Текст книги "Последний роман Владимира Высоцкого"

«Она была такой искренней, – вспоминал Борис Хмельницкий, – а перед этим качеством Высоцкий не мог устоять. Мы все были в нее влюблены. А еще у Аллы невероятно красивые ножки. Поэтому мы, мужики, смотрели на нее, как беспомощные телята».

Алла частенько заглядывала на Таганку (благо, жила неподалеку), вертелась за кулисами и однажды, как бы шутя, попросила Владимира подыскать ей хоть какую-нибудь завалященькую роль.

– Я хочу стать комедийной актрисой, – говорила Алла.

Тот, оценивающе посмотрев на рыжеволосую, бойкую девицу, согласился: «Хочешь – значит, будешь». И для начала вытащил Пугачеву на таганскую сцену, упрятав ее среди актеров в какой-то массовой сцене. Слава богу, Любимова в тот вечер в театре не было. Дебют талантливой девочки Высоцкий с друзьями в тот вечер отмечал, как свой собственный.

Впрочем, романа между ними не было. Просто дружба. Хотя, как считал Утыльев, один из сотрудников того же Центра подготовки космонавтов, «она его, конечно, обожала. Хотя Володя внешне неброский был… Алла же всю жизнь любила красивых мужиков…»

Со временем эта компания как-то разбрелась в стороны, и Пугачева с Высоцким обменивались лишь взаимными шутливыми приветами: «Пусть эта свинья хоть позвонит!..» Это он – в мой адрес. А я говорю: «Это я – свинья?! Он что, сам позвонить не может?..»

«Алла снималась у меня в «Сезоне чудес», – вспоминал Георгий Юнгвальд-Хилькевич. – Мне Володя как-то признался, что у него было около двух тысяч женщин. И он очень жалел, что 17-летняя девочка из массовки у него поначалу не ассоциировалась с той самой Пугачевой. Он позже только понял, что имел роман с будущей звездой. Но было поздно что-то изменить».

Желание петь Высоцкого у Пугачевой всегда присутствовало. «Но ни одна песня не удавалась, – рассказывала она. – Потому что настолько он индивидуален. Но вот две песни, которые я услышала, причем не в его исполнении, а в исполнении Марины Влади, – «Бокал вина» и «Беда» – меня просто поразили. И я очень хотела их спеть и собиралась… Я собиралась их спеть где-то года три подряд: думала, думала, думала…»

И надо было случиться такому роковому стечению обстоятельств! Как раз в трагическую ночь 25 июля 1980 года Пугачева с друзьями-музыкантами заканчивала репетировать «Беду». На следующий день готовилась премьера песни во время олимпийского концерта. И Алла Борисовна завелась: «Ну, давайте позвоним ему сейчас, скажем…» Я не знаю, что со мной творилось. Где-то в три часа ночи меня просто держали, как будто в меня дьявол вселился… Меня держали четверо человек, и один из них Юрий Шахназаров – тогда он у меня был руководителем ансамбля… Я говорила, что необходимо именно сейчас позвонить. А он: «Телефона у меня с собой нет…» Я говорю: «Ну, узнайте!..» – «Поздно сейчас, утром сообщим…» Я говорю: «Нет, сейчас!..» Говорят: «Ну, куда мы будем сообщать?.. Нет телефона… В три часа ночи неудобно…» Когда мне позвонил Юра на следующий день и сказал: «Алл…» – «Ты достал телефон?..» Он говорит: «Да, только звонить не надо…» Это, конечно, мистически-трагическая история… Не скупитесь на любовь…»

В день похорон Высоцкого она вышла на сцену главного пресс-центра Олимпиады в черном траурном платье и начала свое выступление песней «Я несла свою беду…».

Отвечая на вопросы о Пугачевой, Высоцкий всегда высказывался уважительно, но сдержанно: «Алла Пугачева, на мой взгляд, интересная очень актриса на сцене и интересная певица». Однажды ему прислали записку: «Владимир Семенович, ваше творчество очень напоминает творчество Аллы Пугачевой…» Он рассмеялся, но прочел концовку: «Как и она, вы откровенны со зрителями». И очень серьезно сказал:

– Я с вами не откровенен. Я говорю то, что вы хотите от меня услышать. Если бы я был с вами откровенен, то я не знаю, как бы вы отнеслись к этому.

Спустя годы после смерти Высоцкого у Аллы Борисовны произошло мистическое «свидание» с умершим поэтом. Когда 31 мая 1991 года в лондонской больнице появился на свет внук Пугачевой Никита, новорожденный почему-то не заплакал, как водится, а внимательно, прищурившись, стал разглядывать окруживших его людей. Молчал. Молодая бабушка всполошилась: «Что-то не так, надо что-то делать!» В этой нервной обстановке зять певицы Пресняков-младший начал истерически хохотать, услышав голос Высоцкого: «Желаю вам счастья в личной жизни!» Обернулся – и встретился глазами с напряженным взглядом Пугачевой. Она тоже как будто слышала эти слова…

* * *

Выпускница школы-студии Карина Филиппова сразу дебютировала в спектакле юного «Современника» «Вечно живые». Позже, когда энтузиасты-однокурсники попытались организовать на базе клуба МВД свой театр, Карина стала партнершей Высоцкого в спектакле по Карелу Чапеку «Белая болезнь». Но особой тяги к актерству, честно говоря, не испытывала, создавая в своем доме нечто вроде клуба или салона. Собирала друзей: «Наш курс, наша школа-студия, и Володя Высоцкий, и Аркаша Стругацкий, и Митя Урнов!.. Актеры, режиссеры, писатели…»

Позже Карина нашла себя в литературе, выпустила несколько поэтических сборников. Потом попыталась принять участие в творческой судьбе Высоцкого, подталкивая его к «альянсу» с начинающим драматургом Диной Калиновской, которая ютилась у нее.

Из Одессы в Москву Дина привезла необычную монопьесу «Баллада о безрассудстве», стала предлагать ее столичным театрам. После того как «Балладу» напрочь отверг Олег Ефремов, у Карины возникла новая идея:

– Динуля! Покажем Высоцкому: он сейчас в фаворе, Любимов для него поставит.

Она позвонила в театр. В перерыве между репетицией и вечерним спектаклем Владимир забежал домой и, прихватив Люсю, отправился знакомиться с молодым непризнанным талантом.

Дина с ходу произвела на них яркое впечатление. «Небольшого роста, легкая, тонконогая, волосы красоты неописуемой – вьющиеся, смоляные, с блеском, громадные темно-янтарные глаза и длиннющие ресницы, – восхищалась девушкой Людмила Абрамова. – Треугольное личико, небольшие скулы, лицом напоминала Софи Лорен. Мягкий бархатный голос, сияющая улыбка. Когда мы познакомились, она была приветлива, ко всем расположена, очень смешлива. Хохотала заразительно. У нее – очевидно, это с детства шло – ни к кому не было зависти. Была своего рода нищенская гордость. Ведь Дина была нищая до ужаса…»

Калиновская живо пересказала гостям сюжет монопьесы о солдате – защитнике Одессы, который остался один во время боя за город. Он нашел башенку с тремя окнами, куда противнику было не добраться, отстреливался из пулеметов и сумел на какое-то время задержать врага. История его последних часов была трагична и весела. Он чувствовал свою силу, его радовало, что он, как плотина, сдерживает вражескую лавину.

Высоцкий сразу включился, они начали импровизировать на два голоса, развивать сюжет. Хозяйка почувствовала, что «в случае Володи и Дины было слияние двух талантливых явлений. Дина была удивительно, искрометно талантлива и готова к творческому открытию. А Володя – прекрасный, солнечный – был само счастье».

Он забрал пьесу с собой. А потом позвонил, грустно сказал: «Нет, девчата, это несерьезно…» Высоцкий не стал им говорить, что показал «Балладу» Любимову, стал расхваливать, но Юрий Петрович наотрез отказался: «Володя, уймись. Мне с головой хватило «Павших и живых». Или ты уже забыл, как мне голову снимали эти антисемиты?..»

Вскоре Высоцкий улетел в Одессу. И вдруг через несколько дней – звонок: «Девки, пьеса гениальная! Я играю, я ставлю, я пишу песни. Я уже давал читать ее Говорухину». А вернувшись в Москву, пришел к Карине с Диной и очень напористо сказал: «Девчата, дело пойдет…»

«Мы принялись за работу, – ликовала Дина. – Володя сказал, что, во-первых, там виден женский почерк, а он бы хотел обжить пьесу внутри себя, по-мужски… Он приходил к Карине, что-нибудь на скорую руку перекусывал, и мы с ним садились разговаривать по поводу очередного эпизода… Володя хотел густо насытить этот сценарий песнями и сам их исполнять. Затем появился Говорухин. Мы вместе читали и обсуждали сценарий. Говорухин больше молчал, слушал… После того как мы закончили, я отдала Володе единственный экземпляр, написанный от руки (машинки у меня тогда не было). С удовольствием взялся его отпечатать, сказал, что уже выучился, что печатает страницу за 16 минут. Это его не устраивало, он хотел быстрее…»

Но увы, руководство Одесской киностудии сценарий «Помните, война случилась в сорок первом…» забраковало: слишком уж пессимистично.

Дина рассказывала: «Одно время я работала в КБ цветной металлургии, и нам, конечно, хотелось устроить концерт Высоцкого. Попросили меня договориться… Но я не пошла на Таганку, боялась, что Володя по-свойски может отказать. Приглашала его наша красивая и интеллигентная дама – такой отказать трудно. Володе дама понравилась, и он пришел к нам. Пришел с Татьяной Иваненко… Мне сказал, что она не слышала его новых песен.

Концерт он как-то скомкал: пел мало и неохотно. А мы же честно собрали трудовые рубли! Правда, не успели поменять их на крупные купюры, приготовили мелкими бумажками… Я говорю:

– Володя, ты что?! Что с тобой? Так мало пел…

– Ты знаешь, я не смог петь. Там сидел человек и все записывал…»

«Наверно, я погиб…»

…Когда среди женской половины киногруппы «Вертикали» прошелестел шепоток, что завтра к ним присоединяется Высоцкий, Лариса Лужина как бы невзначай поинтересовалась:

– Не Володя ли?

– Да! А ты его знаешь?

– Конечно, еще с института. Он к нам в общежитие в Ростокинском частенько наведывался… Ну так, ничего особенного… Невзрачный, невысокого роста… С гитарой, песни какие-то приблатненные. Да я на него и внимания не обращала…

Конечно, что ей было тогда до какого-то безвестного актера. Лариса еще студенткой дебютировала у Станислава Ростоцкого в фильме «На семи ветрах». Мало того, картина попала на Каннский кинофестиваль! И в составе советской делегации девушка отправилась во Францию. Было от чего кружиться голове…

После премьеры в Каннах Лариса в «коктейльном» платье, подаренном ей самой Надеждой Леже, вдовой знаменитого художника, решила наплевать на все запреты, рискнуть и, как подобает светской даме, заглянуть в ближайшее кафе, выпить чашечку кофе. И тут – вот это да! – к ней за столик подсел интересный мужчина. Мать честная, да это же… как же его? – Робер Оссейн! Предлагает что-то выпить и потом вдруг спрашивает по-русски: «Мамочка, а ты же из Москвы? Из России?» Он галантен, хорош собой, произносит потрясающие комплименты. В конце концов, настойчиво приглашает Ларису осмотреть его гостиничный номер.

– Или тебе это запрещено, нельзя? Сколько тебе лет?

– Двадцать один.

– Ну вот! Тогда можно! Ты взрослая девочка, ты уже должна все знать. Марина в четырнадцать все знала, пойдем!

– Какая еще Марина?

– Влади. Ты должна ее знать. Я не буду на тебя кидаться, только поцелую разок, и все… Пойдем?

Комсомолка Лужина наотрез отказалась.

Узнав о несостоявшемся романтическом приключении своей актрисы, Ростоцкий, любя, отчитывал Ларису: «Вот дурища-то!.. Оссейну отказала!..»

После успеха в Каннах руководитель делегации Сергей Герасимов, как полагалось, отправился на доклад к министру культуры. Фурцева благосклонно выслушала отчет, а затем протянула Герасимову свежий номер журнала «Пари Матч»:

– Ну а это как изволите понимать, Сергей Аполлинариевич?

Репортаж с Каннского фестиваля украшал огромный снимок Лужиной, самозабвенно отплясывающей «безыдейный» твист. Заголовок был соответствующий – «Сладкая жизнь советской студентки».

– Это – натуральная порнография, – уточнила министр. – Совсем уже распоясались, стыд потеряли… Безобразие!

– Екатерина Алексеевна, – собрался с духом Герасимов, – поверьте, дорогая, тут моя вина. Я заставил девочку танцевать это «безобразие» и показать французам класс. Она – моя ученица, и как будущая большая советская актриса (я в этом не сомневаюсь!) должна уметь танцевать все, в том числе и этот «твист». Ведь в этом-то и превосходство нашей актерской школы над западной! Пусть попробует хваленая Брижит Бардо или та же Марина Влади сплясать нашу «барыню», – режиссер «вербовал» министра в союзники. – Как вы считаете?

– Ладно. – Фурцева смягчилась, взяла журнал, еще раз взглянула на фото. – А лихо у нее получается… Ладно, Сергей Аполлинариевич. А то я уж эту девчонку решила из списка нашей делегации в Карловы Вары вычеркнуть…

И понеслась Лужина на своих «семи ветрах» по белому свету – Польша, Швеция, Иран, Чехословакия, Норвегия… Приглянувшись киношникам ГДР, Лариса стала исполнительницей главных ролей в фильмах студии «ДЕФА», получив в итоге звание лауреата национальной премии Восточной Германии.

– Ларис, ты бы поподробнее, как Оссейн тебя в номера зазывал, – выпытывал Высоцкий.

– Да я вчера весь вечер рассказывала… А ты где пропадал?

– Я? – немного смутился «радист Володя». – Да мы там с ребятами…

– Ну вот. А теперь меня опять терзаешь.

– Так ведь интересно же! Вот ты объясни, почему с ним не пошла. Алена Делона ждала? Или Марселя Марсо?

Она возмущалась, глаза вспыхивали: так бы и дала этому певцу его гитарой по башке! Но все-таки он посмеивался беззлобно, время от времени по струнам бренькал, но слушал внимательно и все наматывал на ус.

– Ой, да там и без них поклонников хватало, – снисходительно, в который уже раз повторяла свои парижские рассказы Лариса. – А поначалу я так оконфузилась! Поселили нас в шикарной, как мне показалось, гостинице. Проинструктировали строго-настрого: из отеля ни шагу, поодиночке не гулять, только группой, в сопровождении. Представляешь? И кто меня будет сопровождать? Инка Гулая? Ну, ты же ее знаешь, она девочка послушная, дисциплинированная, не то что из гостиницы, из номера боялась нос высунуть. А я решила: ну их всех – и на улицу! Правда, далеко от гостиницы уходить побаивалась, еще заблужусь. Вот и шастала вдоль отеля туда-сюда…

– Молодец! – одобрил Высоцкий. – Отчаянная девочка.

– Ты слушай дальше! – Лариса уже завелась. – И вот я так фланирую, а сама просто шкурой чувствую липкие взгляды мужиков. О, думаю, клюнули, все французы мои!.. В общем, завершила променад. А за ужином рассказала о своих впечатлениях нашим мэтрам, мол, покорила Париж! Тут Герасимов с Кулиджановым как начали ржать, всех официантов перепугали. «Ты у нас где гуляла? По Сен-Дени?.. Так это же знаменитая улица «красных фонарей». А девушкам легкого поведения полагается возле отелей клиентов терпеливо поджидать, а не шастать. Вот французики на тебя и смотрели, как на белую ворону!» И снова – ха-ха-ха! Вот как ты сейчас… Вроде ты сам только-только из Парижа и сам все знаешь…

Высоцкий посмотрел на Ларису, помолчал, а потом серьезно и уверенно сказал: «В Париже не был. Но обязательно буду».

Возвращаясь из очередной поездки в ГДР, Лариса знала, чем сразить одичавших в горах мужиков – привезла ящик настоящего немецкого (!) пива. Дегустация состоялась вечером в баре гостиницы «Иткол». А на следующее утро Высоцкий спел:

 
Наверно, я погиб: глаза закрою – вижу.
Наверно, я погиб: робею, а потом —
Куда мне до нее, она была в Париже,
И я вчера узнал – не только в нем одном…
 

Лужина вспоминает, что песня ей тогда не понравилась. Особенно зацепила строка: «Пусть пробуют они, я лучше пережду…» «Я обиделась, мне казалось, что Высоцкий представил меня какой-то идиоткой. Но шутливость песни как раз и подчеркивала то, что между нами не было серьезных отношений… Хотя слухи действительно ходили. И как же было неудобно мне потом перед Люсей Абрамовой, с которой дружила еще со вгиковских времен».

А поклонниц у Высоцкого и без меня хватало, видела Лариса, женщины влюблялись в него мгновенно: «В какой бы компании он ни появлялся, с ним уходила самая красивая».

На лобовые вопросы: «Любил ли вас Высоцкий?» – Лужина обычно отвечала: «Я не знаю. Просто у нас были очень хорошие дружеские отношения… Даже если Володя пытался ухаживать за мной, то это было нормальное ухаживание со стороны молодого человека к молодой девушке или, точнее сказать, к партнерше по фильму… Он говорил мне комплименты, но это совсем не значит, что была любовь. О любви он не говорил… В основном стихи читал, пел свои песни…

Время от времени уезжал, а когда приезжал, всегда первым делом приходил ко мне, пел новые песни, какие-то знаки внимания оказывал. Незначительные вроде бы – руку подаст, скажем, но я ведь женщина, я чувствую, когда мужчина хочет понравиться… И всегда привозил мне бутылку моего любимого шампанского».

Впрочем, Лариса в долгу не оставалась: «…он в моих шмотках снимался. Я только со съемок из Германии вернулась, а у немцев в моду вошли облегающие спортивные костюмы… В Союзе ничего подобного не было. Я же привезла несколько брюк, свитеров. Вот Володя и форсил…»

Вдобавок ко всему в съемочной группе у Высоцкого обнаружился соперник – актер Саша Фадеев (приемный сын автора знаменитой «Молодой гвардии» и примы МХАТа Ангелины Степановой). «У нас с ним такой роман случился, – признавалась Лужина, – что не до Володи было. Саша – высокий, красивый, настоящий мужик. А Володя – маленького росточка, просто симпатичный парень… Может, если бы не Саша Фадеев, я бы в Володю и влюбилась, но он был явно героем не моего романа…»

Один из постановщиков «Вертикали» Станислав Говорухин на сей счет имел собственное суждение: «Лариса Лужина была исключительной красоткой, глаз не отвести. Володя, конечно, не мог ее пропустить. А у нее вкуса-то нет. Она предпочла ему Фадеева. К тому времени Лариса уже прогремела в фильме «На семи ветрах» и успела объездить с этой картиной весь мир. А мы… даже в Болгарии не были. И вот она на Володю – ноль внимания…»

Впрочем, в иных своих рассказах о Высоцком Лариса все же уточняла: «Романа, к сожалению, не было. Было с его стороны увлечение. Он вообще был влюбчивым человеком… Влюбчивым – страшное дело. Одновременно умудрялся и за мной приударить, и за Ритой Кошелевой. Но ни я, ни она как потенциального любовника Высоцкого не воспринимали… Симпатичный был парень, талантливый, очень добрый. Широкая натура. Ухаживать умел красиво. И цветы дарил, и песни… А чтобы влюбиться… такого не было… Володя росточком не особо вышел. Симпатичный, конечно, парень, но не более, хотя безумно добрый и обаятельный. Мой тогдашний муж, прекрасный оператор и замечательный человек Леша Чардынин, ревновал меня и к Фадееву, и к Высоцкому…»

Рассказывают, однажды, сидя у костра после съемочного дня, Высоцкий предложил Чардынину, прибывшему повидаться с женой: «Леша, послушай, какую песню я написал твоей бабе». И спел, конечно, про Париж, и «про того, кто раньше с нею был…». Она рядом сидела и думала: «Вот и переждал… О чем жалеть? Ничем хорошим бы это не закончилось. Принесло бы лишние страдания… И кто знает, если бы у нас возникли какие-то близкие отношения, может, он и песню бы эту не написал…»

В одном из телешоу ведущая буквально пригвоздила Лужину фразой: «Оказывается, вы единственная женщина, которая не ответила этому человеку взаимностью». Лариса возмутилась: «То есть я ему не дала?.. Ну а почему, собственно, я должна была поступать иначе, если никаких чувств, кроме приятельских, к нему не испытывала?..»

Киногруппа жила на турбазе в Сванетии дружной семьей в одной огромной комнате. Спали вповалку, не раздеваясь – в горах было холодно. «Ночью, – рассказывала актриса, – по нам бегали мыши. И по гитаре Володиной тоже, струны перебирали, вдруг такой тихий звон раздавался…»

Во время публичных выступлений Высоцкий, предваряя исполнение «Скалолазки», вспоминал о романтической сцене, выпавшей, к сожалению, из окончательного варианта картины, когда он (то бишь его герой – радист Володя) остается в альплагере наедине с Лужиной (врачом отряда альпинистов): «Природа, романтика, горы, и я по сценарию должен был к ней приставать (я никогда этого не позволяю по отношению к женщинам, а тут очень настаивал режиссер, и вот была у нас сцена приставания). Было очень даже приятно, в общем, но в фильме этого ничего не осталось совсем, все это вырезано; мы там только ходим по камушкам, я очень скромно себя веду… Я только говорю: «Посмотри, как красиво…» И пою:

 
Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя скалоласковая!
Мы теперь с тобой одной веревкой связаны —
Стали оба мы скалолазами.
 

Впрочем, немало было и других участниц съемок, претендовавших на образ «скалоласковой» альпинистки.

Та же Маргарита Кошелева, о которой вскользь вспоминала Лужина. Однако она в своих рассказах предпочитала оставаться сдержанной: «Нас, актеров, собрали в Одессе, на студии, чтобы потом всем вместе отправиться в Кабардино-Балкарию… Кто-то, помню, позвал меня: идем, мол, Володю Высоцкого послушаем. Пошли. Пел он тогда в основном какие-то «блатные» песни, и мне не понравилось. Позже, на съемках… он пел и другие свои песни, чуть ли не каждый день. Иногда он предложит послушать, а иногда кто-то просил… Я где-то читала, что песня «Скалолазка» посвящена Ларисе Лужиной. Но ведь это не так! «Скалолазка» посвящена именно мне, я так думаю. По фильму-то я в горы ходила, а не героиня Лужиной».

Главный консультант картины Леонид Елисеев тоже был убежден, что «Скалолазку» Высоцкий писал, вдохновившись альпинистскими подвигами Риты: «А как он смотрел на нее, когда пел эту песню!..» Похоже, Елисеев сам был неравнодушен к артистке: «Если бы она в том сезоне участвовала в чемпионате СССР по скалолазанию, то была бы в числе призеров… У нее были все необходимые для этого качества: высокий рост, минимальный вес, хорошая координация – до работы в кино она была балериной. Так что по скалам она ходила, как обычные люди ходят по земле».

После съемок участники «Вертикали» в полном составе встречались редко. Правда, вспоминала Кошелева, собрался как-то девичник у Лужиной: «Сидим, разговариваем. И Лариса вдруг говорит, а давай-ка Высоцкого позовем. Набрала номер, договорилась с Володей, и тот через какое-то время приехал. Как раз когда он приехал, Лариса включила магнитофон и мы слушали его песни. И вот он входит, а на всю квартиру его песни. Он заулыбался и говорит шутя, что, мол, зачем же я вам, если у вас мои песни и так есть. Мы тогда хорошо посидели, разговаривали, он пел…»

Среди претенденток была и ленинградская альпинистка Светлана Лепко, будущий радиоинженер. Волей случая она оказалась в киногруппе Говорухина, но вписалась в нее настолько легко и удачно, что, надев парик, с успехом подменяла Риту Кошелеву в некоторых эпизодах. Светлана рассказывала: «Впервые увидев Владимира Высоцкого в «Итколе» на банкете, я удивилась: он совсем не пил… Мы с Ларисой Лужиной ему соки покупали. Врач Алла Величко, моя подруга, работала в альплагере «Эльбрус». По вечерам она приезжала в киногруппу и занималась Володиным горлом, то есть была как бы его персональным врачом. Из-за этого Высоцкому запрещали петь. А он пел… Послушать его приходили, приезжали из многих лагерей. Погода стояла хорошая. Мы выходили на улицу, Володя брал гитару – и…»

Позже, бывая в Ленинграде, Высоцкий заезжал к Светлане, которая жила в знаменитом «распутинском» доме на Гороховой. Пел, подстраивая ее семиструнку с помощью спичек. А когда в 1971 году Таганка гастролировала в Питере, Светлана рискнула уговорить главного режиссера театра позволить Высоцкому выступить в клубе ее НИИ. Представляя Лепко Любимову, Владимир сказал: «Юрий Петрович, вот она, моя скалолазочка. Та самая…»

«Той самой», впрочем, вполне могла бы быть и мастер спорта по альпинизму Мария Готовцева, которая помогала Высоцкому во время высокогорных съемкок, или мелитопольская альпинистка Татьяна Саяпина. А чем плоха была Галина Федулова, работавшая начальником спасательной службы в альплагере «Шхельда»? Подыскивая еще одну дублершу для Риты Кошелевой, Говорухин требовал от ассистентов: найдите мне самую худенькую альпинистку Центрального Кавказа. Ему подсказали – вот Галина, лучше нет. Решили попробовать.

«Подбегаю, – вспоминала она, – стоит машина, сталинская полуторка, рядом – мужик, метр с кепкой. «Я, – говорит, – за вами». А сам – в сандалиях! Кеды, тапочки, что удобно, но сандалии! Освобождает место в кабине, а меня укачивает, поэтому сказала, что поеду в кузове. Мужик говорит: «И я с вами!» – и так резко запрыгнул, одним махом. Я стою, уперлась в кабину руками, машина ходит ходуном: кузов в одну сторону, кабина в другую! А он встал, руки на борта положил, машина вниз – кузов на кабину наезжает. Ору: «Руки! Руки! Раздавит ведь!» Но «киношный мужик» как будто не замечает тряски, дороги-серпантина, опасности…»

Потом уже познакомились: «Володя» – «Галя». Он поинтересовался, как такая хрупкая девушка может стать мастером спорта. Она что-то ответила, отшутилась. Двинулись дальше. На очередном повороте машину так тряхнуло, что у Гали выпал амулетик из плотно связанных крючком эдельвейсиков. Ее попутчик удивился: «Вы и это умеете?..» По Боксанскому ущелью выехали на асфальтовую дорогу и вскоре подъехали к гостинице. Полуторка остановилась, и попутчик опять лихо выпрыгнул из нее, как и запрыгивал. Только потом Федулова узнала, что он не режиссер, как ей показалось, а актер. Дублировать Кошелеву альпинистке не пришлось, но зато встречу с Высоцким она запомнила. Фильм ей, кстати, не понравился, и, как она говорит, если бы не песни, смотреть было бы нечего…

Конечно, всякий раз вокруг съемочной площадки неизменно возникали стайки (если не стаи) девушек, с безмерным обожанием взиравших на актеров и весь киношный люд. А уж в таком диком месте, как это Боксанское ущелье, где, кроме гор, ровным счетом никаких развлечений… Ежевечерне к лагерю киноэкспедиции, словно мотыльки на огонь, слетались представительницы прекрасного пола. И появлялась гитара, и всю ночь звучали песни, смех, через край лились различные напитки.

Как гордо утверждал абориген, егерь и альпинструктор – консультант фильма Хусейн Залиханов, к «телу» допускались далеко не все и он лично вел строгий отбор. Хусейн вспоминал: «Высоцкий был душой компании. Водка, песни под гитару рекой лились… К нашему очагу всегда собирались из соседних альплагерей «тушканчики»… И уж скольких мы с Володькой тогда приласкали – со счета сбились. Хорошие то были времена!..»

Правда, потом как-то одна ленинградская студентка прислала Залиханову паническое письмо: «Жду ребенка. Жена Высоцкого об этом и слышать не хочет. Рвет письма. Помоги, дорогой Хусейн, до Володи добраться!»

Позже Хусейн Чоккаевич, более полувека возглавлявший федерацию альпинизма Кабардино-Балкарии, создал в Течекли альпинистско-охотничий музей Владимира Высоцкого.

Композитор София Губайдулина тоже восхищалась песнями Высоцкого. Просто как слушательница. Хотя ее консерваторские учителя – и Арам Хачатурян, и Дмитрий Кабалевский – считали ее авангардисткой: «Талантлива, но путь ее – неправилен!» – но Станислав Говорухин все же рискнул и пригласил Соню поработать вместе. Она с радостью согласилась. Тем более что режиссер сразу выдал ей карт-бланш: «Делай так, как ты хочешь». Хотя поначалу у нее как у профессионала возникало внутреннее сопротивление, потому что в картину включались два противоположных звуковых плана: «один социальный, а другой – природный». Под «природным» София понимала «такое совершенно необыкновенное явление, как песни Высоцкого». Всего лишь одной песне потребовалась ее оркестровая обработка.

Но вернемся к Ларисе Лужиной. «У нас на Удальцова был открытый дом, – вспоминала она, – и Высоцкий мог прийти и в полночь, и в 4 часа утра – когда угодно. Володя с Чардыниным сдружились, нередко устраивали у нас ночные посиделки. Высоцкий пел». Подобные ночные развлечения соседям были не по душе. Однажды они даже нажаловались на Лужину в товарищеский суд (бывали в то время и такие), мол, орут по ночам хриплыми голосами, спать не дают. Тогда «дебоширка» и рубанула заявительницам: «Вас скоро вперед ногами вынесут, а я молодая, хочу жить и слушать хорошие песни!»

Когда Высоцкий познакомился с Мариной, он нередко с Удальцова звонил ей в Париж. И Лариса была уверена: «Его песня «07» тоже посвящена мне. Или – моему телефонному аппарату…» В шутку требовала оплатить переговоры.

Ей, девочке, родившейся с длинными-предлинными волосами, цыганка нагадала, что у нее в жизни будет множество поклонников, но в итоге останется она в одиночестве. Так все и вышло. Пройдя через четыре брака, в конце концов для нее самым близким существом оказался… пудель Лорий Лориевич Лужин. Выходя с ним на прогулку, Лариса повторяла простую молитву: «Ангел мой, пойдем со мной: ты – впереди, я – за тобой».

* * *

Владимир жаловался Золотухину:

– Куда деньги идут? Почему я должен вкалывать на дядю? Детей не вижу. Они меня не любят. Полчаса в неделю я на них смотрю, одного в угол поставлю, другому по затылку двину… Орут… Совершенно неправильное воспитание…

Когда друг, в свою очередь, начинал жаловаться на свои семейные неурядицы, Высоцкий смеялся:

– Чему ты расстраиваешься? У меня все пять лет так: ни обеда, ни чистого белья, ни стираных носков. Господи, плюнь на все и скажи мне. Я поведу тебя на русскую кухню: блины, пельмени и прочее.

И вел… в ресторан «Центральный».

Бытовые проблемы удручали. Раздражал несколько странный уклад жизни семьи Абрамовых, так и не ставшей ему родной. Особенно досаждала мать Люси – женщина, которая всю жизнь спала в лыжном костюме, не признавая простыней… Небольшого росточка, крепко сколоченная. Некоторые злоязыкие вообще болтали, что она занимается штангой, гирями или чем-то в этом роде. Насчет тяжелой атлетики они, конечно, загибали, но Люсина мама действительно была заядлой спортсменкой, даже завоевывала золотые медали на чемпионатах Союза по стрельбе. И когда ей перевалило за семьдесят, запросто побеждала на институтском первенстве в родном МФТИ на Долгопрудном.

Высоцкому, гуляке и «вечному страннику», умотанному бесконечными киноэкспедициями и гастрольными поездками в поисках лишнего рубля, естественно, хотелось налаженного быта, уюта, горячей пищи, чистых рубашек и жены, встречающей у порога («чтобы пала на грудь…»), то есть всего того, что резко бы контрастировало с вынужденно кочевым (в силу профессиональных причин) образом жизни. После «одесско-белорусского» цикла фильмов Владимир уже более-менее нормально зарабатывал. Как Люся была счастлива, когда усилиями ведущего редактора «Мелодии» Юрия Энтина и его начальницы Анны Качалиной удалось пробить гибкую пластинку Высоцкого с песнями из «Вертикали». Тираж был огромный, миллионов шесть, вспоминал Энтин. Люся примчалась к ним – и с порога: «Знаете, вы спасли нашу семью! Мы такой суммы сроду не получали».

– Да помилуйте, Люся, – успокаивал ее Энтин. – Все в порядке. Володе заплатили как поэту, композитору и исполнителю. Это мы ему должны сказать спасибо – раскупили пластинку мгновенно, и наша «Мелодия» выполнила квартальный план.