Текст книги "Релятивистская теория лимбокультуры"

«Японцы привыкли верить, что Япония как нация будет всегда благодарна своей мощной экономике, корпоративному духу и эффективному государственному устройству. Однако со времени краха экономики «мыльного пузыря» и серии громких финансовых скандалов подобные настроения улетучились, и люди начали осознавать, что структурные проблемы Японии берут начало в разновидности бюрократической диктатуры, сформировавшейся в период до Второй мировой войны (/1/, Омаэ, 1994, с. 36). Правительственные чиновники в Японии обладали чудовищной властью и часто злоупотребляли ею. Бюрократы и промышленные магнаты в полном согласии крепко держали в руках бразды правления, и только серия коррупционных скандалов, широко освещавшихся в печати, пролила свет на тайные связи этих двух миров. Амакудари буквально означает «спуск с небес» (/1/, с. 21).

Принимая это образ-понятие, наполним его качественно новым, подлинно глобальным концептуальным содержанием «грехопадения», за которым с жесточайшей необходимостью должны следовать «РАСКАИВАНИЕ-ОТРЕЗВЛЕНИЕ» и «ВЗЛЁТ» – к-ТВОРЧЕСТВУ, смысл которых будем выводить из той же реальности, сфокусированной в данном случае в образе амакудари. Ответ на этот комплекс вопросов есть решение всей системы острейших проблем, которые намечены сборником «ЯПОНИЯ. КАК ЕЕ ПОНЯТЬ». Поэтому в данной части работы имеет смысл лишь наметить контуры концепции:

1. «Спуску с небес» естественно предшествует «Взлёт» – к-ним. По характеру понимания японцами своей истории это «Революция Мэйдзи» (1868 г.) – вплоть до амакудари. Но это – точка зрения японцев изнутри их культуры, их локального мировоззрения.

2. Но на самом деле это было «ГРЕХОПАДЕНИЕ», после которого и как его альтернатива и должны наступить «РАСКАИВАНИЕ-ОТРЕЗВЛЕНИЕ» и «ВЗЛЁТ» – к-НЕБЕСАМ ТВОРЧЕСТВА. А их-то и нет в современной Японии. Еще нет. Но именно они-то абсолютно и должны быть поняты как необходимая перспектива Японии и мира будущего в целом.

3. А в культуре Японии эта ориентация на будущее еще не заложена. А она должна быть непременно, если японцы хотят вывести свою культуру на глобальный уровень. Эту футуристичность миру, включая Японию, может дать Россия. Это и выведет всех нас на глобальный уровень. А освоение японцами опыта России – много сложнее, но и перспективнее всех предшествующих процессов освоения японцами опыта Китая и Запада. «Японское правительство находится под сильнейшим прессингом необходимости быстрой реструктуризации, и она должна быть осуществлена, если Япония намерена стать членом глобального сообщества» (/1/, с. 30). «Наиболее важный приоритет в настоящее время – необходимость провести фундаментальные изменения в правительственной политике» (/1/, с. 32) и во всей системе эко-социального общения. Во имя этого и необходимы еще более «фундаментальные изменения» и во всей системе мировоззрения японцев-русских-землян, что нами и предлагается. Этот процесс тоже можно условно «подвести» под «АМАКУДАРИ», или «грехопадение» (Японии). – Это обобщение двух процессов: 1) перехода экофильной культуры в цивилизацию, который осуществили главным образом Аристотель и его ученик Александр Македонский и 2) буржуазной революции 1868 г., «заодно» решившей и проблему «впадения в греховность» цивилизации западно-технологического типа.

Соответственно состояние естественной гармонии-с-Природой до «грехопадения» будем считать исторически-экофильной естественной нормой, которую Японии-России-миру предстоит возродить уже осмысленно, осуществляя (инновационную) Стратегию эко-гармонизации-креативизации… Это снятие западно-цивилизационно-буржуазных пороков и обозначим условным термином «раскаивания-отрезвление». Тем самым в термин «Спуск-с-небес» будем вкладывать качественно новый, во многом противоположный, даже иронический смысл, нежели тот, который имеют ввиду авторы соответствующего очерка.

Доосмысление очерков:

1. Кисэцу. Времена года в жизни японцев

2. Аймай. Неопределенность и японцы.

3. Сюдан исики. ГРУППОВОЕ СОЗНАНИЕ ЯПОНЦЕВ.

4. Тиммоку. МОЛЧАНИЕ в ОБЩЕНИИ ЯПОНЦЕВ.

5. Харагэй. ОБЩЕНИЕ без СЛОВ.

6. Хоннэ то татэмаэ. ЛИЧНОЕ и ОБЩЕСТВЕННОЕ в ЖИЗНИ ЯПОНЦЕВ.

7. Хэдатару то надзиму. ПЕРСОНАЛЬНЫЙ мир ЯПОНЦЕВ.

Био-экологичность – наиболее значимое качество культуры Японии, дающее достаточное основание для вывода о ее потенциально глобальном уровне, на который еще предстоит подняться всему остальному миру, включая Россию. Это качество символизирует гармоничное единство Жизни Природы и человека: его культуры и его общества. Оно составляет некое (пока еще таинственное, не вполне понятое) Живое целое, каждый раз по-своему проявляющееся различиями способами и в различных терминах-формах и образах японской культуры, начиная со следующего

1. «Кисэцу. Времена года в жизни японцев» (/1/, сс. 165–172): «Пристальный интерес к временам года оказал огромное влияние на весь образ жизни японцев» (/1/, с. 164); «японцы… сохраняют особую восприимчивость к природным явлениям и смене времен года: это чувство играет большую роль в их повседневной жизни, так как продолжает связывать со всей историей и культурой нации» (/1/, с. 170). И ПРИРОДОЙ ЯПОНИИ-МИРА тоже, т. е. японская культура глубинно экологична, исходит из гармонии человека-с-Природой. Это – самая фундаментальная черта всех восточных культур, особо востребованная в условиях экологически переходной эпохи, когда стало жесткой необходимостью возрождение-развитие изначально-сущностной эко-гармонии в качестве всеобщего принципа всей необходимой «семьи» культур мира будущего. При этом, естественно, характерное для японцев чувство (а точнее – принцип) аймай должно перейти в точность = двойственную определенность четкой взаимосвязи Природы и культуры российскими японистами и японскими русистами. Уже здесь заложены истоки двойственной определенности.

В итоге; Восток-вкупе-с-Западом становится поневоле (а точнее: по своему логическому недоразвитию) «палачом Природы», сотворцом тотальной эко-катастрофы. Это теоретико-логическое противоречие (агрессивного) Запада эко-гармонично-миролюбивому Востоку попало в Японии в сферу привычной для японцев неопределенности-двойственности-аймай, что, «естественно», делало это непримиримое (по сути) противоречие вполне приемлемым и даже незаметным для японцев (см. /1/, сс. 11, 13) и всего Востока. А всякому, в т. ч. «речевому общению японцев не свойственна диалектика» (там же, с. 14). Для снятия этого противоречия нужны решимость-смелость-творческое дерзание и другие интеллигентно-мужские качества, но без их «перекоса» в агрессивно-западные наглость-дерзость-самодовольство, склонность-к-насилию… И для этого тоже нужна новая (суб)культура Японо-Руссии и Востоко-Руссии вообще, продолжающая во многом (но все же не во всем) традиции культуры Японии уже на новом, глобальном уровне – Японо-Руссии.

2. «Аймай. Неопределенность и японцы» (/1/, сс. 11–20). Это – исключительно важное свойство культуры; иные термины ее обозначения – многозначность, полифункциональность, акцент на отношениях-связях, что характерно для Живой Природы и общения Востока-с-Нею. Но не свойственно Западу с его формальной логикой. В этом смысле интерпретация культуры японцев словом «неопределенность» – это скорее фиксация отношения Запада к японской культуре и даже отношения японцев к самим себе, но с позиций Запада, нежели отношения японцев к самим себе и своей культуре. Это означает также вербальное тождество естественного языка и терминологии культур Востока, особенно японской, с самой Жизнью. «Японцы употребляют это слово в различных значениях: «неясный, малопонятный, двусмысленный, уклончивый, неопределенный, смутный, двойственный, двуличный, допускающий двойное толкование и т. д.» (/1/, с. 11).

Здесь не очень явно, но все же определенно выражены два между собой несовместимых типа отношений: эко-гармонично-неопределенный и жесткий, социо-иерархично-определенный. Современный, обобщающий термин для обозначения этой, эко-генетической связи японцев со своею Природой – экологическая детерминация, что означает: Живая Природа породила человека и продолжает творить-кормить его. Однако эко-ситуация ныне качественно изменилась: «экономический человек», экономика стали решающим и резко негативным фактором эволюции Жизни. А это означает жесткую необходимость пересотворения «экономического человека» в Человека-Творца Жизни, образ которого можно вести из традиционной культуры Японии. Соответственно, экономика должна стать Живой и тоже выводимой из традиционной культуры Японии. Так и получается, что своими, ныне актуализировавшимися традициями Япония – вместе с Россией – дает шанс миру в решении самых фундаментальных на сегодня эко-проблем. Исходным основанием этой системы межличностного общения оставалась все та же Природа Японии со всей Ее неопределенностью и непредсказуемостью, а потому общение-с-Нею японцев. Она же определила и био-эко-естественно-гармоничный характер логики японцев: она у них интуитивно Живая. А ее аймай было детерминировано аймай самой Жизни Природы-людей: Жизнь Природы, будучи еще и основанием жизни-поведения-мышления японцев, в силу своих постоянных изменений была неопределенною, аймай. Это и было основой для особой, эко-гармоничной, но не диалектичной динамики жизни-мышления японцев. Та же, эко-гармоничная основа определила характер и своеобразие интуитивно-естественной, эко-гармонично-додиалектичной (см. /1/, с. 14) мудрости японцев как изначально альтернативного аналога экофобной рацио-эгоистичной философии. Все это в совокупности привело к созданию японцами совершенно уникальной культуры-логики-мудрости, сделавших Японию своеобразным «ключом» в эко-гармоничное будущее мира. Но в то же время сам этот вывод сделан при помощи Экософии Живого знания и Живой логики Творчества, т. е. при необходимом выходе за пределы собственно и японской, и даже русской культур – на качественно новый уровень их уже глобального взаимотворчества. Но из аймай выводима и еще одна фундаментальная черта японцев: групповой характер их сознания, превращающий свойство Живой Природы в коллективное свойство японцев. Благодаря этому аймай Природы становится аймай людей, их сообществ.

3. Сюдан исики. ГРУППОВОЕ СОЗНАНИЕ ЯПОНЦЕВ (/1/, сс. 243–248) является прямым продолжением аймай. Этот переход аймай в сюдан исики символизирует необычайно актуализировавшееся качество культур Востока – их чёткую преемственность по отношению к эволюции Жизни. Японцы «уделяют групповой гармонии больше внимания, чем индивидуальным устремлениям. Большинство японцев важной добродетелью считают твердое следование групповым ценностям сообщества, к которому они принадлежат» (/1/, с. 243) по своему рождению, по своим природным качествам, в результате чего качества Природы становятся качествами родовых групп людей, объединяемых лингво-культурой и лишь затем – и их объединений в социальную совокупность – общество. Лингво-культура через «групповое сознание становится основой общества. Развитие невербального общения, разделение между сото и ути, особое внимание к гармонии и согласию – все это влияло и влияет на разные виды группового сознания японцев» (/1/, с. 243). А эти «гармония и согласие» группы опосредствованно определялось Жизнью Природы, а непосредственно – сюдан исики, определявшие характер социальных связей японского общества. «Япония – это общество, в котором ценится больше примиренческое, соглашательское поведение (позиция), чем несгибаемая настойчивость» (/1/, с. 243). Но эти «примиренчество, соглашательство» суть проявления доброго отношения-к-Живой Природе, а уж потом это проявление социального конформизма. Фундаментальный вывод: групповое сознание определяет в Японии (и вообще на Востоке) развитие экономики (не наоборот, – как на Западе, при ложном, но привычном их соотнесении). Однако это же «мощное групповое сознание» поворачивается ныне иной, экофобно-катастрофичной стороной – столь же мощным тормозом дальнейшего, экофильного, инновационно-творческого развития культуры японцев и их самих как творческих индивидуальностей. Выход – в придании групповому сознанию нового качества: соборной совокупности духовно-творческих индивидуальностей высшего уровня Учителей Человечества (что возможно при освоении опыта русско-российской интеллигенции средствами Экософии лингво-культуры и Живой логики Творчества). Баланса личности с групповой гармонией можно достигнуть путем целенаправленного развития творческих потенций личности посредством передачи этой функции групповому сознанию; необходимо воспитывать-совершенствовать коллективы-группы, а уж через них – и личности. Это – хорошо апробированный путь Востока-России, Востоко-Руссии. Но при этом выйти за пределы того, что характерно для Японии.

4. Тиммоку. МОЛЧАНИЕ в ОБЩЕНИИ ЯПОНЦЕВ (/1/, сс. 249–259) тоже выводимо из био-экологичности культуры японцев, из их аймай и сюдан исики. А это значит, что «молчание (тиммоку)… можно рассматривать как искусство общения» между человеком и Природой, как сферу Языка (в широком смысле), «а не только как паузу между произносимыми словами… Тиммоку в общении японцев обладает четкими отличительными особенностями, проистекающими из основных ценностей японской культуры, которые определяют, как и почему молчание появляется и действует в качестве функции межличностного общения» (с. 249) и фундаментальнее: общения-с-Природой. В целом можно сказать: мир молчания, или интуитивного эко-межличностного общения и мир вербальных отношений – это два качественно разных: Женский и Мужской – мира, ныне друг другу противопоставленных (на Западе), но они, однако, могут быть поняты и организованы как взаимодополняющие в рамках совместного, соТворчества Жизни. Общение-с-Жизнью возможно преимущественно посредством Женских интуиции-молчания, а вот для Творчества Жизни необходимы далеко не только Женски-Материнская интуиция, но и Женская логика, и весь огромный мир ревитализированных техники-экономики, организованный с помощью по-мужски эко-рационально регулируемого мира мыслей и слов, который до сих пор считается неприемлемым в Японии. «В Японии молчание играет очень важную роль в создании отношений гармонии и исключении прямых конфликтов» (/1/, с. 251).

Тем самым тиммоку – значимый аспект бусидо, воспитания самураев как бюрократов современного, цивилизационного, рацио-социума, что, конечно же, существенно тормозит переход Японии на уровень эко-гармоничной системы. Хотя при этом ни в коем случае нельзя игнорировать и тот, экофильно-гармоничный аспект, который, бесспорно, присущ бусидо. Но разобраться в этом и решить эту проблему можно лишь при создании японского варианта Живой логики Творчества Языка – в ее качественно двустороннем отличии и от интуитивной японской Живой логики (по степени осмысленности), и тем более – от экофобной формальной логики и определяемой ею лингвистики и науки в целом. Тиммоку имеет прямое отношение и к различению Женского и Мужского начал культур Японии и России: «Немногословный мужчина в Японии имеет репутацию думающей личности, и ему доверяют больше, чем болтуну. Но большинство японцев считают вполне допустимым для женщин говорить более открыто и свободно» (/1/, с. 257). Болтун не уважаем во всех культурах; и это отношение к нему, видимо, сохранится и будущей культурой. Но между «немногословной думающей личностью» и болтуном эллины поставили красноречивую «думающую личность». Как и «златоусты» русской культуры, это – вклад в мировую культуру, который, естественно, должен быть сохранен-развит и будущим.

Итак, «тиммоку – одна из важнейших морально-этических концепций в Японии. Существует ли подобное понимание молчания в других азиатских странах?» (с.259). – Да, существует, в разных культурах Востока в разной мере, в максимальной мере – у малочисленных народов Севера Евразии. Но, к сожалению, часто под «молчаливым глубокомыслием» скрывается простое неумение творчески мыслить. А без высокого творческого потенциала, закладываемого, прежде всего в Языке, будущее просто нет.

5. Харагэй. ОБЩЕНИЕ без СЛОВ. (/1/, сс. 269–275). «Харагэй – хорошо известная концепция в японской культуре, но она обычно незнакома иностранцам и часто им не понятна. Хара буквально означает «живот», или «желудок», а гэй – «искусство»» (/1/, с. 269). «Явление харагэй рассматривается в Японии и как позитивное, и как негативное… С одной стороны, человек может читать мысли других, прибегая к харагэй, с другой стороны, негативная сторона этого явления заключаются в стремлении людей скрывать свои истинные намерения и чувства. Харагэй часто используется в бизнесе и в политике как проявление искусства дезинформации, за которым люди скрывают свои истинные побуждения, направленные на достижение политической власти и других преимуществ» (/1/, сс. 269–270). «На Западе место эмоций в сердце, тогда как в Японии – в желудке или в животе» (/1/, с.273) – ближе к Языку Природы. Рацио-мысли и рацио-«слова – это источник всего дьявольского» (/1/, с. 274). «Сегодня японцы все еще предпочитают интуицию и чувство холодной логике?» (/1/, с. 274). – Формальной, «дьявольской», мертвящей логике. А для ее снятия требуется разрешение того фундаментального противоречия, которое на образном уровне отмечено самими японцами, но не квалифицировано как противоречие-проблема, подлежащая снятию, тогда харагэй как подлинное «искусство широко используется в мире бизнеса и в политике для сокрытия действительных целей, заключающихся в достижении власти и успеха». Значит, сам образ харагэй должен быть существенно доработан – как образ-понятие Экософии Языка Японо-Руссии. Впрочем, такой доработки требует большинство образов лингво-культуры Японии, в частности, и образы хоннэ и татэмаэ.

6. Хоннэ то татэмаэ. ЛИЧНОЕ и ОБЩЕСТВЕННОЕ в ЖИЗНИ ЯПОНЦЕВ (/1/, сс. 277–281). Эта пара образов, как и Хэдатару то надзиму, подводит в некотором роде итоги двойственности японцев, которая заложена выше рассмотренными образами: Кисэцу, Аймай, Сюдан исики, Тиммоку, Харагэй. Но если каждый из названных 5-ти образов выражает внутреннее противоречие образа, то в отношении к ним Хоннэ то татэмаэ и Хэдатару то надзиму делают аналогичное противоречие внешним для каждой из сторон данной пары. Это – значимый шаг к осмыслению и снятию всего комплекса противоречий лингво-культуры японцев. Осмысление этого художественно-образного языка японцев актуализировалось в связи с интенсификацией их межкультурных контактов: «В межкультурном общении японцам приходится разбираться в обычаях и поведении иностранцев, но они также вынуждены в первую очередь и в большей степени осознавать свои собственные культурные ценности, многие из которых проявляются на уровне подсознания, инстинктивно. Две такие концепции, имеющие основополагающие значения в жизни японцев, называются хоннэ и татэмаэ… Эти два слова часто относят к примеру дихотомии, когда противопоставляются действительно испытываемые личные чувства и оценки, возникающие под влиянием требований соответствующему социальному статусу. Хоннэ – это чей-то личный, глубокий мотив или намерения, в то время как татэмаэ относится к мотивам или намерениям, социально ориентированным, которые создаются, поощряются, или сдерживаются волеизъявлением большинства» (/1/, с. 277). «Японцы называют неискренние высказывания словом татэмаэ, а действительные намерения – хоннэ» (/1/, с. 278).

Но искренность наличествует и у татэмаэ, а неискренно действует в поступках и личность. А это значит, что логическое различение Хоннэ и татэмаэ не совсем корректно и требует для своего решения иной логики. Это скорее различение экофильного и экофобного. А различение Хоннэ и татэмаэ выражает нечто иное, а именно: генезис, порождение общества человеком-личностью, а не наоборот, как это принято считать на Западе. Что как раз и различает экофильный Восток и экофобный Запад. «В Японии с древних времен культивируется уважительное отношение к гармонии, именуемое духом ва. Татэмаэ применяется для поддержания этой гармонии и создания комфортной атмосферы. Хоннэ ориентируется на личный, внутренний мир, а к татэмаэ прибегают чаще всего во время деловых встреч, которые обычно проходят довольно официально, потому что татэмаэ согласуется с общепринятыми общественными стандартами. Татэмаэ, таким образом, как смазочное масло, используется для сохранения согласия между людьми» (/1/, сс. 278–279). – В их «притирке» к западным нормам. А это можно будет осуществить только при своеобразно-условном объединении творческих достижений наших лингво-культур – во имя такого, совместного выхода на новый уровень. Это, в принципе, возможно – при особой эстетизации общения-с-Природой, ее самой, японцами самих себя и системы их общения с иными народами и их лингво-культурами.