Текст книги "Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого"

Когда летом 1311 г. возникла необходимость послать во Фландрию представителей короля для переговоров с Робертом Бетюнским и Людовиком Неверским, выбор в первую очередь пал на Ангеррана де Мариньи, и вместе с ним исполнять эту миссию отправились маршал Жан де Гре, Пьер де Галар, Арпен д'Аркери и Жерар де Куртон. Фанк-Брентано посчитал, что на этот выбор повлияли тесные отношения Людовика Неверского с Луи де Мариньи.[1173]1173
  Ibid.


[Закрыть] Нельзя отрицать, что в неких обстоятельствах Луи мог бы повлиять на избрание своего отца, чему, впрочем, нет никаких доказательств. В любом случае, совершенно неправдоподобно звучит предположение о том, что ролью самого первого плана, которую Ангерран сыграл в 1311 г., он был обязан своему в то время шестнадцати– или восемнадцатилетнему сыну, чье имя никогда не появлялось ни в одном документе, относящемся к внешней или внутренней политике государства. Назначение Ангеррана объясняется, будучи единственно логичным, тем, что на протяжении трех лет он приобретал все больший и больший вес в отношениях с Фландрией или в политике Франции в фламандских вопросах, а также возраставшим благоволением к нему короля.

Представители французской стороны, проводившие переговоры, и в особенности Мариньи, были облечены широчайшими полномочиями, судя по протоколу встречи между Людовиком Неверским и Мариньи, составленному примерно в августе 1311 г.[1174]1174
  Arch, du Nord, В 225, Godefroy 4770; ed. Funck-Brentano, op. cit., p. 586–587, en note; далее, с. 233.


[Закрыть] Королевский камергер предложил графу Неверскому несколько вариантов: уступить Фландрию королю в обмен на обширный пэрский фьеф в бальяжах Буржа и Санса, который примкнул бы, таким образом, к Неверской и Ретельской областям; назначить Фландрию в приданое своей дочери Жанне, которая вышла бы замуж за Филиппа д'Эвре; даровать графство своему сыну Людовику (Неверскому), который женился бы на сестре Филиппа. Все три предложения, третье из которых было гораздо менее дерзким, чем два предыдущие, были отклонены. Потерпев поражение, Мариньи отнюдь не отчаялся. Он возобновил переговоры в Турне и стал просить меньших уступок. Но эти попытки уже являются для нас свидетельством того, какую свободу действий король предоставлял своему советнику, который, помимо этого, обладал достаточными полномочиями для того, Чтобы произвести оценку и предложить Людовику Неверскому в качестве фьефа ренту с земли в 10000 ливров.[1175]1175
  Фанк-Брентано посчитал, что Мариньи предоставил 40 000 турских ливров ренты: это соображение он основывал на фразе: «и все эти двадцать тысяч, как те, что будут выплачены с земли, так и те, что будут платить из казны». Это, напротив, означает, что было всего 20 000 турских ливров, доказательством чему служит и предыдущая фраза: «двадцать тысяч турских ливров, десять тысяч из которых будут выплачиваться с земли… и десять тысяч из королевской казны»; Funck-Brentano, op. cit… p. 586–588.


[Закрыть] Далее мы увидим, что у него также была возможность продлевать на свое усмотрение срок перемирия между Фландрией и Эно; кроме того, у него на руках находились "четыре акта, но он использовал из них лишь тот, который показался ему подходящим.[1176]1176
  Arch, nat., JJ 42 A, № 141 à 144, f. 124 r.


[Закрыть]

Мариньи должен был вернуться во Францию, чтобы отчитаться в своих действиях во время переговоров. Действительно, он находился во Фландрии в начале августа, доказательством чему является поездка к нему посланника Маго д'Артуа;[1177]1177
  1311 г., 10 августа; Форталье, слуга графини, подтвердил, что ему выплатили обещанные деньги за поездку из Артуа во Фландрию к Мариньи: Arch, du Pas-de-Calais, A 286, № 34.


[Закрыть] в любом случае, он совершенно точно находился подле короля в Сент-Уане, когда Филипп Красивый принимал решение о продлении срока перемирия между Фландрией и Эно[1178]1178
  1311 г., 15 августа; в нотариально заверенном протоколе; Arch, nat. J 559. № 12.


[Закрыть] и вручил своим посланникам бумаги с поручениями,[1179]1179
  1311 г., 20 августа; id., Arch, nat., J 559. № 14.


[Закрыть] поскольку в августе, и именно в Сент-Уане, он составил приказ о вознаграждении двух служащих отеля.[1180]1180
  Arch. nat., JJ 46, № 81. i. 61 r„et № 126, f. 77 r.


[Закрыть] После этого он вновь уехал во Фландрию.

Как мы уже сказали, членами делегации являлись Мариньи, Жан де Гре, Пьер де Галар, Арпен д'Аркери и Жерар де Куртон. Одна легенда гласит, что руководителем миссии был Карл Валуа, и когда Мариньи, вытеснив его, возглавил проведение переговоров, брат короля воспылал к нему всем известной ненавистью. Жозеф Пти, занимавшийся исследованием истории Карла Валуа, утверждает, что он «являлся главой» дипломатической миссии в Турне,[1181]1181
  J. Petit, Charles de Valois, p. 135.


[Закрыть] ссылаясь на строчку из творения Жиля Ле Мюизи.[1182]1182
  «Граф де Валуа, посланный господином королем» («Comes de Valois missus a domino Rege»); éd. H. Lemaitre, p. 79.


[Закрыть] Это не более чем легенда. Карл Валуа действительно был в то время в Турне, но как частное лицо, так как хотел встретиться с Людовиком Неверским по личному делу: старший сын графа Неверского, Людовик, женился в 1308 г, на Изабелле Валуа, дочери Карла, и Карл пообещал ему помочь в выплате 10000 ливров ренты, к которой обязывал Людовика Атиский договор, дав ему по доверенности на имя короля 6000 ливров в качестве приданого Изабеллы, и оказать ему военную поддержку в случае войны, но не против короля.[1183]1183
  J. Petit, op. cit., p. 134.


[Закрыть] Вполне возможно, что граф Валуа приехал в Турне именно по этим причинам. Но, в любом случае, без всяких сомнений, король не направлял Карла Валуа в Турне,[1184]1184
  Его имя не фигурировало в верительной грамоте от 20 августа.


[Закрыть] он не руководил никакой миссией и не принимал участия в дипломатических переговорах. Упомянув о Карле Валуа, Ле Мюизи недвусмысленно заявляет, что главой французской миссии был Ангерран де Мариньи, которого король отправил и от своего имени наделил широчайшими полномочиями,[1185]1185
  «Господин Ангерран де Мариньи, посланный господином королем вместо себя и наделенный от его имени всеми королевскими полномочиями» («Dominus Ingel-randus de Maregni, missus etiam a domino Rege, loco ejus et tamquam Rex, habens omnimodum potestatem ab eodem»); G. Le Muisit, éd. H. Lemaitre, p, 79.


[Закрыть] тогда как «Хроника Турне» называет Мариньи «наместником короля в этом деле»,[1186]1186
  Fr. Funck-Brentano, chronique artésienne et chronique tournaisienne, p. 94.


[Закрыть] а в счетах города Ипра упоминается о том, как со всей страны люди отправились в Турне, «чтобы встретиться с монсеньором де Мариньи».[1187]1187
  Ed. G. des Marez et E. de Sagher, t. I, p. 355–356.


[Закрыть] Что же касается выражений, в которых составлены нотариально заверенные протоколы конференции 13 сентября 1311 г., они отличаются такой же точностью: Мариньи говорил от своего имени и от имени своих коллег, отправленных королем во Фландрию вместе с ним.[1188]1188
  «Благородный муж господин Ангерран де Мариньи, рыцарь знаменитейшего короля Франции и камергер (sic), выступал от своего имени и от имени своих коллег, которых король от своего имени направил во Фландрию»; Arch, nat., J 559. № 14.


[Закрыть] Он был столь высокопоставленным лицом в этой делегации, что даже приказывал зачитывать грамоты комиссии, а не читал их самостоятельно.[1189]1189
  «Приказал зачитывать публично» («In publico legi fecit»); ibid.


[Закрыть]

Приезд Ангеррана в Турне был обставлен необыкновенно пышно, и нельзя отрицать возможности того, что приехавший туда как частное лицо Карл Валуа был этим очень раздосадован. Городские власти ехали перед камергером, которого сопровождали, как короля,[1190]1190
  «Как короля» («Slcut Rex»); G. Le Muisit, toc. cit.


[Закрыть] многочисленные сержанты и оруженосцы, а также целая свита, состоявшая, по всей видимости, из его коллег и их прислуги. Как по случаю королевского визита, в его честь была объявлена амнистия осужденным на ссылку и изгнание. Он остановился в замке Брюй, близ Турне, и каждый день приезжал в замок Турне верхом на коне в сопровождении целого кортежа всадников.[1191]1191
  Согласно Le Muisit, loc. cit.


[Закрыть]

Все так же по свидетельству Ле Мюизи, Мариньи вел долгие беседы с епископами Камбре и Арраса, но об этих встречах нам ничего не известно.

Роберт Бетюнский и Людовик Неверский приехали в то же время и провели с представителями городов и короля совещание, основное заседание которого состоялось 13 сентября.[1192]1192
  «Они говорили в Турне с мессиром Ангерраном де Мариньи»; Chron. tourn, loc. cit. – «И они долго между собой говорили о войне» («et fuit inter eos grande parlamentum super querris»); G. Le Muisit, loc. cit. – Нотариально заверенный протокол, 1311 г., 13 сентября; Arch, nat., J 559, № 12 et № 14; второй документ, свидетельствующий о напряженности в отношениях между королем и графом. издан Фанк-Брентано; Funck-Brentano, op. cit., p. 594–596.


[Закрыть] Хотя мы располагаем сведениями только об этом заседании, его, безусловно, предваряли, вероятно, менее торжественные встречи, которые, впрочем, проходили в гораздо более деловой обстановке. Согласно протоколу заседания, состоявшегося 13-го числа, на нем действительно обсуждали мирный договор в том виде, каким его утвердили ранее и изложили в серии документов, которые несколькими днями ранее зачитали перед народом.[1193]1193
  «Грамоты, которые несколькими днями ранее громко и членораздельно зачитали публично» («In litteris que, quadam die noviter précédente, eis fuerant ad plenum et alta et intellegibili voce exposite»); Arch. nat… J 559. № 14.


[Закрыть]

Официальное завершение переговоров состоялось 13 сентября в полдень, в доме метра Дюрана, каноника и казначея церкви Турне. Там присутствовали Мариньи и его коллеги, представлявшие короля, Созе де Буссор и некоторые другие рыцари, замещавшие графа Эно, и лично Роберт Бетюнский со своим братом Жаном Намюрским, сыном Людовиком Неверским, знатью и представителями фламандских городов. Срок перемирия между Фландрией и Эно истекал 31 августа, и король наделил Мариньи полномочиями продлить его; таким образом, положившись на его авторитет, обе стороны сошлись на предложенной им дате – празднике Святого Иоанна в 1312 г. Нужно заметить, что, покидая королевский двор, Ангерран увез с собой во Фландрию четыре абсолютно одинаково составленные грамоты, в которых говорилось о продолжении срока перемирия вплоть до 15 сентября, 30 сентября, 31 октября и, наконец, до 30 ноября текущего 1311 г.[1194]1194
  Эти четыре грамоты относились, несомненно, к 15 августа, поскольку о них сохранилось упоминание в регистре JJ 42 A. fol. 1–4 г между 13 и 22 августа 1311 г.


[Закрыть] Он посчитал целесообразным озвучить в Турне третий из этих документов:[1195]1195
  Его содержание отражено в протоколе; Arch. nat… J 559, № 12.


[Закрыть] закончив продолжительную речь, с которой он обратился к довольно многочисленной аудитории,[1196]1196
  «Там было очень много знатных и простых людей, сидевших по рядам»; Chronique toumaisienne, éd. Funck-Brentano, p. 94.


[Закрыть] Ангерран приказал зачитать указ короля Франции, согласно которому срок перемирия продлевался вплоть до 31 октября. Затем он вновь взял слово и добавил, что соблюдение перемирия являлось обязательным и что он сам и его коллеги будут рассматривать все жалобы на нарушителей.[1197]1197
  «И он добавил для указанных сторон, что если одна из сторон пожалуется на то. что в условиях данного перемирия другая сторона нарушит данные условия, он и его коллеги охотно обе стороны выслушают и сделают все, что подскажет им разум» («Et significavit 'partibus predictis quod si pars aliqua de aliquo vellet conqurrri quod in dictis treugis per aliam partem in dictafum treugarum prejudicium contra earn factum esset, quod ipse ejusque e-ollege eas libenter audireut et facerent quod ratio suaderet»); Arch. nat… J 559, № 12.


[Закрыть]

Уладить второе дело было гораздо сложнее; речь шла о соблюдении мирного договора между королем и графом Фландрии. В этой связи мы располагаем двумя цитатами с заседания 13 сентября: одна, очень краткая, взята из протокола,[1198]1198
  Arch. nat., J 559. № 14; éd. Funck-Brentano. Philippe le Bel… p. 594–596.


[Закрыть] другая, более подробная, из рассказа о заседании 15 октября, во время которого королевские приближенные вспоминали о том, что произошло месяцем раньше.[1199]1199
  Arch du Nord. В 225. Godefroy 4794.


[Закрыть] Мы объединим эти два свидетельства, чтобы показать то, что в действительности происходило на заседании.

Поскольку граф согласился с тем, что в качестве третейского судьи выступал король, шла подготовка к подписанию соглашения, как вдруг Людовик Неверский заявил протест от своего имени и у от имени отца, утверждая, что Мариньи нельзя доверять, что он собирался оставить спорные земли графу Эно, как сообщил сир де Сен-Венан. Мариньи на это возразил, что в таком случае король не предложил бы себя в качестве третейского судьи; затем он вкратце напомнил о событиях, произошедших до этого заседания. Он рассказал о войне, переложив ответственность за ее начало на плечи Ги де Дампьерра и его сыновей, и обосновал законность союза короля Франции с графом Эно – того союза, факт заключения которого Роберт Бетюнский использовал, чтобы поставить под сомнение выбор короля в качестве посредника и его добрые намерения.

«Сир граф, – сказал Мариньи,[1200]1200
  Мы предпочли привести здесь текст оригинала в прекрасном переводе Фанк-Брентамо; op. cit… p. 597–598. Тем не менее все это – слова нотариуса, а не Мариньи.


[Закрыть] – вы не должны ничуть удивляться заключению союза между королем и графом Эно, который они и их наследники считают союзом против монсеньора Ги, вашего отца, и его детей. Ведь монсеньор Га, ваш. отец, принеся оммаж и поклявшись в верности королю Франции, чьим вассалом он был за графство Фландрии, без какой бы то ни было на то причины и без всякого неправого суда или ущерба своим правам со стороны короля, заключил союз против короля и вступил в сговор с королем Англии, который в то время являлся врагом Франции и находился в состоянии войны с ней, и принял его в королевстве,[1201]1201
  Принял его на земле, вассальной короне.


[Закрыть] на земле Фландрии, и оказал помощь и содействие королю Англии, а также многим другим, которые открыто и юридически были врагами и воевали против упомянутого короля Франции.

И после этого этот монсеньор Ги, ваш отец, через некоего аббата, ставшего его посланником, передал королю открытое письмо, скрепленное его собственной печатью, в котором заявил, что полностью отказывается от верности и от подданства королю Франции, чего он никак не мог сделать, поскольку силой, подняв мятеж, удерживал в своем владении фьеф и земли Фландрии; но в глазах короля он лишился доверия, которое ранее испытывал к нему король как к своему вассалу, и поэтому король стал оказывать помощь и всевозможное содействие графу Эно, и вступил с ним в союз, чтобы подавить мятеж, поднятый вашим отцом, который направлял все вышеуказанные действия также и против его детей; да будет известно вам, сир граф, при том что вы явились вместе с вашим отцом основным зачинщиком смуты, и вашим братьям, которые также участвовали в этих делах и находили их удобными для себя, что вам не следует удивляться тому, что король вступил в подобный союз, поскольку если он это сделал, он нашел это правильным и справедливым, как сказано выше».

Затем, обратившись ко времени проведения предварительных переговоров о мире, Мариньи процитировал те формулировки договора, которые звучали на протяжении всего предыдущего обсуждения этого вопроса. Ранее до него дошли слова Роберта Бетюнского о том, что король применял к нему «довольно суровые меры»,[1202]1202
  «По поводу услышанного им о том, что данный граф жаловался на своей земле на то, что король, как он говорил, применял к нему довольно суровые меры»: Arch, du Nord, В 225, Godefroy 4794.


[Закрыть] и поэтому Ангерран добавил, что мир заключался на вполне приемлемых для всех условиях и что король уже продемонстрировал свое милосердие:

«Сир граф, ни вы, ни ваш сын, граф Неверский, не должны упоминать о каких бы то ни было действиях короля без должного уважения или с упреком, и даже давать случай народу в это верить, поскольку ни вы, ни кто-либо другой не может сказать, что король не добр и не лоялен. К тому же он оказал вам столько милостей, за которые вы должны быть ему безмерно благодарны, а не упрекать его; ведь когда вы и ваш отец, и другие дети находились в тюрьме за измену, и он мог в полном согласии с законом лишить вас головы или как-нибудь по-другому отомстить вам, особенно если бы он таил злобу на вас, ваших братьев и ваших людей в то время, когда вы находились в заключении, но он избрал путь закона и справедливости, которого вы чуждались, даже имея перед глазами пример истинного милосердия и стремления к справедливости. Он усмирил желание оставить графство Фландрии в своем домене, причем не многие богатые люди согласились бы выпустить из рук подобные владения, обладая на них правами, выпустил вас из тюрьмы, вновь принял у вас клятву верности и оммаж, позволил вам обосноваться во Франции на такой прекрасной территории, какой является графство Фландрии, только лишь его собственной милостью, при том что вы не имели на него никакого права; есть ли где-нибудь государь любезнее короля Франции, который так милосердно с вами обошелся, и как удивительно, что вы упрекаете короля, при том что вы ни в коем случае не должны были бы его упрекать, поскольку должны понимать, что он, если и не жизнь, то состояние и земли передал вам единственно лишь собственной милостью».

После этого Мариньи призвал фламандцев уважать принятый ими самими договор, который они поклялись защищать. Его перебили оба графа. Роберт Бетюнский возразил, что он находился в тюрьме не по своей воле и тем более не как преступник, как сказал Мариньи. Людовик Неверский высказался гораздо более резко, поставив под сомнение то, что королевский камергер выступал как официальное лицо:

«Он предположил, что заявление сеньора де Мариньи не соответствовало тому, что хотел бы передать и думал сам король».

Мариньи ответил, что ни в коем случае не откажется от своих слов и что сможет в качестве доказательства продемонстрировать графу королевские грамоты; Роберт Бетюнский поставил под сомнение их подлинность, на что Мариньи заявил, что не считаться с их существованием невозможно:

«Король и его совет – это не канцлер ваш»![1203]1203
  Arch, du Nord. В 225. Godefroy 4794


[Закрыть]

Представители городов, утомленные этими бесконечными спорами, заявили, что примут условия этого мира, несмотря на то что они очень тяжелы. Мариньи, не сложивший оружия, вновь взял слово и ответил:

«…что условия мирного договора не тяжелы, а снисходительны и милосердны, и так должно казаться всем из этой страны, учитывая то, сколько зла они причинили».

Затем, в ответ на возражение Людовика Неверского, он уверил всех в том,

«…что сказанные им слова он произнес от имени короля, а не Ангеррана де Мариньи, и что в намерения короля как раз входило передать именно эти слова, поскольку они являются чистой правдой».

Чтобы подтвердить свои полномочия, он заставил громко и членораздельно зачитать верительные грамоты, составленные 20 июня, согласно которым он и его коллеги были направлены во Фландрию с целью добиться исполнения и дальнейшего соблюдения условий мирного договора, причем король предписывал графу, своей семье, всем лицам знатного происхождения и городским общинам повиноваться им как ему самому.[1204]1204
  Arch, nat., J 559, № 14; Funck-Brentano, Philippe le Bel…, p 594–595.


[Закрыть] В заключение он сказал, что фламандцы все же должны согласиться соблюдать условия этого договора. Роберт Бетюнский и Людовик Неверский дали обещания, на что Мариньи, желая оставить за собой последнее слово, заявил, что одних, слов недостаточно и что он надеялся в дальнейшем увидеть эти обещания на бумаге.[1205]1205
  «Слов недостаточно к вашему удовлетворению, нужен акт» («Quod ad eorum complementum verba non sufficiebat sed effectus»); Arch, hat., J 559. № 14.


[Закрыть] На этом совещание закончилось.

Чем был занят Ангерран между 13 сентября и 14 октября, когда он уже оказался в Турне? Поскольку, по всей видимости, он не возвращался в Париж, он, естественно, ездил по Фландрии. Он отправился в Дуэ и подготовил там соглашение, о котором мы упомянем чуть позже, так как, на наш взгляд, учитывая, что король заверил его в Лилле 18 октября, вряд ли тщательная подготовка столь важного документа могла занять менее двух дней. К тому же это соглашение, по выражению короля, которое он употребил в одном из писем, было детищем Мариньи, Жана де Гре, Арпена д'Аркери, Галара и Куртона,[1206]1206
  Arch, nat., JJ 46, № 130, f. 78 г.


[Закрыть] то есть всех тех, кто присутствовал в Турне 13 сентября. Было бы странно, если бы после 15 октября к ним не присоединились также и остальные королевские советники.

Затем Мариньи и его коллеги вернулись в Турне, где к ним присоединились Филипп Красивый, Гоше де Шатильон, Гильом де Ногаре и Рауль де Прель. Графа Фландрии попросили присутствовать на заседании 14 октября. Но он не появился. Пятнадцатого октября прибыл гонец: оба графа, Роберт Бетюнский и Людовик Неверский, находились на расстоянии четырех лье от места назначения, но отказывались ехать дальше без охранной грамоты.

Несмотря на присутствие короля, коннетабля и хранителя печати, этой проблемой занялся Мариньи. Он выслал графу Фландрии охранную грамоту, запечатанную его личной печатью, включив в текст этого документа доказательство того, что король наделил его такими полномочиями:

«Сеньор де Мариньи отправил ему эту сопроводительную грамоту, включив в ее текст данное королем подтверждение его полномочиям».[1207]1207
  Arch du Nord. В 225, Godefroy 4794.


[Закрыть]

Есть искушение расценить эту 'подробность как достаточно важный и интригующий факт, который мог бы зародить сомнения по поводу истинности протокола, впрочем, вполне правдоподобного. Мог ли королевский камергер, хотя и по приказу короля, но от собственного имени предоставить охранную грамоту пэру Франции? Тем не менее приходится допустить такую возможность – и, таким образом, признать невероятное могущество Ангеррана, – поскольку мы обнаружили охранную грамоту, абсолютно идентичную той, которая упоминается в протоколе, выданную 14 сентября некоему горожанину Брюгге.[1208]1208
  Оригинал. печать сильно повреждена, Arch, générales du royaume de Belgique. Trésor des chartes de Flandree. № 2250. см. Cartulaire, actes, № 6.


[Закрыть] В этом документе, адресованном Ангерраном всем судьям королевства, с печатью на простом шнурке содержался текст королевского приказа от 20 августа, согласно которому Мариньи получал

«…все полномочия, власть и специальное указание предоставлять охранные грамоты… всем тем, кто проживает на землях графства Фландрии… чтобы они могли приехать к нему и к другим посланникам, чтобы говорить с ними, обсуждать нужные вопросы и заниматься другими делами с ним и с теми, кто вместе с ним были посланы, со всеми вместе или с каждым по отдельности, согласно пожеланиям Ангеррана…»

Обладая возможностью вызвать кого угодно на свое усмотрение, вполне вероятно, и, поскольку об этом свидетельствуют данные протокола, даже очевидно, что Мариньи отправил эти грамоты, в сопровождении двух сержантов, Роберту Бетюнскому и Людовику Неверскому.[1209]1209
  Arch, du Nord, В 225, Godefroy 4794.


[Закрыть]

Поскольку графы не прибыли, коннетабль, который руководил проведением встречи, поскольку король был болен, начал переговоры с присутствовавшими представителями городов и знати, «при большом скоплении доброго люда». В число выступавших тогда «людей нашего сеньора короля» Мариньи, без сомнения, не входил, так как нотариусу было известно его имя и, несомненно, он упомянул бы его; этих ораторов он, по всей видимости, не знал. Они рассказали о недавно произошедших событиях: о мнимой ссоре Роберта Бетюнского и Людовика Неверского, с целью ввести в заблуждение Мариньи и его коллег, которые

«…благоразумно сознавая, какой вред могла нанести графу, его сыну и всей Фландрии эта ссора…»

постарались примирить их; короля предложили в качестве посредника, и граф Эно согласился с этим, хотя и не являлся королевским вассалом, потому что

«…гораздо хуже было бы, если бы пэр Франции, вассал короля за графство Фландрию, который каждодневно находил короля не только хранителем его прав, но милостивым и снисходительным к нему, отказался бы принять посредничество короля…»

– представители городов и даже советники графа поддерживали выбор короля в качестве третейского судьи, но Роберт все равно действовал «по своему разумению». Нетрудно заметить, что высказывания «королевских людей» во многом совпали со словами Мариньи, который, конечно же, принимал действенное участие в составлении их речи.

Затем был зачитан текст обращения, с которым Мариньи обратился к аудитории 13 сентября, и коннетабль Гоше де Шатильон «сказал, что эти слова очень понравились королю». Это и было ответом на сомнения Людовика Неверского.

Вслед за этим присутствующих, наконец, оповестили о том, что Роберт Бетюнский и Людовик Неверский вызваны к королю, и после объяснения причин того, почему их присутствие было желательно, представителям городов, которые того потребовали, предъявили копию вызова с королевской печатью. Цель этого была ясна: обнародовать претензии короля к графу и факт неявки последнего. Также им предъявили копии ордонанса, запрещающего ношение оружия и частные войны.

Под конец заседания 15 октября для представителей коммун разъяснили понятие суверенной власти короля и то, какие преимущества они могли получить, подчинившись ей. Они:

«…были обязаны суверенной и правовой защитой королю, поскольку если самый бедный житель Фландрии, пострадавший от графа, жаловался королю, король всенепременно призывал графа к порядку и к праву, а если он не желал подчиниться, король и все его королевство боролись с ним, в случае необходимости, с оружием в руках».[1210]1210
  Archives du Nord, В 225, Godeiroy 4794.


[Закрыть]

Эти слова неизвестного оратора, безусловно, прозвучали из уст Мариньи. Мы так полагаем вместе с Фанк-Брентано.[1211]1211
  Philippe le Bel en Flandre, p. 602.


[Закрыть] Искусство убеждать, которым, по свидетельствам хронистов, обладал Ангерран, практичный смысл, отличавший всю его политическую деятельность, – все это нашло отражение в этом выступлении: король обещал горожанам, которых многое отдаляло от графа, творить правосудие, не останавливаться ни перед чем, чтобы сдержать свое слово и защитить их права. Экономическая выгода побуждала их на заключение мирного договора; в этом им препятствовал один лишь граф. За недостаточную лояльность по отношению к королю ему бы полагалось такое же наказание, как любому другому подданному, такое же, какое прежде претерпели герцог Нормандии и граф Тулузский. А граф Неверский за соблюдение мирного договора поручился своими земельными владениями; он разорвал договор, и земли оказались в руках у короля… Тот человек, который написал эту последнюю, обращенную к фламандцам речь, и тот, кто составил воззвание, оглашенное Мариньи перед жителями Парижа 1 августа 1314 г., – одно и то же лицо.

Графа тогда вызвали в Париж 3 февраля 1312 г., чтобы с его помощью уладить разногласия по поводу арбитража между Фландрией и Эно. Поскольку король в то время был болен, пригласить графа решил Мариньи, выславший королевский вызов на 29 ноября,[1212]1212
  1311 г., 15 октября. – Турне; Bibl. nat., Mél. Colbert 347, № 72.


[Закрыть] а также его копию, заверенную королем, которая была обнародована 5 октября в Крее.[1213]1213
  1311 г., 15 октября. – Турне; Archives communales de Gand, charte № 273.


[Закрыть]

Мы уже упоминали о том, что в промежутке между двумя заседаниями в Турне королевские посланники ездили по французской Фландрии, верша по пути справедливый суд, о чем свидетельствует прошение о помиловании, составленное Мариньи в Лилле практически сразу после заседания 15 октября, но все же по окончании расследования, во время которого искали подтверждение невиновности предполагаемого убийцы, Жана Ле Неве.[1214]1214
  Arch, nat, JJ 46,№ 129, f. 78 r.


[Закрыть]

Но в Дуэ они действовали особенно любопытным образом. Жителей поделили на два лагеря, в зависимости от того, на чьей стороне они были во время войны, и жизнь в городе практически остановилась. Действуя в качестве посредника, Мариньи вынудил представителей обоих лагерей прийти к согласию и полностью преобразовал городскую администрацию. Конечно же, к заключению согласия приложили руку и все остальные королевские посланники. Но даже то, как сформулированы сами королевские грамоты от 18 октября 1311 г., является доказательством тому, что главную роль в этом деле сыграл Мариньи:

«Это соглашение было заключено с помощью Ангеррана, сеньора де Мариньи, нашего камергера, Жана де Гре, маршала, Арпена д'Аркери, хлебодара, Пьера де Галара, командира арбалетчиков Франции, рыцаря, и мэтра Жирара де Куртона, парижского каноника, нашего писца, наших возлюбленных и верных посланников, направленных нами во Фландрию, то есть трудами Ангеррана и его компаньонов».[1215]1215
  1311 г., 18 октября. – Лилль; or. sc. Arch, munie, de Douai. AA 17; copies: Arch, munie, de Douai, AA 84, f. 6 v.; Arch. nat… JJ 46, № 130, f. 78 r. 79 г.; éd.: Ordonnances…, t. XI, p. 423–425; P. Clément, Trois «(rames… p. 353–355. с неправильно указанной датой и источником (декабрь; J J 46,N» 150).


[Закрыть]

Мариньи основал временный совет эшевенов, включавший в себя представителей обоих лагерей, для руководства городом вплоть до 29 сентября 1312 г.[1216]1216
  Соглашение, возможно, было заключено 29 сентября 1311 г.


[Закрыть] К этому моменту совет должны были преобразовать в соответствии с одной из статей обычного права, то есть по системе кооптации, утвержденной хартией Феррана в 1228 г.[1217]1217
  G. Espinas, Les finances de la commune de Douât, p. 30, 33–40 et 73


[Закрыть]Таким образом, прежде всего это была миротворческая, посредническая мера, принятие которой должно было несколько успокоить сторонников графа, но и вместе с тем ободрить тех, кто поддерживал короля. Их присутствие в совете должно было уменьшить[1218]1218
  Фанк-Брентано проанализировал ее состав; Funek-Brentano, op. cit., p. 605.


[Закрыть] злоупотребления.

Творение Мариньи имело отношение по большей части к области финансов, что, впрочем, неудивительно. «Ордонанс 1311 г… – это в первую очередь финансовый документ», справедливо заметил Эспина.[1219]1219
  G. Espinas, op. cit… p. 84 et 87–88.


[Закрыть] Прежде всего необходимо было упорядочить систему городских финансов путем преобразования муниципальной системы, в частности, поровну распределив налоговые повинности между всеми жителями города. Довольно значительный долг поделили поровну между двумя партиями, исключая возмещение военных издержек, которые вменялись фламандскому лагерю, то есть тем из него, кто остался в Дуэ. Для руководства городским финансовым ведомством была организована комиссия из шестнадцати человек, состав которой подлежал обновлению каждый год; первоначально в нее вошли восемь человек с каждой стороны, которые впоследствии должны были назвать своих преемников. В их обязанности входило контролировать поступления в муниципальную казну и их расходование, распределять налоги и хранить городскую печать. Во избежание злоупотреблений со стороны эшевенов они должны были отчитываться в своих действиях членам комиссии.

Желая усмирить брожение умов и увеличить благосостояние города, Мариньи тем не менее не забывал о своем служении королю: отождествляя интересы города с государственной выгодой, он, по выражению Жоржа Эспина, «объединил город и взял его под опеку».

Мы засвидетельствовали то, как с 1308 по 1311 г. возрастало влияние Мариньи во фламандской политике. Мы видели, как он использовал свою все возрастающую осведомленность для того, чтобы обрести право голоса во время обсуждений и переговоров, относившихся к проблемам Фландрии. Но в течение 1311 г. произошло несколько событий, значимость которых мы хотели бы подчеркнуть, подводя итог нашим рассуждениям. Прежде всего в 1311 г Мариньи превратился из личного советника короля по фламандским вопросам в его официального «наместника»; отныне он не просто оказывал влияние на королевскую политику, он отправился приводить ее в исполнение, управляя этим процессом на местах; в частности, он стал появляться среди фламандцев.

До сих пор его деятельность заключалась в составлении документов, исполнении поручений и в частных переговорах при папском дворе. В 1311 г. он открыто предстал перед графом, знатью и представителями городов. Мариньи не удовлетворился произнесением бесконечных речей перед толпой, чем с 1302 г. занимался Плезиан; наделенный широчайшими полномочиями, он начал переговоры с графом Фландрии и его сыном. Он даже преобразовал от имени короля целый город, назначив в нем эшевенов.

Упомянутый на первом месте в тех нескольких документах, где он был назван не один, – нотариусом ли, местным ли хронистом, Людовиком Неверским или Филиппом Красивым, – наделенный достаточными полномочиями для того, чтобы вызывать в суд кого угодно и вести переговоры так, как он считал нужным, Мариньи 1311 г действительно стал настоящим министром по фламандским вопросам.