Текст книги "Вики-ангел"

12

Теперь она никогда не оставляет меня одну. Просыпаюсь – Вики рядом. Хочу потянуться – рука проскальзывает сквозь нее. Она смеется мне в лицо, когда я чищу зубы. Пристраивается на краю ванны и болтает… Преследует меня в туалете… Смотрит, как я одеваюсь, и дразнит своими нарядами – ей-то не надо день за днем носить одну и ту же затрапезную одежду. Набрасывается на мою еду, хотя ее зубы никогда не оставляют следов. Идет со мной в школу, трещит без умолку и требует ответов на свои вопросы. Мне бы хотелось иногда обходить стороной ее цветы, но меня заставляют ими любоваться и не разрешают пользоваться задним входом. Вики обожает разглядывать свои букеты.

Со дня ее смерти цветы постепенно превратились в темную кашу, и их пришлось убрать, но сейчас на тротуаре полно новых. Все плюшевые мишки, фотографии и письма тоже на месте, только после нескольких дождливых дней немного пожелтели и скукожились. Есть и новые подношения – огромный венок из искусственных цветов от работников школьной столовой, пластмассовая святая и коллекция глиняных горшочков из изостудии. На каждом горшочке нарисована одиноко склонившаяся маленькая анютина глазка.

– Зачем столько анютиных глазок? – спрашивает Вики.

– Эти цветы являются символом сердца. Ребята хотят сказать, что никогда тебя не забудут.

– А что, скажи на милость, значат искусственные тюльпаны?

– Не знаю. В столовой тебя оплакивают. Не злись.

– Меня там терпеть не могли, особенно повариха. Помнишь, назвала меня мадам Зануда, когда я не захотела есть пиццу с сухими, загнувшимися краями и попросила себе другой кусок?

– Недавно эта женщина сильно из-за тебя разволновалась и чуть не расплакалась, когда подавала мне обед.

– Жаль, она не может метнуть в мою сторону несколько свежих кусочков пиццы, покрытых толстым слоем сыра. На небесах мне не хватает земных удовольствий. Скучно без еды! Что это за святая под накидкой? Дева Мария?

– Богоматерь обычно изображают с розами. Возможно, одна из дев, умерших в юности, – святая Доротея, святая Варвара или святая Тереза.

– Как мне не повезло! Несправедливо! Всегда мечтала узнать, что такое секс. Нужно было больше позволить Райану, когда мы с ним целовались на рождественской вечеринке. Ну, ладно, тебе придется все испытать вместо меня, Джейд.

– Нет уж, спасибо! Делать мне больше нечего! Да и вряд ли я кому-нибудь понравлюсь!

– Ну, ты всегда можешь опереться на Толстого Сэма. Только не позволяй ему опираться на себя, а то он тебя раздавит. Моя смерть, по крайней мере, была трагической, а твоя будет ужасно смешной.

– Не понимаю, чем тебе Сэм не угодил?

– Толстяк несчастный!

– Он без ума от тебя.

– Да ладно! Хочешь мне польстить?

– Вики, кажется, он единственный человек, который понимает, кем мы были друг для друга.

– А нам не надо, чтобы нас понимали. В следующий раз, когда увидишь, что он ковыляет в нашу сторону, гони его в шею!

Сэма не приходится отпугивать – он и так держится на расстоянии. Даже по пятницам, когда мы занимаемся бегом.

Скучно бежать одной. Мистер Лорример по-прежнему добр ко мне, но кажется, я ему больше не нравлюсь. Он разочаровался, когда узнал о моей вредности.

Сама себе противна.

В эту пятницу мистер Лорример сажает нас в школьный автобус и везет в Фэрвуд-парк. Мы бегаем сорок минут по велосипедной дорожке, потом несемся на холм, кружим вокруг ручья и возвращаемся на автостоянку.

Ну, скажем, некоторые действительно бегают. Впереди мчатся по-настоящему спортивные парни, следом – девицы из школьной команды, за ними – середняки, потом отстающие… ну а последней… с большим разрывом… тащусь я. Лицо красное, дыхания не хватает, а за мной – на расстоянии десяти шагов – ковыляет Сэм.

Я остановлюсь – он остановится. Никогда не вырвется вперед, лишь сопит у меня за спиной да топает своими кроссовками. Неожиданно раздается сильный грохот. Слышу: рядом кто-то тяжело дышит. Делать нечего, нужно оглянуться.

Сэм споткнулся о корень дерева и лежит на земле, как большая серая жаба: руки в боки, а ноги согнуты. Вики хохочет. Я тоже хихикаю. Сэм смотрит на меня розовыми подслеповатыми глазами – очки съехали набок и висят на одном ухе. Мне неловко. Отталкиваю Вики и подбегаю к нему:

– Сэм, прости, я не над тобой смеялась!

– Потешайся сколько душе угодно! – бурчит он, уткнувшись головой в траву.

– Тебе больно?

– Нет, я тут лежу, потому что решил вздремнуть.

– Ой, Сэм!

Его ноги как-то странно вывернуты и похожи на лягушачьи лапки. Может, он их сломал? Встаю на колени и осторожно растираю их через спортивный костюм. Вдруг Сэм напрягается и дрожит. Он что, плачет? Нет, хохочет!

– Что здесь смешного?

– Ой, щекотно! Что ты делаешь? Ты меня лапаешь?

Я отдергиваю руки, как от раскаленной печки:

– Конечно нет! Я проверяла, не сломал ли ты чего-нибудь.

– Кости целы, лишь мое сердце разбито! – бурчит Сэм, встает на колени и притворно стонет.

– Ты уверен, что у тебя все кости на месте?

– Ага! – Он тяжело поднимается. – Вот как можно на счет «пять» сделать из себя круглого идиота. – Он гладит себя по большому животу. – К сожалению, я еще не превратился в супермена.

– Но бег определенно пошел тебе на пользу. И мне тоже.

– Ага! Можно подумать, тебе надо худеть, Джейд!

– Нам обоим нужно поддерживать форму.

– А тебе… помогает? – деликатно спрашивает Сэм.

– Совсем нет.

– Ну… – Сэм делает жест рукой. – Только после вас. Не волнуйся. Я не буду тебя преследовать. Если споткнусь, не обращай внимания. Но если на обратном пути застанешь меня в коматозном состоянии, ткни под ребра.

– Нет, лучше сяду тебе на пузо и буду думать, что ты скамейка для пикника. Хватит, Сэм! Побежали вместе! Прости, что я вела себя как свинтус.

– Ладно, кто старое помянет… Я ведь представляю…

– Кажется, все понимают, а мне от этого еще хуже. По-моему, не одна я не могу забыть Вики. Ты ведь тоже был от нее без ума, Сэм.

Он на меня уставился.

– Я вовсе не по ней схожу с ума! – воскликнул он.

Мы молчим. Никак не возьму в толк… Потом краснеем и бежим дальше. Не может быть, чтобы Сэм в меня влюбился!

– Неужели ты ничего не замечала? – пыхтит он.

– Это потому, что больше нет Вики – вот ты на меня и переключился.

– Нет, Вики никогда мне не нравилась. Меня возмущало, что она тобой командует.

– Она не командовала… Нет, командовала, но я ничего не имела против.

Знаю, Вики следит за мной и подслушивает, и потом разозлится. Когда бегу с Сэмом, решение приходит само – не стану сильно переживать. Зато дома… Жду, когда она прилетит, и трясусь от страха. Боюсь, Вики вернется. Пугаюсь, что этого не произойдет. Она прячется, пока я не засну, а потом начинает кричать. В ужасе просыпаюсь и убеждаю себя, что это только сон. Но, к сожалению, я не сплю – Вики умерла, и в ее смерти виновата я…

– Ты похожа на маленького призрака, Джейд, – замечает утром мама, а Вики громко хохочет.

Наверное, я выгляжу ужасно, потому что миссис Кембридж подходит ко мне в коридоре и спрашивает, не заболела ли я.

– Нет, все нормально, миссис Кембридж, – отвечаю я, пытаясь прошмыгнуть мимо.

– Нет, подожди минутку, Джейд. Приходи в библиотеку сразу после обеда, в двенадцать тридцать.

– Но нам не разрешают в это время ходить в библиотеку, миссис Кембридж.

– Правильно, без специального разрешения нельзя, а я тебя приглашаю. Ровно в двенадцать тридцать, хорошо?

Приплетаюсь в библиотеку только без двадцати час. Не потому, что меня задержали в столовой, – я забыла про обед. Просто сейчас невозможно никуда прийти вовремя. Словно время потеряло значение. Часто трудно отличить утро от вечера. Пять минут растягиваются на целую вечность, а пять часов пролетают в одно мгновение.

Миссис Кембридж ждет в библиотеке вместе с пожилой женщиной. Интересно, это новая учительница? Седые волосы неопрятно выбиваются из-под черепаховой заколки. На ней мешковатые брюки в цветочек, которые любят носить молодящиеся бабушки, и простая серая блузка с топорщащимся белым воротником. А, поняла!

Хочу удрать, но миссис Кембридж видит меня сквозь стеклянную дверь и вскакивает со стула. Приходится зайти в библиотеку.

– Вот ты где, Джейд. Я уже собиралась послать за тобой отряд из службы спасения. Познакомься, это миссис Уэйнрайт.

– Вы викарий?

Она смеется:

– Нет, я только учусь, Джейд. В настоящий момент у меня статус священника.

– Может быть, ты видела миссис Уэйнрайт в торговом центре «Лейклендз», – говорит миссис Кембридж.

Я оторопело на них смотрю. Образ миссис Уэйнрайт никак не вяжется с модными бутиками.

– Можно сказать, я там работаю. Люди приходят в торговый центр, как в храм. В церковных приходах народу мало – какой-нибудь десяток набожных старушек. Вот я и брожу по торговому центру и ищу тех, кому нужно с кем-нибудь поговорить.

– А сейчас миссис Уэйнрайт пришла сюда, чтобы пообщаться с тобой, Джейд. Ну, я побежала, у меня дежурство на спортивной площадке. Пока, Стиви.

Значит, они подруги. Не могу в это поверить. Может быть, миссис Уэйнрайт собирается со мной помолиться?

– О господи! Мне неудобно…

– Не переживай – мне тоже не по себе, – говорит миссис Уэйнрайт. – Ты первая вспомнила о Боге, Джейд, а не я. Не ходишь в церковь?

– Нет.

– Расслабься – я не собираюсь обращать тебя в свою веру. Хотя, если захочешь прийти в церковь, добро пожаловать! Нет, Анна – миссис Кембридж – попросила меня зайти в школу, потому что знает, что я вела курс по реабилитации после тяжелой утраты.

– А!

– Бедняжка! Ты что испугалась, точно я зубной врач? Не собираюсь я сверлить тебе душу! Давай просто поговорим. Сначала будет трудно, а потом все встанет на свои места.

– Послушайте, вы очень любезны, но…

– Но ты чувствуешь, что это не мое дело.

– Ну, это грубо!

– И тебе кажется, что мне трудно разобраться в твоих проблемах. Стою я здесь, толстая бабушка-святоша в брюках в цветочек, словно нет у меня других забот… Что я понимаю? Слушай, Джейд, не знаю, что для тебя утрата, но для меня она…

Я в изумлении на нее смотрю.

– Я потеряла ребенка, несколько детей – у меня были выкидыши. Но потом я родила девочку, самую очаровательную на свете. Ее звали Джессика. Хочешь посмотреть ее фотографию?

Она достает кошелек и показывает мне снимок кудрявой малышки в полосатом комбинезоне.

– Симпатичная.

– Очень милая. Все так думали – не только ее ненормальные мама с папой. Но вдруг она заболела. Лейкемией. Сейчас эту болезнь умеют лечить. Но никто не смог помочь нашей Джесс. Она умерла, когда ей было пять лет.

Миссис Уэйнрайт говорит это обычным голосом, словно читает прогноз погоды, но у нее блестят глаза и по щекам катятся слезы.

Я отвожу взгляд.

– Всегда плачу, когда говорю о ней, – объясняет она, снимая очки и вытирая их о серую блузку. – Ты много плакала, Джейд?

– Я почти не плачу.

– Слезы могут помочь.

Она сморкается в бумажную салфетку, а не в блузку и снова надевает очки.

– Слезы нужны, чтобы избавиться от токсинов. Когда переживаешь, ужасно себя чувствуешь, да? Слезы лечат. Проводилось специальное исследование. Не спрашивай, как они это делают. Вряд ли во время истерики тебе захочется подносить к глазам пробирки. Во всяком случае, химический состав слез, пролитых в период несчастья, отличается от тех, которые появляются на глазах, если в них попала соринка.

Она внимательно на меня смотрит:

– Тебе кажется, я несу чепуху?

Я отрицательно мотаю головой:

– А у вас были другие дети после Джессики?

На этот раз она печально вздыхает и грустно говорит:

– Нет, я пыталась, но у меня не получилось. Поэтому я решила попробовать помогать другим. И знаешь, мне самой это оказалось полезным.

– Но Джессика не вернулась.

– Нет, мне до сих пор очень горько. Бывают дни, когда не хочется вставать с постели, но после горячей ванны и порции мюсли я оживаю и готова встретить новый день. Не верю, что горевать нужно на пустой желудок. – Она гладит себя по цветастому холмику на животе. – Мне кажется, Джейд, тебе не повредит и целая бочка мюсли. Ты что, детка, вообще не можешь есть?

– Не хочется.

– А шоколадные конфеты? А мороженое? Нужно чаще баловать себя сладким. Когда тошнит при виде тарелки мяса с овощами, очень помогает еда из «Макдоналдса». Наверное, мама заставляет тебя есть, да?

– Да, но… знаете, это может показаться странным… Мне трудно глотать, точно горло болит.

– Ну, проблемы с глотанием никого не удивляют, моя хорошая. Разве ты не слышала выражение «ком в горле»? Когда переживаешь, многое в организме выходит из строя. Тебе не хватает дыхания, все время тошнит, иногда начинает болеть живот, колет в груди, может даже случиться сердечный приступ… Наверное, ты часто устаешь. Переживания – тяжкий труд.

Прислоняюсь к ней – будто гора с плеч сваливается, но последние силы меня покидают.

– Значит, и другие люди испытывают то же самое?

— Очень часто. У меня, например, что-то с головой происходило. Я сильно сердилась. Все меня раздражали. Я даже на бедную Джесс обижалась за то, что она умерла.

– Когда Джессика умерла…

– Что ты хочешь спросить?

– Вы разговаривали?..

– Постоянно. Я до сих пор с ней болтаю, хотя в голове возникает путаница – сейчас вы почти ровесники, а я продолжаю относиться к ней, как к пятилетней малышке.

– И вам казалось… она жива?

– Да, особенно на первых порах. Меня постоянно мучила мысль, что, если я вовремя к ней подбегу, она будет сидеть, поджав ноги на коврике, и играть с куклами Барби. Прошли годы, прежде чем я заставила себя хоть что-то изменить в ее комнате.

– Но вы ее не видели?

– Думала, что вижу, – в магазинах, в автобусе, даже по телевизору. Если где-то мелькала копна кудряшек, белели худенькие локотки или бросался в глаза смешной комбинезон, сердце буквально переворачивалось, и я была уверена, что наконец-то это Джесс. Обычное явление – отчаянно ищешь того, кого потерял. Но рано или поздно понимаешь – поиски бесполезны. Ушедшие от нас никогда не вернутся.

Миссис Уэйнрайт смотрит мне прямо в глаза:

– Вики не воротишь, Джейд.

Как бы не так – она изо всех сил пытается вернуться!

– Первая задача, которую надо решить, моя хорошая, – это принять смерть Вики. Тебе очень трудно, потому что она умерла неожиданно.

Не то что трудно – не по силам! Вики медленно входит в комнату и садится рядом с ней. Я ее так же хорошо вижу, как розы на брюках миссис Уэйнрайт.

13

Мама очень добра ко мне: готовит вкусные блюда, придумывает сюрпризы, разрешает сделать новую стрижку, дарит специальный набор для ногтей, чтобы на месте моих коротких выросли искусственные с красивыми рисунками. Да еще в ноготь большого пальца мне вдели маленькое колечко.

Мне нравится и стрижка и ногти, только я не чувствую, что они мои. Каждые пять секунд я убираю с глаз челку и без конца трогаю ногти, пока те не отваливаются.

– Оставь в покое челку и ногти! – ругается мама.

Потом ей становится неловко, она приносит стакан горячего шоколада и кусок бисквитного торта, покрытого сахарной глазурью. Она его сама испекла по тому же рецепту, как на мой день рождения. Перед глазами встают наши вечеринки. Сахарная глазурь прилипает к зубам, когда я вспоминаю, как Вики старалась сама погасить свечи на моем торте, чтобы я не успела загадать желание.

– Ты что, плачешь? – спрашивает Вики. – А я нет, хотя у меня никогда не будет дня рождения.

– Съешь еще кусочек! Будь умницей! – просит мама.

– Придумала! – вдруг говорит Вики. – Она приставляет пальцы к голове, как рога. – Может, попробовать спуститься в преисподнюю?

– Туда тебе и надо! – отвечаю я.

У меня от нее одни неприятности. По-прежнему учусь кое-как. Некоторым учителям все равно. Другие смущенно читают мне нотации:

«Принимая во внимание твои обстоятельства… Знаю, тебе сейчас нелегко. Старайся как можешь».

Я и стараюсь – хуже некуда. Они вздыхают, но не ругают меня по-настоящему. Из всех учителей только миссис Кембридж на меня сердится:

– Опять не сдала домашнюю работу, Джейд?

– Да… ну… я старалась, но никак не могу сосредоточиться, – говорю я тоненьким печальным голоском.

С другими учителями это срабатывает. Только не с миссис Кембридж.

– Ты мне зубы не заговаривай! Даже не прикасалась к учебнику! Если бы ты сдала мне работу с ошибками или все выполнила неправильно, я бы подготовила для тебя дополнительные упражнения. Но ты палец о палец не ударила и вообще ничего не делала!

– Вы же знаете, как мне трудно, миссис Кембридж, – ною я.

– Ты начинаешь пользоваться своим положением. Понимаю, как ты несчастна и как скучаешь по Вики. Может быть, тебе помогут беседы со Стиви Уэйнрайт? Все равно нужно работать, а то совсем отстанешь.

– Не знаю, для чего мне учиться.

– Чтобы сдать экзамены, найти интересную работу, жить полной жизнью!

– Да, а некоторые вынуждены влачить жалкое существование после смерти! – кричит Вики. – Отцепись, глупая училка! Оставь нас с Джейд в покое! Ты ничего не понимаешь!

Я вынуждена прикрыть губы рукой, чтобы вдруг не произнести вслух слова Вики. Мне не всегда это удается. Я грубо разговариваю с бедной Мадлен и Дженни, когда слышу, что они болтают с Вики-2, только из-за того, что ту тоже зовут Вики.

– Она Вики-2 и на всю жизнь ею останется! Всегда будет на втором! Не смейте относиться к ней, точно она моя Вики !

Девчонки замирают от изумления. Может, у меня крыша поехала? Наверное, они правы. С каждым днем я становлюсь все противнее.

Не хочу оставаться в школе. Не могу сидеть за партой. (В буквальном смысле.) Из-за ерзанья тощая попа покрывается синяками. Постоянно тянусь, зеваю, чешусь, не нахожу себе места и никак не дождусь пятницы, когда можно пойти побегать.

Мне по-прежнему скучно, но понемногу я втягиваюсь, хотя нельзя сказать, что у меня талант. До сих пор бегаю хуже всех, кроме Сэма. Правда сейчас сумею пробежать гораздо больше. Иногда удается держать голову прямо, распрямить плечи и войти в ритм. Конечно, часто бывает тяжело, но не так, как раньше.

– Молодец, Джейд! – подбадривает мистер Лорример, когда бежит рядом со мной. – Ты теперь ходишь гораздо быстрее. Отлично держишься! Прогресс налицо!

Он словно забыл, как я обижала Сэма, который рядом грохочет кроссовками.

– А я, мистер Лорример? Ну, обо мне не скажешь, что я на пути к успеху, как Джейд. Пока все больше шатаюсь да спотыкаюсь.

– Ты тоже молодец, Сэм. Сейчас, парень, ты совсем в другой форме.

Сэм хрипло хохочет и останавливается, чтобы перевести дух.

– Ага! Конечно! Чем не Сильвестр Сталлоне, – говорит он и тыкает себя большим пальцем в толстый живот – он уже не такой рыхлый, как раньше.

Сэм слегка похудел.

– Смотрите, Джейд не может отвести от меня взгляда! Она мечтает дотронуться до моего гибкого и стройного тела!

– Ха-ха! – отвечаю я и улыбаюсь ему.

– Что, ребята, помирились? – спрашивает мистер Лорример.

– Вы шутите? Думаете, почему она бежит быстрее? Чтобы от меня удрать! Да, Джейд?

– Угадал! – говорю я.

Но когда мистер Лорример нас обгоняет, я замедляю темп, чтобы мы с Сэмом могли бежать вместе. Вики, конечно, не отстает ни на шаг и продолжает отпускать грубые шуточки в его адрес. Она хочет, чтобы я их произнесла вслух. Приходится выдерживать настоящий бой – мне трудно сконцентрироваться на том, что говорит Сэм. Время от времени он внимательно смотрит на меня и, кажется, понимает, что со мной происходит.

– Извини, что ты сказал? – спрашиваю я.

– Ничего, – нежно говорит он.

– Просто… я не всегда могу… часто думаю…

– Все нормально, – успокаивает он.

– Это ты нормальный, Сэм.

Вики издает неприличные звуки, словно ее тошнит, и превращает мою жизнь в сплошной кошмар, отказываясь оставить меня в покое.

Она кружится по комнате, когда я сижу с миссис Уэйнрайт, и мне трудно с той поговорить как следует. Я дергаюсь и ерзаю, когда Вики толкается, щиплется или высовывает язык.

– Извините, – грустно говорю я. – Хочу сидеть спокойно, но не могу.

– Мне кажется, ты совсем измучилась, потому что продолжаешь искать Вики и не в силах признаться себе в том, что та давно умерла, – мягко говорит миссис Уэйнрайт.

Может быть, Вики и умерла, но отказывается уходить.

– Не могу не думать о ней, – жалуюсь я.

– И это правильно! – восклицает Вики и одобрительно кивает головой.

– Безусловно, не можешь! Это вполне естественно для твоего состояния, – сочувствует мне миссис Уэйнрайт.

— До чего же она скучная! Притворяется, будто все знает, а на самом деле не имеет ни о чем понятия. Ну же! Скажи, скажи ей об этом!

– Вы ничего не знаете обо мне и Вики. Мы не часть какого-то там процесса. Мы как две капли воды! А вас послушать – со скуки помрешь!

В ужасе прикрываю рот ладонью… Неужели я могла так нагрубить старшему?!

– Простите, я не хотела.

– Ничего, ничего, Джейд!

– Не хочу быть грубой! Это Вики во мне говорит! Хочет, чтобы я делала то, что она! – рыдаю я.

– Ах ты, ябеда! – злится Вики и хватает меня за нос своими прозрачными пальцами.

– Может быть, ты иногда копируешь Вики, чтобы быть к ней ближе? – спрашивает миссис Уэйнрайт.

– Нет, ты делаешь все, как я, потому что я лучше, красивее, смешнее, – распевает Вики.

– Ты вреднее, – бормочу я.

– А могу быть еще хуже. Это только цветочки… Я не мучаю тебя воспоминаниями. Ну, начнем, Джейд? Помнишь, мы шли из школы и…

– Нет, – перебиваю я Вики и затыкаю уши.

– Что с тобой, Джейд? – спрашивает, обнимая меня, миссис Уэйнрайт.

– Я переживаю из-за смерти Вики, потому что…

– Скажи!

– Не могу!

– Ладно, малышка. Потом поговорим. В другой раз. Только не надо чувствовать себя виноватой, как будто она умерла из-за тебя. Все через это проходят, даже если на самом деле было иначе.

Нет, я не согласна, да и Вики показывает на меня пальцем и стонет:

– Виновата, виновата, виновата!

– Джейд? – миссис Уэйнрайт тихонько поднимает меня на ноги. – Сеанс окончен. У тебя есть фотографии Вики? Я хочу, чтобы ты принесла их на следующее занятие.

Часами роюсь в альбомах, пытаясь выбрать нужный снимок. У меня даже есть фотографии маленькой Вики – с одной весело улыбается крохотная голышка, а с другой – очаровательная девчушка в купальнике и уморительными косичками. Я стащила их из шкатулки ее мамы, потому что Вики на них – просто прелесть!

У меня есть кучи фотографий, снятых в начальной школе во время поездок в Лондон и в Леголенд. Однажды мы были на замечательной экскурсии в Диснейленде в Париже. Вики великолепно получилась в маске Микки-Мауса. Трудно рассматривать последние снимки – грустно разбирать улыбающихся Вики.

– Хватит рыдать над фотографиями, идиотка! Долго ты будешь реветь? Это мне нужно плакать, а не тебе. Ты-то сможешь заполнить огромный альбом новыми фотографиями, но меня там вообще не будет. Ни одного кадра! Эй, почему никто не снял меня в гробу?! Разве я плохо выглядела?! Ха!

Она ложится на пол и имитирует собственную смерть – руки сложены на груди, глаза закрыты, спокойное одухотворенное лицо…

– Не надо, Вики! – прошу я.

Она не обращает на меня внимания.

– Прекрати! Не могу на тебя смотреть! Пожалуйста, встань!

Пытаюсь потрясти ее за плечи, но пальцы с них соскальзывают.

– Ты меня пугаешь!

Широко открыв глаза и рот, Вики садится и хвастается двумя новыми передними зубами. Вдруг она набрасывается на меня.

– Ну, а теперь не страшно?! – визжит она. – Ах, какие клыки! У меня во рту пересохло. Пить! Хочу крови!

Из воздуха появляется кружка, в которой бурлит красная пенистая жидкость.

– Наконец-то! Твое здоровье!

Вики поднимает кружку и, громко хлюпая, жадно выпивает ее содержимое. Вампирские клыки стучат о стекло.

– Фу!

– Что бы ты понимала! – говорит Вики, вытирая с губ алые струйки тыльной стороной ладони. – Почему кровь холодная? Я люблю тепленькую, свеженькую!

Она откидывает голову и вдруг со всего размаха впивается мне в горло.

Я вскрикиваю, хотя клыки ненастоящие и ей не проткнуть мне шею.

– Джейд? Что с тобой?

О господи! Я разбудила папу.

– Все нормально! – отзываюсь я.

– Ты кричала…

– Нет, просто… что-то упало, вот и все.

– Что ты уронила?

Папа входит в комнату и видит меня среди разложенных на полу фотографий.

– Ох, Джейд, – говорит он и качает головой.

– Пожалуйста, не входи ко мне в комнату без стука!

– Прости, я о тебе беспокоюсь.

– Сказала же, все нормально.

– Нет, – говорит папа и садится рядом со мной на корточки.

Он берет одну фотографию за другой и смотрит на глянцевых Вики.

– Она была очаровательной девочкой, – говорит папа хриплым голосом.

Не могу смотреть, как он над ними умиляется. Выхватываю фотографии у него из рук. Из-за спешки некоторые снимки мнутся.

– Эй, эй! Не буду ничего трогать, – говорит он, подняв руки вверх, словно на него наставили пистолет.

Он делает вид, что дурачится, но на глазах появляются слезы.

– Джейд, детка, почему ты нахохлилась, словно я глажу тебя против шерстки?

Опускаю глаза:

– Да нет, папа.

На самом деле он прав. Даже то, как он говорит «детка», заставляет меня от злости стиснуть зубы.

– Не думай, что только ты меня расстраиваешь. Твоя мама… Она странно себя ведет…

О боже! Пожалуйста, папа, ни о чем меня не спрашивай!

– Ты не знаешь, что с ней происходит, Джейд?

Не поднимая головы, я пожимаю плечами.

– Она делает вид, что меня не замечает, или вовсе обходит стороной, точно мусорную кучу. Пытаюсь ее обнять – она морщится. Я ничего плохого не делаю, стараюсь быть хорошим мужем, добрым отцом. – Он качает головой и тяжело вздыхает от жалости к себе.

Мне бы следовало ему посочувствовать – он действительно выглядит несчастным. Не думаю, что в этом есть его вина. Он мой папа.

Протягиваю руку, чтобы погладить его по плечу, а он думает, я хочу его обнять, и прижимает к себе:

– Джейд, ты же любишь своего папу, да?

Не могу выдавить из себя ни слова.

– Папа! – бормочу я и вырываюсь из его объятий.

– Холодная, как рыба, такая же, как мать, – набрасывается на меня папа. – Странный ребенок!

Поднимает с пола фотографию: Вики стоит на морском берегу и нагло улыбается, ветер задирает ей юбку и треплет великолепные волосы.

– Малышка Вики… Сколько в ней было жизни! – говорит папа.

Он подносит фотографию к лицу, словно собирается ее поцеловать, но, передумав, выпускает из рук, и она падает. Даже не оглянувшись на меня, папа выходит из комнаты.

Беру бумажную салфетку и вытираю ею снимок. На нем ничего нет, но мне кажется, всюду остались отпечатки его влажных пальцев. Вики тоже отряхивается и корчит презрительную гримасу.

– Прости.

– Мне никогда не нравился твой папа.

– Мне тоже. Что делать, если мама уйдет из дома с новым другом? – шепчу я.

Если бы только я могла каждый день ходить домой к Вики и стать кем-то вроде их второй дочери. Я знала, что не нравлюсь ее маме, но та все равно приглашала меня на чай и на все семейные торжества. А папа Вики был всегда очень милым и любил повалять дурака. Когда мы были маленькими, он притворялся большим медведем и пугал нас в саду. При переходе из начальной школы в среднюю он стал относиться к нам по-взрослому, точно мы были кинозвездами.

Хочу снова стать членом их семьи.

Хочу, чтобы Вики была жива.

– Я здесь, – говорит она, когда я ложусь спать.

Она встает рядом со мной на колени и обнимает со всей нежностью, на какую только способна. Потом убаюкивает и обещает, что мы никогда не расстанемся.

Ночь тянется долго-долго, хотя Вики не выпускает меня из объятий.

Когда прихожу к миссис Уэйнрайт, она тоже меня обнимает:

– Джейд, у тебя сегодня был тяжелый день?

Вики терпеть не может, если ко мне прикасается кто-то другой. Я вырываюсь от миссис Уэйнрайт, а на самом деле мне хочется, чтобы меня взяли на руки, как маленького ребенка, и крепко к себе прижали.

– Ты не забыла фотографии?

– Я не знала, какую выбрать.

Раскладываю на столе несколько снимков.

Миссис Уэйнрайт знает – их нельзя трогать, и наблюдает, как я сортирую их по возрасту, будто карточную колоду. Она не комментирует снимки: не восхищается чудной малышкой, ее красивыми нарядами, не обращает внимания на потрясающую внешность взрослой Вики на последней фотографии.

Последняя фотография… Я сделала ее мыльницей во время одной из поездок в Лондон. Вики сама купила фотоаппарат – нащелкала несколько неудачных кадров со мной и уйму с мальчишками, которые от нее ни на шаг не отходили. Когда пленка почти закончилась, я выхватила мыльницу и сфотографировала ее. Вики мне что-то говорит, откидывая волосы назад, и смеется с кем-то из мальчишек. Да это же Сэм! Я и не замечала его раньше. Сейчас он действительно похудел, а на фотографии похож на толстяка клоуна – работает на публику, выпячивая толстый живот, и никто не воспринимает его всерьез.

Кому это он улыбается, глядя прямо в объектив? Неужели мне?!

– Нет, мне! – визжит Вики.

– Джейд, как ты себя чувствуешь? Тебе плохо? Я знаю, это больно, но не отводи взгляда от Вики. Продолжай на нее смотреть.

Я так пристально на нее уставилась, что Вики, покачиваясь, медленно превращается в сплошное пятно.

– Ты ее запомнила именно такой?

Я недоуменно смотрю на миссис Уэйнрайт. Что она имеет в виду? Вики умерла всего несколько недель назад. Неужели думает, что я забыла, как она выглядит?

– Быть того не может! Ты меня знаешь лучше, чем себя, – говорит Вики.

Но когда я смотрю на фотографию, а потом на призрак Вики, то понимаю – они не совсем одинаковые. На фотографии Вики кажется проще – очень хорошенькая, нахальная (вы бы обязательно выделили ее из толпы), но все равно она похожа на обычную школьницу. Вики-Призрак – не от мира сего, бледная и дикая. Пытаюсь дать ей правильную оценку и снова представить, как бы она выглядела на фотографии, но у меня ничего не выходит.

– И не выйдет! – злорадствует Вики. – В последнее время я много пережила. Как ты знаешь, смерть человека не красит. Конечно, она сказалась на моей внешности. Может быть, попробовать измениться?

Она щелкает пальцами. Лицо тут же покрывается свежим слоем косметики. Щелк – и волосы укладываются в прическу. Снова щелк – и на ней те же джинсы и куртка, что и на фотографии.

– Вот! Смотри!

Но все равно Вики другая.

– Она… она слегка изменилась, – шепчу я.

Миссис Уэйнрайт кивает головой, словно все понимает.

– Я не хочу, чтобы она стала другой!

– Знаю, но ничего не поделаешь. Трудно сохранить образ умершего в первоначальном виде, даже если это человек, которого ты любишь. Память о нем зависит не от внешних, а от внутренних качеств. А теперь расскажи мне о Вики.

– Ну, вы же знаете. Она была моей лучшей подругой.

– Я и есть твоя лучшая подруга. Не путай глагольные формы! Ну-ка, поведай старой кошелке в цветочек, кем я для тебя была!

Говорю миссис Уэйнрайт о том, что Вики считалась самой популярной девочкой в школе, и все хотели с ней дружить. Вики-Призрак на заднем плане в это время прихорашивается.

– А почему Вики пользовалась популярностью?

– Она была хорошенькая, забавная, могла кого угодно рассмешить… и в два счета обвести вокруг пальца.