мольбе протягивая к нему руки и что-то говоря на непонятном языке. Его голос срывался, а по перепачканным щекам текли слезы. И эти люди пытаются выдавать себя за богов! Чимай с отвращением отпихнул белокожего ногой, и тот сжался на земле в комок, испуганно глядя на сгрудившихся над ним индейцев.

Чимай отвернулся и осмотрел поле боя. Тела шестерых чужаков и труп обезглавленной лошади валялись там, где их настигла смерть, еще две лошади, понуро опустив головы, стояли в отдалении. Они были измучены до предела, их многочисленные раны, полученные во время ночного нападения на лагерь преследователей, кровоточили, а на худых боках явственно проступали ребра. Он впервые увидел этих странных животных дней двадцать назад. Когда белокожие всадники появились на границах их государства, индейцы сперва приняли их за злых чудищ о двух головах, но быстро разобрались в своей ошибке. В их землях не водилось таких зверей, и они никогда не использовали каких-либо животных для верховой езды. Возникший было страх вскоре сменился жгучей ненавистью ко всему, связанному с бородатыми пришельцами. Чимай воткнул в землю меч, вытащил из колчана стрелу и наложил ее на тетиву. Он медленно натянул лук и выстрелил. Стрела просвистела в воздухе и, вонзившись между ребер лошади, утонула в ее боку по оперение. Костяной наконечник пробил сердце несчастного животного, его передние ноги подломились, оно завалилось на бок и затихло. К Чимаю подошел один из воинов. Он натянул свой лук, и такая же участь постигла вторую лошадь.

Плененный чужеземец лежал на тропе, пытаясь вытащить засевший в ноге обломок стрелы. Кровь струилась из разорванной мышцы, смешиваясь с покрывавшей тропу пылью. Стоявший над ним индеец с любопытством наблюдал за перекошенным от боли лицом чужеземца, не понимая его глупых действий. Смерть нависла над ним, а он пытается избавиться от поразившей его стрелы. Пленник застонал, напрягся и резким движением вырвал из ноги обломок древка. На острых зубцах костяного наконечника остались крохотные волокна его плоти, а из раны хлынула темная кровь. Индеец усмехнулся, отдавая должное мужеству белокожего, но в следующее мгновение чужеземец вскинул руку вверх, пронзая длинным наконечником живот своего стража. Краснокожий согнулся, а испанец, отталкиваясь от земли руками и здоровой ногой, кинулся к зарослям, оставляя за собой широкий кровавый след.

– Оставь, Чан-Пель, – окриком остановил Чимай воина, ринувшегося за удирающим на четвереньках белокожим. – Сельва не выпустит его. Она убьет его медленно и жестоко.

Январь 2004 года. Мерида – Кампече

Мы стояли с Никитой на развилке дороги и смотрели вслед отъезжающей машине. Метров в пятидесяти от нас она остановилась, дверца открылась, и Камила вышла из нее на трассу. Несколько секунд девушка стояла там, не обращая внимания на проносившиеся мимо машины, а затем медленно помахала нам рукой. Она прижала ладони к лицу, и я увидел, как начали вздрагивать ее плечи. В груди сдавило так, что стало тяжело дышать. Я быстро подошел к ней, крепко прижал к себе и провел пальцами по мокрой щеке:

– Не надо плакать. Я рядом с тобой. Все будет хорошо.

Камила кивнула, вытерла слезы и попыталась улыбнуться.

– Я не плачу. Тебе показалось, – тихо сказала она и уткнулась лицом в мое плечо. – Ты прилетел с другого конца света не для того, чтобы вытирать мне слезы. Ты поезжай. Просто потом возвращайся ко мне. Хорошо?

– Я же сказал тебе, что приеду за тобой и увезу с собой в Москву. Значит, так и будет.

– Ты все же хочешь, чтобы я замерзла в вашем снегу? – Она подняла голову и заглянула мне в глаза. – Хочешь сделать из меня… Как, ты говорил, зовут подругу вашего Санта-Клауса?

– Подругу зовут Снегурочка. А снег у нас не круглый год. Не волнуйся, на зиму будешь впадать в спячку около горячей батареи, а по весне я буду будить тебя с чашкой ароматного кофе в руке.

– Весьма романтично, – Камила наконец немного успокоилась и улыбнулась.

– А меня тоже возьмите с собой в Снегурочка, – из-за плеча Камилы показалась голова панамки.

– Куда? – раздался за моей спиной голос Ника.

– В Снегурочка.

– Н-да… ты в своем репертуаре, – задумчиво произнес Ник. – Это тебе, подруга, к Деду Морозу надо.

– Я к деду не хочу, – она кокетливо протянула ему руки. – Я к тебе хочу.

Спустя минут двадцать мы окончательно попрощались и сели по машинам. Отъезжая, Камила выглянула из окна и крикнула мне:

– Надо же подождать всего пару недель? Правда?

– Правда, – кивнул я, а Ник нажал на газ.

Мы ехали молча, говорить не хотелось, и каждый думал о своем… У меня с детства было два основных интереса, которым я отдавал себя полностью – боевые искусства и история американских индейцев. Часть времени я проводил в спортзалах, а часть в библиотеках. В итоге получился эдакий книжный червь с самурайским уклоном. И если путь в боевые искусства был открыт для любого, кто готов был не жалеть себя, проливая семь потов, то познакомиться с индейской культурой «на месте» чрезвычайно мешал вывешенный коммунистическими товарищами «железный занавес». Сегодня уже трудно представить, что еще лет двадцать назад очутиться за границей мог только «избранный», имеющий, как тогда говорили, «лапу» и язык, готовый лизать любую номенклатурную задницу. Первого у меня не было, а второе, спасибо родителям, не позволяло воспитание. Но времена изменились, коммунистических товарищей отправили тявкать с задворок истории, иногда используя в своих целях, чтобы призвать народонаселение голосовать неким местом, которое новая номенклатура почему-то назвала «сердцем». Вместе с ними исчез и «железный занавес». И тогда я начал путешествовать. Джунгли Мексики, Гватемалы и даже Южного Вьетнама. Я забирался в самые дебри, мок под тропическим ливнем, отбивался от собирающейся в настоящие тучи мошкары… С Никитой я познакомился год назад. Его, как и меня, с детства интересовала индейская культура, и мы быстро нашли общий язык. Зная, что я снова собираюсь отправиться в Мексику, он попросил меня взять его с собой. Чем он занимался по жизни, я не знал, но деньги у него водились. Причин для отказа у меня не было, и я даже обрадовался, что не придется скитаться в одиночестве, потому как в моем московском окружении странным образом никогда не находилось желающих отправиться за тридевять земель, чтобы провести время в джунглях, вместо того чтобы греть пузо на морском берегу. Пара месяцев ушла на разработку оптимального маршрута и оформление документов. И вот мы вместе едем в сторону Кампече…

У автобусной станции на выезде из города Ник притормозил.

– Мы забыли купить в дорогу воду и сигареты, – буркнул он и вылез из машины.

Разношерстная публика толпилась в ожидании междугородных автобусов, стараясь найти тень, чтобы не плавиться под палящим дневным солнцем. Стайки мальчишек носились друг за другом, оглашая улицу веселым смехом. Взрослые с улыбками провожали ребятишек глазами, вероятно немного завидуя их беспечности и беззаботности.

Ник открыл дверцу, бросил на заднее сиденье пакет с пластиковыми бутылками и молча сел за руль.

– Дай мне, пожалуйста, темные очки из бардачка, – попросил он голосом человека, который поутру обнаружил, что все рыбки в его любимом аквариуме почему-то плавают брюхом вверх.

Надев очки, Ник завел машину и высунул руку, намереваясь поправить зеркало бокового вида.

– Ты посмотри, кто стоит! – удивленно протянул он.

– Кто? – я взглянул на толпу ждавших автобуса людей, но никого не увидел.

– Старый индеец-официант!

К стыду своему, должен признать, что лица мексиканцев зачастую носят для меня однообразный характер. Не хочу сказать, что все они на одно лицо. Как раз нет. Не все… многие. Случалось, например, что девушку из пятизвездочного отеля большого города я спустя пару дней видел за несколько сотен километров от него работавшей в поле у какой-то маленькой, затерянной в сельве индейской деревушки. Правда, она могла оказаться немного повыше, или потолще, но готов поклясться, что это все же была именно она. И это не было единственным случаем. Передвижения сих единоликих мексиканцев так навечно и остались для меня загадкой.

Ник высунулся из машины и крикнул старику:

– Hola, amigo!

Старик заметил нас, широко улыбнулся и помахал рукой:

– Hola!

Мы вылезли из машины, а старик подошел ближе и пожал протянутые ему руки.

– Рады видеть вас, – сказал Ник, после чего спросил: – Куда едете?

– К сыну в Кампече, – ответил старик, продолжая широко улыбаться. Чувствовалось, что он рад видеть нас и тому, что мы запомнили и узнали его. – Он болеет, и надо ему помочь.

– Мы едем туда же. Если вы не против, мы с удовольствием подвезем вас, – вставил я.

С нашим скверным настроением иметь рядом с собой такого собеседника можно было посчитать великой удачей.

– О! – старик вежливо покачал головой. – Путь неблизкий. Мне нечем заплатить вам.

– Ну что вы, не надо никаких денег. – Я взял его под локоть и указал на заднее сиденье машины. – Мы вас подвезем, а вы нам расскажете что-нибудь интересное о майя. Идет?

– Идет, – улыбаясь кивнул старик, и полез в машину.

Мы немного поговорили о погоде, об отдыхе и отдыхающих. Проезжая какую-то маленькую деревушку, я указал Пабло, а старика звали именно так, на церквушку из необожженного кирпича:

– Я не первый раз на Юкатане, и меня всегда поражало, что на всех старых церквях видны следы пожаров.

– Это не потому, что мы любим играть со спичками, – рассмеялся Пабло. – Просто раньше майя постоянно восставали, и власти пригоняли сюда тысячи солдат, чтобы подавлять мятежи. Они жгли наши деревни, доставалось и храмам. Иногда жителей загоняли в храм и поджигали его.

– Поэтому на Юкатане я практически не видел белокожих мексиканцев? – задал я некорректный, но весьма интригующий меня вопрос.

– Может быть, – уклончиво ответил старик. – К сожалению, когда пришли испанцы, мой народ был разобщен. Существовало много различных царств, но они настолько погрязли в распрях, что не могли выступить единым фронтом. А потом уже было поздно.

– И никому не пришло в голову попытаться объединить силы?

– Был такой человек, но у него ничего не вышло.

– Расскажете нам про него? – вставил Ник.

Старик утвердительно кивнул, уселся поудобнее и начал говорить:

– Существует старая легенда о том, что, когда до правителя царства чонталей, Пачималахиша, дошли слухи о появлении на его землях белых чужеземцев, он решил объединить усилия с правителем другого царства майя и уничтожить пришельцев. К тому времени испанские конкистадоры успели завоевать ацтеков и посеять панику на юкатанской земле. Правитель чонталей был мудрым человеком, он знал, что и его людей ожидает та же печальная участь. Если бы его усилия увенчались успехом, как знать, может быть, история развивалась бы по иному пути. Надо было решить, кому доверить сию непростую и чрезвычайно ответственную миссию, от которой зависела судьба его народа, и выбор пал на сына правителя. Звали его Балум, что на языке майя-чонталей означает «ягуар». Юноша отличался острым умом и, несмотря на свои годы, уже успел отличиться в боях с врагами своего отца. С небольшим отрядом отборных воинов ему следовало отправиться из Ицамканака, главного города царства Акалан, находившегося на территории современного штата Табаско, к правителю царства Лакамтун. Путь был неблизким. Одноименный город царства Лакамтун был возведен на острове в центре озера Мирамар, посреди современной Лакандонской сельвы, что в штате Чиапас. Отец хотел заключить с лакамтунцами военный союз и изгнать белокожих. Балум по всем качествам подходил на эту роль. Обычно посылали большой кортеж с послами и многочисленными подарками, но чужеземцы уже подступали к границам его страны, и действовать следовало быстро и решительно. Войско Лакамтуна было очень сильно, но и оно не смогло бы в одиночку биться с испанцами. Пачималахишу был нужен союз с правителем Лакамтуна, но они были давними врагами. Поскольку отряд гонцов должен был двигаться очень быстро и налегке, отец передал сыну драгоценный дар для правителя Лакамтуна – украшенный искусной резьбой и драгоценными камнями сакральный череп Каб-Чанте, общего предка царских династий государств чонталей и лакамтунцев. Но случилась беда. Иногда человеческие зависть и жадность вершат судьбы целых народов. Так вышло и в тот раз. Родич правителя, желавший занять его место, предал его, сообщив о тайной миссии испанцам. Они также понимали, чем может им грозить объединение майя, а потому выслали погоню. Балум старался оторваться от них, но пешие люди не могут равняться с конными, и вскоре испанцы нагнали гонцов. Балум дал яростный бой, в котором с обеих сторон полегло много храбрых воинов, и смог бежать с горсткой своих людей. Но испанцы, как кровожадные псы, вновь последовали за ним. И снова был бой, и снова сыну правителя удалось оторваться от погони. И белые преследователи, и индейцы уже были обессилены, но каждая сторона продолжала выполнять возложенную на нее задачу. Но оторваться от всадников было невозможно. И наступил решающий миг. И произошла беспощадная битва, в которой погибли все, кроме Балума и командира конкистадоров. И тогда схлестнулись они в яростной схватке и убили друг друга. Балум не смог выполнить свою миссию, но умер как герой. Царство чонталей Акалан вскоре было завоевано, а его правитель казнен. Спустя некоторое время было разгромлено и разграблено царство Лакамтун. Вот такая история. – Старик улыбнулся. – Это всего лишь легенда, и я не знаю, было ли так на самом деле или нет. Но так рассказывал мой отец, а ему его дед.

– А череп предка? – оглянулся Ник.

– Куда делся резной череп Каб-Чанте, никто не знает. Возможно, это просто хорошая сказка с плохим, но героическим концом. – Старик на мгновение замолчал, а потом задумчиво посмотрев на нас, сказал: – Хотя я не сомневаюсь, что этот священный реликт действительно существует. Мой отец был шаманом и говорил, что череп Каб-Чанте обладает невероятной сверхъестественной силой. Как мощи святых у христиан…

Впереди показался крутой поворот. Ник снизил скорость и начал вертеть руль влево, мягко вписывая машину в поворот.

– Опа! Круто, – раздался его удивленный голос, и, отвернувшись от Пабло, я увидел на средине дороги группу одетых в каски и бронежилеты солдат с автоматами в руках.

От них отделился человек в офицерской форме, поднял руку, приказывая остановиться, и Ник нажал на тормоз, прижимаясь к обочине. Чуть далее рядом с дорогой располагался армейский дот, из которого на нас с укоризной взирало дуло большого, тяжелого пулемета. Странное ощущение возникает, когда из доброжелательных, наполненных смехом и весельем Канкуна и Мериды, ты попадаешь под дуло пулемета и суровые взгляды парящихся в бронежилетах солдат. Сразу начинаешь испытывать чувство вины за еще не содеянные грехи и вспоминаешь крылатую фразу прапорщика из армейской юности: «А если завтра война? ».

Офицер приказал нам выйти из машины и начал проверять документы. Нам пришлось объяснять, куда мы едем, зачем мы едем, зачем нам этот дряхлый старик и что он делает в нашей машине. Я видел, что Ник начинает злиться, но сам старался сохранять спокойствие. Пока мы объясняли, офицер недоверчиво разглядывал нас, ковыряясь при этом языком в зубах. Вещи наши он проверять не стал, но старика-индейца приказал обыскать, а сам вывернул наизнанку егосумку с вещами. На дне ее он обнаружил небольшую коробочку, в которой оказалась перетянутая резинкой пачка денег. Офицер с удивлением посмотрел на нее, потом повернулся к нам и велел ехать дальше, поскольку старик «останется до выяснения обстоятельств». Какие «обстоятельства» имелись в виду, он уточнять не стал, но по блеску в его глазах и тому, как в один момент сгорбились плечи Пабло, мы все поняли и сами. В лучшем случае старика просто собирались обобрать. На много километров вокруг простиралась дикая сельва, и что могли сделать с ним солдаты, завладев его деньгами, также было не сложно догадаться.

– Мой сын тяжело болен, – губы Пабло дрожали, когда он начал говорить.

Офицер сделал знак, и один из солдат направился к нам. Пока он, указывая нам на машину дулом автомата, попытался заставить нас сесть в нее и уехать до нас донеслись слова Пабло:

– Эти деньги… это все мои накопления за много лет и то, что мне удалось занять у друзей… Пожалуйста, не забирайте их, они нужны на оплату операции для моего сына…

Офицер грубо оборвал его, и тогда Ник взорвался:

– Вот, с-с-ука, – сквозь зубы прошипел он по-русски, отпихнул солдата в сторону и решительно шагнул к офицеру. – Та-ак, – Ник ткнул пальцем в нашивку на его форменной рубахе. – Твоя фамилия Гонсалес?

Офицер не ожидал такого поворота событий и на мгновение опешил, но затем быстро пришел в себя. Уголки его тонких губ вытянулись в подобие улыбки так, что верхняя губа немного приподнялась, обнажая в образовавшейся щелочке ряд больших, неровных зубов. Не улыбка, а звериный оскал. Его солдаты, завидев происходящее, обступили нас, взяв оружие наизготовку.

– Мой друг не хотел вас обидеть, – я втиснулся между офицером и Ником, примирительно приподнимая руки. – Просто он корреспондент правительственной российской газеты и пишет обо всем, что случается с нами в Мексике.

– Да, и напишу о вас в прессе! – подтвердил из-за моей спины Ник, а я склонился над самым ухом Гонсалеса и тихо прошептал: – Он зять самого президента России, а потому совсем без тормозов. Думает, что ему все позволено в этой жизни.

Офицер бросил на меня взгляд из-под бровей, просчитывая в уме, насколько правдивы мои слова и во что ему может вылиться стычка с таким человеком, если они окажутся правдой. Я же исходил из того, что чем бредовей будет выданная мной информация, тем лучше. Проверить ее он все равно не мог, но быстро сообразил, что проблемы с зятем русского президента грозят международным скандалом, крайним в котором придется быть ему, а потому с сожалением на лице повернулся к старику, протянул ему коробочку с деньгами и жестом показал, что все мы можем продолжать свой путь.

– Вы очень рисковали, вступая в конфликт с солдатами, – нарушил молчание Пабло, когда военный пост скрылся из виду. Он никак не мог успокоиться и, сидя на заднем сиденье, складывал в сумку разбросанные вещи, периодически тяжело вздыхая. – Спасибо вам.

– Не за что, – ответил Ник, а я спросил:

– Что они тут делают?

– Солдаты? – старик поднял голову и устало посмотрел на меня. – Кампече не очень спокойный штат. Солдаты ищут наркотики, оружие, контрабанду. А еще людей, бегущих через Мексику в США из Гватемалы, Никарагуа и других южных стран. Бедных людей, которые не могут выжить в своих странах и пытаются найти лучшую долю в другой стране.

Оставшуюся часть пути мы ехали молча и спустя час въехали в портовый город Кампече, столицу одноименного штата. Выйдя из машины, Пабло еще раз поблагодарил нас, пожал нам руки, после чего снял с шеи свое ожерелье из нефритовых бусин с выгравированными на них иероглифами и протянул Нику, жестом попросив, чтобы тот надел его себе на шею. Ожерелье явно было ценной вещью для старика, и Ник попытался вежливо отказаться, но тот проявил настойчивость, и ему пришлось выполнить его просьбу.

– Это самое малое, что я могу сделать для вас, – сказал он напоследок, повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился и добавил: – И не бойтесь сельвы, она поможет вам, – после чего не оглядываясь быстро пошел прочь, оставив нас стоять в полном недоумении. Мы так и не поняли, что он хотел нам сказать, и, честно говоря, после истории на дороге настроение наше было настолько паршивым, что и думать ни о чем не хотелось.

Вырулив на авеню Руис-Кортинес, мы быстро нашли отель «Рамада-Инн», обустроились, перекусили в ресторане отеля и отправились смотреть город. Раньше на его месте стоял город майя – Ах-Кин-Печ, но потом сюда явился Франсиско де Монтехо. Он построил свой город, из которого начал успешное завоевание Юкатана, утопив его в индейской крови. Долгое время город оставался главным портом на всем полуострове, привлекая сюда многочисленных искателей приключений. Пираты не раз атаковали его, и после одного из таких нападений, когда они едва не вырезали все население города, до испанцев наконец дошло, что стоит выстроить крепость. Вот ее мы и хотели посмотреть в первую очередь.

Когда взбираешься на остатки прежних бастионов и крепостных валов, сразу возникает ощущение, что ты защитник города и спустя мгновение на горизонте обязательно появятся паруса кораблей беспощадных пиратов. Сии герои современных романов, овеянные романтичным ореолом джентльменов удачи, на деле были обыкновенным быдлом, жаждавшим только обогащения. И стоя на крепостной стене, ты в какой-то миг вдруг начинаешь чувствовать, что теперь во многом именно от тебя зависит, смогут они ворваться в этот город, чтобы грабить, убивать и насиловать, или нет. Странное ощущение, отголосок канувшей в лету эпохи. Спустившись вниз, мы пошли вдоль морского побережья, глядя, как на берег, взбиваясь в густую белую пену, набегают синие волны. Каждый из нас погрузился в собственные мысли, и незаметно для себя мы ушли достаточно далеко. Надо было выбираться, потому что скоро должно было стемнеть. Отряхнув ноги от мокрого песка, мы вошли в какие-то зловонные трущобы.