Текст книги "Поцеловать небеса. Книга 1"
Автор книги: Юта Тен
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 14
Ближе к осени нас навестила хозяйка летнего домика. Интеллигентная женщина, она не стала устраивать никаких скандалов по поводу вытоптанных грядок с луком и общей захламленности территории, а просто мягко сказала, что нам надо освободить помещение, так как наше проживание с собакой ее категорически не устраивает. Простейшая формулировка, но, сколько за ней увиделось всего…
Снова переезд, поиск жилья, машины, уйма ненужных вещей… Собственно, мы были готовы к этому, мы ждали этого все лето, а потому наутро мама уже обходила соседние дома в поисках пристанища и результаты этого обхода не заставили себя долго ждать.
В этот же день, после дневного сна, я вышла на двор и опешила от неожиданности… Прямо предо мной «на кукорках» сидели два не совсем молодых человека, два новых персонажа этой истории. С виду оба – абсолютные алкоголики, но с большим чувством собственного достоинства, каждый, как выяснилось позже, с избой-пятистенком. Они в упор смотрели на меня, наивно-открыто улыбались, а я прянула от них, как лошадь. Я по-настоящему испугалась этих новых героев.
– Вы кто? – закричала я – Кто вы?!
– Ленька и Лешка, – невозмутимо ответили парни, поднимаясь на ноги.
– Какой Ленька? Что вам надо? Как вы сюда попали? – я продолжала кричать, не в силах сдерживать внутренний страх.
– Ваша мама сказала, что вам нужно жилье. Так мы сдаем!!! Пришли поговорить. Она когда будет?
– Не знаю, я ничего не знаю! Как вы вошли сюда?
– Так через забор! – ощерился Ленька малозубым ртом. – Ворота же заперты!
Через забор, напролом… Прямо сквозь мою судьбу шли, тянулись, врывались и оставались в ней непрошенные люди, чужие ситуации, ненужные обстоятельства.
Второй переезд по городку принес некое облегчение багажа. Половину досок, бывших когда-то мебелью мы бросили прямо во дворе, что-то сожгли, что-то выбросили.
На этот раз мы обрели пристанище именно в Ленькиной времянке на улице, названия которой мне уже не вспомнить. Это был маленький двухкомнатный домик из бревен и фанеры, с дровяной печкой и колодцем во дворе. О том, что протопить его будет невозможно, а крысы ходят прямо по коридору, мы узнаем немного позже…
Наше имущество перевозили в три приема на грузовом ЗИЛе при помощи Леньки, Лешки и их сотоварищей. Управились за четыре долгих часа.
Как и положено в деревне, дело закончили выпивкой, закуской и почти родственной беседой. Ленька поведал всем, что это его участок, здесь он будет строить дом и водил всех к забору, где зиял большой котлован для будущего фундамента. А этот маленький домик, который он сдает нам, всего лишь нелепое временное сооружение перед большим строительством.
Я видела, что приглянулась этому Леньке. Следует описать его, чтобы понять весь масштаб моего дальнейшего падения… Маленький, худощавый сморщенный дрыщ, от беспробудных пьянок лицо приобрело насыщенный темный цвет. Ушастый и губастый до неприличия. При разговоре слюна собиралась в уголках его рта плотно-белыми каплями, и он утирался рукавом, пока еще был не слишком пьян. Белые же комочки быстро скапливались и в уголках его глаз, но он даже не догадывался об этом. Не это беспокоило его.
Был ли он человечен? Да, безусловно. Он был расположен к нам ровно настолько, насколько мы могли рассчитывать на это. Он мог бы стать другом, соседом, еще кем-то… Но он решил приударить за мной с той наглой уверенностью, происхождение которой навсегда останется для меня загадкой.
Уже совсем поздно, вечером, а скорее ночью, когда все звезды стали отчетливо видны на небосклоне, «гости» стали расходиться. Мама так напраздновалась, что Ленька начал казаться ей близким и понятным.
– А чем не жених? – спросила она меня после его ухода. – И дом есть, и работает на фабрике. Ну и что, что пьет… Здесь все пьют. А если не пьют, то закодированы. Кому ты еще будешь нужна? Прынцесса!!! Давай, выходи за него замуж, он на руках тебя будет носить.
Я сидела на вновь обретенном крылечке, не совсем пьяная для поддержания такого разговора. Я слушала маму сквозь мутную пелену ужаса, обуявшего меня. Предельно логичный человек, я понимала, что участвую в представлении театра абсурда. Я курила сигарету за сигаретой, обнимала за плечико дочь, сидящую рядом. И если бы не это плечико, я бы, безусловно, сошла с ума.
На следующее утро мы возвращались на улицу Спартака, дабы привести в порядок бывшее жилище и сдать ключи соседке, тете Шуре. Нас встретил первозданный хаос, впечатление от которого усугублялось адски горячим похмельем, что отнюдь не придавало оптимизма. Но мама пообещала после трудовой повинности «проставиться», и я покорно согласилась. Сильнейшим впечатлением стали не пыль, не грязь, натасканная башмаками грузчиков, нет… Мы вдруг смогли реально оценить количество выпитого здесь.
По обыкновению я прятала бутылки за печку или в большой хозяйский шкаф, но они терялись в общем бедламе, растворялись среди прочих ненужных вещей. И вот сейчас, они гордо, как на параде, выстроились перед нами, выскочили солдатиками изо всех закоулков маленького домика. Я не верила глазам. Сколько их тут? Двести? Триста? Я напомню, что мы с мамой были стыдливыми алкоголиками, а значит, вынести ЭТО при свидетелях – означало публично проафишировать свой постыдный досуг.
– Мама, давай спрячем их под крыльцо! – радостно выкрутилась я.
Наш второй выход во двор имел огромное крыльцо, под которое с легкостью поместился бы «Запорожец».
– Давай, – обреченно выдохнула она.
Я принялась за работу, потея от солнечного света и похмелья. Бутылки норовили выскользнуть, позванивали и постукивали, но в итоге все они разместились именно там, куда мы их определили. В это время солнечный луч лег под таким углом, что попал в щели крыльца между досками, и наши бутылочки вспыхнули ярким хрустальным огнем. Я сделала несколько шагов по разноцветной световой дорожке, и крылечко отозвалось певучим нежным стеклянным позвякиванием. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – там, под ногами похоронено то, что недавно было целым состоянием.
– Мама, пойдем, пока они не выкатились обратно… Сами уберут, или сдадут.
Иногда я думаю – а вот интересно, что подумала и сделала хозяйка домика, обнаружив под крыльцом склад стеклотары? Боюсь себе это даже представить.
Глава 15
Между тем, время шло. Мы устроили дочь в школу. Нам пришлось снова поступить в первый класс, потому как программа, по которой она обучалась в Ташкенте, оказалась не соответствующей местным требованиям. Школа находилась в пяти минутах ходьбы от времянки, и в этом нам сильно повезло – Маша могла сама находить туда дорогу.
Житье в домике было более или менее спокойным. Мама ходила на работу, теперь уже в лабораторию при фабрике, на которой работал Ленька.
Меня наотрез отказались взять на место уборщицы в одну из школ по очень странной мотивации:
– Вы выглядите слишком солидно для такой работы.
Я никогда не слышала ничего более невероятного… Но, скорее всего, там были уже наслышаны о моих частых пьянках и похождениях в городке.
Похолодало. Мылись мы в корыте, которое ставили прямо на кухне, у печи, а потом разведка донесла, что неподалеку есть ведомственный душ, куда нас милостиво пускали за символическую плату. Это было таким счастьем – стоять под обжигающей плотной струей воды! Таким блаженством и таким удовольствием!
Но вся чистота быстро испарялась, потому что в домишке все пропахло сыростью, затхлостью, соседскими свиньями. А потом, внезапно, моя дочь начала чесаться, вместе с ней начала чесаться я, ведь мы спали в одной постели…
Так мы узнали, что такое чесотка. Маша подхватила ее при купании в реке с друзьями из школьного лагеря.
Вывести болезнь оказалось почти невозможно в тех условиях, в которых мы проживали. Мне повсюду виделись гадкие клещи, грызущие наше тело. Маша так расчесывала себя, что начинала сочиться кровь. Она плакала и кричала, что не хочет больше жить с такой болью. Мы с утра до вечера мазались серной мазью, которую нельзя было смывать. Запах этой мази будет, наверное, вечно преследовать меня. Через неделю процедур мы отмылись в корыте, сменили и постирали вещи, как велел доктор. Но… симптомы продолжались! Лишь утихли слегка…
Мы не могли избавиться от этой гадости целых три месяца, пока не уехали прочь из этого проклятого места! Дочь старалась не чесаться на людях, чтобы не выгнали из школы. И мы снова и снова, бесконечно и противно пахли желтой серной мазью…
Деньги мои давно закончились, пить стало не на что. Мать хоть и любила пропустить стаканчик после работы, с утра не давала ни копейки, оставляя меня один на один с суицидными мыслями и противным вонючим похмельем. Медленно, неотступно надвигались осенние холода. Меня и всех нас ожидала первая российская зима – лютая, долгая, незнакомая. Еще не думалось о дровах и замерзших колодцах. А тем временем остальное население уже возило дровишки на больших машинах, складировало вязанки по сараям или прямо во дворе.
Я по-прежнему хорошо выглядела, донашивала то, что было куплено с больших денег. Регулярно красила волосы в каштановый цвет и ухаживала за лицом. Я не хотела сливаться с общей массой, теряться в ней только для того, чтобы меня приняли за свою. Я верила – что-то произойдет, все изменится и кончится это представление, в котором я принимала участие давно уже не по своей воле.
Фамилия моей новой нечаянной неприятности – Леньки была Патрицкий. И только обладание подобной дворянской фамилией оставляло ему шанс.
Это парень сразу понял все мои проблемы. Он часто навещал меня среди белого дня, когда я одиноко выглядывала в окно с единственной надеждой на него. Он появлялся ниоткуда, справлялся о моем здоровье и, видя мои трясущиеся руки, немедленно отправлялся на поиски заветной бутылки. Возвращался всегда очень быстро и никогда – с пустыми руками. Это был очень шустрый молодой человек, который мог достать все что угодно. А угодно было водки.
Я не противилась его компании, особенно в состоянии опьянения. Нас объединяло не только общее желание выпить, но и жестокая скука, и желание поговорить о чем-нибудь, выходящим за рамки окружающего примитивного мира. В один из таких дней, перешедших в удачный вечер, я отправилась к нему домой. Его мать, Лида, добрая, но хитроватая женщина приняла меня просто и почти по-свойски. Мы посидели все вместе за большим столом в зале. Она быстро опьянела и ушла спать, а Патрицкий стал проявлять ко мне повышенное внимание.
Внезапно и неприятно у нас состоялся секс, от которого я могла ожидать только отвращения, но вдруг получила оргазм – первый в моей жизни!!! Глаза мои расширились от удивления и новых, приятных ощущений, но отвращение к Патрицкому оказалось сильнее похоти.
– Я пойду домой. Меня уже потеряли…
Я не стала говорить про оргазм. Ленька вызвался меня проводить, я не спорила, хотя хотелось, как можно быстрее избавиться от его присутствия и запахов пережаренной пищи в комнате.
Просто было страшно идти через весь городок ночью одной. Я была сильно пьяна…
Вот так безрассудно мы и двигались к зиме. Ленька подарил мне определенные свободы. Мне больше не приходилось думать, где взять выпивку, куда пойти ночевать, если мама была особенно агрессивна. В этой пелене неадеквата я изредка трезвела, оглядывалась вокруг сонными глазами.
Ларек Барина я так и не забыла… Теперь он был виден из окна нашего домика. Иногда, в порыве прозрения, я мечтала, что Барина еще можно вернуть и брела в сторону его киоска потрепанная и нищая. По-моему, я так и осталась должна им какие-то деньги. Но Барин теперь редко появлялся там, а его продавцы лишь брезгливо отмахивались от меня.
По деревеньке желтой гадюкой поползла моя нелицеприятная репутация. Безопасно я чувствовала себя лишь за тонкими стенами времянки, где никто не мог увидеть моей настоящей боли и моего настоящего лица.
Дочь теперь стыдилась меня, но любила так сильно, что сумела закрыть на это глаза. Мои редкие визиты в школу были неприятными для нас обеих. Я перестала верить этим людям, они осуждали и отчуждали меня. Осуждение чудилось повсюду и росло прямо пропорционально куче пустых бутылок за сараем.
Глава 16
В один из дней середины октября, когда печаль моя достигла апогея, я дала Патрицкому положительный ответ на приглашение выйти за него замуж.
«А что? Буду при доме, при муже. Как все здесь. Обрету новых родственников и поддержку. Обеспечу свою дочь недвижимостью». Эти мысли не казались уже такими дикими, тем более, что Ленька примелькался и приручил нас. Он действительно полюбил меня той любовью, на которую был способен, а мне лишь оставалось использовать его светлое чувство.
Однажды, к нам во двор явились двое с гармошкой и растянули ее прямо посреди двора. За забором любопытно зашевелились соседи. Я помню, что даже не удивилась, а просто вышла посмотреть на древний обряд, имевший ко мне прямое отношение. Вслед за гармошкой появился Ленька.
– Здорово! Это сваты! Будешь моей женой? Сейчас выпьем, посидим, как водится. Спрошу у твоей матери согласия, а потом можно и в ЗАГС! – он был так радостно возбужден, что его общее состояние легко оценивалось в один литр.
Я смотрела на происходящее, как на преднамеренный фарс, который не мог закончиться ничем позитивным. И тем обиднее, что у меня никогда не было настоящей свадьбы…
«Ладно», – подумала я. «Не выйду замуж, так хоть выпью за свое здоровье».
Мама очень быстро сориентировалась, и стол был готов уже через полчаса.
Ленька активно подливал принесенного самогона, произносил нехитрые тосты, просил у матери моей руки. А сваты только того и ждали: поднимали, да пили по любому поводу, почти не закусывая.
Патрицкий уснул под конец торжества, но не в доме, а в уличной душевой кабинке, прикрыв за собой хилую дверь. Приютился, как собачонка или порядочный жених. Сваты разбежались кто куда. Я осторожно приоткрыла дверцу душа, чтобы не разбудить своего суженого и посмотрела на пьяное существо в глубине деревянного сооружения, немного послушала его заливистый храп и сплюнула на землю. Это и есть моя судьба?!
На следующий день, как только я подтвердила свое согласие вслух, Ленька сразу заюлил и исчез. Он вовсе не хотел официального брака, а мне были нужны только те преимущества, которые мог мне дать брак.
Он так изворачивался и трепыхался на крючке своих собственных обещаний, что даже моя мама, настроенная скептически, начинала смеяться и называть его идиотом. К этому времени мы все уже знали, что коли уж мы остались без средств, у нас есть только одна надежда – выйти замуж и обрести достаток таким странным способом. Так было принято здесь. Так поступали и молодухи, и старухи ради себя, либо ради детей. И за это никого никогда не осуждали.
За домиком, где мы жили, тянулся огород. Там Патрицкий выделил нам две грядки для следующей весны. А пока он приходил сам, собирал картошку, капусту, еще что-то в большие мешки. Он стал молчаливым, даже угрюмым после нашего смеха и унижений. Он предпочел остаться свободным. И это было действительно смешно. Иногда он дарил нам кочан капусты или ведро картохи, как последним голодающим в этой деревне. Я не отказывалась, это было проще и быстрее, чем вступать с ним в долгие препирательства. Потом, внезапно, в отместку за мое нежелание общаться с ним просто так, без женитьбы, он повысил оплату за домик и запретил распивать крепкие спиртные напитки.
– Сожжете еще!!! – прокомментировал Ленька, обводя взглядом свою зеленую халупу.
Это уже было слишком! И я обматерила его, как умела. После чего наши отношения сошли полностью на нет. Я стала бояться его появлений, а он стал агрессивен, особенно в нетрезвом состоянии, в котором мы его обычно и видели.
В деревенской жизни мужчина необходим, как воздух. Нам некому было помочь ни с дровами, ни с падающим ленькиным забором… Дрова стоили дорого, а денег не было почти совсем. И мама нашла странный выход – нам привезли целую машину сухостоя, веток и стволов, которые надо было пилить и колоть самостоятельно, укладывать в поленницу за домом. И я пилила их и колола мерзлыми руками, осенью и зимой, ведь это было намного дешевле кругленьких отборных дровишек или угля, которым запасались наши соседи. Уголь мы отковыривали от земли, из старого Ленькиного сарая, и бережно складывали в одну небольшую кучку. Мама сказала, что дрова горят быстро, а углем можно топиться целую ночь. Она знала про это почти все… И она учила меня как не умереть этой холодной зимой. Я упрямо пилила дровишки и говорила себе: «Счастье надо выстрадать, заслужить. А иначе – какое же это счастье?»
Глава 17
До самой зимы еще было немного времени. Малая часть октября и ноябрь. Листья падали медленно, маленькими желтыми звездочками покрывали наш большой двор. Осыпался кустарник вдоль забора, отделяющего нас от улицы, стали отчетливо видны и двор, и огород соседей.
Немного ранее, в конце лета, я случайно наблюдала как соседка, женщина лет семидесяти, собирала урожай капусты и моркови с этого самого огорода. Она была очень больна. Но взрослые дети ее, видимо, не желали помогать ей в этом однообразном труде. Работала эта женщина не так, как здоровый человек – она плохо ходила, у нее не было сил стоять, подолгу согнувшись над грядками. Поэтому она ложилась между ними и начинала ползти, толкая перед собой ведро, в которое собирала свой нехитрый урожай. Она могла делать это часами, днями. Я уже уставала смотреть, но она все двигалась вперед, ибо, другого выхода у нее не было. Если она замечала кого-то из нас и могла окликнуть, то она предлагала нам немного моркови или картошки, набранной таким адским трудом. Но у нас не поднималась рука принять этот дар. Когда я смотрела на нее, я понимала, почему эта страна непобедима. Люди упрямы, очень упрямы глупым, неверным упрямством. Они идут по пути наибольшего сопротивления, вырабатывая железный характер, даже не задумываясь о том, что есть другие двери и более легкие пути. Никто никогда не говорил им всерьез, что у них всего одна жизнь, и она бесценна… Я и сама редко думала об этом. Мои иллюзии и мечты становились все более непредсказуемы и невыполнимы. Чередуя похмелье и острую болезненную трезвость, я уже понимала, что так не может, не должно продолжаться вечно. Здесь не моя жизнь и не мое место. Я понимала, что пора менять направление, но даже не представляла себе, как выбраться из этого без единой копейки денег…
Когда сердечные истории с Олегом и Барином завершились, мне стало абсолютно нечего здесь делать. Доченька моя становилась мне все ближе, она превращалась в настоящего преданного друга, для которого хотелось сделать сразу все и немедленно. Мои мысли теперь все чаще обращались к Юре, ее отцу. И я приступила к его всероссийскому розыску через службу судебных приставов.
К нашему всеобщему удивлению, его точный адрес был найден через две недели, благодаря тому, что я знала регион его проживания.
Село, где обитала моя прежняя любовь и радость, называлось Жадовка. Не очень романтично, но, зато, на бумаге, были указаны и улица, и номер дома. Ни минуты не раздумывая, я сразу подала заявление об удержании с него алиментов за весь период, прошедший с нашего расставания. Но, на самом деле, мне хотелось совсем другого. Я хотела увидеть Юрку, поговорить с ним, рассказать обо всех неприятностях и ужасах, окружающих нас. Я была уверена, что он испытывает те же самые чувства на территории Российской Федерации. Ведь мы были пришлыми, чужими здесь. Я думала и думала об этом вечером, ночью и днем. У меня не было человека роднее, чем он. Я даже не принимала в расчет того, что Юрка был давно женат. Ничего более не имело значения в этом хаосе ощущений. Я верила, что он поймет и примет меня. Или просто поможет, словом и советом.
Ехать к нему было страшно. Ведь я не имела ни малейшего представления ни о направлении, ни о дорогах, ведущих к нему. Я только чувствовала, что это неприятно, долго, далеко и бесперспективно. Но еще раз оглядевшись, и, не увидев никаких других способов выбраться отсюда, я написала письмо – первый шаг на пути к Юрке. Это оказалось правильным направлением. На неотправленное письмо я, конечно же, не получила никакого ответа. Но вдруг стали приходить редкие, как волосы старухи, алименты. Каждый раз ровно по пятьдесят рублей. В графе, означенной на бланке «для письма», не было никогда и ничего. И я наивно полагала, что он забыл черкнуть пару строк мне, нам…
Я приблизительно представляла себе направление на Ульяновск, а это означало, что я была готова к путешествию. Я решила ехать одна, неизвестно на какие средства, к чужим и опасным людям…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?