Текст книги "Судьба Адъютанта Его Превосходительства"

Шкуро производит себя в генерал-лейтенанты

Когда генерала Покровского произвели в генерал-лейтенанты, Шкуро пришел к Май-Маевскому в кабинет и еще с порога закричал: – Отец, что это значит?! Покровский произведен, а я что, хуже его, что ли? Завтра к девяти часам произвести меня в генерал-лейтенанты! Иначе, сам знаешь, что может получиться. Потом я тебе заявляю, пусть ставка… (тут он скверно выругался); доведут они меня, что я с корпусом вместо фронта поеду в Екатеринодар и кого надо повешу. – Успокойся, успокойся! Что с тобой, Андрюша? Ты был представлен вместе с Покровским, но почему-то его произвели раньше тебя. Я сегодня буду говорить по прямому проводу о положении на фронте и, в частности, справлюсь о твоем производстве. Шкуро мрачно молчал.

Духовенство благославляет Андрея Г. Шкуро. Харьков.1919 год.

– Андрюша, я забыл сказать… слышал такую чушь про тебя, – никак не могу поверить. Говорят: ты производишь в офицеры по своему усмотрению, помимо ставки. Правда ли это? – спросил Май-Маевский. – Отец, а что если – не чушь, а действительность? Как ты на это смотришь? – засмеялся Шкуро. – Я считаю, что такое явление в армии недопустимо. Представь картину, если комкоры начнут производить самостоятельно в своих частях. Получится такая неразбериха, всякие награды и чины потеряют значение! – уже зло объяснил Май-Маевский. – Отец, какое имеет право Деникин производить? Я хуже его, что ли? Я так же могу производить, как и он. И в этом не вижу ничего плохого. Цель оправдывает средства, – сказал Шкуро.

– Но позволь! Почему же ты настаиваешь на своем производстве через ставку? Ты мог бы надеть погоны, какие тебе нравятся, и все дело. – Нет, отец, ты меня не понимаешь. Мы в трех соснах заблудились. Старшинство необходимо. Я же не произвожу в генералы, – это дело ставки. Но произвести в хорунжие и есаулы – это другое дело. Тут уже ничего не поделаешь: нужно, и делу конец, – твердо сказал Шкуро. – Нет, нет! Я с тобой не согласен. Ты меня прости, это – произвол. Зачем нужны формальности твоего производства? – раздражался все больше Май-Маевский. – Ха-ха-ха, я не хочу разговорчиков: «Шкуро произвел себя в генералы». Когда по моему положению мне нужно было быть полковником и генералом, я, будучи на Кубани, сказал раде: произвести меня! И моментально был генерал-майором. Хотя и артачились немного, но это не важно.

Никто не может сказать, что я сам себя произвел. Меня произвела рада.

– Другими словами, ты, пользуясь давлением на раду, сам себя произвел, – засмеялся Май-Маевский, Шкуро встал с кресла, самодовольно улыбаясь:

– Оставим эти ненужные разговорчики. Повторяю: цель оправдывает средства. Лучше скажи, где думаешь провести сегодня время? Не поедешь ли ты к добрым армянам? (крупные богачи в Ростове), – сказал Шкуро. – А тебя, что, приглашали? – иронически спросил Май-Маевский. – На что! – смеясь, ответил Шкуро. – Чудишь ты, отец. Те времена прошли. А на что у меня Федька? Встал я сегодня утром и думаю, где бы хорошо время провести? Крикнул: «Федька, бери машину, поезжай к армянам и скажи, что генерал Шкуро в три часа приедет в гости». Вот и дело. А ты думаешь, отец, не приготовят ликерчики? О, все на ять будет: музыка, девочки. Что то особенное! – С удовольствием бы, Андрюша, поехал, но у меня много оперативных дел. Шкуро перебил: – Брось, отец! У тебя вечно операция и операция. Не торопись: в Москву всегда сумеем попасть. Ты знаешь, отец, если хочешь, я сразу буду в Москве. Твой Мамонтов против меня ничего не стоит. – Что ты, Андрюша, шутки, что ли, шутишь?! Ну, прорвешь фронт, я в этом не сомневаюсь, пойдешь вперед, даже славируешь, так что попадешь в Москву, ну а потом? – А потом три дня попьянствую, повешу кого надо, и пулю в лоб. – Но ведь это безумие! Сам погибнешь и корпус погубишь.

– А для чего мы живем?! За такие минуты удовольствия я всегда готов жизнь отдать. Но мы с тобой заговорились долго. Если хочешь, то я Федьку пришлю. Он тебя отвезет на вечер. – Нет уж, Андрюша, поезжай ты. А я, сказал тебе, очень занят. В следующий раз с удовольствием. Выйдя из кабинета, Шкуро крикнул: – Федька, машина готова? – Есть!

Я посмотрел в окно. Кубанцы подняли шашки на подвес. Шкуро садился в автомобиль и наказывал своему адъютанту: – Федька, ты такой же караул ставь всегда и везде, где я остановлюсь. Машина тронулась. Шкуро полулежал на мягких подушках авто, шинель распахнулась, бандит выставлял напоказ красную подкладку. После ухода Шкуро, Май-Маевский впал в раздумье, выкуривая папиросу за папиросой. Встав, прошелся по комнате, обернулся ко мне: – Скажите машину подать и позовите ко мне Прокопова. Мы сейчас поедем в штаб. В штабе Май-Маевский подошел к прямому проводу. Здравия желаю, ваше превосходительство. Я только что говорил со Шкуро: его необходимо по телеграфу произвести в генерал лейтенанты. Я ему сказал, что он с Покровским представлен одновременно. Я думаю, Антон Иванович, производство роли не играет. Вы поймете меня. Дела на киевском направлении очень успешны. Падение Киева – вопрос ближайших дней, необходимо поторопиться с обмундированием. По взятии Киева, я выеду туда. – Владимир Зенонович, вам направляется обмундирование. Я твердо уверен: с падением Киева последует падение и ряда других городов. Относительно Шкуро, я сейчас же отдам распоряжение произвести его в генерал-лейтенанты. Велю передать это распоряжение по телеграфу. Желаю вам полнейшего успеха. Спустя несколько часов штаб армии получил телеграмму Деникина о производстве генерала Шкуро в генерал-лейтенанты.

Пир во время чумы. Банкет в гостинице «Метрополь». 1919 год.

Эта телеграмма была немедленно передана Шкуро. Самовластный бандит надел приготовленные заранее погоны с тремя звездочками и отдал распоряжение своему корпусу праздновать три дня. Алъютант Федька объехал кое-кого из генералов, приглашая на «торжество по случаю назначения». В гостинице «Метрополь» собрались все артистические знаменитости, и с приездом генерала Май-Маевского открылся банкет. Раскаты нескольких оркестров духовой музыки сливались с пьяными выкриками, шумом моторов и резкими рожками автомобильных сирен в фантастический концерт, от которого уставали барабанные перепонки. Шкуро сидел на большом диване. На его коленях уютно устроились две молодые женщины с бокалами в руках. Шею бандита обвили руки известной певицы Плевицкой. Шкуро, полупьяный, сказал: Надюша, легче! Задушишь… Плевицкая, смеясь, отвечала: – Я тебя люблю больше всех! И осыпала Шкуро горячими поцелуями.

Надежда Плевицкая и её муж генерал Скоблин (агенты ОГПУ).

В разгаре этого «пира во время чумы», на улице против «Метрополя» собралась большая толпа граждан. В атмосфере, насыщенной алкоголем, на балконе второго этажа гостиницы появился генерал Май-Маевский. Он произнес короткую речь, кончив ее словами: – Россия создается кровью Добровольческой армии и будет опять великая, неделимая. Ура! Вышел и Шкуро. Покачиваясь, крикнул: – За великую Россию! Ура!

После его речи стали выступать по очереди пьяные ораторы. Толпа харьковской буржуазии, не давая окончить речь оратору, кричала беспрерывно в неописуемом энтузиазме: – Ура! Ура! Ура!

А в это время корпус терцев и кубанцев генерала Шкуро пьянствовал и дебоширил. Начальство не обращало никакого внимания на их безобразие. Пьяные терцы и кубанцы с гордостью заявляли:

– Мы обмываем третью звездочку нашего батько Шкуро!

В «освобождённом» Киеве

Через три дня прибывший в Ростов Май-Маевский поехал на скачки. Здесь собралась вся ростовская буржуазия, которая устроила шумную овацию генералу. В этот момент Май-Маевский получил телеграмму о взятии Киева. Обращаясь к буржуазии, он сказал: – Граждане, Киев взят. Да здравствует единая великая Россия! Прогремело в ответ многотысячное, несмолкаемое «ура». В ложу, где сидел Май Маевский, принесли несколько роскошных букетов. В Киеве буржуазия устроила Май-Маевскому бурную встречу. На параде генерал произнес длинную речь, закончив словами: – На груде развалин строится новая великая Россия. После парада мы поехали в Киево Печерскую лавру. Нас встретили монахи и повели в пещеры лавры. В узких подземных коридорах, в боковых стенных выемках, в дорогих парчевых тканях хранились мощи. Здесь почивали Варфоломий, Илья-Муромец и двенадцать братьев под стеклом в небольшом ящике… Все они были чудотворные! Май-Маевский остановился и спросил: – Когда были большевики, неужели они оставили все в порядке и не трогали мощей?

Киев, 1919 г. Май-Маевский изгнал Петлюру и принимает парад.

Митрополит, указывая на мощи, сказал: – Ваше превосходительство, мощи по закону нельзя раскрывать, но вы являетесь правителем России. И его императорское величество, посещая лавру, тоже поинтересовался мощами.

Вот перед нами мощи, – при этом монах показал на один из великолепных гробов, где лежало нечто человекоподобное, в светлых пеленах. Когда прибыли большевики, то в пещеру вошли два матроса и хотели вскрыть мощи. Едва они коснулись святыни – случилось чудо: руки у них парализовались, уста онемели. Мы перевезли грешников в общежитие монахов, где, после двух недель мучения, они умерли. Мы похоронили несчастных за оградой у входа на кладбище. Май-Маевский внимательно слушал, и чуть заметная улыбка играла на его губах. А монах разливался соловьем: – Под воскресенье Христово приходит сюда отец Абрамий и говорит: «Христос воскресе», а ему в ответ отвечают: «Воистину воскресе».

Май-Маевский попросил вскрыть мощи. Монах долго молился, прося всевышнего отпустить ему грех, который сейчас совершит, потом взял ножницы и осторожно снял покрывало. Взорам присутствующих представился почерневший череп, как бы обтянутый кожей или выкрашенный черной краской. Черны были и руки; кисти руки мне показались очень тонкими и неодинаковыми.

В узком проходе монах обратил наше внимание на углубление в медной плите. В углублении дрожала вода, а возле стояла небольшая миска, тоже наполненная водою. Митрополит зачерпнул серебряной ложечкой и поднес Май-Маевскому: – Это целительная вода от всех болезней. Выпейте одну ложечку, ваше превосходительство. Генерал, не желая компрометировать монахов своим отказом, раскрыл рот и выпил жидкость, как противное лекарство. Митрополит рассказывал о происхождении «святой водички», а Май-Маевский незаметно отвернулся и выплюнул остаток воды на мощи.

Обход продолжался около часа, после чего нас всех пригласили к митрополиту на «скромную трапезу». По обыкновению полились рекою вина всех сортов, кончая шампанским и ликерами. Не умолкали тосты в честь великой России. За красивыми словами скрывалась личная заинтересованность. После обеда Май-Маевский принял у себя генерала Бредова, который высказал свой взгляд на петлюровцев и большевиков:

– Они нам не страшны, поскольку мы имеем общую цель борьбы с красной заразой. Но повадки петлюровцам не следует давать, так как они нарушают принципы строительства единой России. С большевиками я борюсь решительно, пощады не даю. С падением ближайших к Киеву городов, большевики сами по себе утихомирятся. Май-Маевский предупредил: – Гвардейские части поют открыто гимн; что считаю преждевременным. Необходимо пресечь это пение в целях приближения победы. – Понимаю, ваше превосходительство, постараюсь предпринять меры в этом направлении. А теперь, не желаете ли поехать в государственный театр? Ставят «Фауста». Театр был переполнен. Появление Май-Маевского в ложе, где когда-то сидел Николай II, вызвало бурю восторгов. Буржуазия и военщина не уставала посылать в ложу генерала цветы. Май-Маевский крикнул; – Граждане города Киева! Приветствую вас с освобождением Киева от красной нечисти. Недалек тот день, когда многострадалица Россия опять будет великой и неделимой. Раздался взрыв рукоплесканий и загремело «ура». Когда возбуждение несколько стихло, Май-Маевский приказал начинать представление. Артисты почтительно поклонились Май-Маевскому; так же они кланялись когда-то Николаю II. Май-Маевский рассеянно слушал оперу; он с генералом Ефимовым вспоминал убийство Столыпина, указывая при этом на кресло, где сидел министр, и направление выстрела Богрова. Когда разговор коснулся жертв чрезвычайной комиссии, Май-Маевский распорядился:

– Отдайте распоряжение «Освагу» путем широкой агитации оповестить население о зверствах большевиков. Можно разукрасить события. Это необходимо сделать как можно скорее, потому что вызовет озлобление населения против красных. – Я завтра утром все сделаю, – ответил генерал Ефимов. На следующий день Май-Маевский принимал представителей дворянства. После приема был дан блестящий банкет.

Установление связи со своими

По возвращении в Харьков, я нашел письмо на мое имя от старшего брата Владимира из Севастополя. Военные действия надолго прервали нашу переписку.

Крейсер «Гебен» на рейде Севастополя. 2 мая 1918 года.

Я несказанно обрадовался письму и, забыв все окружающее, углубился в чтение. Брат убедительно просил приехать к нему на несколько дней по очень важному, неотложному делу. Брат состоял членом РКП (б), и я не сомневался в серьезности дела. Не теряя времени, я отпросился у генерала на две недели, под предлогом болезни матери. Через сутки я радостно здоровался с братом. Владимир с удивлением посмотрел на мой мундир. Насмешливо улыбнувшись, поинтересовался: – Каким образом ты – капитан? Я, смеясь, ответил: – Это надо уметь: из газетчика сделаться прапорщиком. Быть организатором Красной армии, попасть в плен к белым и стать капитаном и адъютантом Май-Маевского. – Я рассказал мои похождения и о том, как тщетны были мои усилия связаться с ростовскими большевиками. Брат облегченно вздохнул: – Павлуша, а я думал вначале, что ты изменил нашему делу; продался за блеск «мишуры». Я счастлив, что ошибся. Тебе необходимо установить связь с нашими. Тогда можно работать. Ты не догадываешься, зачем я вызвал тебя? – Ясное дело! Знаю хорошо, что приехал к тебе не для одних радостей свидания. Брат рассказал, что ему не удалось уехать с отступающими товарищами из-за поломки машины на шоссе, в 15 верстах от Севастополя. Нельзя было идти ни вперед ни назад; пришлось несколько дней скрываться в пещерах инкерманских скал. Возвратясь в город, он заметил, что за ним началась слежка; два раза немцы делали у него безрезультатный обыск. – Положение создалось критическое, – продолжал брат, – я не могу работать, потому что каждый мой шаг известен. И не могу бездействовать, когда так нужна наша работа. Я должен ехать с тобой в Харьков. Ты устроишь меня в штаб, и мы будем вместе работать. После долгой беседы, наметив план действий, мы поехали в Харьков. На харьковском вокзале я увидел Май-Маевского. Он, по обыкновению, участвовал в каком-то торжестве. – Капитан, как здоровье вашей мамаши? – Поправляется, ваше превосходительство. На лице Май-Маевского отражалось плохое настроение. Нужно было выбрать удачный момент. Вечером брат отдыхал, а мы с генералом поехали в гости к известным харьковским богачам Жмудским. На следующий день, разобрав оперативные сводки, я вышел в приемную Май-Маевского. Меня обступили золотопогонники и штатские. Почтительно, наперебой, просители сообщали свое звание, фамилию, дело, просьбы доложить командующему армией. Не глядя на все эти заискивающие, ожидающие лица, я бросил привычное: – Подождите, доложу! Прошел в кабинет Май-Маевского. Генерал сидел, развалившись в кожаном кресле. Он опирался на левую руку и бессмысленно глядел на папки с докладами. – Капитан, скажите всем, что сегодня приема нет: я занят оперативными делами. – Ваше превосходительство, среди ожидающих – губернатор Щетинин. Просит принять по неотложным делам, – отрапортовал я. Генерал сделал кислую гримасу и с досадой сказал: – Ну его к чёрту! У него вечно «неспокойно в губернии». Дрожит за свою шкуру. Начнет пискливым голосом: «то там, то тут назревает опасность». А сам мер принять не может. Пусть придет завтра. – Слушаюсь, ваше превосходительство. Еще просит принять по личному делу княгиня Осланова. – Пусть войдет. После этого я буду завтракать. Осланова пришла просить о переводе мужа в другую часть. Генерал очень любезно ее принял, а меня попросил выйти. Спустя полчаса раскрасневшаяся княгиня с опущенной головой вышла из кабинета. Я спросил ее: – Генерал сделал для вас что-нибудь? Она прошептала: – Да, я очень благодарна, – и ушла. В это время раздался звонок. Генерала в кабинете не было, через открытую дверь я увидел его в спальне, он сидел за маленьким столиком и пил водку. – Принесите и прочтите сводки, – приказал генерал. – «За одни сутки белые потеряли шесть тысяч людей». Генерал буркнул: – Не важно, пополнятся! Я продолжал читать: – «Корниловцы успешно продвигаются в орловском направлении. Занят ряд селений. Красные не выдерживают натиска, поспешно отступают, но местами оказывают упорное сопротивление…» Генерал, как бы не слыша, углубился в размышления, устремив свой взор на постель и допивая водку. – Довольно читать, – оборвал он меня: – я и без сводок знаю все, что делается… А вы заметили, капитан?.. Аня во мне души не чает… Я сильно был пьян и совсем не помню, как уехал. Благополучно все? – Так точно, ваше превосходительство. Князь Адамов и сам Жмудский помогли усадить вас в автомобиль. А Анна Петровна, по-моему, вас очень любит. Доказательство – целый ряд примеров. Она ревнует к каждой женщине. Когда вы уезжали, просила передать: сегодня вечером быть у нее. – Хорошо, вечером поедем. Я сейчас лягу спать. Если придет начальник штаба, скажи ему: пусть придет завтра. – Слушаюсь.

Генерал позвонил, вошедший ординарец Франчук стал раздевать и укладывать генерала в постель. В приемной дежурный офицер по штаб-квартире доложил, что меня ожидает брат. Мы с братом заперлись в моей комнате и долго совещались о наших планах. Играть роль поручика Владимир наотрез отказался, ссылаясь на незнание офицерской среды. Тогда я предложил ему числиться младшим унтер-офицером из вольноопределяющихся, на что брат согласился. Мы прошли в оперативную комнату и по карте, усеянной разноцветными флажками, долго рассматривали общее положение фронта. Задребезжал телефон: – Квартира генерала Май-Маевского. Адъютант командующего слушает.

– Павел Васильевич, говорит начальник штаба. Генерал может меня принять? – Ваше превосходительство, генералу нездоровится. У вас что-нибудь важное? – Да… Когда генерал проснется, скажите ему, что я разработал новую операцию. Необходимо ехать сегодня в киевском направлении. – Слушаюсь, доложу. О результате сообщу по телефону.

Повесив трубку, я вызвал по городскому телефону квартиру Жмудских. К телефону подошла Катя Жмудская. Эта немного легкомысленная девушка относилась ко мне благосклонно. А Май-Маевский ухаживал за Анной Петровной, приемной дочерью Жмудских. Через Катю Жмудскую я имел большое влияние на Анну Петровну, а последняя заставляла Май-Маевского исполнять все ее прихоти. Мы условились с Катей, чтобы Анна Петровна пригласила Май-Маевского по телефону вечером к себе. Кончив разговор, я напомнил брату; При появлении Май-Маевского вытянись по-военному, отвечай: «так точно», «никак нет». Не проговорись: «да», «хорошо».

Генерал сидел у стола за Диккенсом, когда я почтительно вошел в кабинет: – Как ваше самочувствие, ваше превосходительство? – Немного голова болит. Настроение паршивое. – Ваше превосходительство, ко мне приехал мой брат Владимир. Он не успел кончить военное училище вследствие революции, так и остался младшим унтер-офицером из вольноопределяющихся. Разрешите зачислить его на службу в конвой или охранную роту. – Чудак вы этакий! Скажите дежурному генералу, чтобы он его зачислил в ординарцы для личного моего сопровождения. Где ваш брат? Позовите его. – Благодарю, слушаюсь. Генерал протянул руку Владимиру и пригласил его сесть. Расспрашивал, отчего он до сих пор не офицер. Брат, подготовленный мною, рассказал генералу свои похождения из тысячи одной ночи. Телефон прервал приятную беседу. – А, это ты, проказница… так, так… конечно… обязательно… даю слово… в шесть обязательно…

Татьяна Иваницкая в фильме «Адъютант его превосходительства» балерина ансабля имени Пятницкого

Генерал, улыбаясь, повесил трубку. – Ваше превосходительство! Начальник штаба передавал по прямому проводу о новом плане операций. Вам нужно выехать на фронт киевского направления сегодня же. – Скажите ему, капитан, что я сам знаю, когда проводить новую операцию и когда выезжать. Пусть придет с докладом завтра. Позовите Франчука и прикажите через полчаса подать машину. Затем Май-Маевский приветливо сказал брату: – Вы сегодня зачисляетесь моим личным ординарцем. Приступите к исполнению своих обязанностей. Инструкции не сложны, спросите у брата. Вставая, добавил: – Капитан, возьмите брата с собой к Жмудской.