Текст книги "Наталия Киндинова. Память сердца"

Пренебрежение театральными традициями и историей, неуважение к актерам кажется диким, ведь я видела совершенно иной подход к руководству театром. В Театре Моссовета над многими гримерными висят мемориальные таблички: тут сидела Любовь Орлова, а там – Георгий Жженов… А какой любовью и теплом окружили моего мужа артисты в день его девяностолетнего юбилея! Ирочка Климова пела: «Виват, король! Виват!» Все подхватывали. После этого празднования ему оставалось жить ровно год и пять месяцев…

Хомский был самодостаточным человеком, как сказала художник по костюмам Вита Серебрякова, работавшая с Павлом Осиповичем: «Никогда ни под кого не прогибался». Ни под моду, ни под начальство. И занятую им в театральном мире нишу держал неприкосновенной. Спектакли возмутителя спокойствия Виктюка шли на большой сцене «Моссовета». Но однажды Роман предложил пьесу и для малой. Хомский ее не пропустил. Сказал: «Это в моем театре идти не будет. Такого уровня постановки сюда больше не приноси». Режиссеры расстались в хороших отношениях, но спектакль не пошел…

Казалось бы, у Марка Захарова все есть, но он зачем-то пригласил к себе в «Ленком» этого озабоченного Богомолова. Моя добрая знакомая, замечательный врач и сумасшедший театрал Ольга Лазутина сказала: «Никогда не уходила со спектаклей, всегда досматривала до конца. Но тут ушла, поскольку могу назвать точный диагноз. Пациентов мне и на работе хватает. Спасибо, на сцене не надо!»

И Эфрос, и Хомский понимали: театр должен возвышать. А выставленные на потребу публике голые зады развращают. Недавно сняла с роли студента, который выматерился на сцене в ответ на мою просьбу сымпровизировать. «Я не нарочно!» – объясняет он мне. Понимаю, у молодежи самопроизвольно вырывается нецензурная брань, настолько они насмотрелись на голые зады и непристойности. Мы губим страну таким подходом. Деньги сегодня подменяют все. Желание заработать нивелирует искусство. Как у Шварца: «Человек честным путем заработал много денег. И вдруг у него появляется зловещий симптом: особый, беспокойный, голодный взгляд обеспеченного человека. Тут ему и конец. Отныне он бесплоден, слеп и жесток».

Павел Осипович никогда не торговал и не торговался. После ухода из жизни многолетнего директора «Моссовета» Льва Федоровича Лосева Хомский провел бесчисленное количество переговоров, но не смог определиться, кому отдать место ушедшего соратника и друга. Однажды, когда мужа не было дома, раздался звонок. Мужчина представился сотрудником Администрации президента России. Он был крайне обходителен и дал понять, что в случае если Павел Осипович утвердит его кандидатуру, он решит для нашей семьи вопросы квартиры, машины… «Мне это не составляет проблемы. Помогите договориться с Павлом Осиповичем о встрече. Я мечтаю возглавить театр».

«Паша, он знает, что у нас нет машины и квартира в блочном доме, – передала я мужу. – Обещает все!» Павел Осипович встретился с этим человеком.

– Ну что, Паш? Будет у нас «сталинка» и автомобиль? – поинтересовалась я.

– Тебе здесь плохо живется? Нет? Вот и живи.

– Но зачем ему понадобилось уходить из кремлевской администрации?

– Думаю, Наташа, возглавить академический театр престижнее, чем быть одним из армии чиновников…

Пойти на должность директора Хомский уговорил зама Лосева – Валентину Тихоновну Панфилову, которая прошла в Театре Моссовета все ступени, начиная от курьера. «Она театр знает с фундамента», – сказал Павел.

Никогда не устраивала мужу сцен: почему не берешь меня в свою труппу, не даешь роли? Хотя считалась неплохой артисткой. Хомский был независим и не хотел допустить, чтобы какая бы то ни было тень легла на его кристально чистое отношение к театру. Закати я сцену из серии «Почему у других жены в примах?!» – почти наверняка увидела бы мягкую, ироничную улыбку. И этим все было бы сказано. Не сомневаюсь, поставь я Павлу условие, он выбрал бы театр. Не потому что не любил меня, нет. Театр был жизнью Хомского, которой муж принадлежал целиком и все, что мешало этой жизни, он отметал не раздумывая.

С приходом Яновской я не задержалась в ТЮЗе. Она гнобила меня не таясь. Снимала из репертуара спектакли с моим участием, хотя рецензии были хорошие, критики меня хвалили. После очередного показа «Пяти вечеров», где я играла Тамару, Генриетта Наумовна подошла и сказала: «Наташа, и этот спектакль мы убираем. Дети сейчас другие, им такое не нужно».

Я в слезах позвонила в Щепкинское училище, где работал мой бывший однокурсник Николай Афонин.

– Коля, я ухожу из театра! Не знаю куда. Не могу здесь больше находиться! Возьми меня в училище, буду преподавать.

– Наташ, как это «возьми»?! Ты понимаешь, что говоришь?! Это же ставка…

– Я понимаю… не понимаю… В общем, возьми меня, Коля! Все! – и бросила трубку, разрыдавшись.

Прошло, наверное, месяца три, и Афонин позвонил: «Ты плакала, говорила, что хочешь преподавать, а сама пропала».

А я думала: зачем навязываться? Выплеснула беду – и на том спасибо. Кого волнует чужое горе? И вдруг – о чудо! – Коля не прошел мимо. «Приходи!» – сказал он.

Хомский обрадовался моему желанию стать педагогом! Видимо, он жил под гнетом ощущения, что недодал мне в творческой жизни. А тут вдруг оказалось, что сможет помочь без ущерба своим высоким отношениям с театром. Я играла на сцене тридцать пять лет, но педагогика – совсем другое дело, поэтому стала прилежно учиться в ГИТИСе, пытаясь нащупать свой путь и метод. Ходила к одному преподавателю, ко второму, к третьему, но никак не могла найти себя. «Давай ко мне, – сказал Хомский, – я как раз веду актерский курс».

Три года я ходила на лекции к мужу как… рядовой волонтер-вольнослушатель. Под его руководством поставила первые отрывки, дипломный спектакль по Островскому «Счастливый день», ездила в Йошкар-Олу, где он ставил «Лес». Все прилежно записывала, прочитала горы рекомендованных Павлом Осиповичем книг. Он всегда приходил на прогоны моих дипломных спектаклей и делал замечания. Муж много мне дал и искренне радовался успехам. Не скрою – горжусь, что мои студенты дважды получали премию «Золотой лист», учрежденную для выпускников театральных и кинематографических вузов. Мне всегда казалось: быть актрисой легко, а вот преподавать гораздо сложнее. Каждый, с кем сводила судьба – Эфрос, Хомский, Князева, – внес лепту в создание меня как педагога. Из разных вкусных и полезных ингредиентов я сварила свою кашу. И добрым словом вспоминаю собственных учителей.

Время не стоит на месте. Старшее поколение сходит со сцены, уступая место новому, молодому. Но память обязана быть благодарной. Люди искусства, с которыми мне довелось работать – режиссеры, актеры, – открывали миры, совершали чудеса перевоплощений, дарили зрителям жар сердца, жертвуя порой личным счастьем. Самое главное, что мы в ответ можем сделать, – это помнить о них…

Благодарим Салон английских интерьеров ROSBRI за помощь в организации съемки.