Текст книги "Раб человеческий. Роман"

Раб человеческий
Роман
Зарина Карлович

© Зарина Карлович, 2017

ISBN 978-5-4485-0529-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В субботу после полудня на Дмитровское шоссе выехал автобус и на трассе, не вписавшись в поворот, врезался в «КАМАЗ».

От автобуса остался кусок мятого железа. Все пассажиры погибли на месте. В этом автобусе был и я.

Но я не умер, потому что умирает только живое.

Пролог

С трех часов ночи просыпался каждые полчаса.

Преследовал кошмар: авария с оторванными руками, ногами, головами. Моя вчерашняя ночная клиентка (во сне она была без горба) хватает меня за рукава и, подводя к окровавленным людям, шепчет: «Смотри, это тоже я подстроила!»

Люди падали, их кровь оставалась на мне, и от ощущения непреодолимого отвращения, похожего на то, которое не смог подавить с ней ночью, проснулся.

Оглядел комнату. Темно, и, как обычно, показалось шевеление в углу. Но дремота сморила прежде, чем я успел включиться.

Продолжение сна было еще более ужасающим. Снилась моя первая осень в городе.

Одна из постоянных клиенток, директор колледжа, после многочасовых моих излияний на тему «покончить с такой жизнью», предложила мне место на кафедре истории фотографии в ее колледже.

Все идет гладко, но на одной из лекций я вдруг расслабляюсь и начинаю рассуждать.

Жил был парень. И была у него одна страсть – мечтал он стать настоящим художником. Приехал, как водится, в большой чужой город… и вскоре иллюзии его испарились вместе со скудными деньгами, которых хватило бы теперь лишь на билет обратно… К тому времени у него уже была кличка – Смуглян…

Я рассказываю, а они слушают все, как завороженные. И вдруг одна бойкая девчушка вскакивает и, смеясь, тычет мне в лицо острым пальцем: «Смуглян! Мальчик по вызову! Я тебя узнала!»

И все ржут мне в лицо, не дают прохода. Все презирают меня!

В ужасе просыпаюсь. Судорожно шарю по тумбочке, включаю ночник.

На мобильнике несколько цифр: 6:47 и ниже – 7.10.11

Утро!

Лучшим средством вырубиться так, чтобы точно – пол – литра вина. Если не пил, без корвалола не засыпал. Со временем привык к паническим спазмам. Меня трясет, а я вроде как улыбаюсь. Со стороны похоже на сильный озноб.

Старуха – алкоголичка, квартирная хозяйка, по ночам не спит – бродит по квартире, разговаривает сама с собой, спорит, что – то все время выясняет. Включит телевизор и препирается с ним, не хуже Сергея Юрьевича Белякова из Таганрога11
  Персонаж комедийного сериала «Наша Раша»


[Закрыть]. Днем почти не выходит. Иногда раздаются странные шорохи, и мне кажется, что она, подобно Грегору Замза22
  Герой повести Франца Кафки «Превращение»


[Закрыть], превращается в насекомое.

Теперь утро, и она заснула.

Я лежу один в глухом мире, таращась в темноту, дрожа всем телом. Потом все же засыпаю окончательно.

Проснулся около десяти и понял, что случилось страшное: там, за плотными шторами, расходился ливень. Разумеется, зонта нет. Это нехорошо, потому что я хотел пойти пешком.

Нужно встать, но нет сил. Вчера она их забрала у меня все. Осталось только на то, чтобы вот так лежать и ждать сердечного приступа.

Я не боялся аварий, темноты, «ночных чудовищ», клиенток – горбуний. У меня был просто ужас смерти.

Как и за год до этого.

За год до этого

Я выходил в парк, подальше от испарений гнилого ковра и завываний своей алкашки. Садился на скамейку, открывал папку и писал осень.

Больше всего мне нравились ее сухие листья. Я бережно крал их у осени. И они плясали на ветру в звенящем хороводе уже на моем мольберте. Наблюдал, как днем падают они на землю, не делая из этого тайны. Шуршание листьев – живых и мертвых, коричневых, окоченелых, как пальцы трупа, успокаивало куда лучше валерьянки, пива, пол-литра вина, пустырника, глицина и даже корвалола – друзей моих последних недель.

Тихие дни, звенящие последним теплом, напоминали улыбку старика. Был похож на страшную сказку этот тоскливый мотив бесконечности, а последнее тепло – на поминки.

День в парке один только я не целовался и не качал коляску.

– Вадик, Вадик, пожалей Егорку!

Три мамаши на скамейке, скрученные в позу вопросительного знака от холода. Одна из них привязалась к мальчугану лет двух:

– Вадик, пожалей Егорку! Пожалей Егорку…

Мамаши всегда повторяют детям одну и ту же фразу. Как будто те умственно отсталые. Разве ребёнок не понимает с первого раза?

А если сесть на поезд и ехать два дня в южном направлении, то попадешь в город, где лето всегда. И в парках там все, как здесь – и визжащие на карусели дети, и апатичные мамашки, и прогульщики – студенты, и брошенные окурки, и смятые газеты на скамейке, и старики с палками, и парни, жадно пьющие своих спутниц…

Хотел бы я вернуться на два месяца назад – в то лето, когда я так же курил в парке. И рядом сидела Эля. Было лето, было счастье, была Эля.

Не звонит вторую неделю и не отвечает. Мишка, болтающий без умолку, начинает мяться после вопроса о ней. Может, уехала. Или умерла.

Завтра на работу. Я устроился менеджером по продажам рекламных площадей в справочник вроде «Желтых страниц». Сел на процент от сделок, которых пока у меня ни одной.

А еще завтра впервые в жизни я не увижу сына в день его рождения.

Часть 1. ЧУМА

Глава 1. Здравствуйте, Мерлин Мэнсон!

Привет. Меня зовут Степа. Мне 30 лет. В прошлой жизни я делал планировки квартир для мебельных фабрик и агентств недвижимости, учил детей черчению, а по вечерам писал картины.

Теперь я никто. Иммигрант. Гастарбайтер.

Как и все иммигранты, я приехал на чужбину за счастьем. За мечтой. Я ехал за славой. Это ради нее я оставил родину, сына, Элю. Вместо собственного жилья – угол в квартире бабки – алкоголички.

И страх. Страх такой, что зубы стучат. Так у меня стучали только один раз в жизни – когда мне было пять лет, и мы с папой перекупались в горном озере, чистейшем в мире.

Девятое утро в городе М встретил я на узкой деревянной койке, застеленной чужой простыней (ноги сначала упирались в спинку кровати, потом я ее «случайно» отломал). Синий василек на когда – то белом поле пододеяльника, как укол дантиста в десну – болючий впрыск реальности.

Я проснулся и понял, что пятый день рождения мой сын будет праздновать без меня.

Я был готов ко всему. К тому, что буду всю жизнь скитаться по выставкам, прорываться к именитым художникам, может, стелиться перед ними. Думал, что готов ко всему.

Чорта с два я был готов!..

Третий день работы менеджером по продажам рекламных площадей в телефонном справочнике вроде «Желтых страниц». Наш справочник не гонится за оригинальностью, близок к народу и непринужденно именует себя «Что-К-Чему?».

Обедом мне послужил стакан бесплатного офисного чая и четвертинка рыбного пирога, переданного мне через стол щедрой коллегой. Отщипнув пару кусочков, остальное убрал в сумку – на ужин.

В офисе из новичков, прошедших по конкурсу, работать остался я один. И хотя шеф сообщил мне, что моя тестовая презентация была лучшей в потоке (подозреваю, что так он сказал каждому из нас), продаж у меня еще не было. Я был ни на каком счету и очень рассчитывал на сегодняшние встречи.

Эта была моя вторая работа за девять дней в городе М.

Едва ступив на перрон города Ч и ударив по рукам с хозяйкой комнаты, вышедшей мне поразительно дешево, на седьмом небе от того, что все складывается так удачно (приличная комната и так дешево!), взялся за обеспечение себе пропитания, а потом и достатка.

Открыл газету и оторопел: кое-где сулили аж до тыщи рублей в день… На руки! Я приехал, заполнил анкету и зашел в кабинет, на котором было написано: Директор.

В полумраке комнаты по четырем углам дымились палочки с благовониями. В окружении расписных хоттеев, жаб с монетами и слонов возвышалась огромная дама, лицом схожая с хоттеем и жабой одновременно.

– У вас хороший опыт работы, – она подняла, наконец, глаза от анкеты, – и говорить, наверное, умеете. И выглядите хорошо…

– О, благодарю.

– Но вы не устроитесь здесь никуда. Покажите паспорт!

Я повозился с файлом и вынул самое дорогое.

Она взяла его в руки и швырнула обратно.

– У тебя паспорт даже не того цвета! – закричала она, вдруг перейдя на «ты». – Я даже не буду его у себя оставлять!

– А моя квалификация и…?

– Засунь ее в задницу. Здесь она никому не нужна.

Она закурила, выпуская дым из тоннелеобразных ноздрей.

– А ты думал что: в сказку попал? Помыкаешься, потыркаешься и все равно сюда придешь… А здесь будешь зарабатывать твердую копейку. Приходи завтра к девяти утра. И не опаздывай!

Утром в первый рабочий день, в белой рубашке, как нормальный офисный планктон, подхожу к офису и вижу скопление народа перед запертой дверью. Самые нетерпеливые стали расходиться, как вдруг из открытого окна офиса раздался трубный голос вчерашней жабы:

– Я лучше всех!!! Сейчас я выйду на улицу и всех порву!!! Они слушают меня! Они делают, что я говорю! Я лучше всех!!!

Лица моих коллег – соискателей вытянулись. Кто-то сплюнул под ноги: «Опять секта…» – и пошел к метро.

Через минуту из офиса вылетели люди с просветленными лицами. Мужчина за сорок с большой сумкой подошел ко мне:

– Степан?

– Он самый.

– Я Гена. Пошли.

Мы направились к остановке пригородных автобусов и сели в такси.

Я сразу пресек возможность вымогательства:

– Денег нет.

– Потом отдашь, – буркнул Гена.

Ехали не меньше часа – в область.

Я смотрел на редеющие высотки, густеющий лес и поля за окном и думал:

«Этих людей я вижу впервые, куда меня везут, я не знаю. У меня с собой паспорт. И если это воинствующая секта, и меня расчленят для жертвоприношения, то так мне и надо».

Но расчленять меня не стали.

Мы приехали в село. Гена повел меня по магазинам вроде советских сельмагов, где продавал девушкам духи. Чуть позже, вспоминая Гену, я поражался его мастерству холодных продаж. Он приходил к совершенно ледяным девушкам в магазине, отрывая их от работы, и предлагал то, что им не нужно.

Продавщицы всегда рады показать свое превосходство, а сельские вообще для того и созданы. «Девчонки» с удовольствием воротили носы. А через десять минут покупали у Гены духи и дешевую помаду.

– Девочки, у вас подруги есть? А когда у них день рождения? Всегда же думаем, что подарить. А возьмите духи, и будет подарок всегда… Про запас, на всякий пожарный. А скоро Новый год – сколько подарков нужно? А возьмите помаду, и проблема подарка отпадет. И недорого, и внимание. А у мужа мама есть?..

После трех магазинов Гена показал мне восемьсот рублей выручки.

– Это за неполных три часа. Хочешь так же?

Я хотел кивнуть, что да, конечно, хочу! И не смог. Я никогда не занимался продажами – я делал чертежи и писал картины. Я косился в сторону маршруток, которые едут в город, и молчал.

Гена кивнул:

– Вот и правильно – заработаешь, не волнуйся, научу даже тебя, – захохотал он и добавил: – Потому что я лучше всех!!!

…Мы колесили по поселкам. Дома темным вечером я посчитал наличку и удивился, каким чудом мне удалось заработать четыреста рублей. Ночью приснились продавщицы сельмагов. Из высоких причесок у них торчали обнаженные, словно антенны телевизора, нервы.

Больше Гену я не видел. Но он навсегда остался для меня суперпрофессионалом «холодных» прямых продаж. Как он красиво и без промахов закрывал сделки за пятнадцать минут! Ему было все равно, кто перед ним, что себе думает. Гена знал: девочка купит. Потому что Гена был действительно лучше всех.

И теперь, когда я устроился в этот справочник, вспоминая иногда его мастерство, жалел, что так и не смог его у него перенять.

…Отгуляв неделю собственной свадьбы, вернулась Яночка, дамочка лет тридцати. Красивая, холеная, в праздничном тумане. Из ее сумок на стол перекочевал арбуз, рядом сладко и томно возвышались четыре бутылки шампанского и диковинный торт.

Сотрудники собирали деньги на подарок.

Мне махнула рукой Нина. Это нечто среднее между секретаршей Верочкой из «Служебного романа»33
  Кинофильм Эльдара Рязанова


[Закрыть] и консьержкой многоэтажки спального района. Пошлость и агрессия, самодовольство и бахвала глупости сплелись в ней, как сплетаются в экстазе змеи в террариуме. Жирные телеса, обтянутые адской леопардовой тряпкой, перекатывались от одного офисного стола к другому. Докатились и до меня.

У Яночки была свадьба, мы собираем по сто пятьдесят рублей, – протараторила мне на ухо Нина.

У меня в кармане сто рублей, из которых сорок я потрачу на дорогу к четырем клиентам, шестьдесят проговорю с сыном на почтамте и на остальные – надо попасть домой. Я настолько измучен, что мне даже не стыдно.

– У меня сегодня, правда, нет. Может, займешь? Я как получу – отдам.

– Да откуда я знаю, когда ты получишь! – глядя в сторону, цедила Нина, – давай, решай сам. Займи у кого-нибудь.

Займи! Ты не заняла, а кто займет? Мы же работаем без зарплаты, за проценты.

Конечно, я надеялся на сегодняшние встречи. Да и вообще, собираешь весь год на дни рождения, а потом увольняешься за две недели до своего, и плакали твои денежки…

А эту Яночку я вообще впервые вижу!

Я сел за свою часть стола. Налил чаю. Сжевал половину пирога, поправил галстук, в котором я теперь хожу большую часть дня, и вышел за дверь, оставив за спиной торжество, на котором меня не ждали.

Глава 2. Святой день

Город М раз в десять больше моего родного города. Я в нем – слепой котенок. Он танком, похожим на тот, что я видел здесь на площади, наползает на меня. У меня еще нет нормальной работы, и домой (всего четыре остановки) добираюсь обычно пешком – экономлю.

До сих пор Города М не знаю совершенно. В офисе на двадцать пять менеджеров два компьютера, и за них случается настоящая драка. Мне же приходится по полчаса таращиться на бессмысленные черты переулков в программе ДубльТрис, пока не становится страшно от этих лезущих друг на друга, перепутанных между собой улиц. Глядя на эдакую профанацию, коллеги, озабоченные тем, чтобы распечатать себе тоже карты маршрутов, вдруг обнажают свои темные стороны: становятся на удивление раздражительными и даже нетерпимыми. Только насытившись узловатыми венами улиц на карте города М, они возвращают себе светлую ипостась и благопристойное выражение лиц.

Я выхожу в реальный мир, и карта оказывается бессильной, бессмысленной пустышкой, как девальвированный рубль. Мне положи миллион карт в карман, а я все равно выйду на три остановки раньше нужной.

Пошел три остановки пешком. Курил и думал: вот так идешь где-то в Центральной полосе России, в конце октября в зимней куртке и туфлях, потому что подошву на сапогах починить нет возможности. Прокатываешь двадцать четыре драгоценных рубля, с трудом находишь обшарпанное здание. А тебе отказывают.

Так оно и случилось.

Блеснул лысиной косогор. И единственным серым обшарпанным бельмом на его глазу воззрился на мир клуб «Hollyday». Стены и дверь его были живописно разрисованы и с первого взгляда казались заштопанными. Вот тебе и знаменитый на полгорода ночной клуб «Святой день»!

Я вспомнил, как раньше, едва не каждые выходные, мчался по ночному городу в такси, а из темноты уже зазывали огнями, раскрывали объятия грандиозные двух-, трехэтажные особняки. Встречали фейерверками иллюминированного счастья, ожиданием волшебного адского времени, полного чудес, ворвавшихся сюда ради тебя – клоаки, смердящие кайфом непомерным…

…Может, маскируются от налоговой?

Внутри вместо знаменитого запаха ночной жизни, который отсюда никогда не выветривается, вонь и темень.

Менеджер Дима вел меня наверх и то и дело повторял: «Осторожно, ступенька». Я спотыкался, но шел. Как и все эти дни.

В офисе натренированным молниеносным движением руки достаю бумаги, буклеты, раскладки, статистику и завожу свою пластинку. Дима прерывает без церемоний:

– Мы работаем по взаимозачету!

– Что?

Взаимозачет на наружку44
  Наружная реклама


[Закрыть] в этом клубе – это безумие!

Барахтаюсь:

– Мне кажется, Вы этого мне не говорили. Может быть, все-таки…

– Значит, я говорил не с Вами. Но за деньги мы не работаем.

Позади меня скептически оживает девушка:

– К нам вчера тоже приходили из такой организации.

Смотрит на меня брезгливо. Дима, попрощавшись, выходит.

Уборщица с пылесосом наперевес: только я сгреб свои причиндалы со стола, врубает свою сирену и яростно начинает водить щеткой по моим ногам.

– Эй, полегче!

На ступеньках клуба – подростки с пивом косыми взглядами. Примеряются, как бы еще разрисовать дверь «святого дома».

Надеюсь, что вторая встреча – на улице Братских народов – будет удачнее. Название не в бровь, а в глаз: я тоже из этих, из братских. Из бывших… Я еду к врачу – в медицинский центр ВИТОК.

Глава 3. Врачебная ошибка

Ехал пустой, тихий, голодный и сутулый. Но вспоминая случай возле «Евросети», выпрямлял спину.

Пару дней назад мялся перед своей самой первой встречей у офиса «Евросети». И в зеркальной двери поймал свое отражение. Изможденное выражение на лице, растрепанные волосы и безнадежность в глазах потрясли меня: это был не я!

Тогда и стал носить галстуки. Думая о галстуке, всегда вспоминаю историю про «тоналку».55
  – Тональный крем для лица


[Закрыть]

Как-то Эля осталась у меня на ночь. Утром она собиралась на работу, а я пил чай и смотрел, как она делает макияж. Лина была моей женой четыре года, но я никогда не видел, как она делает make-up. Если я заставал ее за этим занятием, она говорила:

– Не смотри: краситься перед мужчиной – дурной тон.

Я тогда присел перед Элей и затаился, ждал, что опомнится и выгонит меня, как делала Лина. Она же не обращала на меня внимания и, глядя в зеркальце, увлеченно размазывала по лицу какую-то бежевую субстанцию, которая ложилась на ее лицо плотной броней, делая кожу фарфоровой.

Эля поймала мой взгляд и выдала:

– Любой тухляк спасает тонак66
  – Тональный крем для лица


[Закрыть]! Тоналка – это все!

Галстук – это тонак, он спасает все. Галстуков было три. Сегодня на мне был особый «реаниматор лица» – яркое коралловое пятно – подарок Магды за 23 февраля.

Я встряхнулся, пригладил пятерней челку и натянул на лицо выражение успешного малого, с которым всякому приятно иметь дело.

Центр ВИТОК мне понравился. Во-первых, я люблю врачей – они циничные и заботливые. Во-вторых, ВИТОК есть в нашем городке. И глядя на вывеску центра, я мог представить, что я, предположим, на родине. Справа моя бывшая школа, а слева – универсам, где мы с мамой когда —то давно ели пончики с бумажной тарелки…

Я вошел, окунулся в заботу – мягкие коврики, сияющая улыбкой медсестра – и растекся по дивану.

– Вот бахилы. Сергей Петрович будет скоро.

Спокойно и мирно. Неужели есть люди, которые не носятся по ледяным улицам, предлагая купить рекламное место в телефонном справочнике? Они работают среди мягких диванов, бесшумных шагов, запаха терпения, прощения и здорового цинизма.

Сергей Петрович оказался высоким и серьезным. «Врач – менеджер» – было написано на его бейдже. Он отвел меня в крошечный стерильный кабинет с небесно – голубыми стенами, указал на кресло.

Он долго не мог понять, откуда люди узнают телефон справочной и как они будут находить их в Екатеринбурге. А в Уфе?.. Зачем вообще справочная? Как работает дисконт?..

Как приятно впервые в жизни растолковывать врачу элементарные вещи.

Особенно мне понравилось его согласие: да, для них это может представлять интерес. Он подпишет договор? Ах, посоветоваться с головным офисом… Значит, завтра. Заплатит наличкой, я получу свои три с половиной рубля77
  Тысяча рублей (разг.)


[Закрыть] и со спокойной душой поеду в Ёбург88
  Город Екатеринбург (разг.)


[Закрыть] – оформлять документы на гражданство.

Но он сказал:

– Мне нужно все это обдумать, выучить… посоветоваться.

– Хорошо. Тогда я могу позвонить завтра?

– Нет, это слишком короткий срок. Я поеду в Санкт-Петербург, покажу все начальству и наберу Вас. Где – нибудь в декабре.

В декабре?! Зачем в декабре? Деньги кончаются у меня сегодня!

Однако и я не сдавался так легко:

Если Вы сделаете заказ сегодня, я даю Вам приличную скидку, к тому же…

Он припечатал ладонью еще, вероятно, теплые ксерокопии и произнес:

– Это не-воз-мож-но. – И тихо усмехнулся, поведя ладонью в воздухе: – У нас ошибок не прощают…

– Воля ваша. Мой номер, моя визитка.

Он поднял брови:

– Удобнее было бы мобильный.

– Мобильного нет, это рабочий, я всегда на связи.

Не стану же я ему объяснять, как на мою мобилу вылила полстакана водки моя квартирная хозяйка, алкоголичка с пожизненным стажем. Какова была бы его личная врачебно – менеджерская реакция?

Попрощались. Он – радушно, я – фальшиво – вежливо. В холле цепляюсь за отчаянную мысль.

– Можно от вас сделать один звонок по городскому?

Утром звонила секретарь туркомпании – результат вчерашней встречи. Они хотели бы сделать проплату на год или на полгода, но это будет известно только после 14.00. Сейчас 15.15. Только бы она сказала «да».

– Марина?

– Да, это я.

– Это Степан, компания «Что-К-Чему?». Вы уже приняли решение по нашему вопросу?

– Знаете, завтра мы отправляем людей в Мадрид, поэтому налички в кассе нет совсем.

– Может быть, сделаете предоплату – половину?.. Если сделаете сегодня проплату, я предоставлю вам огро-ооо-мную скидку.

– Нет, даже на половину нет денег. Созвонимся в следующую пятницу. И на понедельник назначим. Думаю, приедете уже за наличными.

– Созвонимся. Всего доброго.

– И вам. До свидания.

И вам до свидания.

На выходе из медицинского центра, избавляющего от табачной зависимости, затяжка сигареты вдвое слаще. Итак, я получу деньги только через неделю. Может, удастся раскрутить их на активные ссылки?

По пути к трамвайной остановке меня заносит. Надежда на контракты и деньги тает. Я езжу черт знает куда, занимаюсь черт знает каким делом. Куда, зачем, во имя чего?

Вконец очумевший ветер нагло плюет мне в лицо каплями дождя.

Троллейбус №13. Мой.

Тупо спрашиваю у тупо смотрящей на меня кондукторши:

– До Технополиса доеду?

– Да, – роняет она.

Эх, краса полей, лучше бы ты рубль уронила.

Трясясь в мертвом троллейбусе, замерзая на жестоком ледяном ветру, вспоминаю фильм «В погоне за счастьем». Мы смотрели его с Элей. И как она сказала: «Хороший фильм. Только жестокий очень». И как я удивился неожиданной сентиментальности. И хотя живу я не в приюте для бездомных, зато снимаю комнату у бабки – алкоголички, так что в чем-то с героем Уилла Смита мы похожи.