Текст книги "Западный поход"

Глава 11

В июне посад в Москве расцветал буйным цветом. Купцы любили этот месяц. Земцы, смерды и прочий люд завершили посадки и теперь до начала покоса семьями или в одиночку держали путь на рынок. Кто купить, а кто просто поглазеть. А поглазеть было на что. Взять хотя бы баб. Каждая стремилась перехлестнуть соседку. У одной кичка спереди, сделана копытцем, а у другой – лопаткой, да подзатыльник из бисера. А в какую одежду они только ни рядятся! Одних сарафанов не счесть: и однорядные, и двурядные, закрытые, открытые, триклинки. А какой материал на них идет: холщевик, кумачник, китаечник, ситцевик, стамедник. Об украшениях и говорить нечего: у одной аквамариновая подвеска цвета морской воды, у другой – алабандин рубиновый, яхонт. Есть и сапфиры. И ожерельев не счесть – гривенные, жемчужные, бисерные, сердоликовые. А браслеты… От одних женских нарядов да украшений рынок горит, переливаясь всеми цветами радуги. Дополняют их и мужи золотыми цепями да парчевниками. Тут же скоморохи с их дудками, волынками, гуслями. Да шуты разные: и медвежатники, и комедианты.

Ну как не прийти, не повеселиться, а заодно что-то прикупить в хозяйство? Какого только нет материала, сколько разной холстины: и льняной, и конопляной, и рубашечной, и подкладочной, и половиковой. И из дальних стран привезенная: и алтабас, и аксамит разных цветов, и пряжи шелковницы… А сколько скобяного добра, инструмента, орудий труда… Эх! Сколько всего! Глазом не окинешь. Да жаль, карман худой. Ну ладно! На людей хоть поглядеть…

Литовские купцы на московском рынке – гости редкие. Чем подивить русского покупателя? То, что делают они, литовцы, производят и русские: и скобы, и холсты… Ан нет, нашел литовский купчина Лагет, чем подивить московита. Привез он рукавицы перстатые. Ничего, что сейчас лето, зима не за горами. Много оружия: мечей, кольчуг, шеломов… все тонкой немецкой работы. Да и другое у него есть: замки с причудой, шкатулки с секретом. Для женщин – мази разные. Не обходит его стоянку народ, толпятся. Кое-что покупают. Приметил Лагет, что невдалеке от него приютился какой-то нищий старик. Видит, где народ толпится, и он туда же. Однажды Лагет слышит крик о помощи. Какие-то молодцы, подметив, что деду многие подают, решили его ограбить. Вот тот и поднял вопль. Бежать на помощь Лагет боится – отойдет, а кто добро стеречь будет? Может, они нарочно это разыграли. Люди, проходящие мимо, особо не ввязывались, а только иногда пытались их урезонить.

И тут появился подросток лет четырнадцати и смело вступил с ними в схватку. Одного свалил. Другого, схватившего его, укусил. Но силы были не равны. Нападавших было четверо. Кто-то из них так шарахнул парнишку, что тот кубарем полетел. Но этим дело не кончилось. Вдруг Лагет увидел, как бегут несколько стражников. Раскидали бандитов и к пареньку, да со словами:

– Че с тобой, княже?

– Княже?!

Да, это был княжич Василий, старший сын великого князя Симеона Иоанновича. «Вот так штука! – думает литовец, глядя на парнишку, – ты смотри, какой отважный! Четверых не побоялся! А на кого он так похож?» Литовец ударил себя по лбу и присел: «Да он вылитый наш князь Гедимин. Правда, его уже нет в живых, а этот, – я хорошо знал своего князя, не раз примерял ему одежду, – вылитый… и боевой… ну, точно, Гедиминыч».

Когда вечером князь увидел сына с синяком под глазом, то был страшно удивлен. Кто ж это посмел? Но когда узнал причину, подошел и с улыбкой потрепал его по голове:

– Молодец! Вот так и бейся за Русь-матушку, не боясь ее врагов.

Довольный, Лагет возвращался из Московии. Товар распродан, приварок хорош. Но не выходил из его головы молодой московский княжич, увиденный им при странных обстоятельствах. Купца поразила его решительность, смелость. И не кичился, кто он родом. «Молодец! Вот бы его к нам!» – подумал купец. Понял он, какая могла быть ему выгода от правления такого князя. Вернувшись домой, он не удержался и рассказал об увиденном на московском рынке.

И пошла гулять молва о княжиче по Литовской земле. Достигла она ушей великого литовского князя Олгерда. Услышал он ее и… испугался. Ничего не скажешь: этот русский Гедиминович имел полное право на литовский престол. Он был старшим из внуков. Жалел Олгерд, что он не московский князь, а Василий не его сын. «Вот, если бы да соединить эти два княжества… Да какая сила в Европе устояла бы против такого воистину великого княжества? – Олгерд тяжело вздохнул. – Да, надо что-то делать. Этого допустить я не могу». После долгого раздумья он пришел к выводу, что надо искать себе союзника.

Но кому доверить вести эти переговоры? Он перебрал своих братьев. Любарт. Они вместе брали в жены русских княжен. Но до него дошли слухи, что он тайно сносится с Евнутием, беглецом, осевшим в Московии. Кориант? Но тот тоже стал цацкаться с Московией после того, как был выдан татарским ханом. И тут он вспомнил молодого воеводу, героя Изборска, который удержал город от немцев, Юрия Витовтовича, внука Кейстута. Он был не в деда – не такой бурный, выдержанный. На него можно положиться. Да и ума ему не занимать.

И тут ему в голову пришла мысль: а что он вдруг так напугался слухов? У него есть свой сын, Ягайло. Витовт – у Кейстута. Да и внук его уже поджимает. У него даже полегчало на душе. «Нет, не видать Московии моих земель!» И он уже было решил не заниматься этим вопросом. Его Ягайло, сын русской княжны, сам в какой-то степени может претендовать на русское княжество. Жаль только, не Московского. Это меняло дело. И вновь появилась тревога. Этот неведомый ему Василий, внук самого Гедимина. Прямой внук! Вот в чем дело! «Хотя мой Ягайло – сын великого литовского князя». А вдруг большинство его братьев поднимут руки за Василия? Взять Евнутия – он сделает это первым. Трудно сказать, как поступят Любарт и Кориант. Скорее всего, выступят против Ягайло. Сын Наримант-Глеб? Его принимали в Новгороде с любовью. Это о чем-то говорит. Жаль, не стало сына Моивида. Нет, рисковать нельзя.

И он вновь вернулся к так его беспокоившему вопросу.

И вот перед ним сидит молодой воевода, князь Юрий Витовтович. Он возмужал. Лицо украшает густая, коротко стриженая борода и усы. Светло-голубые глаза потеряли юношескую наивность, смотрят строго, внимательно. Давно не видел его великий князь. Вглядевшись, понял, что он производит благоприятное впечатление, и решил начать разговор. На какое-то время задумался, с чего бы начать, потом заговорил:

– Прежде всего хочу тебе сказать, что наш разговор и решения должны остаться только между нами. Даже твой великий дед ничего не должен об этом знать. Придет время – он все узнает, но только тогда, когда я тебе об этом скажу. Понял?

Тот закивал головой.

– Вот и хорошо. Итак, Юрий, скажи мне: согласен ли ты ходить под русским князем?

Глаза воеводы расширились – он явно не понял великого князя. «С чего бы это?» – готово было сорваться с его языка.

Олгерд был проницательным человеком и понял воеводу. Он встал. Юрий было тоже поднялся.

– Сиди, сиди, – приказал Олгерд, а сам заходил около него. – Речь идет о будущем. На этом свете любое начало имеет конец. Я невечный. Встанет вопрос: кому быть великим. Встанет? – И в упор посмотрел на Юрия.

– Нет, – неуверенно ответил тот. – Есть же Ягайло…

– Есть, – быстро подхватил Олгерд. – Но понимаешь, у нас пока власть по наследству не передается. Тут выбирают братья-князья. Да, Ягайло – главный претендент. Но у московского, женатого на моей сестре, есть сын Василий. Говорят, пошел в литовского деда. Как наследник, он тоже может потребовать стать великим литовским князем и многие мои братья, я знаю, готовы поддержать его.

– А мой дед? – не выдержал Юрий.

– Нет, Кейстут не только мой родной брат, но и мой друг. Но другие… – Лицо Олгерда посерело.

– Как я понимаю, – Юрий приподнялся, – на нашем пути встает русский княжич?

Олгерд кивает.

– Так что тогда с ним сделать? – еще не понимая до конца задумку великого князя, но уже чувствуя, чего тот ожидает, спросил воевода.

– Я тебе все честно сказал. А вывод ты должен сделать сам. Если готов быть под его рукой, ну что ж, мне очень жаль. Если нет, то…

– Его надо убрать! – ответил за князя Юрий.

– Да. К сожалению, напрашивается такой вывод. Но нам самим это…

– Делать нельзя, – закончил за него воевода.

– Молодец, – похвалил его великий князь, – вот давай вместе и подумаем, кто бы мог это сделать.

– Поляки! – не задумываясь, брякнул воевода.

– Поляки? – каким-то вопросительным тоном произнес Олгерд и на какое-то время задумался, потом ответил: – Нет. Они, пожалуй, не подойдут. Ты же знаешь, наш волынский князь постоянно с ними в дрязгах.

Юрий согласился:

– Да, они не подходят. Больше я никого не вижу, – сказав, он прошелся по своим космам, убирая их с глаз.

– Не видишь, – повторил князь, – а… тевтонцы?

– Тевтоны? – удивился воевода. – Да мы с ними хуже, чем с волын…

Олгерд поднял руку.

– Мой друг, – начал он, – правитель должен уметь понимать хотя бы тех, кто его окружает. Поляки, грызясь меж собой, пока, – на этом слове он сделал ударение, – не имеют никакого интереса к Северной Руси. Им бы разобраться с Южной. А тевтонцы – те имеют.

Юрий рассмеялся:

– Это точно!

– Что из этого следует? – Олгерд в своей манере, задав вопрос, не сводит глаз с собеседника.

– Да что мы можем с ними…

– Подсказать, какая им может грозить опасность? – на этот раз за него докончил князь.

Юрий добавил:

– Это здорово получается, что нам вроде все равно, а вот им…

Олгерд рассмеялся, потом сказал:

– Тут надо сработать тонко, убедить их, что мы, в конечном счете, ничего не теряем. Мы остаемся на своей земле. И разницы нам особой нет, кто будет великим князем. Мы даже выиграем. А вот они, пришельцы…

– Понял, великий князь, понял! – воскликнул Юрий.

– Подожди, а как ты ответишь на вопрос, если они тебя спросят: зачем вам беспокоиться за нас?

Воевода сник. Действительно, зачем?

– Ну? – понудил его Олгерд.

Но воевода пожал плечами. Ответа он не находил.

– Скажешь им, – Олгерд решил его не мучить, – что мы боимся потерять связь с Европой, которая дает нам многое. А эта связь идет, дескать, через них. Если будем объединенным княжеством, то оно враз вас прогонит. Европа закроет перед нами дверь. А мы этого не хотим. Европа побаивается Руси!

– Когда мне выезжать? – спросил воевода, выпрямляя затекшие ноги.

– А вот как получу ответ от магистра.

Немой вопрос, застывший на лице воеводы, заставил Олгерда раскрыть свой секрет.

– Мне стало известно, – заговорил он, – что тевтонцы хотят на своих западных границах продать кое-какие земли.

– Зачем они нам? – не вытерпел Юрий.

Олгерд посмотрел на него покровительственным взглядом, потом ответил:

– Они нам и не нужны. Дурак, и тот их не купит. Даже не возьмет в дар.

– Почему? – удивился Юрий.

В ответ Олгерд наставительно сказал:

– Ты готовишься быть самостоятельным правителем, и для тебя не должно быть мелочей.

Князь замолчал, подошел к столу, налил себе воды. Олгерд был ярым противником всяких попоек, сам не пил спиртного. У него была страсть изучать языки, и он их много знал. Все свои бумаги писал сам, поэтому у него почти не было свободного времени.

– Так вот, – проговорил он, промочив горло, – этим они хотят привлечь на свою сторону несколько государств. Дело в том, что немецкие герцоги набрались сил. Борьба меж собой их уже не устраивает. Поэтому скоро они начнут движение. Куда?

От неожиданного вопроса воевода растерялся и часто замотал головой.

– Э-ы-ы… – начал мычать он.

– Думай, думай, а я пока прочитаю, что мне пишет Фридрих Гогенштауфен.

Закончив чтение, он поднял голову и посмотрел на воеводу. Тот понял, что князь ждет от него ответа.

– Ну… на… запад.

Впервые за весь разговор брови князя угрожающе сошлись на переносице.

– Я же тебе сказал… кстати, кто проживает на западе?

Воевода опять задумался.

– Немецкие герцоги, – со злостью в голосе произнес Олгерд и добавил: – Негоже тебе, князь, не знать таких вещей. Вернешься через месяц – приедешь ко мне.

Воевода опустил голову, а Олгерд облокотился на стол обеими руками и проговорил:

– Магистр хочет заловить в свои сети покупателей этих земель, чтобы потом, когда герцоги двинут на восток, они были вынуждены забрать купленные земли. Но хозяин, конечно, попробует их защищать. У магистра появятся союзники, которых он мечтает иметь. – Он сел, устало вздохнул. – Я написал письмо, чтобы был повод тебе встретиться с магистром. Думаю, он будет очень рад этому письму, в душе принимая нас за дураков. Но прием он тебе окажет шикарный, очень будет тебя обхаживать. Ты кое-где ему поддакивай, чтобы он не разгадал нашей задумки. Тебе обязательно надо будет поторговаться. Магистру скажешь, что, на твой взгляд, он просит дороговато, но ты посоветуешься с князем Тоцким. Понял?

– А вдруг дед согласится?

Эти слова просто ошарашили Олгерда. Он выхватил из подставы перо и сломал его. И еле сдержался, чтобы не обозвать его круглым дураком. Успокоившись, он проговорил:

– К деду ты не поедешь. Я же тебе ясно сказал: никому о нашей встрече ни слова.

Тот покраснел, поняв свою ошибку.

– Так вот… – Возвращаясь к сказанному, Олгерд продолжил: – После того как скажешь, что надо посоветоваться с князем Тоцким, сделаешь вид, что собрался уходить. И вдруг, словно вспомнил, скажешь, как бы между прочим, что не помешал бы Симеон со своим сыночком Василием. Если магистр ничего не спросит, ты тоже не говори. – Помолчав, сказал: – Ладно, иди. Когда ехать, я дам знать.

– А если спросит? – не удержался от вопроса Юрий.

– Ответь, что Василий – старший внук великого князя Гедимина. Ему все станет ясно.

– А если магистр скажет, что у великого литовского князя есть сын Ягайло, то че мне говорить?

Олгерд усмехнулся, поняв правоту Юрия. В душе он и сам побаивался, как бы его сыночек не оказался выкинутым из этой жизни и ответил:

– Скажешь, он младше Василия.

Только после этого его посланец удалился.

И все же великий князь остался доволен: подробные вопросы и ответы могут дать только хороший результат.

Князь Олгерд очень хорошо разгадал магистра. Получив письмо, в котором великий литовский князь интересовался землями, которые якобы хочет продать орден, магистр не удержался от зловещей улыбки и проговорил себе под нос: «Один дурак нашелся, я думаю, за ним последуют и другие». Он быстро подготовил и отправил ответ, где говорилось, что они будут рады принять представителя Олгерда.

И вот молодой литовский воевода, напустив на себя важность, в сопровождении двух рыцарей, неторопливо вышагивал по коридору рыцарского замка. Одет он был с иголочки. И тут постарался великий князь: пусть магистр в лице его посланца видит мощь и богатство Литвы. Насчет мощи тут не было сомнения. Внук ростом вышел в деда: рослый, широкоплечий, от него так и веяло силой. Да и богатство показывалось со вкусом. На посланце был кожаный костюм тонкой выделки. Удалось раздобыть у залетных венецианских купцов. Хоть и содрали они – не один конский табун можно было на эти деньги купить, но задуманное окупало все. Светло-желтый костюм, под стать сапогам, очень подходил русоволосому посланцу.

Ожидая его, магистр стоял у окна, глядя, что вытворяет природа. Был конец августа. На полях хлеба клонились от налитого зерна. Урожай ожидался небывалый. Смерд торжествовал. И вдруг… Уже неделю, как небо покрылось свинцовыми тучами и стало заливать землю мелким надоедливым дождем. Дороги размыло. Магистр еле добрался из Магдебурга в свой замок.

Мысли радовали его. А думал он о том, что, если в такую погоду литовец послал своего человека, значит, намерения великого князя серьезны. Иметь такого крепкого союзника магистр считал за счастье для ордена.

Встреча прошла по Олгердовому замыслу. Юрий Витовтович последний акт сыграл прекрасно. Уже поцеловав магистру руку и откланявшись, он, сделав шаг, вдруг остановился.

– Да. – Голос испуганный, он словно вспомнил что-то важное, главное.

Магистр замер. Посланец повернулся и со скорбным выражением лица сказал о Василии. По скривившемуся на мгновение лицу магистра можно было понять, что он уловил угрозу в полной мере. Желая скрыть это, магистр проговорил, подняв взор к потолку:

– Все в руках Божьих.

Не успела захлопнуться дверь за литовским посланцем, как колокольчик в руках магистра объявил, что ему срочно требуется Обно. Пока его разыскивали, магистр в ожидании, заложив руки за спину, нервно ходил по кабинету. Эта невзначай оброненная литовцем фраза взволновала его. Особенно беспокоила мысль о ближайшей угрозе ордену. То, что ордену осталось жить не так долго, умный магистр понимал. Княжества, герцогства набирали силу. Слабые гибли. Не стало Пруссии. Теперь очередь… за ними? Сегодня силу набирает тот, кто не дробит свою землю, а развивает на ней разные промыслы. Если заняться этим, то орден потеряет свое историческое предназначение. Запас времени еще есть. Но если случится то, о чем… Но его мысли прервал голос:

– Магистр, ты меня звал?

От неожиданности он вздрогнул и обернулся. В дверях стоял Обно. «Вот спаситель!» – мелькнула в голове магистра радостная мысль. И он жестом пригласил того войти в кабинет.

Глава 12

– Эй, боярин! – глядя вниз, кричал с крыши плотник, сидящий на гребне. В одной руке у него тщательно отстроганный конек, в другой – топор. – Гляди, так пойдеть?

– Пойдеть, – отвечает Роман.

Мужик, стуча обухом, прибивает конек. Засунув топор за пояс, отползает до лестницы и спускается на землю. Подойдя к Роману, смотрит на свою работу. Налюбовавшись, поворачивается к нему:

– И складно и ладно! – говорит он, глядя на счастливое лицо молодого хозяина.

– Согласен! – ответил Роман. – А теперь пошли к столу.

Все работные люди уже толпились у стола. Тут же стояли и старые Осляби. Мужик, который прибивал конек, был у них за старшего. Ему было лет около пятидесяти. Грубоватое, обросшее лицо просматривалось сквозь нечесаные космы, которые он постоянно отбрасывал назад.

Старый Ослябя, увидев, что все собрались, посмотрел на Романа. Тот едва заметно кивнул, и старик пригласил работяг за стол. Он был заставлен корчагами с брашкой, кубками. Из еды на больших блюдах крупными кусками лежало мясо, соленое сало, каши, блины, тут же сметана, топленое масло, пучками зеленый лук с белоснежными головками, ломтями нарезаный хлеб. По лицам мужиков видно, что они довольны.

– Ну, наливай! – скомандовал старый Ослябя.

Никого не надо было упрашивать. Когда кубки были налиты, старый Ослябя скосил глаза на Романа, а тот кивком головы показал на старшого. Старший понял взгляд Осляби и поднялся. Кашлянул в кулак, испещренный мелкими почерневшими бороздами.

– Уважаемые хозяева, за хлеб, соль благодарствуем и с окончиной поздравляем. Особо хочу благочествовать младого боярина и родителев за такого сынка. Уж он-то попотел. А топором-то как играл! И хде тольков научился? Ну и с Петровым днем! – Он поднял кубок и в несколько глотков осушил его.

Поднялся старый Ослябя. Поглядел на жену, сына, взял кубок:

– Вот гляжу я на свой двор и не узнаю. Он словно заново родился. Да и мы, – он смотрит на жену, – с ней. Душа у нас поеть. Каким нарядным да ухоженным он стал. И все ето сделали ваши руки. Низкий вам поклон и добрых дел.

Довольные и оплатой, и провозом, братия вечером отбыла восвояси.

Оставшись одни, Осляби, не спеша, любуясь, еще раз обошли свое хозяйство. За воротами послышался голос пастушьего рожка. То возвращалось домой стадо. Юркий Тимоха ринулся открывать ворота. И вот двор заполнился конями, коровами, телятами, жеребятами, овцами, козами. Холопы разгоняли их по стойлам. Полнокровная жизнь вернулась на боярский двор.

Подошла сенокосная пора. Накануне старый Ослябя, Роман и вернувшийся к своему боярину смерд, знаток разных хозяйственных хитростей, съездили на свое сенокосное угодье, захваченное было Скертовским. Еще в конце травень-месяца Роман послал туда холопа Еливферия, мужичка средних лет, на вид слабоватого, но до отчаяния дерзкого. Он встретил хозяевов с поклоном, не расставаясь с увесистой бильдюгой. На вопрос:

– Был ли кто здесь? – отрицательно покачал головой.

– Косить-то можно? – спросил старый боярин у смерда.

Тот сорвал пучок травы, помял в руках, пожевал несколько травинок.

– Можноть, – ответил тот, – лехкая водица вышла, густыня осталась.

Роман тихо шепнул на ухо отцу:

– А че тако «густыня»?

– Травы созрели, – ответил боярин. – После Петрова дня с Богом начнем косить, – сказал старый Ослябя.

Выехали, еще не светало. Надо было, как ляжет роса, начинать косьбу. Роман взял косу, встряхнул ее, крякнул. Пальцем попробовал лезвие. Перекрестился, плюнул на руки и со словами: «С Божьей помощью начнем» сделал первый прокос. Коса легко пропела: «Жахх», оставляя за собой широкий полукруг. И пошло. Косари видели, как зол к работе был молодой боярин. И дивились: боярское ли это дело? Но особенно переглядываться было некогда. Неудобно было отставать от хозяина. Роман еще с детства любил эту работу. Отец его был зол до работы. Никто в деревне за ним угнаться не мог. Луг, на который боярин ставил пятерых мужиков, он выкашивал за день один. Начинал всегда с первой росинкой. И до обеда, без отдыха. Мужики дивились: как можно? Можно! Это он доказывал. Но когда солнце начинало припекать макушку, он бросал на скошенную траву косу, брал бадью и пил из нее не меньше, чем лошадь. Напившись, падал на траву, раскинув руки. Полежав какое-то время, точно набравшись сил, вскакивал и шел обедать. Если работал за пятерых, то ел за троих. Наевшись, заваливался на бок и тут же засыпал. Спал недолго, но крепко. Вставал, выливал на себя логушек ключевой воды. Обтирал мозолистыми ладонями бородатое лицо и шел косить. И так дотемна. К этому приучил и своего Егора.

Мужики начали покряхтывать, что было признаком усталости, и часто коситься на широкие взмыленные плечи ведущего косаря. А ему хоть бы хны. Прошел ряд, поточил косу – и ну подгонять отстающих. Дойдя свой ряд, Роман бросил косу на траву. Упал на нее и раскинул руки, точно как батяня. Косари шустро докосили свои ряды.

Напившись, Роман сел по-татарски, скрестив под собой ноги. Старая боярыня постаралась: дала и мяса, и сала, и яиц, и пирогов со сметаной. После такой еды мужики поползли под березы. Да вот отдохнуть им не пришлось. Громкий вопль Тимохи, ворвавшегося, как вихрь, на поляну, заставил всех поднять головы.

– Тятька, Роман! Тать на мамку напала!

Все повскакивали и окружили Тимоху. Тяжело дыша, глотая слова, он пытался сказать, что на их двор кто-то напал. Быстро запрягли коней и погнали их к боярским хоромам. За спиной у Романа что-то громыхало в телеге. Оглянувшись, он обнаружил бильдюгу, оставленную сторожем.

Еще издали, спускаясь с горки, они увидели, как возле ворот толпилось много мужиков. Подъехав ближе, услышали тяжелые удары. Поняли: бьют по воротам. Роман не выдержал, соскочил на землю и, схватив бильдюгу, ринулся на неизвестный люд. Подбегая, он увидел среди вооруженных людей знакомую фигуру боярина Скертовского. И понял все.

Взревев, как лев, Роман ринулся на этих воев, размахивая палицей. Боярин, увидев его, взревел:

– Хватайте его! Хватайте!

Легко скомандовать, да трудно сделать. Дубина Романа молотила так, что все разлетались в разные стороны. Подоспевшие косари стали Роману помогать, подключился и старый боярин. Наверное, и на этот раз у Скертовского ничего бы не получилось. Но вдруг раздался трубный глас. То подходила дружина Долгогляда.

– Где ты бродишь, паразит? – вырвалось у Скертовского.

Они должны были выступить вместе. Но тот где-то задержался, и Скиртовский ждать его не стал. Решил осилить врага собственными силами, благо хозяева были далеко, на покосе.

Скертовский и его люди воспряли духом. Роман, поняв, что силы будут неравны, постарался сбить своих в кучу и отчаянным напором быстро пробился к воротам. Крикнув, чтобы открыли ворота, – люди Олябей узнали голос Романа, обрадовались и отодвинули засов, – Роман пропустил мужиков.

И вот они все за воротами. Как узнал Роман, от внезапного нападения их спасло то, что кто-то запер ворота. Да и старая боярыня не растерялась. Когда раздались крики и громовые удары, она велела собрать оставшихся мужиков. Те, вооружившись топорами, вилами, косами, дружно напали и положили наземь людей Скертовского, успевших перелезть через ограду и пытавшихся открыть ворота.

Подошедшие к Скертовскому люди Долгогляда удвоили силы, и они стали представлять реальную угрозу. Роман не растерялся и велел подтаскивать к воротам повозки, сани, бревна. Старая боярыня, увидев нервного Тимоху, поцеловала паренька за то, что он догадался позвать на помощь косцов, и сказала ему, чтобы он перелез через частокол и бежал в Любутск звать на помощь людей.

А удары по воротам со стороны нападавших усилились. Они не выдержали, и толпа ринулась было во двор Ослябей. Но на их пути оказалась «вторая крепостная стена». Вот на ней-то и закипел ожесточенный бой. Ослябские мужики, глядя на молодого боярина и чувствуя свою вину перед семейством, дрались ожесточенно. Но и с той стороны были достойные воины.

И Осляби не выдерживали их натиска, отступили к хоромам.

Двор заполнился врагом. Кто-то сильно ударил по голове старую боярыню, ее лицо было залито кровью. Увидев это, Роман крикнул, чтобы ее унесли в дом. Он понимал, что их прижали к хоромам и все, кто остался, вынуждены будут искать спасение в них. Но… у врага не дрогнет рука, и они подожгут дом. Что делать? Он думал об этом, шаг за шагом отступая к крыльцу. И вот он ощутил первую ступеньку. Наступала развязка…

Тимоха, посланный старой боярыней за людьми, прячась за постройки, добрался до частокола. Взобравшись на него, закрыл глаза от страха: так он был высок. Оглянувшись назад, увидел, что враги подбираются к хоромам, повис на руках и с криком: «Мама!» разжал руки. Приземление было удачным. Правда, зашиб колено, но стоит ли на это обращать внимание? Будто в первый раз. Он стрелой домчался до дороги и бросился в сторону городка.

И вдруг он увидел, что ему навстречу скачут несколько всадников. Он упал перед ними на колени и завопил:

– Спасите! Спасите! Моих бояр убивают!

Первый всадник, здоровый мужичина на такой же крупной лошади, успел поднять ее на дыбы. Иначе… трудно сказать, что бы было с пареньком.

– Кого убивают? – Голос у всадника был сильным.

– Боярыню и боярина, – плачущим голосом отвечал Тимоха.

– Кто убивает? – допытывался неизвестный всадник.

– Да… тати какие-то! – плача, объяснил тот.

– Дай руку! – приказал всадник.

Тимоха подскочил и протянул руку. Он не успел опомниться, как оказался впереди всадника.

– Кажи дорогу! – приказал он.

Их было немного. И десятка не наберется. Но внезапность их появления, напор, смелость возымели свое действие. Незнакомец и не заметил, как оказался рядом с Романом. Так, плечо к плечу, они начали сражаться. Никто не мог им противостоять. Напавшие медленно начали отступать. Сначала по шашку, потом их отступление стало ускоряться, несмотря на угрозы их хозяев. И вот страх охватил напавших. И они, сметая все на пути, бросились наутек. Впереди оказались перепуганные насмерть бояре.

А во дворе Ослябий после такого разгрома стали наводить порядок. Утирая с лица пот, смешанный с кровью, Роман спросил своего спасителя:

– Кто ты будешь?

– Пересвет, – просто ответил тот.

– А я Е… – и тотчас покраснел, – Роман Ослябя. – И добавил: – Ты терь мне как брат.

– Такого воина, как ты, за счастье иметь братом! – проговорил Пересвет.

– Издалека ли едешь и куды путь держишь? – спросил Роман.

– Издалека, – ответил тот, – был у нашего великого святого Сергия. Слышал о таком?

Роман покачал головой.

– Э, брат, – произнес Пересвет, – много теряешь. Но ничего, следующий раз соберусь к нему, поедешь?

– Вот те крест! – И он перекрестился. – С тобой поеду.

Пересвет рассмеялся. Подойдя к лошади, взявшись за облучок, сказал:

– Будет оказия в Брянск, заходи, брат! Дорогим гостем будешь! – И вскочил в седло.

Роман схватил за узду его лошадь.

– Брат, куда торопишься? Зайди в хоромы. Перекуси с дороги. Твои люди пусть отдохнут.

– Прости, Роман, в следующий раз. Тороплюсь домой, у меня… – Лицо Пересвета стало печальным, он тяжело вздохнул.

Роман не стал его расспрашивать, только спросил:

– Скажи, брат, может, моя помощь нужна? Чем я могу тебя отблагодарить?

– Памятью, – ответил Пересвет и стегнул коня.

Роман вдогонку крикнул:

– Понадоблюсь, зови. Немедля буду!

Тот обернулся и махнул рукой.