Текст книги "Сету атум"

***

Хруст под ногами. За ночь погода изменилась, слегка приморозило, теперь шаги отдают в уши приятным скрипом. Мороз и солнце – день чудесный, написал классик, и тут я с ним полностью согласен. Дорога змеится, манит возможностью хоть и небольшого, но путешествия.

Взгляд в горизонт – простой прием бывалых путешественников, взятый мной на вооружение после прочтения очередной книги. Так проще дается дорога. Мысли четче, вся панорама окрестностей просматривается, не ускользает из внимания.

По правую руку проплывают в такт шагам массивные бетонные плиты забора местной АТС. По левую – коричневый вагончик продуктового магазина, над неражным продуктовым нависают пятиэтажки, образуя двор другой улицы. Помню, мальчишками частенько устраивали баталии с чужаками, доказывали, какой из районов круче. Когда мирно, по-детски, – снежками зимой либо брызгалками летом. А когда и всерьез, собирая шару и устраивая кулачные бои. Забавно, с годами понятие «чужак» изрядно видоизменилось. В детстве было проще.

Прищуриваюсь, дорога, выводящая меня к шоссе, искрится от играющего на солнце снега, ускоряю шаг – все-таки февраль.

Подхожу к перекрестку, не обращаю внимания на остов притулившейся у шоссе остановки, взгляд по сторонам – чисто, машин нет, можно идти. Такое ощущение, что форсирую средневековый ров, полотно шоссе чистое, виден асфальт, зато обочины дороги забаррикадированы грязно-белыми холмами – грейдер знает свое дело. С трудом перешагиваю через нагромождения из снега и соли, по ту сторону «рва» ноги утопают в чистом снеге – начинается территория городского парка, встречающего устремленными в небо стволами деревьев. Теперь только вперед.

Хорошее путешествие необходимо должным образом подготовить. Как чай или кофе – с алхимической дотошностью осмотреть каждый ингредиент, затем смешать и употреблять до полного погружения в себя. Чувствую вибрацию в кармане узких черных джинс, чертыхаюсь. Хорошее путешествие необходимо подготовить, в первую очередь, отключить телефон. Дурень. Снимаю перчатку, протискиваюсь в стылый от мороза карман, не глядя, подношу телефон к уху.

– Да.

– Ярик, привет, – в хриплом голосе без труда узнаю Саню, хорошего моего знакомого, из наших. То есть охотника. Однако, охотник – не охотник, а атмосфера пути испорчена. Отвечаю односложно, как могу, скрываю раздражение.

– Привет.

– Чего делаешь? Не отвлекаю?

– Живу. Отвлекаешь.

– Ну..это..Ой.. Не злись. Я тут просто спросить хотел. – В голосе Саши действительно проступают просящие нотки, на фоне хрипов – звучит забавно.

– Говори.

– Это… я тут… ой… твою ж мать, – стенания собеседника ненадолго прервались, видимо набирается сил, – приболел слегка. Ничего серьезного, но… едри твою налево… сегодня мне на обход по идее…

– Бухал? – прерываю всхлипы и стоны знакомца, перехожу сразу к делу.

– Да нет, просто…

– Чего просто? Сань, алкоголь тебя когда-нибудь погубит. Вот увидишь. И потом, случись чего с порталом в твою смену, – делаю многозначительную паузу, даю собеседнику возможно повиниться.

– Да не пил я! Ох… едрена кочерыжка, – видимо, повышать голос Сане проблематично, – говорю же, приболел.

– Да?

– Да. Вчера какой-то урод в зеркале меня отделал по полной. Главное, вроде из наших, не эдимму. А как захерачил огнем – думал, не выживу. Уже растворяться начал, а он прощения попросил… Коз-зел, все тело ноет.

– Пусть ярость благородная вскипает, как волна! – ору в трубку, нещадно фальшивя, впрочем, не в чистоте исполнения смысл. – Идет война народная!

– Уыыыы. – Трубка издала печальный полувой. Тишина.

– СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА!!! – что есть сил ору, стремясь добить терзаемый похмельем организм Санька.

– Ну, да-да! – сдался охотник под напором. – Бухал. Бухал, и что, казнить меня теперь? Я такого натерпелся, что… Харе издеваться, поможешь, или нет?

– А чего врал?

– Так, чего… Ты же занудничать начнешь.

– Начну, – бодро поддакиваю.

– Нотации читать.

– Именно. Именно это и буду делать. Потому что ты, Саня, – раздолбай. Не боишься, что тебя за твои промашки изгоем сделают?

– Кто?

– Сам знаешь кто. Начальство.

– Да насрать начальству. Мы же охотники. Понимаешь? О-хо-т-ни-ки. Все по своим углам сидим. И вообще, где это начальство было, когда меня вчера, как утку, поджаривали? Вот ты вообще когда-нибудь начальство видел?

– Нет, – честно признался я, – но слышал, что оно есть. И даже видел тех, кто успел с ним пообщаться. Знаешь, где видел?

– Ну? – уныло реагирует Санек, с каждым моим словом теряя надежду на внеочередной выходной.

– Кто в желтом доме бабочек ловит по стенам, а кто мемуары пишет «Какой я был когда-то, не то, что сейчас», – смахивает скупую слезу.

Саня расчувствовался, из трубки полился поток оправданий, перемежаемых охами, всхлипами и матом. Спустя некоторое время я узнал, что ночью у него действительно была очень эмоциональная встреча, однако, как оказалось, Саня немного приукрасил ее последствия. Что незнакомец в зеркале, всего лишь слегка подрихтовал Санину морду, припугнул, действительно, извинившись позже. Однако тонкая душа поэта не выдержала такого накала страстей, требовалось срочно выплеснуть из себя впечатления, поделиться с единственным понимающим человеком. Что уже вечером был вызвонен наш общий знакомый и по совместительству охотник – Леха. Старинный друг, естественно, привез домашнего сальца, а домашнее сальцо, как уверял Саня, грешно потреблять без огненной воды. Что огненной воды, как всегда, оказалось мало вечером и слишком много на утро. Ну, судя по ощущениям организма, борясь с которым, он умудряется беседовать со мной, бесстыжей скотиной, уже почти пятнадцать минут. Пришлось напомнить товарищу, что он все-таки проситель и обращение «Бесстыжая скотина» неуместно. Напоминание вызвало вторую волну из соплей и крокодиловых слез. Дабы не упустить атмосферу пути окончательно, пришлось поддаться на уговоры. Однако, предварительно выставив условие, что называется, услуга за услугу.

Хороший охотник должен уметь обернуть любую ситуацию в пользу себе. Другое дело, что слово «себе» в нашей среде разворачивается совсем в другом ракурсе. Но, как бы то ни было, теперь от обхода я освобожден на неделю. Правда, сегодня придется вносить в маршрут коррективы, заглянуть по дороге на портал1212
  Мои примечания. Примечание девятое.


[Закрыть].

Мой маршрут неизменен. Лишь в крайних случаях иду другой, менее привычной дорогой. В привычном же мне особенно нравился момент перехода через автомобильный мост. С верхней его точки прекрасно обозревалась добрая половина города. Слышишь гудение поездов под ногами, видишь городскую панораму с вечно спешащими автомобилями, наблюдаешь за толпящимися у остановок людьми. По обе стороны моста я чувствовал ответственность за мою родную Вологду. Упоительное и тревожное чувство.

Сейчас уже перешел мост, за спиной остались серые заводские кварталы, впереди начинается центр города. Высотные здания здесь соседствуют с деревянными одноэтажными усадьбами позапрошлого века, пешеходные дорожки укрываются от шумного шоссе в зелени елей, на голых черных ветвях тополей коротко переговаривается разношерстное птичье воинство. Выбираю всегда одну и ту же дорогу. Так, мозг, не отвлекаясь от событий внешнего мира, позволяет полностью погрузиться в себя, не мешает идти дорогой внутренней.

Однако из-за звонка Сани пришлось изменить маршрут, пройдя мост, сворачиваю в сторону университета. Парковая зона, окружающая Вологодский Государственный Педагогический Университет, или коротко Пед, вывела-таки из омута размышлений.

Прохожу мимо устремленной ввысь мраморной стелы Белова, известного некогда космонавта, погружаюсь в бурное течение жизни. На расстоянии прыжка широкая полоса асфальта отвлекает стоном, дребезжанием и рыком транспортных средств. Поворачиваю голову налево, пытаюсь вобрать более симпатичную картинку. У здания юридического факультета толпятся парни и девчонки, разбились на группки, галдят, изредка портят белизну снега под ногами смятыми окурками. Морщусь, все это отвлекает от Тех Кто Ведет, останавливаюсь перед светофором. Привет, знакомый до одури перекресток. Именно здесь вечерами окапываюсь, превращаясь в изваяние, наблюдаю за миром, стремлюсь уловить отголосок присутствия того, что регламентирует нашу жизнь от рождения до смерти. В этот макет ныряю который месяц подряд. Так и не понял: зачем Он приводит сюда?

По ту сторону дороги стоит девушка. Так же переминается с ноги на ногу, зябко кутается в короткую пуховую куртку, поправляет болотного цвета капюшон.

Замечаю, что ее движения повторяют мои, дурость конечно, но кажется, что даже клубы пара, вырывающиеся из ее аккуратных, едва накрашенных, тонких губ, подозрительно похожи на мои. Странно, но это раздражает… Раздражает и притягивает. Наконец-то загорелся зеленый сигнал светофора, можно идти – так все же теплее. Идем навстречу друг другу. Ее походка стремительна, но с полным отсутствием женского кокетства. Никакой игры, вероятного обещания флирта, мимолетного обмена взглядов, легкой улыбки. Нет, ничего такого. Идет, словно командирша, только что отмашку не дает. Почти поравнялись, из чистого любопытства стремлюсь извернуться так, чтобы вышло разглядеть лицо скрытое утепленным овалом капюшона. Растягивая время, замедляю шаг, по взору скользит удлиненный овал смуглого лица, мягкие черты лица и… Не удержавшись, рефлекторно отшатываюсь. Из-под ниточки черных как уголь бровей был брошен такой взгляд, что только держись. Глаза огромные, зеленющие. Если бы я верил в Лилит, то у нее обязательно был бы такой взгляд. Гордый, манящий, и одновременно унижающий безразличием. Словно все видела, все знает и читает мир как открытую книгу. Такая может ронять слезы от жалости к абстрактному «всему миру» и уничтожить конкретного человека, или двух – количество не имеет значения. Может быть не делом, но словом – точно. В общем, огонь.

Прикоснувшись к этому пламени на миг, я отпрянул. Ускоряю шаг, быстрее прочь. Подальше от нее. Стоило только ступить на пешеходную дорожку, ведущую к массивным деревянным воротам ТЮЗА, как заговорило уязвленное самолюбие. Не привык, чтобы меня отшвыривали от себя прочь вот так. Нагло, за доли секунды и без единого слова1313
  Мои примечания. Примечание десятое.


[Закрыть].

Давно уже минуло вычурное здание театра, впереди маячит площадь Революции, или, как принято ее называть в кругу студенческой молодежи, – Зубу. Последнее прозвище дано облагороженной территории с непременным для городов России «Вечным огнем» за памятную стелу, походящую на зуб, буравящую небо двумя острыми краями. Стелу устанавливали еще при СССР. Это заметно по рельефным фигурам красногвардейцев, чей строгий профиль бросается в глаза проходящим мимо.

Выбрал это направление по двум причинам: на площади, скрытый для глаз обывателей, бьет столб черно-фиолетового пламени (тот самый портал в миры неприятных для человека созданий – зона ответственности Сани), вершиной теряется в бездне космоса, пронизывает белую от снега землю, уходя на неизвестную глубину; недалеко от площади расположился мой любимый книжный магазин.

Мимо портала прохожу, практически не задерживаясь, так, для проформы, смотрю в манящую неизвестностью черноту. Все спокойно, ровно мерцает фиолетово-черное пламя. Рукой было скользнул в карман джинсов, благоразумно передумал. Хлопаю по карману, не снимая перчаток, – похолодало, напишу Сане позже, уже в тепле магазина. Вперед-вперед, в тепло.

Звенит колокольчик, обращает внимание продавца на очередного покупателя – захожу в магазин. Продавец, невысокий мужчина средних лет, проводит по прилавку полной рукой, сверкает толстыми линзами очков, сканируя меня на благонадежность, тут же отворачивается, теряя всякий интерес. Вот и хорошо, я как раз надеялся, что Евгений Петрович не опознает во мне постоянного посетителя, а значит, обойдется без дежурной игры «вопрос-ответ». Никто и ничто не мешает мне погрузиться в увлекательный мир корешков книг, странных названий, прожженных авторов и молодых, только начинающих путь литератора. У последних, кстати, тексты куда более категоричны.

Магазин практически пуст, лишь у раздела «Эзотерика, философия, религия», к которому направляюсь я, вяло перебирает книги женщина, закутанная в мышиного цвета пальто. Погружаюсь1414
  Мои примечания. Примечание одиннадцатое.


[Закрыть].

Нейчери, что о вас пишут люди? Что писали, видели ли вас, знают ли как вас искать? Кто вы? Поначалу мысли упорно не желали концентрироваться, в воображении постоянно всплывал образ девушки. Все-таки запала в душу своей эксцентричностью, обжигающим взглядом. Позже невероятным усилием воли удалось затолкать статный образ в короткой крутке подальше в подсознание. И почему мне кажется, что мы знакомы?

Задвигаю в плотный ряд товарок очередную книгу – одной расстройство. Куча домыслов, советов на вроде: «как стать всемогущим за час» – обещаний раскрыть тайны древних богов, и ничего по интересующему меня делу. Передвигаюсь к стеллажу с философскими сочинительствами, на очереди религиозный раздел. Не теряю надежды.

***

В голове кипит бульон из многочисленных заголовков и чуждых мне смыслов, однако своего добился. Лампочка Ильича на одиноком шнуре разбрызгивает искры света под потолком. За окном зимняя ночь. Переворачиваюсь, под скрип кровати, с одного бока на другой. Подпираю локтем голову, впитываю в себя черные символы со страниц книги, спину приятно поглаживает тепло от чугуна некогда белых батарей. На табуретке у кровати покоится стопка ждущих своей очереди книг. Не фонтан, конечно, но кое-что все-таки удалось найти, пусть и потратил пару-тройку часов, заработал несколько косых взглядов Евгения Петровича, явно намекавшего на пределы его терпения. Уходя, заметил, что отнял у продавца полчаса внерабочего времени. Ничего, переживет.

Фыркаю, книга звучно шмякается на пол, скрипит, скользя по линолеуму, упирается в голую бетонную стену. Очередная. Ладно, посмотрим, что дальше. «Тайная магия» – считываю с обложки название, отпечатанное в романо-германском стиле. Ну-ну. Шелест страниц.

Счет часам не веду, отвлекся от страниц только тогда, когда почувствовал, что и правый и левый бока уже задеревенели, желудок обнимает позвоночник, а очередная книга, падая на пол, практически сразу упирается в ранее прочитанные. Уступаю физиологии, пора подкрепиться.

Не сказать, что совсем ничего, но все же объем необходимой информации явно меньше ожидаемого. Все больше воды и пространных рассуждений работников пера. Печальные свидетельства погружающегося во тьму человечества. Пародия на философскую, религиозную мысль. Пародия на знание. Отставляю чашку с мутным кофейным осадком, сметаю крошки прямо на пол. Уберусь после, а пока вернемся к поиску. Теперь на кровати лежит блокнот и ручка, выписываю нужные страницы – так проще будет составить целостную картинку после всего этого литературного безобразия.

Пять, а может шесть раз, точно уже не помню, прерывался на перекус. От кофе и бутербродов в желудке бушует изжога. Все. Мозг уже не способен впитывать в себя информацию, последние записи в блокноте появились в результате скорее рефлекса, нежели обдуманного действия. Скатываюсь с кровати, падаю на пол и просто лежу. Прохлада пола действует отрезвляюще. Вслепую вскидываю руку, нащупываю на кровати блокнот, хватаю, стаскиваю с кровати, последний звучно шлепается рядом. Скашиваю взгляд, лениво переворачиваю твердую обложку, двадцать страниц исписаны буквами и цифрами – мой персональный ад. Однако дело не ждет. Час на сон, и возьмусь за составление дальнейшего плана. Закрываю глаза, стартую в сон прямо с пола двухкомнатной квартиры на окраине города.

***

Уходил из квартиры с единственным желанием – поспать. Пусть на час, но дать мозгу передышку. Видимо хотел слишком многого.

Меня носит по пейзажам с бешеной скоростью. При этом каждый следующий пейзаж по характеру полностью противоречит предыдущему. Унылые склоны серых гор, начисто лишенные растительности, вдруг меняются на цветущие под ласковым солнцем луга. Секунду назад окружавшие меня гротескные рыцари с кровожадно сверкающими белками глаз, с диким лязгом уносятся прочь. Их место занимают радостно смеющиеся девушки, плетущие венки под легкомысленные трели лесных пичуг. Голова идет кругом. Первое время я думал, что подсознание мне мстит, отыгрываясь за недавнее насилие, и уже было начал расстраиваться. Однако с течением времени картина более или менее прояснилась, точнее сказать, ее прояснили. Когда в очередной раз водившие вокруг меня хоровод гномы с цветастыми бабочками на колпачках слайдом сменились на усеянное трупами поле с кровавыми лужами по всему пространству, над которым мрачно расправил крыла черный как ночь ангел, и терпению моему подошел конец, откуда-то сверху раздался скупой смешок…

Поднимаю голову и тут же пригибаюсь – это первая инстинктивная реакция на увиденное. Надо мной возвышается исполин, с ног до головы закованный в черную с кровавым отблеском броню. Лица не вижу, не вижу и деталей. Все-таки не осознанный выход, не зеркала. Есть лишь ощущение угрозы, исходящей от смазанной фигуры. Пока прихожу в себя, стараясь определиться с дальнейшими действиями, фигура приосанивается. Сновидение трещит по швам от могучего голоса. Инстинктивно понимаю, что заговорила фигура, хотя голос звучит отовсюду сразу. С боков, сверху, со спины, такое ощущение, что со мной заговорил сон1515
  Мои примечания. Примечание двенадцатое.


[Закрыть].

Застыл, словно столб. Как могу, стараюсь стяжать панику, захлестывающую черными волнами сознание. Образ, высящийся надо мной, продолжает говорить, однако речь для меня абсолютно не понятна. Слова врезаются в меня, древние, изначальные. Пытаюсь вслушаться, разобрать хоть что-то (в конце концов, от их понимания зависит дальнейшая моя жизнь) – без результата. Выхватываю лишь одну фразу, кажущуюся знакомой. «Маа къеру и» – существо повторяет ее часто, видимо хочет что-то до меня донести.1616
  «Глас истинный», – требование объяснить свои намерения. Язык нейчери.


[Закрыть] Силюсь вспомнить, где я мог слышать это выражение, и что оно может означать. Мысли носятся со скоростью света, может, еще быстрее. За доли секунды перекапываю гигантские массивы информации. Есть! Та-кемет, как называют охотники древнее царство, когда-то приютившее наших предков, вышедших с далекого Севера. В одной из книг, описывающих космогоническую концепцию аборигенов, встречалась мне эта фраза. Глас… Глас истинный. Вот оно, глас истинный. Какую истину хочет от меня услышать гигант? Правду? Но какую?

Замечаю, что острые, словно иглы, фразы перестают прошивать меня, сон обволакивает тишина. Лишь смутные очертания фигуры никуда не деваются. По-прежнему приосанившись, гигант стоит, ждет ответа. Надо сосредоточиться.

– Я ищу нейчери. – Слышу со стороны свой охрипший от страха голос. Фигура стоит, не шелохнувшись, быть может, русская речь ему не понятна? – Эн ир ит Нечер!1717
  «Я ищу Бога». Язык нейчери.


[Закрыть] – Выстреливаю фразой, выдыхаю. Слава Богу, память меня не подвела. Зацепился за образ когда-то прочтенной книги, вытащил из подсознания еще одну фразу на древнем языке. Да, я ищу их. Это чистая правда. И если древние были правы, то за мою правдивость положена милость. Любая, сейчас мне подошла бы и та, что позволит мне просто проснуться. Побродить по квартире, послушать музыку. И погода на улице – в самый раз для прогулки, да и друзей давно не видел. Всех трех… Эх, с родителями пообщаться бы сейчас. Чайку попить…

– Къепр’к ер маа къеру’и аа Нечеру эн’и Ирэт?1818
  «Разве твое намерение – поиск великого Бога?». Язык нейчери.


[Закрыть]

Вот так. Остается только сесть и ждать своей дальнейшей судьбы. Нет, я не фаталист, но что можно сделать, если он (или оно?) только что продемонстрировал свою абсолютную власть надо мной. Всем мной – и здесь, и в зеркалах, и в мире людей. Очертания фигуры перестают исходить маревом, словно воздух в адскую жару над асфальтом, картинка замирает. Я, не придумав ничего лучшего, сажусь на несуществующую землю, обхватываю голову руками. Ни черта не понял в его последней фразе, зато отчетливо услышал свое имя. Настоящее имя1919
  Мои примечания. Примечание тринадцатое.


[Закрыть].

Опускаю руку на траву. Колючая. Бессмысленным взглядом провожу по ладони, к кончикам пальцев подбирается багровая лужа.

– Къепр’к ер маа къеру’и аа Нечеру эн’и Ирэт? – Гиганту надоело ждать, вопрос рокочущим басом вновь прокатывается по ошметкам сна, тяжело ударяет в диафрагму.

– Да! – встаю, жухлая трава, как ни в чем не бывало, тянется остриями стеблей вверх, словно и не сидело на ней тело. – Да, я Ирэт, да, я ищу нейчери, да, я понимаю кто ты. Что еще? Ты знаешь меня, если хочешь – можешь убить. Смотрю в несуществующее багряное небо, всегда знал, никогда не забывал, что земная жизнь конечна, но не думал, что настолько. Ладно, пусть так. Смотрю в то место, где по логике вещей у него должны быть глаза, произношу первые слова формулы: «Вот я пришел к тебе, владыка правды, – это формула вхождения в вечность, пусть знает, что за мою жизнь ему придется ответить. – Я принес правду, я отогнал ложь. Я не творил несправедливого относительно людей. Я не делал зла. Не делал того, что для Бога мерзость. Я не убивал. Я не обманывал. Я чист».

Выдыхаю распирающий грудную клетку воздух, видимо от волнения:

– Все. Делай со мной что хочешь, но все, что я сказал – правда.

Со стороны фигуры раздаётся скупой смешок, ее очертания теряют четкость, хлопьями расползаются в воздухе. Не верю в свое счастье, смотрю на плавающие по туману лохмотья черноты. Неужели пронесло? Нет-нет-нет, уходи, уходи и оставь меня. Чернота вновь собирается воедино, страх вновь шевелится в сердце, смело отодвигая не успевшее укорениться в последнем спокойствие. Фигуры нет, тьма концентрируется, сжимается в едва заметную точку, замирает. Нехорошее предчувствие. Делаю несколько неуверенных шагов назад.

Не успел я как следует испугаться, как точка с чудовищной скоростью расширилась и устремляется в небо фиолетово-черной массой. Меня отшвыривает прочь, только потом, вдогонку закладывающему дугу телу, летит звук. Кубарем качусь по жесткой траве, обдираю локти, колени, ревущий ветер меня несет дальше. С силой вонзаю пальцы в землю, пытаюсь закрепиться. Неведомая сила, игнорируя мое стремление, тащит меня дальше, под ногти забивается трава. Четко очерчены полосы на земле – следы от моих пальцев, окрашиваются в красный. Тело несет дальше, цепляюсь за все, что можно, лишь бы остановиться. На какое-то мгновение забываю, что нахожусь во сне, слишком реально все происходящее. Изловчившись, хватаюсь левой рукой за рукоять вонзенного в землю меча. Хоть что-то, но неудобно, чувствую, долго так не продержусь. Напрягаю мышцы, сопротивляюсь чудовищной силе возникшего потока, выбрасываю правую руку вперед. Удается ухватиться за лезвие. Боли не чувствую, слишком много адреналина, вижу только как по лезвию течет смазанная ветром кровь. Ветер же сечет по глазным яблокам, вдавливает их в череп. На месте фигуры беснуется столб фиолетово-черного пламени, отбрасывает многочисленные протуберанцы по сторонам. Дышать невозможно, легкие мгновенно заполняет усиленный поток сжатого воздуха, рвет невесомую плоть где-то там, в глубине грудной клетки. «Может, все-таки решил убить?», – мелькает страшная мысль.

Поток резко меняет направление, теперь, словно сон выдохнув, решил сделать гигантский вдох, меня тащит в обратную сторону. Пальцы правой руки вслед за багровой влагой, увлекаемые воздухом, проносятся мимо меня в сторону гарцующего портала. Уже не сопротивляюсь, меня катит по земле, что-то хрустит. Вероятно, кости, пусть. Все, что хотел, я уже сказал. В лицо. В лицо Тому Кто Ведет. Мало кому это удавалась.

Отмечаю, как сквозь ревущую тьму портала начинают проступать очертания плиты. Нет, стелы. На белом теле изваяния проступают гордые профили красноармейцев, верх стелы, словно сколотый зуб… Какая глупая смерть, – успевает пронестись меланхоличная мысль в расплющенной голове. И совсем не больно.

***

– Холодно у Вас.

– Минус девять на улице. Тоже мне холод.

– Думаешь, получится?

– Попытка – не пытка. И потом, если бы он хотел меня убить – убил. А так…

– Да-да, знак. Я это уже слышал, но все равно… Неужели не страшно?

Стас притих, ожидает ответа, я молча продолжаю шагать к площади Революции.

Прошла почти неделя с того момента, как я встретил представителя Тех Кто Ведет. Слава Богу, обошлось, проснулся целым и невредимым. Что с учетом новых свойств зеркал воспринял не иначе как чудо. Нейчери просто припугнул, проверил мою решимость идти до конца. Во всяком случае, в это хотелось верить.

Единственная травма – шишка на лбу, да и та получена от слишком бурного пробуждения. Не разобравшись, что к чему – резко вскочил, приложившись головой о дно кровати.

Через некоторое время, поразмыслив, пришел к выводу, что сон нельзя истолковать никак иначе как знак. Очередной след. Меня ждали, на этот раз для осмысленной беседы. В порыве сжег блокнот, хранящий несколько десятков страниц моих трудов, почерпнутых из прочитанных в позапрошлый день книг. Решил выйти на след ясно указанный во сне – портал, расположившийся у приснопамятного «Зуба». Решить-то решил, но как? И что делать дальше? Ни я, ни те из братства, кого я успел узнать, никогда не погружались в порталы. В древности самые отчаянные из охотников совершали этот, не побоюсь высокого слова, подвиг. В стремлении выцарапать еще пару клочков истины из цепких объятий вечности, облегчить и без того тяжелую жизнь живущих во мраке неведения людей. Их попытки благодарное человечество перенесло на страницы своих летописей, мифов. Но это было так давно… И потом, никаких конкретных описаний, вероятной модели поведения – не осталось.

Мы присматриваем за порталами, и, если бесы начинают наглеть, отшвыриваем их обратно, но наши битвы проходят по эту сторону границы, что будет там, где власть в их руках?

Нет, одному соваться на территорию ночных созданий – глупо. Осознав эту простую мысль, взвесив все «за» и «против», решил обратиться за помощью к Идущему дорогой. Из всех идущих самым надежным мне показался Стас. Тот самый охотник, что развернул для меня космос. К тому же, встреча с Тем Кто Ведет свершилась благодаря ему, он был следом, а значит ему тоже отведено место в этом уравнении.

Дав себе передохнуть денек-другой, на пятые сутки я все же решился отправиться с визитом в мир Стаса. Удачно. И охотник, и Саламандра были совсем не против моего присутствия. Во всяком случае, Игнатий Семенович выпустил несколько внушительных снопов искр, чуть было не подпалил кроны деревьев.

Были рады ровно до тех пор, пока я не озвучил цель визита. По мере моего рассказа лицо охотника все реже посещала улыбка – он тоже никогда не шагал в неизвестность, поджидающую за грохочущими столбами энергии. Насторожила его и описанная мной фигура нейчери.

Однако, к чести Станислава, последний не стал ныть, придумывать бесконечные и нелепые причины для отказа, а, может быть, чувство любознательности в нем было слишком развито. После непродолжительных размышлений, прерывающихся на подкармливание Игнатия, мне был задан всего один вопрос: как?

Действительно, как? За тысячи лет, проведенных на этой планете, мы познали различные типы отражений реальности: сон, зеркала, мир… И если в сон, а тем более в зеркала, попасть не составляет труда, то все наши методы явно не подходили для путешествия в портал, по ту сторону зеркал. Я не мог составить примерную карту и передать ее Стасу, не мог, очутившись по ту сторону барьера, позвать его. Проще говоря, находясь в Сочи, охотник никоим образом не мог совершить путешествие со мной. Оставался один неприемлемый для нас вариант – приезд охотника. Купить билет, сесть на поезд… Нет-нет, чушь. Во-первых, никто не отменял повседневную жизнь каждого из нас в реальном мире. Спешный отъезд мог вызвать ненужные вопросы у людей в окружении Стаса. Когда я озвучил эту мысль, охотник облегченно выдохнул – видимо были причины. Во-вторых, у такого способа был один существенный недостаток – время. Слишком долго. Меж тем, по всем моим ощущениям, временем мы не располагали в нужной мере.

Что делать?

Выход был найден. Не скажу, что решение меня полностью устраивало, пришлось пойти на компромисс, но, в конце концов, в роли просителя выступал я, кому как не мне идти на компромиссы?

И вот теперь, в эту самую минуту, мы движемся по направлению к порталу.

Точнее, нас несет по снегу, мое тело, пассажир – Стас, только и делает, что удивляется окружающим нас видам да пытается проводить сеансы психоанализа. Благо, моя психика сейчас – открытая книга, приходится периодически, фигурально выражаясь, бить по рукам любопытствующего соратника в моей голове.

Да, в моей голове – это тот самый компромисс, о котором я говорил выше. Пришлось, возвращаясь в Вологду, в тело, взять охотника с собой. Делим одно тело на двоих. Такой ход называется подселение. Крайняя мера. Не очень приятно, когда в тебе находится сознание другого человека2020
  Мои примечания. Примечание четырнадцатое.


[Закрыть].

– Ты знаешь, я бы мог тебя избавить от боязни высоты, – в который раз забурчал в голове Стас, – удивительно, но надо стереть из твоей памяти всего одно детское воспоминание.

– Слушай, ну, в самом деле, сколько можно?

– Ого, ты знал, что из-за того, что в детстве тебя клюнула курица, ты боишься собак? Интересный экземпляр, но где логическая связь?

Кривлюсь – все, что остается делать, когда охотник, подзуживаемый любопытством, копается в твоей голове. С облегчением отмечаю, что мои ноги, наконец-то, выносят нас на обширную площадь с торчащим посредине монументом.

– Ну и зануда. Мы почти пришли. Лучше скажи, сколько часов у нас в запасе? – предвосхищаю вопрос. – Сейчас двадцать минут одиннадцатого.

– Жена уходит на работу в восемь утра, соответственно у нас чуть больше восьми часов. Не хочу проснуться в больнице только потому, что супруга не сможет меня разбудить вовремя.

– Ты женат? – теперь настала моя очередь удивляться. – Света – жена? Вообще, каково это? Ты извини, конечно, но сам понимаешь, охотник и… вдруг семейный.

Женат – не женат, – в голосе Стаса проступают нотки раздражения, —пришли в ЗАГС, расписались… В общем, эмоции… Короче, ничего интересного.

– Да ладно! – не удерживаюсь, восклицаю вслух, чего делать совсем не следует. – Ничего удивительного. Как вы уживаетесь? «Дорогая, я пойду, пройдусь – надо проверить бесы лезут из щелей, или нет? Что? Да-да, бесы, чего тут такого?» – так что ли?

– Слушай, отстань!

– Вот уж нет, ты меня уже час донимаешь моим детством, слава Богу, на период полового созревания не переключился.

– А что, можно?! – радостно ухает в моей голове.

– Нет, – решительно пресекаю порыв Стаса, – нельзя. Чего ты там надеешься найти эдакого? Собачки и светло-синие мужчинки меня не интересовали и не интересуют.

– А девушка у тебя так и не появилась?

– Нет.

– Вот, а если бы ты дал мне возможность покопаться в твоей голове несколько минут, – глядишь и появилась бы.