Текст книги "Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто"
Автор книги: Жан-Доминик Брийяр
Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Но несмотря на то что присутствие младенца, закутанного в одеяльце, умиляло зевак и побуждало их к особой щедрости, очень скоро Эдит и Момон отказались от идеи выступать втроем. Молодая мать понимала, что малолетнему ребенку вредно оставаться в течение долгих часов на промозглой осенней погоде. Необходимо было либо куда-то пристроить дочь, либо найти более комфортное место для выступлений. Именно в это время судьба вновь свела Эдит с Камилем Рибоном, артистом, в доме которого девушка некогда познакомилась с Момон. Акробат рассказал юной исполнительнице, что он со своей партнершей нередко выступает перед солдатами прямо в казармах. Рибон предложил Эдит присоединиться к нему.
Певица с радостью согласилась и уже 9 декабря участвовала в спектакле в казарме Клиньянкур. Очередное представление состоялось шестью днями позже в форте Венсен, о чем свидетельствует документ, который акробат предоставил прессе после смерти Пиаф. В этой бумаге, подписанной полковником Робером де Сен-Венсеном, командующим 72-го артиллерийского полка, можно прочесть следующее: «Месье Рибону (…), сопровождаемому мадам Кастель Марсель и мадам Гассион Эдит, его партнершами, разрешается дать представление 72-му R.A.D.C. (в столовой 1-й группы) в среду 15 декабря 1933 года. Плата за вход: один франк». На полях документа имеется комментарий, начертанный рукой полковника уже после спектакля: «Интересный и разнообразный вечер, несмотря на небольшое количество присутствующих зрителей, артисты выступали с огоньком».
Так началось «турне» Эдит по казармам, которое длилось вплоть до апреля 1934 года. Из документов мы узнаем, что 15 января она пела в Военной школе в Париже для солдат эскадрона бронеавтомобилей. Через три дня она выступает в квартале Круа, в Версале, перед танковым взводом. 31 января Эдит уже в Нантерре, где развлекает 1-й воздушный батальон. Чуть позже ее можно встретить в казарме Порт де Лиля поющей на сцене для 21-го колониального пехотного полка. Именно во время этого выступления она знакомится с солдатом, которого, согласно одной версии, зовут Альбер, согласно другой – Анри, и заводит с ним мимолетную любовную интрижку. Об этом романтическом приключении Эдит будет рассказывать не раз, она даже упомянет о нем в автобиографии «Au bal de la chance» («На балу удачи»). Несколькими годами позднее певица поведает эту историю Раймону Ассо, который, возможно, вдохновится ею при написании двух первых хитов для «Малышки» Пиаф: «Mon légionnaire» («Мой легионер») и «Le Fanion de Légion» («Вымпел Легиона»)[25]25
См. главу «Мой легионер».
[Закрыть].
Наконец эта небольшая «военная кампания», проведенная в обществе Камиля Рибона[26]26
Пиаф всегда была признательна Камилю Рибону за помощь. Всю жизнь она выплачивала старому акробату денежное пособие.
[Закрыть], завершилась. К данному моменту, и свидетельством тому является интрижка с солдатом колониальных войск, отношения Эдит с Малышом Луи ухудшились самым катастрофическим образом, вследствие чего после «казарменного турне» молодая женщина покинула возлюбленного, чтобы снова поселиться под одной крышей с Симон Берто; дочь Эдит забрала с собой. Подруги и ребенок продолжали жить в районе Пигаль, переезжая из одной убогой гостиницы в другую. Отправляясь на работу, они доверяли маленькую Сесель заботам хозяек меблированных комнат. Однажды, когда компаньонки вернулись домой, им сообщили, что Малыш Луи явился в их отсутствие и забрал девочку. Дальше события развивались по уже знакомому сценарию. Как и Луи Гассион, Луи Дюпон поручил воспитание Сесель своей матери, в то время как Эдит, уподобившись собственной матери, Лине Марса, практически прекратила общаться с девочкой.
В чем же кроется причина отречения от дочери? Во-первых, поведение Эдит, без сомнения, связано с незнанием гражданских законов – совсем молоденькая женщина растерялась и спасовала перед решительным напором Малыша Луи. Во-вторых, как это часто случается в неблагополучных семьях, когда родители вымещают детские обиды на собственных чадах, Эдит неосознанно вознамерилась заставить дочь пережить все то, что некогда пережила сама. И, в-третьих, освободившись от необходимости заботиться о ребенке, певица получила свободу действий: теперь она могла целиком и полностью посвятить себя карьере.
Начиная с 1934 года Эдит, не прекращая петь на улицах, уже подрабатывает выступлениями в кабаре. Правда, в кабаре весьма своеобразных. Эти заведения, расположенные в районе Пигаль, в большей степени напоминают бары со шлюхами, чем роскошные театры на Елисейских полях. Сначала восемнадцатилетняя певица заключает контракт с кабаре «Жуан-ле-Пен». Затем переходит в «Лунный свет», владелица которого, некая Лулу, предлагает подающей надежды исполнительнице поселиться здесь же, в заведении. Момон по-прежнему рядом с подругой. Кочуя из кабаре в кабаре, Эдит с каждым днем оттачивает профессиональные навыки. Она берет себе самые разные псевдонимы, которые меняются в зависимости от времени и очередного места работы: например, Югетт Элиас или Дениз Джей. Если на улице девушка продолжает петь а капелла или используя в качестве аккомпанемента расстроенное банджо, то на сцене кабаре ее выступление сопровождает профессиональный музыкант. Первым аккомпаниатором Эдит стал аккордеонист Жан Вессад, работавший в кабаре «Вихрь». Это был музыкант «с именем», записавший к тому времени уже несколько пластинок, на одной из которых (диск 1928 года) аккордеонисту аккомпанирует на банджо молодой и тогда еще никому не известный цыган Джанго Рейнхардт[27]27
Гитарист, один из основателей уникального стиля в гитарном джазе под названием «джаз-мануш», или «цыганский джаз». (Примеч. пер.)
[Закрыть].
Обо всех этих годах становления в районе Пигаль Эдит сохранит самые теплые воспоминания, потому что, по ее собственным словам, это были годы счастья. «Я голодала, замерзала, – скажет она. – Но я была свободна. Свободна вставать, когда пожелаю, не ложиться вовсе, напиваться, мечтать, надеяться». Свободна для любовных утех. Ведь именно тогда молодая женщина получает опыт сексуального общения с мужчинами. Она делит свое тело сразу с тремя любовниками, прозвища которых говорят сами за себя: Пьеро Моряк, Леон Спаги[28]28
Солдат французской африканской конной или танковой части. (Примеч. пер.)
[Закрыть] и Рене Сапер! Каждый вечер Эдит, в зависимости от настроения, выбирает очередного «компаньона по постели».
Обе девушки, Эдит и Момон, сбившиеся с праведного пути в квартале Пигаль и регулярно посещавшие его злачные места, очень скоро попали в поле зрения местных сутенеров, которые хотели заставить юных красоток работать на себя. Чтобы избежать лишней «опеки» и продолжать жить спокойно, подруги предложили сутенерам сделку. Так как Эдит могла заработать много больше денег, продавая свой голос, а не тело, «плохие парни» стали наемными телохранителями певицы. Теперь, когда Эдит пела на улице, рядом с ней всегда маячила парочка подозрительных субъектов, готовых предупредить актрису о скором появлении полиции. За эти скромные услуги певица отдавала бандитам часть своих доходов. Такая договоренность позволила Пиаф избежать страшной участи оказаться на панели, но надолго связала ее с сутенерами Пигаля. Позднее звезда будет кусать локти из-за того, что решила связаться с парижским отребьем.
Прошел год с тех пор, как Эдит рассталась с Луи Дюпоном. Однажды вечером бывший сожитель появился в районе Пигаль, чтобы сообщить певице, что Сесель тяжело больна. Молодая мать тут же устремилась в Госпиталь больных детей, к изголовью дочери, только что госпитализированной с подозрением на менингит. На следующий день, 7 июля 1935 года, двухлетняя Марсель Дюпон умерла. Убитая горем Эдит вернулась в Пигаль. Она рыдает, кричит, напивается. Некоторые биографы даже утверждали, что певица была вынуждена заняться проституцией, чтобы оплатить похороны дочери, но это кажется маловероятным.
Как бы то ни было, один факт остается неоспоримым: Эдит восемнадцать лет, и она уже никогда больше не узнает радости материнства.
«Жерни’c»
(1935–1936)
Прошло четыре года с той поры, когда Эдит и Момон решили стать командой. Четыре года, проведенных в низкопробных кабаре Пигаля, во дворах-колодцах обшарпанных домов, из окон которых падали редкие су, и на парижских тротуарах, где постоянно надо было быть начеку, чтобы не попасть в лапы полиции. Исполняя свои номера, девушки редко покидали границы небогатых районов: Бельвиль, Менильмонтан, Монмартр, Пигаль. Здесь они чувствовали себя в безопасности, здесь они знали каждый камень мостовой, здесь среди бедного парижского люда, чьи язык и правила им были близки, они ощущали себя дома. Отправиться к людям обеспеченным было все равно, что отправиться в другую страну. Там, где обитали богачи, простирался совсем иной мир, мир одновременно манящий и пугающий, мир, в котором Эдит и Момон оставались отверженными. Они обе понимали, что, невзирая на все очарование, этот мир таит в себе обман и насилие. Однако подруги также понимали, что, пусть толстосумы и презирают их, а порой завидуют, они необходимы для выживания двух молоденьких женщин. Именно поэтому время от времени компаньонки отваживались пересекать невидимую границу и бродить по Елисейским полям, сначала робко, а затем все агрессивнее и агрессивнее, гордо выставляя напоказ свои лохмотья, чтобы шокировать благопристойных буржуа.
И вот однажды хмурым октябрьским вечером 1935 года Эдит и Момон избрали в качестве сцены крошечный клочок асфальта на углу улицы Труайон и авеню Мак-Маон, в нескольких десятках метров от Триумфальной арки. Как обычно, мощный голос Эдит всего за несколько секунд привлек большую группу зевак. К зрителям присоединился элегантный прихрамывающий мужчина. После исполнения очередной песни, когда слушатели неохотно расстались с жалкими монетками, этот пятидесятилетний месье сделал шаг вперед. Он застенчиво сунул в руку Эдит банкноту, а затем завязал разговор. Актриса, много выступавшая на улицах, привыкла к навязчивому вниманию мужчин и держалась настороженно. Чего он хочет, этот благообразный немолодой господин? Очень быстро Эдит поняла, что ее новый поклонник разговаривает скорее покровительственно, по-отцовски и явно не намерен ее соблазнять. А еще мужчина выглядел настоящим профессионалом. Почему с таким голосом она не поет в кабаре, почему растрачивает свой талант на тротуаре? «А вы что, хотите предложить мне место?» – насмешливо воскликнула молодая женщина. Тогда мужчина представился и протянул свою визитную карточку. Его зовут Луи Лепле, он управляет кабаре «Жерни’c», модным заведением, расположенным совсем неподалеку, на улице Пьер-Шаррон, 54. Сообщив все это, Лепле пригласил Эдит явиться в четыре часа дня в кабаре «Жерни’c» на прослушивание.
Об этом романтическом эпизоде встречи Эдит Гассион с тем, кто всего за несколько недель прославит ее на весь Париж, рассказывали тысячу раз, рассказывала о нем и сама Пиаф, и Симон Берто. И в конечном итоге этот эпизод стал еще одной неотъемлемой частью легенды о Воробышке. Однако, скорее всего, реальность была много прозаичнее. Чтобы «раскрутить» свою протеже, Лепле, который обладал обостренным чутьем на то, что в наши дни назовут маркетингом, мог вполне осознанно прибегнуть к вымыслу. И даже если он и не придумал от начала до конца всю эту встречу, достойную Жана Вальжана и Козетты, то явно исказил факты, приукрасил действительность, чтобы создать совершенно определенный образ певицы и разжечь любопытство посетителей кабаре. В тот вечер, когда Эдит впервые пела на сцене «Жерни’c», Лепле лично представил ее публике и поведал трогательную историю об их знакомстве на улице Труайон.
Некий Жильбер Ошекорн, завсегдатай кафе «Сан-Суси», расположенного в районе Пигаль, в которое частенько захаживала Эдит, утверждал, что именно он поспособствовал судьбоносной встрече. Сразу же оценив всю мощь и красоту неповторимого голоса будущей Пиаф, он рассказал об уличной певице матери, Жермен Жильбер, которая сама обладала неплохим голосом и блистала в «Жерни’c». При посредничестве сына звезда кабаре познакомилась с девушкой и как-то вечером взяла ее с собой в «Жерни’c», где рекомендовала юное дарование Лепле. Последний тут же договорился с Эдит о прослушивании, которое состоялось несколькими днями позже…
Эта менее поэтическая, но более правдоподобная версия знакомства Лепле с Эдит, безусловно, имеет право на существование, особенно если учитывать тот факт, что Лепле неплохо знал Пигаль. Прежде чем открыть свои собственные кабаре «Жерни’c» – помимо того, что находилось на Елисейских полях, еще одно кабаре с тем же названием функционировало рядом с театром «Опера», – он служил артистом в «Либерти’c бар» на площади Бланш, где выступал в дуэте с партнершей по имени Бодетт. Плюс к этому Лепле, который никогда не делал тайны из своей гомосексуальной ориентации, любил посещать самые злачные заведения Пигаля, района, который славился сексуальной свободой и где Луи находил себе молодых любовников. Вопреки респектабельному внешнему виду Лепле, между «барином» из «Жерни’c» и уличной певицей не было непреодолимой культурной пропасти.
Лепле обладал несомненным влиянием среди людей искусства, его сила заключалась в том, что он всегда занимался самыми разными видами деятельности и вращался в самых разных социальных кругах. Он чувствовал себя как рыба в воде как в районе Пигаль, так и на Елисейских полях. Со временем он стал дальновидным и расчетливым дельцом, не лишенным определенного художественного таланта, что наделяло его удивительным обаянием. Несмотря на замашки истинного буржуа, Луи остался ребенком своих родителей, и это сближало его с Эдит. Как и Пиаф, Лепле вышел из артистической семьи. Он был родным племянником Полена, который вплоть до своей смерти (1927) считался признанной звездой кафешантанов. В 1906 году артист исполнил знаменитую песню «La Petite Tonkonoise» («Маленькая тонкинка»; слова Анри Кристине, музыка Венсана Скотто), он наряду с Увраром являлся одним из наиболее блистательных представителей жанра «комический солдат»[29]29
Шансонье в солдатской форме, распевающий солдатские песни. (Примеч. пер.)
[Закрыть] и в начале века стоял у истоков мюзик-холла, изобретя особый сценический стиль, лишенный любых излишеств. Характерной чертой этого стиля была полная неподвижность на сцене. Несколькими десятилетиями позже, после изобретения микрофона, так станут петь почти все исполнители, а Эдит Пиаф выведет данный стиль на уровень высокого искусства.
Пойдя по стопам дяди, юный Луи также начал карьеру артистом мюзик-холла. Серьезное ранение в ногу во время войны 1914–1918 годов в конечном итоге заставило Лепле отказаться от артистической деятельности, но он не порвал с «ночным миром». На улице Фабур-Монмартр, в подвале «Палас» – сначала популярный мюзик-холл, затем кинотеатр, в 1970–1980-е годы это заведение превратилось в модный ночной клуб – предприимчивый парижанин открыл свое первое кабаре. Все деньги, заработанные в «Палас», Лепле удачно вложил в заведение на Елисейских полях – так в городе появился один из первых кабаре-ресторанов, предназначенных исключительно для зажиточной публики[30]30
Бутылка шампанского в кабаре «Жерни’c» стоила 100 франков. Для сравнения: комната, которую Эдит и Момон снимали в районе Пигаль, обходилась девушкам в 75 франков в неделю.
[Закрыть].
Можно ли предположить, что Эдит с самого начала поняла, что встреча с Лепле изменит всю ее жизнь? Скорее всего, нет. Потому что, отправившись в назначенный день на прослушивание в «Жерни’c», певица умудрилась опоздать на несколько часов. Быть может, она всю ночь отмечала знаменательное событие и просто забыла проснуться, чтобы пойти на встречу? Возможно, не восприняла предложение Лепле всерьез? Или же молодая женщина боялась встретиться лицом к лицу с неизведанным миром? Как бы то ни было, в конце концов она появилась на улице Пьер-Шаррон, где в сопровождении срочно вызванного пианиста кабаре Жана Юремереля исполнила перед Лепле те песни, что обычно пела на улице: «Nini peau d’chien» («Нини Собачья Шкура») Аристида Брюана, «La valse brune» («Сумеречный вальс») Жоржа Вилляра и Жоржа Крие и «Les Mômes de cloche» («Нищие девчонки») на музыку Винсана Скотто.
Любопытно, что все песни, кроме последней, были довольно старыми, написанными тридцать лет назад. Представьте себе, что в наши дни дебютант вышел бы на сцену с композициями, звучавшими в 1960-х годах. Но в ту далекую эпоху, когда жизнь подчинялась более медленным ритмам, многие песенные хиты долго не выходили из моды, ведь они описывали существующую реальность, поднимали животрепещущие социальные проблемы. Так, в композиции «Nini peau d’chien» рассказывается о проститутке из района Бастилии. Это очень веселая песня, представляющая проституцию как почти обыденное явление для девушки из пригорода Парижа:
Quand elle était petite,
Le soir elle allait
À Sainte-Marguerite
Où c’qu’elle désalait
Maintenant qu’elle est grande
Elle marche le soir
Avec ceux de la bande
De Richard-Lenoir.
Когда она была маленькой,
Она каждый вечер шла
К святой Маргарите,
Это ее очищало.
Теперь, когда она стала взрослой,
Она каждый вечер шагает
С парнями из банды
Из Ришар-Ленуара.
Созданный в 1909 году «La valse brune» в поэтической форме («C’est la valse brune / Des chevaliers de la lune…» – «Это сумеречный вальс / Рыцари луны») фактически описывает ограбление, которое совершается под прикрытием сумерек.
Quand le rôdeur dans la nuit part en chasse
Et qu’à la gorge il saisit un passant
Les bons amis pour que tout bruit s’efface
Non loin de lui chantent en s’enlaçant
Tandis qu’il pille un logis magnifique…
Когда ночью грабитель выходит на охоту
И когда хватает за горло прохожего,
Его добрые друзья, чтобы заглушить любой шум,
Поют поблизости, обнимаясь,
Пока он грабит роскошное жилище…
Песня «Les Mômes de cloche», значительно более драматичная по содержанию, – шлягер начала 1930-х годов – представляется написанной (слова Декажа) специально для Эдит и ей подобных:
Sur les boulevards dans les faubourgs
On les voit traîner par centaines
Leurs guêtres sales et leurs amours…
C’est nous les mômes, les mômes de la cloche
Clochards qui s’en vont sans un rond en poche
C’est nous les paumées, les purées d’paumées
Qui sommes aimées un soir n’importe où…
На бульварах в пригородах
Их можно увидеть сотнями,
Они бредут в грязных гетрах, со своими страстями…
Это мы, девчонки, нищие девчонки,
Бродяжки без гроша в кармане,
Отбросы общества, жалкие отбросы,
Вечерами с нами занимаются любовью где угодно…
Как тут не вспомнить социальную среду, из которой вышли Эдит и Момон, представительницы люмпен-пролетариата, не имеющего ничего общего с настоящим рабочим классом! «Пиаф принадлежала миру нищих, – с полным правом скажет в дальнейшем Рене Рузо, автор “La goualante du pauvre Jean”. – Она не знала, что такое пролетариат. Она уважала его, но в то же время боялась». Эта принадлежность к миру маргиналов, граничащему с миром преступным, объясняет полное равнодушие Пиаф к любым социальным движениям, которые уже в следующем году поспособствуют приходу к власти партии Народного фронта. Безразличная к сражениям пролетариата, чьи надежды на лучшую долю зачатую связывались с желанием достичь среднего уровня жизни мелкой буржуазии, Эдит совершенно не стремилась подняться по социальной лестнице. Как и бóльшая часть ей подобных, уличная певица была уверена, что обречена на веки вечные оставаться в «своем болоте» или же вырываться наверх лишь благодаря неким исключительным личным качествам. Ситуация, сравнимая с той, в которой оказался небольшой процент чернокожих американцев, сумевших выбраться из нищеты, занимаясь музыкой или спортом. Именно она объясняет отношение Пиаф к деньгам. Уже став звездой, Эдит будет получать огромные гонорары, но никогда не воспользуется этими средствами, чтобы приобрести недвижимость или предметы роскоши. Менталитет парвеню будет ей чужд. Вместо того чтобы копить богатство, она предпочтет прожигать жизнь, не экономя ни денег, ни собственных сил.
Во время прослушивания, организованного для Эдит, Лепле еще раз убедился, что наткнулся на незаурядный талант. Ее голос не только пробирал до костей, выворачивал слушателей наизнанку, но казался голосом дикого животного. Внешне Эдит также разительно отличалась от «гламурных» певиц, выступавших в дорогих кабаре на Елисейских полях. Следовательно, владелец «Жерни’c», если он, конечно, хотел добиться успеха, должен был подобрать для своей протеже особую публику, должен был создать образ не столько чувственный, сколько чарующий. Но сначала он обязан был выбрать для Эдит псевдоним, который бы как никакой другой соответствовал ее внешности. Увидев молодую женщину впервые, Лепле сразу же подумал о хрупкой птичке, вынужденной петь ради пропитания. О маленьком парижском воробье. Жаль, что этот псевдоним уже использовала малышка Муано[31]31
От фр. moineau – «воробей». (Примеч. пер.)
[Закрыть]. Лепле принялся искать синоним. Пиаф! Вот как будут звать певицу. Эдит Пиаф? Нет, пока еще рано. И так как Эдит еще могла похвастаться кругленькой детской мордашкой, импресарио решил окрестить ее «Малышка Пиаф».
Осталось самое простое: подобрать сценический костюм для восходящей звезды. Нелепо и смешно было наряжать девушку в одежды женщины-вамп. Следовало сыграть на простоте. Рискуя впасть в мизерабилизм, Лепле настоял, чтобы его подопечная выступала в своем наряде уличной певицы. Узкая черная юбочка и облегающий пуловер. Молодая женщина, которая посвящала бóльшую часть своего свободного времени вязанию, – это увлечение Пиаф пронесет через всю жизнь – как раз заканчивала новую кофточку. Некоторые биографы утверждали, что Эдит не успела закончить работу к выступлению и потому вышла на сцену в пуловере без одного рукава, прикрыв обнаженную руку шалью или даже скатертью. Что это – правдивая история или же речь идет об очередном мифе, придуманном a posteriori для «приукрашивания» жизни Пиаф? Мы никогда не узнаем истины. Тем более что впоследствии сама певица сделает все возможное, чтобы никто и никогда не догадался о некоторых деталях ее биографии.
После нескольких репетиций пришло время выпускать Малышку Пиаф на «арену». 24 октября, в вечер премьеры, зал «Жерни’c» почтили своим присутствием весьма влиятельные особы: знаменитый «воздушный скиталец», летчик Жан Мермоз, журналисты Жозеф Кессель и Филипп Эриа, певец Морис Шевалье со своей подругой Иветт Валле. Можно ли думать, что все эти известные люди пришли в тот день в кабаре совершенно случайно, или же Лепле, словно опытный пресс-секретарь, озаботился тем, чтобы разослать приглашения гостям, дабы познакомить их со своим новым «аттракционом»? Сам факт, что среди зрителей оказался и Марсель Блёстейн-Бланше, будущий глава крупнейшей рекламной фирмы «Publicis», на тот момент директор радиостанции «Radio-Cité», заставляет нас склоняться ко второму предположению.
Клиенты «Жерни’c» как раз заканчивали ужин, когда слово взял сам хозяин заведения. Он рассказал присутствующим, как несколькими днями ранее познакомился на улице с молоденькой нищенкой, чей голос его потряс. Лепле подобрал самые проникновенные слова. Всего несколькими фразами он описал удивление, которое ждет публику, возможно, гости даже будут смущены: они встретятся с полным отсутствием профессионализма заявленной певицы, ведь она не умеет держать себя на сцене. Но импресарио с ловкостью превратил недостаток Пиаф в достоинство. Заинтригованные и подготовленные Лепле, зрители поверили, что им выпало счастье пережить редчайшие мгновения в жизни.
В полной тишине, столь необычной для шумного кабаре, на сцену вышла Малышка Пиаф. Не говоря ни слова, не глядя на посетителей, она начала петь, словно в забытье. И вот первая песня закончилась. Лепле зааплодировал, сначала тихо, затем все громче и громче, заставляя зал разразиться овациями. «Однако у этой малышки неординарные данные!» – воскликнул истинный знаток искусства Морис Шевалье. Девушка, удерживая внимание зрителей, тут же приступила к исполнению следующих композиций из своего уличного репертуара. Лепле одержал победу. И, конечно же, Малышка тоже. После окончания сольного выступления Мермоз пригласил певицу за свой столик и преподнес ей букет. Никогда ранее ни один мужчина не дарил Пиаф цветов. Всего за один вечер жизнь Эдит Гассион изменилась самым кардинальным образом.
Следующий день стал днем двух судьбоносных встреч. Сначала Эдит познакомилась с Жаком Буржеа, эрудитом и поэтом, который станет одним из самых близких друзей певицы и ее доверенным лицом. С 1936 по 1963 год Пиаф и этот сдержанный мужчина, который был много старше ее, вели постоянную переписку. Сто пятьдесят писем Пиаф, порой растянувшихся на десятки страниц, Буржеа завещает Национальной библиотеке Франции. В этих письмах Пиаф предстанет светлой и сентиментальной женщиной, всегда стремившейся к знаниям, отчетливо осознававшей, сколь огромные пробелы в собственном образовании ей необходимо заполнить.
Какой бы фурор ни произвела Эдит в «Жерни’c», широкая публика пока еще ничего не знала о новом даровании. Для того чтобы охватить слушателя, Лепле необходимо было заручиться поддержкой средств массовой информации. И, без сомнения, предупрежденный Марселем Блёстейн-Бланше, 25 октября в «Жерни’c» приехал Жак Канетти, радиоведущий «Radio-Cité». Журналист мечтал взглянуть на «маленькое чудо» Лепле. И вот уже в воскресенье 26 октября Малышка Пиаф впервые спела на волнах «Radio-Cité»; после ее выступления в студию поступили десятки телефонных звонков, каждый хотел узнать, кому принадлежит поразительный голос. Эдит пела на радио ближайшие двенадцать воскресений.
Дальше события развивались стремительно. В последующие недели толпы любопытствующих и журналистов осаждали «Жерни’c», чтобы насладиться пением юной волшебницы. В ноябре в газете «Le Petit Parisien» вышла статья, озаглавленная «Певица, проживающая свои песни», она была посвящена Малышке Пиаф. «Представьте себе бледное, почти мертвенно-белое лицо, – восторгался журналист, – которое меж тем иногда озаряется лукавством мальчишки Пульбо[32]32
Фрациск Пульбо – французский художник, иллюстратор, плакатист. Прежде всего известен рисунками детей, изображенных на фоне достопримечательностей Парижа. (Примеч. пер.)
[Закрыть], представьте тонкий абрис носа, век, легкую синеву вокруг уже уставших глаз – в них чувствуется тайное, едва заметное, а потому волнующее благородство. Малышка Пиаф облачена в плохонькую кофточку и совсем простое платье; она не может сделать ни единого жеста, а яркий свет прожекторов пугает ее, она даже не умеет кланяться, на самом деле она ничего не умеет… Но она поет… Эта девушка, явившаяся с улицы, дарит своим уличным же песням пронзительную, горькую и даже чуть ядовитую поэтику, ту поэтику, которой наполнил свои уличные романы Карко[33]33
Франсис Карко – французский писатель XX века. В своих романах описывает жизнь парижских проституток, воров, апашей и др. (Примеч. пер.)
[Закрыть]. Так и представляешь ее мокрую, продрогшую, заледеневшую, стоящую под моросящим дождем, который заливает тротуары и в пелене которого скользят пугающие силуэты».
В не менее хвалебной статье, появившейся в другой газете, Пьер де Ренье попытался в самых лирических терминах описать исключительные свойства голоса Пиаф: «И еще этот голос, голос холодный, голос цвета устриц, что выставлены в мокрых корзинах у входа в бистро, этот непостижимый, хриплый и звучный голос, такой обычный и в то же время совершенно уникальный… Этот влажный, простуженный, еще детский, но уже лишенный надежды голос пробирает вас до костей, неумолимо заставляет вас в ту секунду, когда вы просто не способны думать, сопереживать самым дурацким словам самых глупых и самых известных песен».
Логическим продолжением этого триумфального шествия стала запись первой грампластинки Пиаф. 18 декабря 1935 года Эдит отправилась в студию фирмы «Polydor», расположенную в XIII парижском округе, на бульваре Де ля Гар, дом 67. Художественное руководство записи осуществлял Жак Канетти. Среди четырех песен, исполненных Пиаф в тот день, конечно же, фигурировала ставшая культовой и крайне символичная композиция «Les «Mômes de cloche» (еще одно название «Enfants de la cloche» – «Нищие дети»). Вторая песня с диска, «L’Étranger» («Чужестранец»), музыку к которой написали аккордеонист Жюэль и Маргерит Монно, станет, как «Mon légionnaire», и любимейшей композицией Пиаф, певица будет исполнять ее на протяжении всей карьеры. Почитающий каноны реалистической песни, автор текста Малерон описывает в ней недолговечную любовь героини с заезжим моряком:
J’ai rêvé de l’étranger
Et le coeur tout dérangé
Par les cigarettes
Par l’alcool et le cafard
Son souvenir chaque soir
M’a tourné la tête.
Mais on dit que près du port
On a repêché le corps
D’un gars de marine
Qui par l’amour délaissé
Ne trouva pour le bercer
Que la mer câline.
Il avait un regard très doux
Il s’en allait je ne sais où.
Я мечтала о чужеземце,
И сердце, растревоженное
Сигаретами,
Алкоголем и глухой тоской,
Воспоминанием о нем каждый вечер
Кружило мне голову.
Но говорят, что около порта
Выловили тело
Парня-моряка,
Который, разочаровавшись в любви,
Нашел свою колыбель
В ласковом море.
У него был такой нежный взгляд,
Он ушел, я не знаю куда.
Еще две песни, «Mon apéro» («Мой аперитив») и «La Java de Cézigue», напоминают о сценах в дешевых бистро и о танцах под волынку, их яркие персонажи описаны в стилистике пригородов с использованием местного жаргона:
Et j’me sens pas du tout pour gambiller
Ah! oui, mais quand c’est l’p’tit Cézigue
En bras de chemise qui fait l’zigue…
И я чувствую себя неспособной плясать.
Ах! да, но когда этот малыш Сегиз
Улыбается, скинув пиджак…
Еще никогда карьера какой-либо певицы не складывалась столь быстро, ведь уже в том же месяце Эдит появилась в фильме Жана де Лимюра «La garçonne» (дословно «Пацанка»; фильм снят по книге Виктора Маргерита. В нашей стране название этого произведения переводили как «Женщина-холостяк» или «Холостячка») вместе с известными актрисами Мари Белль и Арлетти. В этой киноленте Пиаф исполнила песню Луи Потера и Жана Виене, затрагивающую скандальную тему привыкания к «искусственному раю»:
Je sais…
Que sous la drogue lentement
D’extase en extase suprême
Je m’approche implacablement
Du sombre asile des déments
J’en prends quand meme…
Я знаю…
И медленно, под действием наркотиков,
От экстаза к высшему экстазу,
Я неумолимо приближаюсь
К мрачному приюту сумасшедших,
И все-таки я их принимаю…
Знакомясь со студиями звукозаписи и киностудиями, Эдит, тем не менее, каждый вечер продолжала петь в «Жерни’c». Между ней и тем, кого она называла «папа Лепле», установились доверительные и нежные отношения, сотканные из взаимной привязанности и любви к музыке. Играя одновременно роль отца и Пигмалиона, владелец кабаре ненавязчиво «управлял» карьерой своей подопечной. Он отвез ее к модному кутюрье в дом «Tout Main», чтобы певице сшили новый сценический костюм: маленькое черное платье с небольшим округлым вырезом, которому звезда останется верна всю жизнь, даже если и будет обращаться к таким знаменитым модельерам, как Кристиан Диор и Жак Эстерэль. Лепле также уговорил протеже навестить музыкальных издателей, чтобы они помогли Эдит сформировать свой неповторимый репертуар. Именно здесь Пиаф несколькими месяцами позже познакомится с неким Раймоном Ассо. Как и он в дальнейшем, Лепле требовал от Воробышка постоянного внимания к работе и дисциплины. Эдит пыталась следовать советам наставника, хотя на практике ей это не всегда удавалось, о чем свидетельствует Симон Берто: «В “Жерни’c” она зарабатывала по пятьдесят франков в день. Она не ложилась раньше трех часов утра. Развлекалась на Пигале. От пятидесяти франков не оставалось ничего… И тогда она выходила на улицу, что Лепле категорически не приветствовал…»[34]34
«Simone Berteaut parle de Piaf» («Симон Берто рассказывает о Пиаф»), передача «Dim, Dam, Dom», 1969 год.
[Закрыть]
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?