Текст книги "Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)"

Катрин с некоторым изумлением смотрела, как неуклюже капитан лезет в кузов. Кобура болталась на худой заднице, как нечто совершенно противопоказанное этому тощему существу в новенькой форме и сидящей на ушах фуражке. Хрустящая от новизны полевая сумка путалась в коленях. Любимов подхватил капитана под локоть, помог.

– Благодарю, – капитан поправил очки и представился: – Капитан Рац Николай Ефремович. Исполняю обязанности начальника штаба дивизиона, – он отдельно кивнул сидящей на заднем борту Катрин. – В чем дело, товарищ Ковальчук?

– Не надо включать, товарищ капитан, – угрюмо и убежденно заявил младший сержант. – Немец запеленгует в два счета. Пришлет бомбовозы, все погибнем.

– Вы не правы, голубчик, сейчас работает столько радиопередатчиков, вряд ли их все пеленгуют, поэтому логично предположить, что—…укоризненно начал капитан.

– Голубчик?! – взорвался поначалу обомлевший Любимов. – Ты что, сука, тут мудрить вздумал? Думаешь на гауптвахте отсидеться? Видели мы эти гауптвахты. Слазь, я тебя по закону военного времени, – лейтенант без шуток рванул кобуру.

Сержант шарахнулся к борту.

– Э-э, – капитан Рац тоже явно не ожидал такого резкого развития событий.

Любимов стряхнул руку пытающегося его остановить артиллериста, ткнул дуло «нагана» в лицо побледневшему радисту.

– Слазь, с предателями разговор короткий!

– Лейтенант, сейчас каждый человек на счету, – вмешалась в приобретающий катастрофический характер разговор Катрин. – В бою сможет искупить. Я с него глаз не спущу…

Рация заработала.

– Позывные? – хрипло спросил несчастный Ковальчук.

– Я только старые знаю, – поморщился Любимов. – Попробуем?

– Подождите—…сказала Катрин.

– …Ельцин, Горбачев, ножки Буша, Паша Грачев, Герат, Грозный, одноногий Басаев, БМП, Калашников, 9 мая… Николай Андреевич, ответьте. Вызывает ЕГМ—…радист бубнил с профессиональной монотонностью.

Слегка остывший Любимов совещался с офицерами-артиллеристами. Катрин показала ему глазами, чтобы «наган» спрятал. Большая часть машин уже двинулась под защиту рощи. Тягач буксировал туда же уже второе орудие. Один «СТЗ» заводиться не желал, и с него сливали остатки горючего. Верхушки деревьев начали розоветь. Сидя в обнимку с винтовкой, Катрин с тоской думала о том, что те дни в июне были ясными и солнечными. По крайней мере здесь, у Львова.

Николай Андреевич ответил только часа через полтора. Превратившаяся в машину радиосвязи полуторка уже стояла под сенью сосен. Уставший Ковальчук поманил Катрин. Сухой голос майора Васько девушка сразу узнала, но ей пришлось ответить, как имя-отчество Горбачева и сколько Шереметьевых под Москвой. Ответы Васько удовлетворили, и Катрин передала связь лейтенанту Любимову.

Приказ был короток: «Развернуться, замаскироваться. Ждать связных с дальнейшими указаниями».

Катрин охраняла изнуренного предчувствием трибунала Ковальчука и старалась не задремать. Радист бы и сам никуда не делся. Все желающие, включая командира дивизиона, замполита и большую часть офицеров, уже «выводили личный состав». Уменьшившийся на две трети дивизион занял позиции на опушке рощи. Кроме четырех 122-мм орудий, в дивизионе сохранились 25-мм зенитное орудие, счетверенная пулеметная установка и два станковых пулемета. Катрин осознавала, что ей никогда не понять происходящее. Люди, только что готовые бросить все и бежать, окапывались, преувеличенно бодро переговаривались, готовясь к бою.

Катрин взяла Ковальчука, и они принялись зарываться. В саперных работах девушка была не сильна, пришлось слушать опытного младшего сержанта.

На шоссе темнели сгоревшие машины да так и не оживший тягач. Но пустовало шоссе недолго. Потянулись телеги, отдельные машины, потом поток отступающих усилился. Артиллеристы создали что-то вроде контрольно-пропускного пункта. Руководил там приободрившийся Любимов. Работая попеременно с радистом лопатой, Катрин поглядывала на деятельность лейтенанта. Неплохо у него получалось, уверенно. В Берлин войдет со звездочками покрупнее лейтенантских. Хотя до звездочек и погон еще воевать и воевать. Сказать, что погоны носить будет, – не поверит. Доживет? Катрин с яростью вонзила лопату в песчаную, засыпанную сосновыми иголками землю.

– Очень правильная тактика, – одобрительно закивал подошедший капитан. – Устраиваться необходимо так, будто до Страшного суда здесь воевать собираемся. Тогда вышеназванный суд подольше не наступит. Только вы бы, товарищ Ковальчук, побольше даме помогали.

Катрин сунула лопату что-то пробурчавшему в свое оправдание младшему сержанту. Капитан, похоже, хотел о чем-то ее спросить.

Рац протер очки.

– Как думаете, сегодня облачность будет умеренной?

– Весьма. Настолько, что ее совсем не будет. Вы что-то хотели узнать, товарищ капитан?

– Да. Я не совсем понимаю, какая у вас должность или звание. Но вы не могли бы откровенно мне объяснить, ваш командир полка действительно пришлет помощь? Так получилось, что под моей командой оказались люди…

Катрин в общих чертах представляла, что собирается предпринимать Васько, но это была не ее тайна.

– Товарищ капитан, я хорошо знаю командира 64-го полка. Уверена, он предпримет все для того, чтобы фашисты понесли на нашем участке наибольший урон.

– То есть не видать нам прикрытия, – догадался капитан. – Я не знаток пулеметов, но весьма сомневаюсь, что единственный «максим» способен прикрыть несколько крупнокалиберных орудий. Жаль будет глупо погибнуть. Мы бы могли принести пользу.

– Уважаемый Николай Ефремович, категорически вас уверяю – о бесполезных потерях речь не идет. Майор Васько самый расчетливый командир, которого я знаю.

– Надеюсь, вы знаете многих. Вид у вас очень… боевитый. Орудия у нас скученно стоят. Нужно бы рассредоточить. Ставить на прямую наводку. Я по танкам никогда не стрелял, понимаете?

– Что же здесь непонятного? – сказала Катрин, удивившаяся, что капитан вообще по кому-то стрелял. – Вы только не говорите об этом вслух. Бойцы будут увереннее себя чувствовать. А насчет танков – думаю, командир полка нас бы предупредил. Хотя готовым нужно быть ко всему.

– Вот и я думаю, – согласился капитан Рац. – Попробуем предусмотреть все. Задача маловыполнимая, но крайне актуальная.

Людей на опушке между тем прибавлялось. Мимо прошел лейтенант-пограничник – обе кисти у него были перевязаны, как будто лейтенант надел грязно-белые варежки. С пограничником были человек шесть обтрепанных, осунувшихся бойцов. Последним шел жуликоватого вида боец, несущий на плече ручной пулемет. Несмотря на явную усталость, он подмигнул девушке.

Еще одна группа бойцов окапывалась на другой стороне шоссе, на подступах к хутору. Но большая часть проходящих мимо машин и прочего транспорта после КПП не задерживалась, уходя дальше на Бродно. Куда они двигаются, Катрин не понимала. О том, что Бродно захвачено немцами, наверняка уже знали во Львове.

Окончательно рассвело. Блестела и сверкала росой трава.

* * *

Командир корпуса вскрыл пакет, начал читать. Бригадный комиссар и начальник штаба следили, как меняется лицо генерал-лейтенанта.

– Приказано создать еще одну ударную группу, – командир корпуса снова перечитал лаконичные пункты приказа. – Группа создается на основе 64-го танкового полка. Ему придается 2-й зенитно-артиллерийский дивизион, разведбат, два батальона 7-й мотострелковой дивизии, 26-й автотранспортный. И почти вся, без управления, 34-я танковая. Командиром группы назначен майор Васько. Направление удара будет уточнено позже.

– Почему Васько? Он в корпусе без году неделя. Звание – майор, – начальник штаба в недоумении развел руками. – Зачем силы корпуса дробить? Удар на Бродно отменяется?

– Нет. Сроки те же. Завтра утром ударим. Если все успеют подтянуться. Черт с ним, с Васько. Нам с тобой приказано срочно прибыть в штаб армии. Маршрут указан. Заботятся о нас с тобой, Александр Васильевич.

Начальник штаба глянул в приказ.

– Это что за кругосветное путешествие нам назначили? Мы завтра и к утру не вернемся.

– Позовите летчика, доставившего приказ, – велел комкор.

Молодой старший лейтенант четко бросил руку к кожаному летному шлему. Бригадный комиссар хмыкнул – такому орлу на истребителе немцев бить, а не на «У-2» бумаги возить.

– Штаб армии на прежнем месте? – спросил комкор.

– Так точно, – летчик чуть шире раскрыл свои удивительно ясные голубые глаза. – Вам шифровку должны были направить, товарищ генерал-лейтенант.

Комкор кивнул. Связь работала чудовищно плохо. С утра радисты потеряли не только штаб армии, но и связь с большинством дивизий корпуса.

– Хорошо, старший лейтенант. По пути немцев не видели?

– Только мелкие группы. Зато «мессеров» в воздухе полно. Я начальнику оперативного отдела все подробно изложил. Будете двигаться в штаб армии, осторожнее, товарищ генерал-лейтенант.

– Без ваших подсказок обойдемся, товарищ лейтенант. Примите расписку и можете быть свободны.

Летчик, придерживая планшет, выскочил в дверь.

– Распустились, – комкор с чувством шлепнул пакет со сломанными печатями на стол. – Поднимай охрану, начштаба…

– Получается, мы большую часть ПВО передаем этой новой группе, – задумчиво произнес бригадный комиссар. – Сами с чем останемся?

– Толку от твоих зениток, только ворон разгоняют. Где наши «соколы»? Пакеты возят?

Бригадный комиссар промолчал.

– Ты вот что мне скажи, – продолжил комкор, – зачем приказано этой группе столько пехоты передать? Для обороны позиция неудачная. Да и что они такими силами сделать могут?

– Приказ есть приказ. Доедете до штаба армии, там вам свою задумку объяснят. Кстати, ты помнишь, как лихо этот Васько на дивизионных учениях выступил? Может, поэтому его и выдвинули?

– Из молодых да новых, – согласился комкор. – Ты, комиссар, подтягивай части, подтягивай. Сейчас бомбежки начнутся, ты понимаешь. Какие здесь на хрен сроки? Какие 6.00? Завтра к полудню бы собраться. И по новой ударной группе приказ отдай. А то и здесь затянем…

* * *

Разведчиков-мотоциклистов было всего пятеро. Это все, что мог выделить майор Васько. Правда, парни видные – в свободных комбинезонах защитного цвета, с кинжалами на поясах. У двоих автоматы, на коляске мотоцикла закреплен ручной пулемет. Катрин смотрела, как разговаривает командир разведчиков с капитаном Рацем и Любимовым, передает им пакет. Чуть позже Любимов рысцой приблизился к сидящей на краю свежевырытой стрелковой ячейки девушке.

– Тебе пакет.

Катрин распечатала конверт без подписи.

«Уходить немедленно».

Лейтенант, дисциплинированно не заглядывающий в записку, спросил:

– Что-то срочное?

– Не особенно. Командир полка напоминает о деталях. Как дела у тебя?

Лейтенант чуть обиженно отодвинулся.

– Какие дела? Порядок стараемся поддерживать. Всех беженцев, раненых и всю шушеру направляем на юг, на Каменец. Другие организовываются. Вон, уже почти рота готова. Есть чем пушки прикрыть. Люди подрастерялись, бывает. Со связью везде плохо. Но ничего, вот окопаемся. Приказ – прикрыть шоссе, ждать дальнейших распоряжений. Чего тут непонятного?

– Да ты не обижайся, – Катрин помахала листком с лаконичным указанием, – дай лучше спички.

Она сожгла записку. Любимов посмотрел на пепел, спросил:

– Пока с нами останешься? Или как?

– Пока обстановка не прояснится, остаюсь. Рано еще мне идти.

Честно говоря, в том, что рано, Катрин была не очень уверена. Но вот так просто встать и уйти за сосны? Пиво в другом мире чересчур горчить будет.

Движение на дороге становилось интенсивнее. Все больше появлялось машин. Группы неразличимых с опушки людей и повозок упорно двигались на восток. Катрин надеялась, что большая часть этих уходящих от войны людей через пару километров свернет к югу. Те, кто рискнет двинуться на Бродно, очень скоро попадут под гусеницы вражеских танков.

– А вам какие-нибудь указания по поводу перекрестка, – Катрин ткнула пальцем за спину в сторону невидимой развилки, – и нашей маскировки комполка давал?

– На перекресток отделение выслали. Чтобы людей заворачивали. А насчет маскировки… сама видишь: спрятали все, что могли. Васько тебе что, нас контролировать поручил? Он меня когда в полк отзовет? – подозрительно спросил Любимов.

– Ничего я не знаю. Просто догадалась. Я вообще часто догадываюсь, что дальше будет.

Лейтенант посмотрел в ее зеленые глаза и неуверенно спросил:

– А разве можно об этом говорить?

– Да брось. Я здесь не дату фронтового наступления выдаю. Что контрудар готовится, ты и сам знаешь.

– Пора уже. Четвертый день отступаем. Авиация подойдет, ударим всей мощью…

– Все не так оптимистично. Насчет отсутствия авиации ты уже понял. Только слепой не заметит. Немцы в Бродно и прорываются к Луцку. Прорыв широкий, наши мехкорпуса, скорее всего, его не закроют.

– Как ты можешь говорить такое?! Если временные неудачи…

– Да не ори ты. Я же не бойцам рассказываю, а тебе. Ты в панику не ударишься. А соображать станешь лучше.

– Ладно. Ну, прорыв. Видно, немцы здесь кулак собрали. Дальше, на что они надеются? Неужели к Житомиру прорваться?

– Могут и дальше. Ты глаза не выкатывай. Не на политинформации сидим. В Прибалтике и Белоруссии дела не лучше. Войска оттуда перебросить не успеют. Авиацию тоже.

– Ты это к чему? – потемнел Любимов.

– Это все, что у нас есть, – Катрин кивнула на медленно двигающиеся по шоссе фигуры. – Контрудар нужен, и он будет. Но ты в полк не рвись. Дивизион полку очень даже пригодится. Не так много пушек осталось.

– Ты мне не намекай. Я танкист и в танке должен воевать. А приказ я выполню. Дивизион мы прикроем.

– Я об этом и говорю, – согласилась Катрин. – Главное, чтобы нас с воздуха не достали. И люди были увереннее. Слово ободряющее сказать, пожрать чтобы было, вода… Ты понимаешь…

– Я уже думал. Политрук приблудился, вроде ничего парень. Пусть языком поработает. Насчет довольствия хуже. Во Львове, говорят, пекарни не работают. Да и далеко. Про полевые пункты питания тоже никто не слышал.

– Проще нужно к проблемам подходить, и люди к тебе потянутся, – заверила Катрин. – Давай карту. Людей, а тем более бойцов, кормить нужно. Кроме шуток, лейтенант.

– Как бы нас за мародерство…

– «Как бы» – было раньше и будет потом. А пока райком комсомола в моем лице за все ответит. Подбери мне пару толковых бойцов и водителя…

* * *

– Стой, – сказала Катрин.

Новый водитель многострадальной полуторки, разведчик из присланных Васько, притормозил. Машина уже въехала на окраину поселка с многообещающим названием Чоткое. Судя по карте, это был ближайший населенный пункт от обосновавшегося у шоссе усиленного дивизиона. Крошечный хуторок у дороги решили приберечь на крайний случай. «Заготовительную» команду, кроме девушки и разведчика-водителя, составляли двое бойцов и старшина. Эти трое прибились из разбомбленной где-то у Самовора зенитной батареи. Зенитчики двигались с каких-то непонятных учебных сборов. Боекомплект у батареи отсутствовал в принципе. «Мессершмитты» утюжили зенитчиков, не торопясь, поджигая машины, как на полигоне. Потом зенитчики, вместе с единственным уцелевшим орудием, окружным путем попали во Львов, оттуда были отправлены в Бродно, где якобы формировался зенитно-артиллерийский дивизион. Снарядами зенитчики запасались самостоятельно на складах у Пивденых казарм. С бензином им так не повезло. Остатки батареи застряли на шоссе и в итоге слились со сводным отрядом, возглавленным капитаном Рацем.

Катрин выпрыгнула из машины, перемахнула через плетень. Хата стояла аккуратненькая, свежепобеленная. Девушка энергично потерла ладонью стену. Из кузова смотрели бойцы. Катрин с тяжелой винтовкой и белой ладонью перебралась через забор. «Сейчас я точно клоуном стану».

– У кого, товарищи, зеркальце имеется? На секундочку…

Красноармейцы смотрели молча. Понятное дело, – подсадили в команду спятившую девку. Старшина кривовато улыбнулся. «Счас как дам прикладом», – подумала чувствующая себя дурой Катрин.

– У меня зеркало есть, – неожиданно сказал, высовываясь из кабины, разведчик.

Катрин критически осмотрела свою рожу. Умыться, конечно, не помешало бы. Синяк слегка пожелтел, но никуда не делся. Девушка подмазала глаз белым. Стало страшновато, но не так позорно.

– Старшина, вашим бойцам привести себя в порядок не требуется? Не будем пугать мирных граждан.

Зенитчики неуверенно зашевелились. Катрин стоять над душой не стала, привычно запрыгнула на простреленное сиденье. Улыбнулась.

– Спасибо.

– Не за что, – водитель бережно спрятал зеркальце. – Куда дальше?

– Думаю, магазин у них в центре, верно?

– А денег у нас хватит? Или как?

– Деньги есть. Но в основном придется «или как», – Катрин высунулась. – Старшина, вы мой портфельчик не передадите?

Девушка приняла пухлое, за время скитаний окончательно потерявшее вид чудище. Утвердила вместилище бюрократии на коленях.

– Поехали, не торопясь, чинно, осторожно. Мы не махновцы какие-нибудь. Честные заготовители…

В Чотком еще держалась мирная жизнь. Смотрели вслед потрепанной полуторке немногочисленные прохожие. Лаяли из-за заборов собаки. Засвистел с крыши сарая рыжий мальчишка. Машина выехала на центральную площадь. Два магазинчика, здание поселкового совета с пустым флагштоком. Скособочилось похожее на дровяной склад, с большим замком на двери, строение. Свеженькая вывеска «Клуб» еще висела над зарешеченным окном.

Грузовик остановился у магазинчика с вывеской «Продовольчі товари».

– Винтовку мою сохрани и по сторонам смотри, – прижимая к себе неудобный портфель, девушка выбралась из кабины.

– Товарищ старшина, со мной. Остальным не забывать о бдительности.

С другой стороны площади на машину смотрели женщины, собравшиеся у поселкового совета.

– Вы, товарищ старшина, сохраняйте солидный вид. И говорите что-нибудь серьезное, типа: «Торг в данном случае неуместен».

Старшина поправил кобуру и промолчал.

Катрин тронула дверь. Заперто.

Девушка обернулась к женщинам.

– Где заведующий?

Женщины пошушукались, и самая смелая крикнула:

– Так вин до Львиву поихав. За вказаниями.

– За какими еще указаниями? Почему без разрешения? Где продавцы? – начальственно вопросила Катрин.

– Та вона до хаты побигла.

– Что значит до хаты? Рабочий день кончился? Немедленно вызвать сюда! – Катрин отодвинула рукав, глянула на несуществующие часы. – Даю пять минут. Иначе будем считать отсутствие на рабочем месте саботажем. И злостной профанацией, – для убедительности добавила Катрин.

Одна из теток небыстрой рысью двинулась по улице.

– Часы есть? – шепотом спросила девушка. – Через пять минут дверь вышибаем к свиньям собачьим.

– Часы есть. А если милиция? Доложат, нам мало не покажется.

– Милицию мобилизуем на охрану народного достояния. Того, что останется, – Катрин смерила взглядом невеликое строение магазинчика. – Если вообще что-нибудь останется. Армейские и правоохранительные структуры обязаны работать в тесном контакте.

Старшина покрутил головой. У него имелись сомнения в целесообразности тесных контактов с другими «силовыми» ведомствами.

Катрин подозревала, что, кроме их побитой машины, никаких других признаков государственной власти в Чотком, при всем желании, обнаружить не удастся.

Обсудить эту проблему они не успели. По улице торопилась пухлая молодая женщина.

– Який саботаж? Та хто ж такое сказав? Кому такая думка прыйшла?

Последние шаги пышка проделала медленнее, с сомнением разглядывая грязную непонятную девушку и пропыленного старшину. Глянула на лишенную фар, зияющую свежими пулевыми пробоинами полуторку.

– Почему на рабочем месте отсутствуете? – немедленно взяла инициативу на себя Катрин.

– А що? Уж и пообидаты нельзя?

– Рано обедаете. Видно, устаете на работе. Открывайте. Накладные – к проверке.

Продавщица в ужасе заозиралась. Приблизившиеся к магазину женщины кидаться на выручку не рвались.

– Та зачем накладные? Заведующего подождите, – пролепетала толстушка.

– Не отягощайте, гражданка, – внушительно произнес старшина.

Продавщица обреченно вытащила из-под передника связку ключей.

В магазине пахло мешковиной и чаем.

– Не густо, – сухо проронила Катрин, оглядывая практически пустые полки. – Где накладные?

Дверь распахнулась. В магазин решительно вошел усатый мужчина в сером полувоенном костюме.

– В чем дело, товарищи?

– Представьтесь! – отрывисто гаркнула Катрин.

– Зампредседателя поссовета Иващенко Тарас Иванович. А в чем собственно дело?

– Секретарь особой ревизионной комиссии Мезина, – Катрин небрежно козырнула. – Обязаны присутствовать, товарищ Иващенко. Секретарь партийной организации и зав бытовым сектором, как я понимаю, ответственные мероприятия игнорируют? Время военное, ждать не будем. Накладные на стол, – девушка по-хозяйски раскрыла портфель и вынула чистый бланк.

– А какие у вас полномочия? – не очень уверенно осведомился Иващенко.

– Что значит какие? – возмутилась Катрин. – Вы директиву за номером 008 получили?

– Э-э… связь плохо работает.

– Плохо работает ваш поселковый совет. Связистов ждете? Не до вас сейчас. Фронт рядом. Справляйтесь своими силами, не маленькие. Директива 008 – «О временном перераспределении мясных продуктов и хлебобулочных изделий». В связи с создавшимся сложным положением, вам понятно?

– Да. В смысле…

– Где ваши накладные, где планы по распределению?

– Так мы же не получили…

– Как? Значит, у вас ничего не готово? – Катрин удивленно подняла брови. «Штукатурка» вокруг левого глаза пострадала, но товарищу Иващенко было уже не до внешнего печального вида нагрянувших непонятно откуда представителей.

– Мы же не знали…

– Собирайтесь, поедете с нами. И вы, и торговый работник, – Катрин встала и принялась деловито упаковывать портфель.

– Товарищ, – взмолился не на шутку испуганный Иващенко, – мы готовы. Скажите только, что от нас требуется?

– Нам ждать некогда. Сейчас магазин опечатаем и едем. О семье не беспокойтесь, государство к ней претензий иметь не будет.

Продавщица громко всхлипнула и, прижав к лицу передник, заплакала.

– Товарищи! Товарищи, так же нельзя! Я готов ответить, но если мы уедем, кто директиву выполнять будет? – зампредседателя умоляюще посмотрел на старшину. – Товарищ, ведь дело прежде всего, так?

– Не торгуйтесь, гражданин Иващенко, – мрачно молвил старшина. – Время нынче не то.

Продавщица громко хлюпала носом. Заместитель председателя умоляюще смотрел на представителей армии.

– За двадцать минут справитесь? – задумчиво спросила Катрин.

– Да раньше уложимся. Только скажите, что нужно, товарищ Мозина.

– Мезина, – строго поправила Катрин. – Значит, так, – она заглянула в портфель. – Консервов мясных – 50 кг, круп – 100 кг…

Дослушав список до конца, продавщица забыла всхлипывать и ахнула:

– Та дэ ж мы стильки знайдэмо?!

Катрин равнодушно пожала плечами.

– В штабе тыла объясните.

Через тридцать минут машина была загружена. Бойцам пришлось заехать домой к торговому работнику. Часть продуктового ассортимента почему-то хранилась на сеновале и в подвале частного домовладения.

Катрин тщательно перечислила все полученное на комсомольском бланке. Очевидно, она делала что-то не по правилам. Гражданин Иващенко, несколько осмелевший в отсутствие старшины, смотрел с ненавистью.

– Отольются вам селянские слезы. Найдется и на вас управа.

Катрин подняла голову:

– Претензии?

– Какие к вам, к кавалеристам, претензии? Пока ваша сила. Немцев-то тесаками рубать будете? – прошипел зампредседателя, кивая на штык на поясе девушки.

– Рубали уже. Надо будет, еще порубаем, – Катрин разборчиво подписалась.

– Ну, рубайте, рубайте. Буденовцы… Немцы уже от вас, оборванцев, обосрались.

– Не горячитесь, Тарас Иванович. Всему свое время. – Катрин сложила расписку, встала. – Это вам, товарищ Иващенко, от Советской власти. Не забудьте в сейф спрятать. А это от меня лично—…девушка двинула коленом в пах представителю местной администрации. – Рановато осмелел, козел. Мы еще вернемся, и Магаданом ты не отделаешься. – Катрин, схватив за жирный загривок, крепко приложила Тараса Ивановича усатой рожей о крышку стола. Мебель отозвалась гулким стуком. – Счастливого пути можете нам не желать. Не нуждаемся…

Прихватив два новых ведра, девушка вышла. Бойцы уже сидели в машине. Катрин закинула последние приобретения в кузов, забралась в кабину.

– Поехали.

– Ага—…разведчик в изумлении смотрел на дверь магазина.

Товарищ Иващенко не выдержал и все-таки выполз проводить «особую ревизионную комиссию». Стоял зампредседателя с трудом, цепляясь за косяк. Расплющенный нос обильно кровоточил. Губы шевелились, но в урчании двигателя проклятий было не расслышать.

– Ничего. Жаловаться не будет. Сомнения в боеспособности Красной Армии выразил, сукин сын…

* * *

Биплан скользил над лесом, едва не цепляя колесами верхушки деревьев. Ни изяществом, ни быстротой «По-2» похвастаться не мог. Извилистый маршрут, скорость 145 км/ч. Иногда пилоту, летавшему и на «Су» и на «МиГах»[23]23
  «Су», «МиГ» – имеются в виду боевые самолеты конца ХХ века.


[Закрыть], казалось, что он едет на велосипеде. Но так было даже лучше. Наверняка на «Як-1»[24]24
  «Як-1» – скоростной истребитель. Выпуск начат в 1940 г.


[Закрыть] или даже на «И-16»[25]25
  «И-16» – истребитель, состоявший на вооружении РККА с середины 30-х годов. К 1941 году уступал немецкому «Me-109E» практически по всем показателям.


[Закрыть] летчик мог бы вести успешные бои. Но одна, две, десять сбитых машин люфтваффе не были сейчас так важны, как пакеты с приказами, доставляемые тихоходным «кукурузником». Полчаса назад самолет взлетел с пшеничного поля у штаба 4-го мехкорпуса. Доставленный туда приказ тоже был фальшивым. Теперь командиры корпусов в полном недоумении по окружному маршруту двигались к штабу армии, где их никто не ждал. Радиосвязь в зоне работы штабов по-прежнему оставалась отвратительной. «Глушилки», созданные с таким трудом, оправдывали себя. Вредительство чистой воды.

В этот короткий отрезок времени дивизии корпусов двигались по инерции. Руководство спешно создаваемыми ударными группами велось на местах. Изредка доходящие указания из штаба армии практически полностью игнорировались. Причем не только группа майора Васько действовала на свой страх и риск, но и куда более многочисленная группировка, возглавляемая корпусным комиссаром Пелого, готовила контрудар, сообразуясь лишь с текущей обстановкой. В данный момент севернее прорвавшегося немецкого клина собирался кулак из 9-го и 19-го мехкорпусов. На координацию с ними сил отдела «К» не хватило.

Тем не менее «калька» проявлялась все четче.

«По-2» нырнул ниже, прожужжал над оврагом, напугав отбившихся от батальона красноармейцев. Самолет летел над полем, пилот вертел головой, опасаясь быть застигнутым немецкими истребителями. Было бы глупо выйти из игры из-за очереди какого-нибудь древнего «МГ-17»[26]26
  «MG-17» – устаревший к началу Второй мировой войны пулемет. Ими были вооружены ранние версии истребителей «Ме Bf-109».


[Закрыть].

* * *

Каша подгорела, куски тушенки в ней никто не удосужился размешать, хлеб заменяло залежавшееся, с прогорклым привкусом несливочного масла, печенье, но все равно было вкусно. «Блокаду я бы не пережила», – подумала Катрин, набивая рот. Есть приходилось одной ложкой на двоих. Любимов энергично жевал рядом. На поверхности крепкого чая в котелке плавала пленка жира.

– Говорят, в Монголии в чай специально кладут масло и жир, – задумчиво произнес лейтенант. – Для экономии времени, что ли?

– Они чай еще и солят.

– Ты что, и там была?

– Да нет. Читала где-то, – Катрин сунула парню ложку.

После обильной еды клонило в сон. Костры уже затушили. За полдня так и не было налетов. Немцы летали часто, но «Юнкерсы» проходили стороной. Шли на восток – на Кременец, Тернополь и еще дальше, за речные переправы. Странно – шоссе представляло доступную цель. Поток машин возрос. Любимов рассказал, что большая часть отступающих уходит на юг. Весть о том, что шоссе перерезано западнее Бродно, уже распространилась.

– Как думаешь, Львов удержим? – прошептал Любимов.

– Еще несколько дней, – коротко ответила Катрин, вытягиваясь на спине.

– Не может быть, – пробормотал лейтенант.

– Не веришь, чего спрашиваешь? – проворчала Катрин.

В старой реальности Львов был оставлен 30 июня. Действия отдела «К» вряд ли могли надолго оттянуть этот срок. Насколько понимала Катрин, такая задача и не ставилась. Черт с ним, со Львовом. Город и пребывание в нем девушке совершенно не понравились.

– А контрнаступление? Ведь должны же фашистов отбросить? – не унимался Любимов.

– Я тебе что – Жуков или Тимошенко? Генеральского чина не имею. Начальство прикажет – завтра Берлин штурмовать побежим. Нам о близких делах думать надо бы. О насущных…

– Чего думать? И так делаем все что нужно, – обиделся лейтенант. – Вот сейчас чай допью, пойду на КПП.

– Да я ни к этому. Там и без тебя справятся. Отдохни лучше. До ночи вряд ли что случится. Слышишь, где бабахает?

Канонада усилилась. Теперь ее слышно было и на западе, и на севере, и на северо-востоке.

– Слышу, – неохотно ответил Любимов. – Ребята бьются, а мы тут сидим. Да еще народ болтает – окружение, окружение.

– Как посмотреть. Мы на своей земле. Значит, это фрицы в «котел» влезли.

Лейтенант облизал ложку:

– Я тоже так думаю. Но народ разный. Некоторые словно из Африки сбежали. Дикие. О дисциплине и понятия не имеют.

– В Африке о дисциплине тоже знают. Правда, не все.

Любимов подозрительно прищурился:

– Скажешь, была?

– А то, – Катрин показала почерневшие от въевшейся пыли запястья, – разве не заметно, что негритянка? Искупаться бы, товарищ лейтенант…

Торопливо подошел чернявый политрук. Неодобрительно посмотрел на разлегшуюся девушку, но замечание делать не стал.

– На шоссе каких-то подозрительных задержали. Пойдем, Женя, посмотрим.

Любимов тут же подскочил, деловито одернул портупею.

– Ты бы винтовку себе нашел… Женя—…сказала вслед Катрин.

Зря сказала. Политрук с удивлением обернулся. Любимов только нервно поправил фуражку.

Катрин лежала, закрыв глаза пилоткой. Мимо кто-то прошел, но смотреть и вообще ворочаться не было ни сил, ни желания. Солнце пригревало. Над головой шуршали сосновые ветки. Отдаленный гул орудий стал привычным. Только фон. Думать о том, как это выглядит вблизи, категорически не хотелось. Катрин устала. Сильно устала. Ныла спина. Ныло все, что способно ныть. И как-то уже не верилось, что бывает другая жизнь. С холодильниками, полными пива, гостиничными прохладными номерами, людными улицами, флиртом…

А почему в этом магазинчике в Чотком не могла бы затеряться бутылочка пива? Пусть и просроченного. Эх, внимательнее нужно с накладными работать, товарищ инспектор.

– …Она, что ли?

– Кто ж еще? Будить будем?

Зашептались тише.

Катрин стянула с лица пилотку.

– В чем дело, товарищи бойцы? Вы бы лучше за воздухом наблюдали, чем меня рассматривать.

– Так точно. За воздухом ведется тщательное наблюдение. Мы на минутку, – старшина-зенитчик неловко улыбнулся. – Мы… Бойцы, значит… вот—…он протянул на ладони пластиковую пудреницу. – Может, лицо подправите, или что. Вы не думайте – честно купили. Женщин едет много…

– Благодарю. Истинно рыцарский подарок, – серьезно сказала Катрин, принимая пудреницу. – И зеркальце есть. Спасибо. А то с этими фашистами совсем человеческий облик потеряешь.