Текст книги "Кавказцы"

Исаев Балта («Булта») был приятелем братьев Толстых в станице Старогладовской. Имя Балты неоднократно упоминается на страницах дневника и в переписке братьев. В июне 1852 г. Н.Н. Толстой писал брату: «Возвратясь из Кизляра, я нашел у себя кунаков: Балту и Садо. Балта был очень хорошенький. Надо было видеть, с каким веселым и одушевленным видом он рассказывал, что его команду побили: из 9 человек, которые отправились в горы, чтобы поймать какого-нибудь тавлинца, 3-х убили и 4-х ранили… сам же командир, т. е. Балта, поправился, он обыграл какого-то дурака, выиграл 100 рублей серебром, часы, седло и разные разности. так что Балта чуть ли не капиталист, собирается взять новую хозяйку, а старой хозяйке дал 15 целковых на покупку персидского ковра для кунацкой».

Отношения с Балтой продолжались и после отъезда Толстого с Кавказа: Балта Исаев писал в Ясную Поляну – сохранилось письмо Балты Л.Н. Толстому от 23 января 1856 года⁶⁰. Письма друзей, сослуживцев, знакомых постоянно обновляли в памяти Толстого величественный образ Кавказа, воспоминания о его мужественных и благородных людях. «Ваше сиятельство Лев Николаевич, – пишет Булта Исаев через 3 года после отъезда Толстого в Крым, – поздравляю Вас с полученными чинами и орденами, которые Вы заслужили в такое короткое время. Желал бы от души когда-нибудь еще с Вами встретиться. Я в Севастополь к Вам написал 4 письма, но не знаю, получили ли Вы хоть одно…». Судя по содержанию письма, в котором упоминается и Садо, между Толстым, Садо и Бултой были непринужденные, дружественные, очень теплые отношения⁶¹.

В своих письмах с Кавказа Л.Н. Толстой сообщал, что много читает, совершенствуя свои знания иностранных языков (английского и немецкого), а также изучает чеченский язык⁶². В январе 1854 года Л.Н. Толстой уехал из станицы Старогладовской в Ясную Поляну. Пребывание на Кавказе он расценивал как знак судьбы: «Мною руководила рука Божья. я чувствую, что здесь я стал лучше…»⁶³. Утратив веру в 14 лет, Толстой лишь спустя десять лет, уже на Кавказе ощутил потребность в ней. Уезжая с Кавказа на родину, в пути, Толстой отметил в дневнике важное нравственно-этическое приобретение минувших лет: терпимость, способность непредвзято судить о людях, воспринимать их в сложном переплетении противоречивых свойств и качеств⁶⁴. Действительно, Толстой пытался по-новому открыть смысл, суть таких понятий, как свобода, честь, дружба. Именно на Кавказе, ему открылись поэтические и политические видения. В дневнике от 5 ноября 1853 года Толстой отмечал: «Я совершенно убежден, что я должен приобрести славу»⁶⁵. Будующий гений мировой литературы Л.Н. Толстой, зная Кавказскую войну, как участник, называл ее священной и «признавал за горцами право применять против неприятеля любые формы и методы обороны…»⁶⁶.

Примечания

¹ Волкова Л.А. Международная коммуникация на Северном Кавказе // Новый исторический вестник. – М.,2005. – № 1 (12). – С.17.

² Дмитриева О. Восприятие феномена Кавказа элитой русского общества начала XIX века // Опыты историко-антропологических исследований. – М.,2004. – С. 42, 45.

Архиреев М.В. Кавказская война в русской литературе 1820-1830-х годов. Дис….канд. филол. наук. – Тверь,2004. – С. 6–7,67.

⁴ Архиреев М.В. Кавказ, империя, Европа: большая Кавказская война русской литературы // Историко-литературный сборник. Вып.3. К 70-летию профессора М.М. Кедровой. – Тверь,2002. – С.37.

⁵ Версовин А. «Неизменный друг свободы» // А. Полежаев. Стихотворения. Поэмы и повести в стихах. Переводы. Воспоминания современников и критика. – М., 1990. – С. 21–22.

⁶ Там же. – С. 5–7.

⁷ Маркелов Н. «Завтра я еду в Чечню брать пророка Шамиля…» // Дон – Р н /Д.,2008 – № 2. – С.222.

⁸ Маркелов Н.В. Кавказские силуэты: история Кавказа в лицах. – Пятигорск,2006. – С. 80–81.

⁹ Рейко М., Тандура В. Менталiтет горцiв пiвнiчного Кавказу очима российских письменникiв XIX столетия // Вiсник Чернiгiвського державного педагогiчного унiверситету. Випуск 52. Серiя: iсторичнi науки. – Чернiгiв, 2008. —С.1830.

¹⁰ Адыгская (черкесская) энциклопедия. – М.,2006. – С.1029.

¹¹ Версовин А. «Неизменный друг свободы» // А. Полежаев. Стихотворения. Поэмы и повести в стихах. Переводы. Воспоминания современников и критики. – М., 1990. – С.8, 20.

¹² Вересовин А. «Неизменный друг свободы» // А. Полежаев. Стихотворения. Поэмы и повести в стихах. Переводы. Воспоминания современников и критики. – М., 1990. – С. 9–10, 12, 56.

¹³ Коркин А.Л. Кавказские письма Л.Н. Толстого // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру. Материалы V Международного конгресса 8-12 октября 2007 г. Симпозиум XV. Литературный процесс: кавказский контекст. – Пятигорск,2007. – С.59.

¹⁴ Кавказ в сердце России. – М.,2000. – С.304.

¹⁵ Кумыков Т.Х., Нагоев М.Б. Исторические реалии народов Северного Кавказа в произведениях деятелей культуры России первой половины XIX в. – Нальчик,1996. – С.4.

¹⁶ Мальбахов Б.К. Российская демократическая мысль о колониальной войне на Кавказе // Вестник Северо-Осетинского университета им. К.Л. Хетагурова. – Владикавказ,2008. – № 3. – С.88.

¹⁷ Станько А.И. Журналистика Дона и Северного Кавказа (допролетарский период). – Р н/Д.,1990. – С.16.

¹⁸ Мальбахов Б.К. Российская демократическая мысль о колониальной войне на Кавказе // Вестник Северо-Осетинского университета им. К.Л. Хетагурова. – Владикавказ,2008. – № 3. – С.83.

¹⁹ Грибоедовские места / Сост. Н.А. Тархова. – М.,2007. – С. 238–239.

²⁰ Макунин Ю. Полководец и поэт – основатели газет // Журналист. – М.,2002. – № 3. – С. 39–40.

²¹ Павлюк О.М. Автобиографическая литература о Кавказе втор. пол. XIX века. Дис…канд. филол. наук. – Армавир,2006. – С.17.

²² Грибоедовские места / Сост. Н.А. Тархова. – М.,2007. – С.3.

²³ Грибоедовские места / Сост. Н.А. Тархова. – М.,2007. – С. 239, 241,243.

²⁴ Грибоедовские места / Сост. Н.А. Тархова. – М.,2007. – С. 246–247, 265,270.

²⁵ Яковкина Е.И. Замечательные люди на Кавказских Минеральных Водах. – Ставрополь,1962. – С.79.

²⁶ Гамсун К. В «Сказочном царстве: Мечты и впечатления о Кавказе». – М.,2005. -С.4.

²⁷ Мальбахов Б.К. Российская демократическая мысль о колониальной войне на Кавказе // Вестник Северо-Осетинского университета им. К.Л. Хетагурова. – Владикавказ,2008. – № 3. – С.84.

²⁸ Городецкий Б.П. К истории издания «Кавказского пленника» // Академия наук СССР. Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т.2. – М.,1936. – С. 290–292.

²⁹ Тахо-Годи М.А. Ксавье де Местр и Кавказ // Вестник Северо-Осетинского университета им. К. Хетагурова. – Владикаывказ,1999. – № 1. – С. 264–266.

³⁰ Сафонов А. Военные из рода Пушкиных // Щит и меч. – М.,1999. – 22 июня. – С.7.

³¹ Романенко С.М. Кавказский миф в русском романтизме и его эволюция в творчестве Я.П. Полонского. Дис. канд. филол. наук. – Томск, 2006. – С. 65, 68,141.

³² Полонский Я.П. Стихотворения. – Л., 1954.

³³ Полонский Я.П. Сочинения: в 2-х томах. Т.1. Стихотворения и поэмы. 1828–1841 гг. – Л., 1979.

³⁴ Мустафин Р.М. Русская литература на кавказскую тему в критике В.Г. Белинского. Дис. канд. филол. наук. – Баку,1991. – С. 22–23.

³⁵ Садыхов Э.М. Кавказская тематика в журнале «Современник» (1847–1862). Дис. канд. филол. наук. – Баку,1989. – С.54.

³⁶ Маркелов Н.В. Вокруг «Аммалат-бека» // Язык и текст в пространстве культуры: Сборник статей научно-методического семинара «TEXTUS». Вып. 9. – СПБ. – Ставрополь, 2003. – С.345.

³⁷ Чекалин С.В. Под солнцем юга: Кавказские войны в лицах. – М.,2002. – С. 128–133.

³⁸ Пахомов Н.П. Лермонтов в изобразительном искусстве. – М.,1940. – С.78.

³⁹ Захаров В.А. Лермонтов и Кавказ – рождение темы // Кавказ в российской политике: история и современность. Материалы международной научной конференции. Москва, МГИМО (У) МИД России 16–17 мая 2006 г. – М.,2007. – С.103.

⁴⁰ Дубнова Н.В. Лермонтов: идеализация востока до его реального познания // Вестник молодых ученых Дагестана. – Махачкала,2006. – № 3. – С.49.

⁴¹ Мальбахов Б.К. Российская демократическая мысль о колониальной войне на Кавказе // Вестник Северо-Осетинского университета им. К.Л. Хетагурова. – № 3. – Владикавказ,2008. – С. 84–85.

⁴² Каменев Е.В., Четвертной Д.В. Человек на войне: культурные практики XIX в. (по мемуарам участников войны 1812 г. и Кавказской войны) // Культура исторической памяти: невостребованный опыт. Материалы Всероссийской научной конференции. Петрозаводск, 25–28 апреля 2–3 г. – Петразаводск,2003. – С. 74, 78.

⁴³ Соснина Е.Л. Черный алмаз. – М.,2004. – С. 89, 93.

⁴⁴ Серман И. Живой Лермонтов // Русская мысль. – Париж,1995. – № 4084. – С.12.

⁴⁵ Туркаев Х.В., Туркаева Р.А. Л.Н. Толстой в Чечне. Новая концепция войны и мира // Чеченцы в истории, политике, науке и культуре России: исследования и документы. – М.,2008. – С.584.

⁴⁶ Яковлев Н.Ф. Вопросы изучения чеченцев и ингушей. – Грозный. 1927. – С. 40–42.

⁴⁷ Казиева А.М. Художественные традиции в северокавказской поэзии XIX–XX веков: Этнокультурные факторы и контекст. Дис…докт. филол. наук. – Нальчик,2004. – С.192.

⁴⁸ Layton S. Russian Literature and Empire. – Cambridge, 1994. – S.263.

⁴⁹ Аджиев А.М. К проблеме творческих взаимосвязей Льва и Николая Толстых // Лев Толстой и Кавказ в контексте диалога культур и времен / Материалы Всероссийской научно-практической конференции. 27–29 октября 2008 г. – Махачкала, 2008. – С.17.

⁵⁰ Layton S. Russian literature and empire conquest of the Caucasus from Pushkin to Tolstoy. – Cambridge,2005. – S.264–267.

⁵¹ Убушева О.М. Кавказские источники в раннем творчестве Л.Н. Толстого. – М.,2008. – С. 55–56.

⁵² Убушаева О.М. Кавказские источники в раннем творчестве Л.Н. Толстого. Дис…канд. филол. наук. – М.,2008. – С.35.

⁵³ Лев Толстой и его современники. Энциклопедия. – М., 2008. – С. 178, 240–241, 351.

⁵⁴ Чекалин С.В. Под солнцем юга: Кавказские войны в лицах. – М.,2002. – С.138.

⁵⁵ АРАН. Ф.688. Оп.1. Ед. хр. 167. Зайцев И.В. Арабские, персидские и тюркские рукописи и документы в Архиве Российской академии наук. Каталог выставки. – М., 2008 – С.17.

⁵⁶ Калоев Б.А. Из истории русско-чеченских экономических и культурнных связей // Советская этнография. – М.,1961. – № 1. – С.46.

⁵⁷ Чентиева М.Д. Устное народное творчество вайнахов. Зарождение литературы. // Очерки истории ЧИАССР. Т.1. – Грозный.1967. – С.267.

⁵⁸ Тагирова Е.А. Кавказская эпопея Л.Н. Толстого // Лев Толстой и Кавказ в контексте диалога культур и времен / Материалы Всероссийской научно-практической конференции. 27–29 октября 2008 г. – Махачкала, 2008. – С.131.

⁵⁹ Хасбулатова З.И. Толстой и Чечня: Традиции куначества // Лев Толстой и Кавказ в контексте диалога культур и времен / Материалы Всероссийской научно-практической конференции. 27–29 октября 2008 г. – Махачкала, 2008. – С.134.

⁶⁰ Лев Толстой и его современники. Энциклопедия. – М., 2008. – С. 161–162, 178.

⁶¹ Хасбулатова З.И. Толстой и Чечня: Традиции куначества // Лев Толстой и Кавказ в контексте диалога культур и времен / Материалы Всероссийской научно-практической конференции. 27–29 октября 2008 г. – Махачкала, 2008. – С.134.

⁶² Коркин А.Л. Кавказские письма Л.Н. Толстого // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру. Материалы V Международного конгресса. 8-12 октября 2007 года. Симпозиум XV. Литературный процесс: кавказский контекст. – Пятигорск,2007. – С.61.

⁶³ Великая Н. Трепак и лезгинка // Родина. – М.,2004. – № 5. – С.113.

⁶⁴ Убушаева О.М. Кавказские источники в раннем творчестве Л.Н. Толстого. Дис…канд. филол. наук. – М.,2008. – С.30.

⁶⁵ Никерина И.В. Уроки Л.Н. Тостого в кавказском контексте // XIX век в истории России: Современные концепции истории России XIX века и их музейная интерпритация // Труды ГИМ. – Вып.163. – М.,2007. – С.444.

⁶⁶ Мальбахов Б.К. Российская демократическая мысль о колониальной войне на Кавказе // Вестник Северо-Осетинского университета им. К.Л. Хетагурова. – Владикавказ,2008. – № 3. – С.86.

Установление российской системы образования на Кавказе

Организация образования для различных этнических групп в полиэтничном государстве является одной из сложных составных частей внутренней и национальной политики. Образование часто выходило за рамки чисто педагогических (и этнопедагогических) вопросов, наполняясь разным содержанием, преломляясь через менталитеты различных этносов. Просветительские мероприятия русской администрации, имевшие конечной целью русификацию нерусского населения, объективно способствовали распространению русской культуры и технических знаний через работу школ, училищ и других учебных заведений. Это развивало просвещение и повышало культурный уровень народов. Вплоть до конца XIX века Российская империя давала народам, проживавшим на ее окраинах, многое: рушилась территориальная и культурная замкнутость, обеспечивался мир, устанавливался единый закон, и функционировало общее экономическое пространство, развивалось образование и наука.

В имперских законодательных актах прослеживается стремление самодержавия адаптировать местное население к решению вопросов с использованием российского законодательства. Данный процесс осуществлялся двумя способами. На начальном этапе освоения региона, наряду с обычным правом, постепенно «вкрапывались» положения российского законодательства. На основном и окончательном этапах применялся метод «временных изъятий» из действующего российского законодательства. Применение обоих способов осуществлялось четко, целенаправленно и в итоге способствовало постепенному распространению российского законодательства в регионе. Юридические акты, посвященные образованию горцев, свидетельствовали об особом внимании властей к подрастающему поколению кавказцев. На наш взгляд, это был один из самых благородных путей приближения горцев к Российскому государству¹.

В то же время исследованием установлено, что действия самодержавного правительств в области этнического образования и общего решения национального вопроса в стране в исторической ретроспективе событий конца XIX века не успевали за требованиями времени. Катастрофически малое число светских школ, библиотек, других образовательных учреждений вызывали недовольство у местного населения. Особые нарекания подвергалась организация преподавания родных языков, быстро перешедшая из области педагогики и дидактики в сферу политики. Все этносы, как правило, требовали расширения прав родных языков, в то время как государство стремилось сузить сферу их применения, что вызывало конфликтные ситуации². Интересно привести выдержку из газеты «Эхо» за 1882 год. «Начальник области, – отмечала редакция газеты, – замечая полный упадок школьного образования среди горского населения и желая сколько-нибудь поднять его, предложил подчиненным и начальникам округов сообщить свое мнение о лучших к тому мерах и средствах. И что же он получил в ответ? Значительное их большинство прямо высказало тот взгляд, что для горцев не надо никакого образования, что, оставляя их в диком состоянии, с ними легче справляться, чем, вооружив их знанием»³.

Образование формировало у представителей разных национальностей чувство причастности к единому государству. Но оно же, при искажении его функций принудительной русификацией или гипертрофированным превознесением этнических ценностей в ущерб общероссийским, способно заложить предпосылки потенциального сепаратизма. В тех случаях, когда усилия власти были направлены на искоренение национальной самобытности, это вело не столько к насаждению русской культуры, сколько к ее отторжению. Школа для нерусских народов своеобразно преломляла в себе процессы имперского строительства и нередко становилась эпицентром межконфессионального соперничества.

В результате смягчения политики имперской централизации в период реформ 60-х гг. XIX века были созданы предпосылки для успешного решения проблем «инородческого образования». Кавказское руководство стало больше учитывать местную языковую и этнопсихологическую специфику. Общественно-педагогическое движение в «инородческих» губерниях добивалось придания школе большей открытости для разных сословий, национальностей, вероисповеданий. Одновременно с этим в русском образованном обществе зрело понимание того, что «ограничение прав по происхождению неизбежно превращает обездоленных инородцев во внутренних врагов». Постепенному преодолению неприятия народами империи русской школы, культуры и государственности способствовала возможность развивать собственное образование на родном языке. Таким образом, в пореформенной России уживались две противоречивые тенденции. Одна – центростремительная – отражала естественное стремление единого социально-экономического организма империи к языковой и культурной однородности. Другая, будучи результатом усложнения этнокультурной палитры сообщества, имела центробежный характер и вела к обособлению отдельных народов. Несмотря на внешнюю противоречивость, обе эти тенденции определялись единым вектором развития многонационального государства, в геополитическом устройстве которого постепенно «вырисовывались» признаки будущей федерации.

В результате длительного сосуществования народов и религий в Российской империи сформировалась своеобразная «многослойная» самоиндентификация нерусских народов. Нередко она одновременно отражала принадлежность личности к этнической, религиозной и общеимперской общностям. Сложная система российских регионов исторически складывалась в логике имперской парадигмы. Среди фундаментальных ценностей российской геополитической традиции приоритетной являлась способность центра поддерживать имперскую целостность державы. Естественно, что прочное и органичное включение нерусских народов в систему российской государственности отставало от темпов ее территориального расширения. Только в XIX веке площадь Российской империи увеличилась на одну треть. Из-за этого империя периодически переживала интенсивные геополитические сдвиги. Параллельно и во взаимосвязи с этими процессами культурно-образовательное пространство тоже подвергалось перманентным трансформациям. «Собирание» империи осуществлялось различными методами, среди которых немаловажное место занимало целенаправленное воздействие на этнический менталитет⁴.

В конце XIX столетия в Российской империи преобладающей формой общего образования была начальная, как правило, одноклассная школа с трехгодичным курсом⁵. Она составляла более 90 % всех учебных заведений в стране. Среднее и высшее образование в это время имели лишь 1,36 % мужского населения и 0,85 % женщин. Перепись 1897 г. констатировала более низкий уровень грамотности среди русского населения по сравнению со средним показателем по России (19,8 % среди русских, 21,1 % – по стране). Однако при недостаточном развитии грамотности русские имели более высокий процент с образованием выше элементарного. В этих фактах, конечно, отражалась политика правительства, дававшая преимущество в получении образования выше начального, прежде всего русским⁶. В большинстве учебных заведений на Северном Кавказе в рассматриваемый период наблюдалось преобладание учеников русской национальности: «… учащиеся русские составляют 59, 5 % всех учащихся Кавказа, тогда как русское население составляет 32, 6 % всего населения Кавказа…»⁷.

Особенностью образовательной политики в Российской империи, как в южных, так и в западных губерниях было привлечение «русского элемента» в регионы, где влияние центра было непрочным, а национальная интеллигенция навлекала на себя подозрение властей своим участием в освободительном движении. Лица, документально подтверждавшие свое русское происхождение, принадлежность к православной конфессии и наличие российского диплома, получали целый комплект льгот и пособий от Министерства народного просвещения. Так, русские учителя получали вознаграждение в среднем на 2—25 % больше, чем их коллеги в Центральной России. Обращает на себя внимание и тот факт, что надбавки для служащих учебного ведомства нередко были выше, чем для прочих государственных чиновников. Примечательно, что Северный Кавказ был исключен Министерством народного просвещения из числа «привилигированных областей», как только центральная власть его сочла «усмиренным»⁸.

Важным средством формирования пророссийски настроенного слоя общественной и культурной элиты на Северном Кавказе служила школьная политика Российской империи. Российская администрация стремилась привязать к себе горцев Северного Кавказа как путем формирования на российские казенные деньги системы начального, среднего и высшего образования на Северном Кавказе, так и путем приглашения горцев на учебу в столичные учебные заведения: институты, университеты, академии, кадетские корпуса. Первые светские русские школы возникли на Северном Кавказе еще в конце XVIII века. Так, в 1788 году в Екатеринодаре (ныне г. Краснодар), было открыто первое светское училище, в 1840– гг. – первые северокавказские пансионы для горских детей⁹. Устав гимназий и прогимназий Министерства народного просвещения 1864 года провозгласил всесословность образования и, по сути, открыл представителям нерусских народов империи двери в средние и даже высшие учебные заведения. Но при этом ведомство народного просвещения не распоряжалось монопольно даже начальной школой, многие учебные заведения находились в подчинении духовного, военного и других ведомств¹⁰.

Немало образованных людей, ставших подлинными просветителями своих народов, вышло из числа Лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона е.и.в. конвоя. Для преподавания чинам полуэскадрона «разных диалектов», кавказских языков приглашались сведующие в этом вопросе люди, в частности, Ш.Б. Ногмов. Император Николай I 19 декабря 1834 года издал Указ, согласно которому предписывалось «детей почетных мусульман Кавказского края присылать в Кадетские корпуса, от 20 до 30 в год….». В 1836 году командующий Кавказской Линией отдал распоряжение принимать детей горцев в полковые и батальонные школы при войсках Кавказского корпуса. Было утверждено «Положение о воспитании 864 сирот и детей бедных родителей при войсках отдельного Кавказского корпуса», одобренное императором. По указанию наместника на Кавказе князя А.И. Барятинского на смену школам военных воспитанников пришли горские школы, Устав которых был принят 20 октября 1859 года¹¹.

История образования – одна из важнейших частей отечественной истории, пронизывающая своим присутствием практически все сферы жизни общества – от экономики до духовной жизни, включая повседневный быт людей. Но, прежде всего это история интеллигенции – того социального слоя, который, несмотря на свою относительную малочисленность в недавнем прошлом, всегда играл роль важнейшего фермента в сложном процессе взаимодействия общественных сил, аккумулировал и выражал чаяния всех элементов социума. Тем более усилилась значимость изучения интеллигенции в современную эпоху, что объясняется как ее резким количественным ростом и увеличением удельного веса в населении, так и усложнением общественной жизни. Поэтому, помимо решения узко прагматических задач «извлечения уроков», история образования существенно дополняет наши представления о культурной и духовной жизни российского общества, обогащает интеллектуальный багаж современности¹².

Развития учебного дела на Северном Кавказе начинается с 40-х годов XIX века, когда по представлению наместника Кавказа князя Воронцова в 1848 году, в виде опыта, на три года было утверждено положение о Кавказском учебном округе (до этого Северный Кавказ принадлежал к Харьковскому учебному округу)¹³. «Положением» 1848 года Кавказский учебный округ подчинялся непосредственно наместнику Кавказа и Министерству Народного просвещения, объединив обе части Кавказа – Закавказскую с Северокавказской¹⁴. В 1849 году увидело свет высочайше утвержденное Положение относительно развития системы образования на Кавказе. Основной упор делался, во-первых, на «приготовлении сыновей кавказских жителей привилегированного сословия к занятию разных, даже высших должностей по всем родам государственной службы» на Кавказе. Во-вторых, на «доставлении детям торговцев и других сословий средств к приобретению познаний, в будущем их назначении необходимых, и с помощью которых они могли бы содействовать успешному развитию в крае торговли и промышленности»¹⁵.

С 1860 года по инициативе наместника Кавказа князя А.И. Барятинского был упразднён Кавказский учебный округ и функции управления учебными заведениями были переданы губернаторам и начальникам областей. Однако правительство, в виду малой эффективности, вынуждено было отказаться от децентрализации и с 1864 года ввело должность Главного инспектора учебных заведений на Кавказе, который с восстановлением Кавказского учебного округа в 1868 году станет его попечителем¹⁶. Особенностью управления учебной частью на Кавказе заключалось в том, что в отношении некоторых вопросов власть попечителя ограничивалась властью главноначальствующего на Кавказе. Попечитель обязан был представлять на разрешение главноначальствующего дела: о выборе и зачислении воспитанников на казенные (бесплатные) вакансии в пансионах; о принятии в учебные заведения лиц, перешедших установленный возраст; об оставлении на 2-й и 3-й год обучения в тех же классах; об определении уроженцев кавказского края на казенный счет в высшие учебные заведения. Главноначальствующий на Кавказе сам устанавливал число и размер стипендий и распределял их по всем учебным заведениям края¹⁷.

В 1864 году Кавказский учебный округ возглавил Я.М. Неверов, с 1879 года К.П. Яновский, в 1901 году его сменил М.Р. Завадский. Учебный округ – территориальная единица, в рамках которой осуществлялось управление учебными заведениями ведомства Министерства народного просвещения¹⁸. В Терской области в конце XIX в. из 389 школ на долю Министерства народного просвещения приходилось менее трети (28,8 %). Наиболее представлены были мусульманские учебные заведения – 39,6 % от общего числа начальных школ области. Православное ведомство располагало 24,4 % учебных заведений¹⁹. В Терской области на 10 000 жителей (к 1 января 1899 г.) приходилось 149 учащихся (на 100 учащихся мальчиков – 33 девочки); в Тифлисской губернии на такое же число жителей – 189 учащихся (на 100 мальчиков – 58 девочек); в Дагестанской области – на 10 000 жителей приходилось 29 учащихся (на 100 мальчиков – 22 девочки) и в Черноморской губернии – на 10 000 жителей было 366 учащихся (на 100 мальчиков – 56 девочек).

Плотность учащихся в учебных заведениях Кавказского учебного округа была различной. Больше всего детей обучалось в мужских гимназиях (среднее число учащихся в гимназии составляло 530 человек); меньше всего в начальных училищах (в среднем в училище обучался 71 человек); в горской школе в среднем обучалось 125 человек. Самые большие классы были в начальных училищах (до 50 человек); в городских училищах число учащихся доходило в среднем до 41 человека; в горской школе – до 30 человек. Из всех учебных заведений Кавказского учебного округа больше всего дворян обучалось в гимназиях (женских – 50 %; мужских – 48,4 %), меньше всего дворян было в начальных училищах (2,7 %)²⁰. Интересно, что в учебных заведениях постоянно следили за средним объемом воздуха, приходящегося на одного учащегося. Эта величина зависела с одной стороны от площади помещения, а с другой, от изменения количества учащихся. По сведениям руководства Кавказского учебного округа, на протяжении 20 лет (с 1879 по 1898 гг.) на учащихся в гимназиях и прогимназиях округа приходилось в классах по 17,9 кубических аршина воздуха, а в спальнях пансионов по 45, 1 кубическому аршину воздуха²¹.

Особенно быстро увеличивалось количество учебных заведений в городах. К 1 января 1881 года в городе Грозном функционировало: 1) ремесленное училище (казенное учебное заведение); 2) православное приходское училище (духовное); 3) Грозненская горская школа (казен. уч. завед); 4) двухклассное начальное училище (общественное); 5) школа грамотности (частная). К 1 января 1899 года в Грозном работали: 1) Грозненская горская школа (казенное уч. завед.); 2) городское училище (казен. уч. завед.); 3) двухклассное женское училище (общественное уч. завед); 4) одноклассное училище (обществен. уч. завед.); 5) начальная школа (частная); 6) начальная школа (благотв. общ.)²². Распределение расходов на нужды учебных заведений было в различных регионах Кавказа не одинаково. В Терской области к 1881 году правительство выделяло на нужды образования 45,7 %; городские общества – 15 %; сельские общества – 11,3 %; благотворительные общества – 6,9 %; казачьи войска – 6,2 %. В Ставропольской губернии правительство выделяло 42,5 %; сельские общества – 25,7 %; казачьи войска – 4,5 %. Средний расход на 1 учащегося в Терской области составлял 31,9 руб.; в Кубанской области – 23,1 руб.; Тифлисской губернии – 50,8 руб.; Дагестанской области – 68,4 руб²³. В Российской империи выделялись ассигнования из казны, которые преимущественно направлялись в районы с «инородческим» населением. За счет этих средств были построены 15 школ в ингушских и 35 школ в чеченских селениях²⁴

На различных этапах своего существования руководство Кавказского учебного округа осуществляло разные учебные программы, в основном это зависело от воли центрального руководства страны и личных качеств попечителей округа. Но, безусловно, все они были согласны с мнением, высказанным еще декабристом Михаилом Орловым: «Покорить чеченцев и другие народы региона также трудно, как выровнять Кавказские горы. Во всяком случае, этого нельзя добиться палками; этого можно достигнуть только со временем, путем просвещения»²⁵. Прогрессивная деятельность русских ученых и педагогов, способствовала ускорению введения и развития системы правительственных школ. П.К. Услар, Я.М. Неверов, К.П. Яновский разработали научно-педагогические основы образования и просвещения горских народов северного Кавказа. Они никогда не работали из соображений выгоды, а сближение русской и горской культур предлагали проводить гуманными методами – распространением грамотности и образования. Просветители доказали практическую значимость своих исследований, организовав школы для горцев, они показали, что горцы стремятся к образованию и обучение их является необходимостью и легко осуществимо. Именно их научные изыскания и педагогические идеи способствовали рациональной постановке проблемы воспитания и обучения детей горцев на материнском и русском языках. ²⁶

Рассмотрим биографии руководителей системы образования на Кавказе. Неверов Януарий Михайлович (18.08.1810 – 24.05.1893) – тайный советник. Из обер-офицерских детей. Окончил словесный факультет Московского университета в 1838 году со степенью кандидата. К началу XX в. в российских университетах существовали 2 ученые степени: магистр (1-я степень) и доктор (2-я степень). До принятия университетского Устава 1884 г. существовала еще низшая ученая степень – кандидат (…наук). Затем Неверов отправился для работы на Северный Кавказ. Я. Неверов лично знал А.Н. Герцена, Н.П. Огарева, В.Г. Белинского²⁷.