Текст книги "Кровь завоевателя"

Я не закончила вопрос, потому что ответ был очевиден. Конечно же, он вызвал йотридов именно потому, что они ненавидят силгизов и уничтожат их при любом удобном случае. Тамаз был мудрым правителем.

В угловой нише моргнула свеча.

– Пусть Пашанг и зверь, но зверь на привязи, – заметил Хизр Хаз. – И она в руках у Мансура. Апостолы не хотят в это вмешиваться. Они предпочитают наблюдать и выжидать, в какую сторону подует ветер.

Они кто, Апостолы святого Хисти или трусы?

– Дело не в престолонаследии! – Мне хотелось, чтобы я могла крикнуть это в уши Апостолам, а точнее, одной из них. – Они что, проигнорируют оборотня, который и заварил кашу?

– Скрытого оборотня, – сказал Хизр Хаз. – Для них он станет проблемой, только если начнет действовать против религии или Зелтурии. Но пока что он лишь изуродовал девушку и убил шаха.

– И этого мало? Трусы! Они хотят дождаться, пока колдун постучит им в дверь? Пока пламя не охватит всю страну? К тому времени уже будет слишком поздно!

– Значит, все зависит от нас, – сказал Кева. – Мы тоже кое-что можем. Для начала нас трое. – Книга в углу резко открылась и стукнула по стене. – Четверо. Нас четверо!

Хизр Хаз посмотрел на рассыпавшуюся стопку книг:

– Тебе не дает покоя наснас?

Кева покачал головой:

– Хуже. Шикка.

– Я несколько раз их изгонял, – проворчал Хизр. – Как ты и сказал, мы тоже кое-что можем, но лучше б не могли. Люди замечают, когда власть имущие становятся на чью-то сторону, поэтому я предпочитаю действовать не напрямую, по крайней мере пока. Вы двое – другое дело. Девушка, которую считают мертвой, и новоиспеченный маг, которого не знает никто за пределами города, вы можете действовать незамеченными.

Я стукнула кулаком по ладони:

– То есть вы тоже ничего не сделаете?

– Он прав, – вмешался Кева. – Если орден внезапно пойдет против гулямов, когда в Кандбаджар спешат Мансур с йотридами и Кярс со своей армией… даже такой огромный город не переварит подобную сумятицу.

– Может, именно это нам и надо. Хаос и война, чтобы вышвырнуть из города Като, колдуна и других предателей!

– Или мы разоблачим колдуна, арестуем Като и обеспечим, чтобы трон занял Кярс, – возразил Хизр. – Как по мне, именно это будет победой. – Он посмотрел на меня. Его щеки расслабились, а губы сложились в искреннюю и добрую улыбку, если он вообще был на такую способен. – Кстати, я был рад поженить тебя и Кярса. Не принимай близко к сердцу слова Апостолов о твоем характере. Даже в этом святом городе люди грешат и днем и ночью. Но в Кандбаджаре мы вкушаем грех и дышим грехом, только чтобы выжить. Кярс поступал гораздо хуже.

Такие слова, да еще от самого Хизра Хаза, очень обнадеживали. Я кивнула, приободрившись.

– Я еду обратно в Кандбаджар. Лучше всего нам путешествовать отдельно. Когда прибудете, орден приготовит для вас жилье. Как говорят, Кярс в неделе

пути, а Мансур и Пашанг, если мои предположения верны, могут приехать в любую минуту. У нас совсем мало времени. А если ничего не получится… Да поможет нам Лат.

Прежде чем он ушел, я не могла не спросить:

– Шейх, все видели, как моя рука заколола шаха, так почему вы мне поверили?

Хизр Хаз уставился в пол, словно там были написаны воспоминания. Наверное, мне стоило принять его помощь, а не выяснять мотивы. Но чтобы доверять ему, мне хотелось знать, почему он стал моим союзником.

Он улыбнулся и погладил бороду.

– Меня называют «хаз», потому что когда-то я был воином. Мой меч испробовал кровь сотен язычников и еретиков. Одним из моих главных противников был силгизский каган Ямар Молодой. Твой отец, Сира.

Я охнула.

Шейх Хизр откашлялся, словно готовился читать проповедь.

– Впервые я столкнулся с ним лет двадцать назад. Как же я его презирал! Он со своими налетчиками разграбил святилище в сотне миль к северу от Мервы и увозил ценности, когда его перехватил отряд моих хазов. Мы назвали твоего отца разбойником.

Хизр Хаз покачал головой:

– И какой удар нанес нам этот разбойник! Я в первый и последний раз бежал с поля боя. По правде говоря, с тех пор я опасаюсь силгизов. Свирепость, с которой вы преследуете свои цели, будь то скудные ценности храма или земля для зимовки, внушает нешуточное уважение. Я видел, как сражался твой отец в тот день, когда он бросился на нас с одним лишь копьем и в каких-то хлипких кожаных доспехах. В точности так же сражалась ты с Апостолами. Это и есть характер, и если Апостолы этого не видят, значит, они слепы. Я всегда молился, чтобы на нашей стороне были воины с такими сердцами, как у силгизов, потому что тогда мы никогда не проиграем. У тебя почти получилось, Сира. Ты почти заставила их проснуться. Как твой отец был больше, чем просто разбойник, так и ты больше, чем считаешь. Гораздо больше. И я знаю, тебе хватит духа довести дело до конца. Помня, как бесстрашно твой отец бился с нами и как ты не струсила перед Апостолами, я лучше встану рядом с тобой, чем на твоем пути.

После ухода шейха Хизра Кева пошел сообщить Апостолам, что тоже уезжает. А мне он дал задание купить верблюда для путешествия. Я точно не знала, сколько стоит верблюд, но Кева дал мне кошель с серебряными и медными монетами, и я надеялась, что этого хватит. Я также не была уверена, покупать одного верблюда или двух, но лично я предпочла бы ехать за спиной Кевы.

Когда я протискивалась сквозь толпу паломников по пути на рынок верблюдов, кто-то схватил меня за руку и потащил с улицы в переулок, зажатый между двумя горами. Я уже хотела закричать, но тут увидела под капюшоном лицо мужчины: большие карие глаза, кожа цвета темной земли и короткие курчавые волосы.

– Как дела? – произнес Эше.

Я перевела дыхание и спросила:

– Как ты пробрался в город?

– Я знаю способы. А ты, как я заметил, нашла свои. Раз уж ты живешь в храме святого Хисти, значит, можешь сказать мне что-то хорошее.

Но могла ли я доверять Эше? Он спас мне жизнь, что было очень рискованно. Хотя я не могла забыть, как он совал мне в рот маковые зерна всякий раз, когда я произносила больше двух слов.

Я вкратце рассказала обо всем, что произошло. Он улыбнулся… и не затолкал мне в рот маковые зерна. Я слышала о них – однажды Хадрит рассказал, что Философы вывели мак, который действует то ли в десять, то ли в сто раз сильнее, и теперь продают его как успокоительное.

– Отлично, – сказал Эше. – Мы с магом бок о бок спасаем Аланью от колдуна. Несомненно, это куда веселее, чем день-деньской оскорблять прыщавых пашей.

Он что, поэтому и ввязался во все это? Чтобы повеселиться?

– Могу я спросить… что ты такого натворил, что тебя выпороли, сбросили с горы и изгнали?

Вопрос оказался болезненным, потому что он зажмурился и затаил дыхание.

– Не думаю, что обязан объяснять.

– Я никогда не говорила, что обязан. Мне просто интересно. Здешние жители, похоже, тебя презирают, но мне ты не кажешься дурным человеком.

Он хмыкнул:

– Ты еще не поняла? Все здесь дрянные люди. Единственная разница в том, что я признался в своих преступлениях.

Мимо прошла стайка паломников в белом, болтая, насколько я поняла, на вограсском, язык звучал мягко и тягуче.

Я покачала головой:

– Я знаю лишь одно – ты не обязан был меня спасать. Привязывать мое полумертвое тело к своей спине и тащить через пустыню. Я в таком долгу перед тобой, что вряд ли когда-нибудь сумею расплатиться. В общем… мне все равно, за что тебя изгнали. Это не изменит моего мнения о тебе.

– Какие сладкие слова, девушка. Но сахар растворяется на языке. Если я скажу тебе, что сделал, ты будешь смотреть на меня так, будто я совершил это только что. Хотя наверняка ты все равно со временем узнаешь, но до тех пор я предпочел бы наслаждаться твоим восхищением.

– Если я все равно узнаю, лучше услышать это от тебя. – Я сжала его руку. – То, что нам предстоит сделать, очень опасно. Если я снова вверяю жизнь в твои руки, мне нужно знать о тебе все. Мы с Кевой пришли к взаимопониманию. Но ты – не часть нашего плана, и если я захочу, то закрою для тебя двери.

Он вздохнул как медленная песчаная буря.

– Чаша финикового вина поможет излиться словам.

По словам Кевы, ему потребуется время, чтобы уладить все с Апостолами. Значит, время у нас есть.

– Показывай дорогу, – сказала я.

Эше повел меня по лабиринту переулков, зажатых между горами. Мы добрались до обширного жилого района с похожими на пещеры домами, вырубленными в горных склонах. В оазисе на центральной площади росли финиковые пальмы и акации. Мы сели под деревом, и продавец из ближайшего ларька принес нам две чаши финикового вина за две медные монеты. В Кандбаджаре финиковое вино стоило в десять раз больше.

Я глотнула сладкую обжигающую жидкость и вспомнила, как Тамаз наслаждался финиковым вином, слушая кашанских поэтов, которые стучали в барабаны, одновременно сочиняя стихи. Хотя во дворце помимо него мало кто любил это вино, предпочитая виноградное или вишневое. У него был простой вкус, сладкий и вяжущий. Мне хотелось бы насладиться чашей вина вместе с Тамазом, но было уже слишком поздно для этого. Даже если бы я добилась правосудия для Тамаза, моего брата и самой себя, это стало бы слабой компенсацией за все вино, которое нам уже никогда не суждено выпить вместе.

– Когда-то я любил лазить здесь по горам. – Эше показал на далекий горный пик рядом с остальными. – Вид, от которого закачаешься. Даже романтичный.

– Откуда ты родом? – спросила я.

– По крови и рождению я химьяр. Но вырос вдали от родины, в Мерве. Так что, наверное, я… аланиец. Мой отец был купцом. Обычно он торговал пряностями, шелком, черным деревом, металлами, но еще и книгами. Привозил целые фургоны толстых пыльных томов из Химьяра, некоторые были единственными экземплярами в мире, и продавал их Философам. Когда Золотое царство пало, бродяги грабили библиотеки, как и все остальное. Отец счел своим долгом, причем довольно прибыльным, спасти эти книги. Принести в мир свет… и немного на этом подзаработать.

Возможно, такова и философия самого Эше. Делай добро и получай прибыль. Конечно, все пытаются получить прибыль, но он, похоже, попутно хотел и сделать что-то хорошее.

– А как ты стал Апостолом?

Он хмыкнул:

– На самом деле ты хочешь знать, как я перестал быть Апостолом.

Я медленно кивнула.

После нескольких поспешных глотков он начал рассказ:

– Я стал Апостолом вместе с братом. Мы вступили в святой орден в Мерве и были избраны благодаря замечательному характеру, а также уникальному знакомству с кое-какими темными методами колдовства.

– Вот как? И откуда ты получил эти знания?

Он постучал по голове:

– Самые редкие книги из тех, которыми торговал отец, мы переписывали от руки. Говорят, что во времена Золотого царства в Химьяре процветало колдовство, но всему положила конец кровавая чума. Отец спас много томов о колдовстве, а мы с братом запомнили несколько наизусть.

– Я знаю, что ты умеешь писать кровавые руны. Так ты и спас мне жизнь.

Эше кивнул:

– Да. Говорят, чтобы научиться писать кровью, тебя должны освятить кровью бога. Родители рассказывали, что в день моего рождения шел кровавый дождь.

– Кровавый… дождь?

Он ссутулился.

– Не спрашивай. Кровавая чума была ужасна.

– Раз уж ты умеешь писать кровью, может, ты способен и переселять душу?

Эше покачал головой:

– Нет. Даже с учетом моих знаний, я не понимаю, откуда берется такая способность. Боюсь, это тайна, покрытая мраком истории.

– А может оборотень просто завладеть любым, кем захочет?

– К счастью, нет. Он может вселиться лишь в того, чья кровь того же вкуса, что и кровь в его руне. Кроме того, каждую руну можно использовать лишь один раз, а затем придется переписать. Так что, кто бы в тебя ни вселился… он сделал это обдуманно.

Уж в этом я не сомневалась. По какой-то причине колдуну была нужна война между силгизами и Аланьей, и я стала идеальным сосудом, чтобы заколоть Тамаза.

Подошел продавец, добродушный старик, и спросил, не желаем ли мы еще вина. Мы с Эше отказались, вежливо улыбнувшись.

– Прости, ты рассказывал, как стал Апостолом.

– На чем я остановился? – Эше почесал бровь: – Ах да. Итак, когда мы с братом стали Апостолами, то начали отслеживать и расследовать все случаи колдовства в трех государствах, иногда сталкиваясь лицом к лицу с кошмарными… – Он нервно сглотнул. – Ладно, перейду сразу к делу. Много лет назад в Зелтурии жил один маг. Ее звали Ашери. Однажды мы подслушали ее заклинания. «Спящая», твердила она. Мы с братом решили, что она… что она призывает что-то из тьмы. А эта сущность взывает к Кровавой звезде. И Ашери начала ей поклоняться. Обращалась к ней, чтобы совершить нечто ужасное.

– Кровавая звезда? Где-то я это уже слышала.

– В Пустоши и во льдах Юны есть племена, которые ей поклоняются, хотя самой звезды больше не видно на небе, она была там до рождения святого Хисти. Но об этом поговорим как-нибудь в другой раз. Мы рассказали старшим Апостолам о своих подозрениях, но они потребовали доказательств. Поэтому мы стали следить за Ашери и заметили, что у нее есть одна подруга – абядийка, продавщица чая. Иногда Ашери просиживала рядом с той девушкой целый день, под солнцем и звездами. Ашери уже достигла потрясающей фанаа – она могла не есть, не пить и не спать, не улыбаться и не смеяться. Зачем ей понадобилась подруга? Тогда мы начали следить за продавщицей чая и следовали за ней несколько недель. Но она была обычной девушкой, покупала на рынке чайные листья, измельчала их и продавала паломникам. А на полученные деньги помогала больному отцу.

– И… что произошло?

Эше сделал глоток, поежился и выплеснул вино на траву.

– Я как раз к этому подхожу. Однажды, когда девушка шла к своему лотку, мы схватили ее, затолкали ей в рот маковые зерна и сунули в мешок. Отвезли за несколько миль от города, где никто не мог услышать. Я никогда не забуду ее крики и визг, ее дрожь, когда мы ее пробудили. Мы спрашивали ее об Ашери, о чем они разговаривают, но девушке нечего было сказать. Ну, я и…

История уже была настораживающей.

– И что же ты сделал?

– Порезал ей запястье, нацедил чашу крови и начал писать на ее теле кровавые руны. Которые причиняли… неописуемую боль. Руны, которые невозможно смыть. Я написал их на ее лице. На бедрах. Где только смог. Но она все равно не рассказала, что задумала Ашери.

Я больше не хотела слушать. Мое мнение об этом человеке уже пошатнулось, хотя я заявляла, что оно непоколебимо. Все это выглядело отвратительно. Апостолы должны защищать слабых и невинных, а не пытать их. В моем горле встал комок негодования.

– Зачем? – Я покачала головой: – Зачем ты зашел так далеко?

Эше не мог посмотреть мне в глаза, а смотрел на мою чашу с вином, как будто сожалел, что выплеснул свое.

– Потому что… я не хотел, чтобы здесь повторилось случившееся в Химьяре. Я считал своим долгом защищать веру и полагал, что страдания одной девушки не могут сравниться со страданиями целого государства. – Он вздохнул, почти с облегчением. Возможно, ему стало легче, когда он рассказал о своей боли. – Но… увидев, что мы сделали… мы отвели ее к Апостолам и признались в своих преступлениях. И приняли наказание. Шейхи выпороли нас с братом, а потом сбросили вот отсюда, – он указал на горный пик, с которого, по его словам, открывается романтичный вид. – Вид, от которого закачаешься. Когда мы падали, брат притянул меня к себе. Он сломал спину, смягчив мое падение. Я начертал на его теле все целительные руны, какие только сумел, но ни одна из известных мне кровавых рун не могла срастить сломанные кости, и у меня не было крови нужного типа, чтобы его спасти. – Он посмотрел на меня, из его глаз полились слезы. – Итак… что ты теперь обо мне думаешь?

12. Зедра

Я всего лишь служанка. И я не скромничаю, а напоминаю самой себе простую истину – я делаю это не для себя. Сотни лет назад я достигла фанаа, но с тех пор утратила. Я когда-то была огнем, горящим без фитиля, без свечи и даже без воздуха. Я горела ради одной лишь цели, ради Лат и ее Потомков.

Потому что когда-то мы были единым целым, и мы будем вместе в раю. Но если настанет Великий ужас, мы переродимся в его огне, наши души будут раздроблены, смешаны в одно море и воссозданы в других существах, которых не постичь никакому разуму.

Так предупреждал тысячу лет назад отец Хисти, когда он ходил по земле. Но об этом не прочесть в Писании Хисти, потому что святые правители исказили его учение. Для почитателей святых Великий ужас неизбежен – катаклизм, предшествующий концу света и Судному дню. Мы же считаем, что Великий ужас нужно предотвратить, а иначе не будет ни расплаты, ни ада и рая, где могут обитать души. Не будет ничего, что мы способны понять.

Каждый день я напоминала себе эти истины, чтобы поступать правильно. Направлять волю к высшей истине, так я молилась – не склоняя головы, не падая ниц и не воспевая хвалу.

– Говори!

Крик Като прервал мои мысли. Я сосредоточилась на происходящем в тронном зале, где Като проводил публичное дознание.

– Я уже давал показания! – пронзительным голосом сказал дрожащий визирь с накрашенным кайалом лицом. – Мне скрывать нечего!

Смех Като был тверд как железо.

– И я должен верить, что ты дал Озару те корабли исключительно по доброму расположению? Где контракты? Если, как ты утверждаешь, он заплатил двадцать тысяч, должна быть подтверждающая бумага!

Лицо визиря раскраснелось, словно бутон розы.

– Ты хотя бы раз в жизни заработал хоть медную монету, химьяр? Когда уважаемые люди дают слово, этого достаточно!

Като откинулся назад:

– Вот кто я для тебя? Простой химьяр? Темнее грязной собачьей лапы? К сожалению, в данный момент я единственный, кто может тебя спасти. И я слышал достаточно.

Я вспомнила, что Като упоминал, как сильно презирает этого визиря, хозяина торговых судов. Этот человек пытался продавать крестейцев в рабство, в гулямы, как в янычары для армии Сирма, чтобы подорвать доминирующую химьярскую группировку, беззаветно преданную Като.

Като сделал знак гулямам. Воины в золотистых плащах схватили изрыгающего проклятия визиря под руки и поволокли прочь из зала. Он разделит старую казарму с десятками друзей Озара и врагов Като.

Като поместил их именно туда, а не в подземелье Песчаного дворца. Старая казарма была ветхим строением, расположенным прямо за стенами дворца, несколько десятилетий назад в ней размещались гулямы. Там уже становилось тесно. У меня по поводу нее были свои планы, которые предстояло скоро воплотить в жизнь. К сожалению, в старой казарме не было кровавых рун.

Кярс с кашанскими лошадьми и несколькими сотнями всадников мог прибыть в ближайшие дни. Чтобы привести план в действие, оставалось мало времени, и, тем не менее, я должна узнать больше. Узнать подробности о человеке, которым намерена управлять.

Вера отвезла меня в мою комнату и поместила в шкаф. Время было выбрано идеально: когда я приземлилась на статую симурга, Като выходил из дворца. Я вспорхнула и последовала за ним к воротам, а он вышел на шумную улицу Кандбаджара. Взяв экипаж, он свернул не на запад, к казарме гулямов, а на восток, к Глиняным переулкам.

Дронго наделены острым обонянием, и вообще, все их чувства обострены – так что я едва не рухнула с высоты из-за вони открытых сточных канав. Но Като, похоже, вонь не мешала. Он вошел в дом наслаждений, известный тем, что его посещали рабочие, торговцы и моряки. Это странно, учитывая, что все увеселительные заведения сегодня были закрыты по случаю дня рождения какого-то там святого.

Окна были завешены черными шторами, и поэтому я осталась прислушиваться на крыше. И сосредоточила слух на происходящем в доме наслаждений. Звон – Като только что передал кому-то мешок с монетами. Шорох меха или что-то похожее, легкое почесывание кожи – он погладил ребенка по голове. Потом произнес:

– Он окреп.

Нежный женский голос ответил:

– Когда-нибудь станет хорошим воином.

Като хмыкнул:

– Что угодно, только не это. Передай учителю, чтобы шлепал его, если будет невнимателен, я не против, лишь бы следов не осталось. Когда я приду в следующий раз, принесу «Аташ и симург» – мальчику непременно надо это прочесть. Хоть слова пусть услышит, а картинки я вырву, если понадобится.

Я почувствовала легкую вибрацию – женщина кивнула в ответ.

– Да, конечно, паша. Я сама прослежу, чтобы он прочел.

В ее голосе слышалось явное уважение, но испуга я не заметила, хотя она разговаривала с самым могущественным человеком в городе.

Я взлетела и последовала за пашой Като к другому дому, на сей раз в Стеклянном квартале. Он не был похож на дом наслаждений – стеклянные стены покрывала завеса живых цветов, а на крыше располагался небольшой сад с растениями в горшках. Я услышала, как Като взял на руки плачущего младенца. Неожиданно мягким голосом он запел химьярскую колыбельную, нежно покачивая дитя. Прекрасная песня о животных – в парамейском тигр, орел и лев звались так же. Остальное я разобрала с трудом, но все-таки поняла. Может быть, я немного усвоила химьярский язык, находясь среди гулямов, хотя рядом со мной они не говорили на нем почти никогда.

Я заметила, что Като не дал этой женщине денег, но, учитывая, что она жила в Стеклянном квартале, вряд ли она в них нуждалась.

– Лат не благословила Тамаза дочерью, – сказал Като. Это прозвучало так, словно он прослезился. – Но она благословила меня, простого раба. В другой раз я принесу книги. В Башне целая полка для детского чтения. Начинай учить ее прямо сейчас, сделай так, чтобы она стремилась учиться.

– Что она будет делать с книгами? – спросила женщина, чуть хрипловато. Она была явно старше девушки из дома наслаждений.

– Она будет делать все, что захочет, – сказал Като. – Говорю тебе, Кярс не похож на своего отца. Он – провидец. И он силен. Он разрушит власть Источника над людьми, сокрушит продажных визирей. И Аланья станет страной, где даже девушка без имени сможет возвыситься, если будет обладать знаниями.

Неужели клинок Като не такой двусторонний, как я считала? Он действительно восхищается Кярсом. И насколько сложнее будет настроить их друг против друга?

– Твои слова вселяют надежду, Кат, – сказала женщина. Это его уменьшительное имя? Восхитительно.

– В новой Аланье все изменится. Сильный станет слабым, а слабый сильным. Рабы – господами, а господа – рабами. Об этом я позабочусь.

От Като исходило ощутимое возбуждение. Даже восторг. Неужели он действительно верил, что Кярс, который добавлял в воду для ванны лепестки особенных роз, растущих только в пещерах на заснеженном пике Азад в Кашане, перевернет систему, где он на самой вершине? Матушка однажды сказала: «Власть и богатство человека не изменяют, а только раскрывают». Кярс был весь открыт передо мной. И он никогда не говорил о каких-то великих планах переустройства Аланьи, не искал конфликтов, которые для этого необходимы. Может быть, Като заблуждался. Но его привязанность к своему хозяину – это проблема.

Кярс, скорее всего, знал, что сказать людям, дабы завоевать их поддержку. И скорее всего, он рисовал отдельные картины для Хадрита и для каждого наместника и визиря, чья поддержка ему понадобится, чтобы получить и удержать власть. Что ж, я понимала, что имею дело не с глупцами, а с людьми, чья ловкость равна моей или даже превосходит мою. Но даже у самых хитрых есть слабости, которые я могу использовать в своих интересах. И когда паша Като поцеловал свою воркующую дочь в щеку, я почувствовала облегчение от того, что нашла его слабость.

Я отправила Веру в Башню мудрости, выяснить, доступен ли второй том «Типов крови». А сама попробовала походить в своей комнате. За малюткой Селуком присматривала Мирима, поскольку я не могла заботиться о нем в нынешнем состоянии, и такая долгая разлука угрожала сломать мой и без того измученный разум. Несмотря на некоторые успехи, мои руки и ноги дрожали, я была отрезана от всего, что любила и знала… и так будет всегда. Но значение имело лишь то, поддавалась ли я унынию и печали. До сих пор я действовала успешно, а те несколько раз, когда я позволяла чувствам взять верх, едва не привели к краху.

Я могла ходить, но казалось, каждый шаг ломает кости и растягивает мышцы, словно я опять стала старой. Было ли это карой за гибель двух сосудов души – сперва крысы, а вскоре после этого Сиры? В Вограсе я однажды вселилась в орла, чтобы проследить за перемещением войска святого правителя Насара, а потом у того орла случился в небе сердечный приступ, и он едва выжил. Мне тогда потребовались месяцы, чтобы снова прийти в себя.

Я добилась некоторого прогресса – дохромала с кровати на балкон, плюхнулась на заваленный подушками диван и наслаждалась полуденным ветерком. Я закрыла свой разум от всех ужасов, которые сотворила и еще сотворю. Попыталась ощутить фанаа – совершенную тишину, – хотя мне сейчас до этого далеко.

Вера разбудила меня, тронув за плечо. Книги у нее не было.

– Ее не вернули, – сказала она.

Я зевнула и потянулась.

– Возвратят. Через несколько дней – если тот, кто взял ее, не сбежал. Но кто так глуп, чтобы рисковать получить от Философов порку?

Вера понурила плечи:

– Разве это не целительский фолиант? Я могу спросить, зачем он вам, султанша?

Эта девушка становится любопытной. Для меня это тревожно, а для нее опасно.

– Дорогая, там, возможно, найдется информация о том, как помочь мне исцелиться.

Как легко ложь слетает с моего языка с тех пор, как я переехала в этот дворец.

– Вы сказали всем, что упали в обморок. А при чем тут кровь?

Я бросила на нее гневный взгляд.

– Извините, султанша. – Она склонила голову, как будто я была Селуком. Хорошо. – Просто я о вас беспокоюсь. Вы всегда уходите в этот шкаф.

– Я тебе уже говорила, в детстве я спала в деревянном сундуке. Это напоминает о доме. Мне там хорошо.

– Понимаю.

Когда я попыталась смотреть в сторону, взгляд Веры последовал за моим.

– Вы как будто носите камни на спине. Мне бы так хотелось узнать, в чем проблема.

– Ничего такого, с чем я бы не справилась сама, милая.

– Но зачем вам справляться одной? Для чего же я здесь, султанша, как не для того, чтобы облегчить ваше бремя? Сира рассказывала мне о своих огорчениях, и я облегчала их… как могла. Я умею слушать и решаю проблемы лучше, чем кажется.

Отчасти мне хотелось разделить свое бремя. Но мы с сыном остались последними из Потомков, поэтому оно только наше. Никакой языческой девушке никогда не понять, что значит быть частью бога. Отрезанной и брошенной умирать частью.

Вдалеке затрубили трубы. Нет, этот звук ниже – вой длинных рогов. Он разнесся по ветру и пробудил во мне тревогу. Что там происходит? Вера помогла мне встать с дивана и добраться до балконных перил.

Вдалеке, за стенами города, поля и песчаные дюны на горизонте покрыл туман. Я прищурилась, чтобы рассмотреть лучше. Вера перевесилась через перила.

Это был не туман. Песок, поднятый копытами лошадей. Сотен лошадей. Тысяч, их вереница растянулась на огромное расстояние. Они рысью приближались к городу с севера. Может, это Кярс? Но как он добрался сюда так скоро? И он скакал бы с запада, а не с севера.

Эти лошади… что-то тащили. Нет, не что-то – много, много чего-то. Вроде куполов… но узорчатых и сделанных из ткани. Юрты? Приблизившись к стене, лошади пошли медленнее, и дымка рассеялась. Всадники тянули за собой целый город юрт на массивных платформах. Я хотела велеть Вере уйти, чтобы вселиться в птицу и рассмотреть поближе, но мне пришла в голову мысль получше.

– Вера, отвези меня к Като. Немедленно.

Она помогла мне переместиться в кресло, и мы вышли. Паша Като сидел на помосте в тронном зале и беседовал с другими гулямами. Вера подкатила меня к нему, и я спросила:

– Паша, скажи, что происходит?

Его губы растянулись в нежной улыбке. Визит к детям, должно быть, согрел его сердце.

– Тебе не о чем беспокоиться.

– Но я все-таки беспокоюсь. Моего возлюбленного еще нет, а к нашим стенам приближается еще одно войско. Кто они такие, во имя Лат?

Като приказал гулямам удалиться. Когда они отошли в дальний конец зала, он жестом пригласил меня приблизиться. Вера подкатила меня, и мои колени почти коснулись его.

– Ты на днях говорила кое-что про крыс и наживку. Что ж, похоже, крысы пришли в ловушку.

– Крысы? Да там орда! – Я напомнила себе о необходимости сохранять спокойствие. – Это силгизы? Они вернулись?

Если бы только я заметила их во время полета! Но они скачут с севера, что значит, орда прошла через пустыню Зелтурии, а дронго никогда не летали там, и у меня не было возможности что-либо увидеть, вселившись в птицу.

– Ты, похоже, не все знаешь. – Казалось, Като наслаждался моим неведением, а его улыбка до ушей стала самодовольной. – Этой ордой командует Мансур.

– Мансур? Наместник Мервы? Брат Тамаза?

– Он самый. Тамаз просил его прийти вместе с йотридами, чтобы разобраться с силгизами. Но силгизов-то больше здесь нет. А теперь позволь спросить: почему, по-твоему, Мансур все же пришел?

Это сделал Тамаз? Клянусь Лат, я все время считала, что полностью переиграла старика. Но похоже, мне просто повезло, потому что, если бы все сложилось так, как могло бы – а я еще слышала звуки длинных рогов, – йотриды с аркебузами отогнали бы силгизов и разрушили весь мой план.

То, что все-таки план сработал, несомненно, было благословением Лат, а не результатом моего мастерства.

– Может, мне повторить вопрос? – произнес Като со вздохом разочарования.

– Мансур здесь потому… потому…

Я ничего не знала про этого человека, кроме уже мной сказанного. Я вообще не принимала его во внимание!

Като хмыкнул:

– Мы еще не настолько близки, чтобы заканчивать друг за друга фразы, но позволь, я попробую. Мансур здесь для того, чтобы попытать счастья. Посмотреть, есть ли у него поддержка.

Като указал на трон за своей спиной.

Что?! На этот раз мне не требовалось изображать потрясение.

– Като… ты о том, что Мансур хочет стать шахом?

– Тс-с! – Като поднял указательный палец. – Понимаю, ужасно такое слышать, учитывая твоего сына и все прочее, но ты не волнуйся – у Мансура нет поддержки. Последнее десятилетие Кярс налаживал связи со всеми, от ничтожнейшего уборщика в темнице до величайшего из могущественных визирей. Он не принял это как должное, – Като указал на официальный декрет, висевший над золотой оттоманкой, в нем Тамаз называл Кярса своим преемником. – Так что ты расслабься. Мансур как пришел, так и уйдет, ему это не по зубам.

Я встревоженно вздохнула и покачала головой:

– Но Кярса здесь пока нет. А ты как-то слишком уверен в себе для человека, у которого мало союзников в городе, окруженном врагами. На твоем месте я бы прекратила сажать визирей в тюрьму, чтобы они не увидели свое спасение в руках чужака.

– Вот как? Но у меня ведь есть ты. – Он игриво приподнял бровь: – Союз с самой умной женщиной в городе должен же чего-то стоить. Я бы мог выразиться поэтичнее, но боюсь оскорбить слух девушки, которая тебя возит.