Книга: Леонид Леонов: подельник эпохи - Захар Прилепин

В свете этой особенности, от степени благоговейности отношение автора биографии к самому себе, будет зависеть взятый им с героем тон. Для Быкова, например, характерно внешне иронично-снисходительное отношение к собственному творчеству при истовом служении и глубочайшем внутреннем пиетете к нему, но в биографии Пастернака меня, читателя, оскорбила легковесная фамильярность - бросила читать с первой четверти, надолго отвратившись от писаний Дмитрия Львовича, лишь много позже сумела оценить масштаб его титанической работы. Прилепин к себе относится серьезно, книга о Леониде Леонове пронизана жемчужно-серым отсветом этой серьезности. Начало почти озадачивает, имеющий представление об уникальном прилепинском стиле, не узнает, где в этих обтекаемо-унифицированных гладких фразах любимого писателя. Со второй четверти понимаешь - все от осознания серьезности задачи, от опасения сделать неправильно: чересчур увлечься беллетризацией в ущерб фактологии или наоборот, пересушить, сделать одной из нечитаемых монографий, напрочь снивелировав элемент художественного.

До самого конца это останется добротной, в меру интересной биографией, которая даст исчерпывающее представление о перипетиях судьбы и творческого пути советского классика: обласканного, опального, гонимого, прощенного и вознесенного к высочайшему фавору, что не мешало ему и в самые лучезарные времена становиться объектом злобных нападок. Одного из основоположников мировой экологической литературы, это не оговорка, именно мировой - вот, когда сетующим на местечковость современной русской словесности неплохо бы вспомнить о незаслуженно забытых пророках в своем отечестве. Человека, всеми возможными способами избегавшего участия в травле собратьев по перу, во времена и в условиях, когда периодическое побивание камнями одного-двух себе подобных обрело статус ритуала (боже, только не меня!) Глубоко разочарованного в проекте "человек", чей уровень уважения к роду людскому отменно характеризует "человечина" - так он нас называет. Но нет, не по аналогии с бараниной, говядиной и свининой, скорее с древесиной, и в этом ярчайшее проявление глубокой экологичности леоновского миропонимания - поставить венец творенья на один уровень с растениями. Патриарха, до конца жизни продолжавшего с истовостью неофита трудиться над opus magnum своей жизни. "Подельник эпохи" хорошая книга, но сейчас я хочу сказать о другом, за биографию Леонова Прилепин взялся по совету Дмитрия Быкова, чья теория творческих инкарнаций достаточно широко известна и как он все угадал! Потому что в этом случае, имеющий глаза, не может не видеть сходства между тем, кого описывают и тем, кто описывает. Тот же, достаточно ранний, взлет, оригинальность, собственный уникальный стиль, пристальное внимание к темам, далеким от магистрального направления и умение показать их значимость Та же обласканность властью предержащей на старте, попадание в кластер избранников, и (это будет позже) необъяснимая опала, травля. Вот честно, не читала "Письма товарищу Сталину" и не могу высказаться по его поводу сколько-нибудь определенно, но довольно того, что я знаю сложную, непрочитанную так, как она того заслуживает "Обитель", великий роман, который априори снимает с Прилепина любые упреки с латентном сталинизме, антисемитизме, ксенофобии и Бог знает в чем еще, в чем поспешила обвинить его либеральная общественность. Люди, склонные к буквализму, не готовы воспринять сложного и разветвленного. В этом смысле, может оно и к лучшему, что количество читателей "Обители" почти совпадает с числом прочитавших "Пирамиду" (я о настоящем чтении, не о ридерс-дайджест; говорю серьезно, потому что у законодательницы нынешних литературных мнений довелось видеть довольно плоское и однобокое суждение об "Обители").

Что ж, Евгений Николаевич, доброго вам пути по оврагам и буеракам судьбы творческого предшественника. Вы, как и он, совсем не мой писатель,. Не самая большая ваша поклонница, но я понимаю толк в книгах. Того, что вы сделали для судьбы нации "Обителью" невозможно переоценить. А ее не было бы, когда бы не "Пирамида" Земной поклон.

В "Красном воине" Леонов отработал восемь с половиной месяцев, и за это время в газете вышло около шестидесяти его публикаций: как минимум 15 фельетонов, 26 стихотворений, четыре обозрения, три зарисовки, статья, рецензия, репортаж, отчёт, путевые заметки и восемь ответов военкорам в разделе "Почтовый ящик".

Юношу увидели и услышали художник Алексей Кравченко, с которым Леонов очень сдружился, график Иван Павлов, писатель Александр Яковлев, семейство издателя Михаила Васильевича Сабашникова — сам он появился чуть позже, когда его чуть ли не за руку привели старшая дочь Нина и двоюродная племянница, художница Маргарита Васильевна Сабашникова (кстати, бывшая жена поэта Максимилиана Волошина).

С другой, - высокая поэзия в грустно-мечтательных тонах:

"Evgenia Ivanovna" — по всем внешним призракам вообще не советская вещь. Бесконечно печальная, нежнейшая, пасторальная, словно бы написанная дождём на лобовом автомобильном стекле повесть: нужно быть очень глухим, чтобы не услышать тихой музыки этой прозы, раздающейся будто бы откуда-то из-под тёплой земли.

А вместе с тем, каждое слово продуманно и взвешенно, и композиция по-прустовски строгая, когда первая страница книги написана одновременно с последней. История жизни Леонова начинается с описания одного детского сна, сном и заканчивает, теперь уже вечным. А между ними жизнь заключена…

Долгая, непростая, содержательная, временами успешная, иногда печальная. Жизнь эту Прилепин предлагает рассматривать в контексте советской действительности и советской литературы (не просоветской, а именно советской, то есть созданной в определенное время в определенном месте). И выбранный автором ракурс закономерен: Прилепин как бы использует случай Леонова, чтобы в очередной раз нанести удар по стереотипу о советской литературе как идеологической служанки власти. И поэтому тема "Леонов и Сталин" чрезвычайно важна для автора и подробно исследована, и тема "Леонов и Горький", и влияние Леонова на советских писателей, и рассказы об учениках, последователях, подражателях. Справедливо, и всё же…

Ведь если говорить о современниках, творчество Леонова гораздо ближе к Фолкнеру и Элиоту, чем к Толстому и Шолохову. С Фолкнером у Леонова и вовсе очень много личного общего, вплоть до номинации на Нобелевскую премию в 1949 году. Да и потом, в творчестве Леонова в принципе нет ничего временного и сиюминутного, поэтому рамки советской литературы, или даже всей русской литературы, для творчества Леонова тесны – тут вечное и всемирное.

Например, Прилепин замечательно пишет о романе "Дорога на Океан", но в частности, утверждает, что "противостояние в романе Протоклитова и Курилова, безусловно, является аллюзией на отношения Леонова и Сталина и отчасти даже посланием писателя к вождю. Леонов мог быть уверен, что в Кремле его прочитают внимательно". Но если Глеб Протоклитов, бывший белогвардеец – это Леонов, то тогда и Кормилицын, его враг, угрожающий разоблачением, – тоже Леонов, поскольку, по сути, Кормилицын в романе является "человеческим" воплощение той части души Протоклитова, которая стремится к разоблачению, потому что жить в постоянном страхе невозможно, да и противно. Вероятно, Прилепин прав, когда говорит, что "сходство Курилова со Сталиным очевидное и в некоторых деталях даже дерзкое". Рябое лицо, усы, трубка, недавно умерла жена… Но если посмотреть с другой стороны, то героя Курилова можно истолковать и как образ "лже-Христа", поддавшегося искушениям Духа пустыни. Курилов, "искатель человеческого счастья", стремится устроить жизнь человечества на земле, без ссылок на иллюзорную свободу; не нужна она, важнее обеспечить каждого хлебом, дать уверенность в завтрашнем дне, строить "светлое будущее", здесь, на земле. И параллелей с библией в тексте множество, взять хотя бы описание застолья у Курилова – прообраз тайной вечери ("Пряча улыбку в усах, Курилов двинулся по кругу пожать дюжину протянутых ему навстречу рук").

Но тогда получается, что и Курилов – это Леонов, человек, неверующий в человека. Потому что главная черта Курилова – неспособность любить и жажда любви, причина преследующего его видения влюбленной пары в саду: "любопытство к чему-то, никогда им самим не изведанному".

Ближе к финалу книги Прилепин процитирует мнение Чуковского о Леонове: это человек "до странности лишенный доброты…". "Чуковский произносит ключевые слова", резюмирует Прилепин, как бы намекая, что вот она – разгадка характера Леонова.

Лишённый доброты — не значит злой. Так, злым не может быть ветвь или цветок, которые лишены доброты, но и не злы. Леонов не совершил в своей жизни ни одного известного нам поступка, который говорил бы о его имморальности и бесчеловечности. По крайней мере, в рамках того века, где ему выпала судьба жить, он вёл себя более чем достойно. И, тем не менее, порой кажется, что Леонов сохранил лицо и не наступил ни на чей труп (чтобы, как сам метко выразился, быть на голову выше) не столько из пронзительной жалости к людям, сколько в честной попытке сохранить чистую совесть, чистые руки, чистую голову. Если Бог есть, Он откликается только на зов души прозрачной и сберёгшей себя от мрака — вот что понимал Леонов с самого начала.

А ведь Иван Карамазов получается?.. Человек горделиво обособленный, независимый, мужественный, духовно одаренный, но неспособный любить ближнего (ибо тот недостоин). И неспособный решить, как совместимо бытие Бога с существованием зла на земле… Двойственная биография получилась, что и говорить.

Это мощная книга и фигура Леонова в ней встает мощнейщая и интереснейшая.

Мне рассказал об этой книге, как и о многом другом внимания стоящем в последнее время, Дмитрий Быков.

Леонова читала давно и плохо помню, и почти уверена, что талант автора меня тогда недостаточно убедил, но насладившись этой изумительной биографией, тут же решила перечитать "Русский лес", обязательно прочитать "Пирамиду" и почитать ранние романы.

Прилепин проработал огромное количество фактического материала и в этой огромной по объему биографии сумел очень мастерски этот материал подать. Кроме фактов, конечно же, много восхищения мощной фигурой Леонова и это восхищение меня заразило.

Я еще не читала художественные вещи Прилепина, но теперь обязательно почитаю.

И я очень благодарна всем, кто пишет интересные биографии писателей, от жизнеописаний английских поэтов Доктора Джонсона, классической литературной биографии самого Джонсона написанной другом, помощником и страстным поклонником Джеймсом Босуэллом, и кончая Быковым и Прилепиным.

Отвечая в 1920-е годы на вопрос очередной литературной анкеты: «Ваш любимый герой в романе?» — Леонов ожидаемо отвечает так: «К чёрту героев, мне автор нужен».

Об одном жалею я по прочтении этой книги – что сам Леонид Максимович Леонов не прочтет ее, не узнает о пробуждающемся вновь (по нашему сообществу сужу) интересу к своим произведениям и о том, как достойно, как глубоко проник Захар Прилепин в леоновские творчество и личность. «Э-эх, Рита!.. – выговаривала я сама себе. – Сознаешь, какая громадная работа проделана, какой труд! А ты и по диплому убивалась…»

Знакомство с творчеством Леонида Леонова случилось тоже в университете. Мудрая наша Я.В. не стала мучить студентов крупными леоновскими романами, а включила в список повесть «Evgenia Ivanovna», ту самую, с «последним явлением белогвардейца». До того, признаться, я не то что не читала, но и самого имени Леонова не слышала. Однако автор биографии едва читанного писателя так увлек меня ею, что было не оторваться…

Начать хотя бы с того, что Леонов прожил более девяти десятков лет, охватив все существование Страны Советов! Таким образом, книга эта может быть любопытной не только тем, кто интересуется конкретно личностью писателя, но и тем, кому интересен Советский Союз, кому интересна, кому дорога, как мне, советская литература. Самое страшное и эпохальное непосредственно коснулось Леонова: Гражданская, личное общение со Сталиным, все эти «расстрельные» письма «инженеров человеческих душ», Великая Отечественная, издержки хрущевской оттепели, перестройки и развала СССР…

Как точно подобрано применительно к герою само слово – «подельник»! «И разве я не мерюсь пятилеткой, / Не падаю, не подымаюсь с ней? / Но как мне быть с моей грудною клеткой / И с тем, что всякой косности косней?» - эти строки Б. Пастернака передают, по-моему, ощущение похожих, противоречивых очень отношений Леонова с властью, временем. Оба писателя, кстати, вместе были в эвакуации.

С неподдельным интересом и чуткостью анализирует Прилепин творческий путь Леонова, темы и вопросы, волновавшие писателя, и их художественную реализацию. Обладатель, что называется, золотых рук, не только литератор, но и выдающийся садовод-любитель, Леонид Максимович невероятно любопытен как личность. К примеру, своим противоречивым, опять же, взглядом на человечество. «Дано ль мне полюбить косматый мир людей, / как с детства я люблю животных и растенья?» - как вопрошал Б. Чичибабин.

Таки я очень рада, что другом сердца, который не может отличить ямба от хорея и Прилепина от Пелевина, мне была подарена именно эта книга. «Подари мне, подари, - просила я, - эти бусы-янтари еще одну книжку Захара!» Не подразумевая вовсе биографии Леонова. Но то был великолепный экскурс в прошлое. Спасибо, товарищ Сергей!

Моя встреча с Леоновым состоялась довольно поздно, учитывая и читательский стаж, и наличие дома собрания сочинений Леонова, но вот выходило так, что с автором мы не пересекались (мне думалось, что это очередной соцреализм, как любят многие критиканы и литературоведы именовать творчество Леонова), однако случился в моей жизни Захар Прилепин, пока не как писатель, а как гражданин и личность, который парой фраз сравнил Леонова с Горьким и Шолоховым, и назвал его в числе лучших русских писателей 20 века, тем самым ставя Леонида Максимовича выше всей, безусловно, блестящей плеяды авторов нового века. У меня не хватит ни слов, ни таланта, чтобы наиболее полно и достойно рассказать о том впечатлении, что произвел на меня Русский лес, и хочу заметить, что это наиболее близкое к соцреализму произведение, произведение, в котором Леонов впервые пошел на компромисс и написал вполне советское произведение ради великой идеи спасения Русского леса. Но это такая мощь, глубина, многослойность, талант, который поражает своим размахом. Наиболее точное определение дал сам Прилепин в биографии Леонова: ломоносовский тип. Абсолютно точно! Мужик, рожденный русской землей, которому эта самая земля отсыпала талантов через край, мужик, такой же мощный, контрастный и гениальный, как сама земля, способный быть настоящей почвой для русской культуры. Благословенный., - как назвала его Ванга. Человек, который мыслил иными категориями, чем обычные люди, который умудрялся в одну фразу уместить несколько смыслов, у которого каждая фраза имеет смысл, каждое слово выверено и продумано. Человек, который думал категориями бытия, сравнимыми с великими философами. Оттого и Горький склонился перед ним, оттого и давали ему премии и ордена вешали – боялись, хотели, чтобы замолчал или начал писать в русле партийной идеологии. Однако они не понимали одного в Леонове: он выше всех категорий – партийный/не партийный, советский/ антисоветский. Выше. Он писал, творил в иных категориях – общечеловеческих, видимо, поэтому слава его книг далеко перешагнула языковые преграды, а три номинации на Нобелевскую премию яркое тому подтверждение. Его прозу невозможно уложить в какие-то определенные рамки, настолько она многослойна, настолько в ней много вопросов о человеке, земле, мире – о многом. Необъятное море-океан. Безбрежное. Однако, до сих пор его воспринимают исключительно в категории ''советский''...даже литературоведы.

Леонов - человек, практически без образования, только гимназия, и ему была дана мудрость, которая горела в нем до самых последних дней. Один из главных своих трудов роман ''Пирамида'', над которым он работал около сорока лет, дорабатывал уже будучи не в состоянии писать сам, надиктовывал, тем не менее, выверяя каждое слово, каждую фразу. Удивительный человек, мощный писатель, мудрая личность.

Прилепину мой глубокий поклон и огромное человеческое спасибо за то, что он, несмотря на некоторые собственные заносы, сумел передать мощь личности, гений писателя, позицию человека Как мне вести себя, если отечество стреляет в меня в упор?, о наградах, о творчестве, особое внимание уделил купеческому зарядскому детству и белогвардейской архангельской, а потом и красноармейской, юности писателя, которые во многом и определили многое в личности Леонова; сделан хороший писательский срез в советской эпохе. И один важнейший вопрос Прилепин поставил в книге: нам сейчас очень легко расставлять акценты в вопросах репрессий и расстрельных писем, однако остается один вопрос, и пока мы на него не ответим, так и будем барахтаться в прошлом, которое нас не отпускает. Откуда этот тотальный страх, это одурманенное общество, вроде бы гуманных писателей, которые подписывали расстрельные письма ( а подписывали их все, в том числе и Пастернак, и Платонов, одно-два, однако подписывали)? Дурное марево окутало страну? Что это было? Что заставляло людей, мечтающих о свободе, о равенстве, о гуманности подписывать эти письма? Хороший повод нам поразмышлять. А книга однозначно в ''любимые'' и обязательно перечитывать.

Возможно я написала бы о писательском ремесле, которое суть есть коммерческое предприятие, требующее тактик и стратегий, а попросту говоря - такие дела с умом делаются. Но наличие в активах этого предприятия такого крупного капитала как ТАЛАНТ позволяет вести рисковые игры.

Возможно я написала бы, как Максим Горький говорил Леонову:"Вы большой русский писатель, а я лишь интересный литератор", как Стругацкие признавали его своим учителем, как вся русская деревенская проза второй половины ХХ века вышла из одного Леонова, как сюжет и герои "Утомленных солнцем" Никиты Михалкова на 99% совпадают с двумя послевоенными пьесами Леонова, как только в Японии роман "Русский лес" переиздавался ежегодно шесть лет подряд. И так далее, и тому подобное...

Или об одиноком человеке, сознательно желающем быть одиноким. Не имеющим друзей - при толпах желающих быть его друзьями. Возделывающем сад, о котором до сих пор ходят легенды. Умеющем делать все крепкими руками, всю жизнь любящем одну женщину. И при этом убежденном пессимисте, лишенном доброты. Очень честном и чистом. Благородном. Словно бы инопланетном создании - потому что не нашего уровня.

Но я напишу о широкой панораме советской литературы, созданной Захаром Прилепиным. И советских литераторов. Надо вам сказать, о советском периоде русской литературы я читала много, слушала лекции, сдавала экзамены, но... где были мои мозги? Неужели я их не включала? Или нам этого не говорили? Вы знали, что Пастернак входил в правление Союза Писателей? Что Зощенко получал правительственные награды? И что Платонов был не из последнего ряда по признанности и тиражам? Что в 37 году писатели в обязательном порядке писали письма в центральные газеты призывая расстрелять (удушить, разорвать, изничтожить гадину) врагов народа? И Самуил Маршак, и Агния Барто, и Зощенко. Что когда немцы подошли к Москве среди творческой интеллигенции началась паника - они просто не верили в победу, а Лебедев-Кумач натурально сошел с ума, когда пытался вывезти из Москвы все свое имущество, но никак не мог загрузить это все в один вагон и его потом долго лечили? Да-да, тот самый "Вставай страна огромная...". Или о том, как Федин и Симонов писали Сталину письмо, жалуясь, что в литературе засилье "южан и евреев" - и все бы ничего, но в скором времени возникло "дело врачей-отравителей" со всеми вытекающими. И что характерно весь этот зоопарк почти не коснулся Леонова. Ну как не коснулся... он от участия в крысиных бегах уклонялся. Но уж его самого имели много и с удовольствием. Не простили талант, раннее признание, первое собрание сочинений в 27 лет. Натуральная почесуха случается у людей от чужого успеха. Да и кто из нас этому удивится? Удивителен не сам факт - удивительны фамилии рьяных преследователей. Известнейшие, не самые бездарные фамилии. Дважды от смерти - да, от смерти, это были смертельные игры 37 года - его спасал сам Сталин. Но от многих лет молчания не спас... А знаете, в чем было его "вина"? Он действительно верил в социализм и нового человека, но жизнь описывал так, как ее видел вокруг - весьма мрачно.

Отдельное большое спасибо Захару Прилепину за описание постсоветского периода. Это, знаете ли, пострашнее Пелевина будет. Потому что ни грамма фантастики - голая правда.

Почему сейчас имя Леонова почти забыто? Потому ли, что он не подсуетился созданием мифа о своем диссидентсве, что сделали многие? Потому ли, что некому теперь думать над романами, разыскивая смыслы и аллюзии на пятом слое, а все романы Леоновы содержат не меньше пяти слоев (кстати, его часто обвиняли в "достоевщине")?

Да, сдается мне, просто мельчаем мы, господа...