Текст книги "Мимси Покет и дети без имени"

Голова Мимси свесилась на бок. Девочка уснула.

Разбудил её грохот колёс.

Мимси Покет понадобилась доля секунды, чтобы прийти в себя. Судя по звуку, приближалась повозка. Приглушённо стучали копыта, и железные колёса с тихим скрежетом разрезали корку подмороженного снега.

Сердце подскочило у Мимси в груди. Оборотни! Они вернулись. На то самое место, которое указал Янош.

Улочку, где остановилась повозка, отделяла от Мимси кладбищенская стена. Подхватив берет, свалившийся на дно ниши, она выбралась наружу и бесшумно соскочила на землю. И всё-таки недостаточно тихо: с голых деревьев, громко хлопая крыльями и бешено каркая, взметнулась целая туча птиц.

Мимси чертыхнулась. Эти тупые вороны что, вообще никогда не спят? Её ведь запросто обнаружат, если вокруг будет такая суета! Она замерла на месте, навострив уши и сжимая рукоятку ножа, который всегда носила с собой.

Повозка приближалась. Медленно, стараясь ступать так, чтобы снег не скрипел под ногами, девочка подошла к выходу.

Было темно хоть глаз выколи. Тусклая луна дрожала между деревьев, больше похожая на отражение в воде. Её слабого света хватало, чтобы видеть, куда поставить ногу и не напороться на кованые прутья, торчавшие тут и там из земли, подобно зубьям капкана.

Кровь стучала в висках. По лбу лился пот, несмотря на зверский холод, от которого слезились глаза.

Кладбищенские ворота были приоткрыты. Затаив дыхание, Мимси прижалась к одному из столбов и осторожно выглянула на улицу.

Сначала она увидела лошадь. Огромный конь першеронской породы[3]3
  Першерон – порода лошадей, выведенная во Франции в начале XIX века специально для работ, требующих выносливости и силы.


[Закрыть], страшно пышущий паром, тащил повозку – нечто вроде чёрной тюремной кареты с зарешеченным окном. Мимси встречала такие на улицах Нижнего города.

Только эта повозка совершенно точно не принадлежала городской администрации. Кучера на козлах не было, и от этого карета казалась призраком.

Тут Мимси заметила человека, который, сидя на корточках позади лошади, внимательно изучал её копыта.

– Тихо, тихо, красавица, – приговаривал он.

Когда тот вернулся на козлы, девочка смогла как следует его разглядеть. Простое крестьянское лицо, сапоги и традиционный кучерской армяк.

– Ещё один, и возвращаемся, – буркнул он, когда лошадь дёрнулась с места.

Мимси следовало бы услышать в этих словах угрозу.

Но на узкой улочке, освещённой тусклой луной, не было никого, кроме мирного извозчика и лошади, монотонно качающей головой. Ни одной живой души.

Где же оборотни?

Когда она услышала очередной всплеск взлетевших с деревьев ворон, было слишком поздно.

– Ни с места, детка, – произнёс голос, от которого у неё похолодела кровь.

Мимси едва успела обернуться. Все трое стояли у неё за спиной. Те же самые охотники, что и вчера, с боевыми тростями и в длинных меховых шубах. Они знали, где надо искать, и захватили её с тыла, прижав к решётке ворот.

– На этот раз не убежишь, милая, – объявил человек в шапке, сдвинутой на затылок.

В ту же секунду ей на плечи упала сетка, утяжелённая свинцовыми грузами. Мимси попыталась вырваться, выхватить нож, но только ещё больше запуталась.

Она упала на колени, рыча и размахивая руками.

– Заставила ты нас побегать, ничего не скажешь, – ухмыльнулся самый мелкий, нагнувшись к ней.

Зря он это. Резким ударом ноги она сломала ему нос.

Оборотень взвыл, из ноздрей фонтаном хлынула кровь. Мимси попыталась перекатиться на бок, но получила удар сапогом по рёбрам, и от боли у неё перехватило дыхание.

– Ах ты паршивка! Ну, подожди…

С перекошенным от злобы лицом человек с сигарой замахнулся. Главарь не успел вмешаться. Свинцовый набалдашник трости опустился Мимси прямо на висок.

Это был страшный удар – ей показалось, у неё взорвался череп.

«Янош, – успела подумать она, прежде чем провалиться в беспамятство. – Он меня продал…»

Шум вороньих крыльев затих, на старом кладбище вновь воцарилась тишина.

Маленькая фигурка на снегу не шевелилась.

– Ты убил её, ненормальный! – прогремел главный.

Яростно взмахнув тростью, он снёс голову одному из гипсовых ангелов.

– Чёрная Дама спасибо тебе за это не скажет, Раф.

Мелкий со сломанным носом стоял в стороне, прерывисто дыша.

Третий человек тихонько ткнул неподвижное тело ногой.

– Да живая она, – сказал он. – Эти уличные твари – народ живучий!

Вожак поморщился и провёл пальцем по шраму, который тянулся поперёк его лица.

– Бросьте её к остальным. Мы и так потеряли уйму времени.

Кучер, неподвижно сидевший на козлах, услышав глухой удар, с которым в повозку кинули тело, слегка подскочил и возмутился:

– Эй, полегче!

Сплюнув в снег слюну от жевательного табака, он обратился к лошади:

– Ну, красавица, слыхала? Можешь радоваться: в последний раз едем с этими упырями.

Глава шестая

– Делегация Западной Сильвании ждёт нас, ваше величество, – произнёс полковник Блиц, протягивая юному правителю портфель с договором – Прочтёте документ ещё раз?

Великий герцог мотнул головой. Он только успел расположиться в келье, выделенной ему отцом-настоятелем, и ему, видимо, не терпелось как можно скорее покончить с делами.

– Хочу вас предупредить: премьер-министр Западной Сильвании – очень несговорчивый человек. Не позволяйте ему…

– Я готов, – перебил великий герцог. – Пойдёмте.

Брат Грегориус ожидал их, чтобы проводить в трапезную, где будет происходить церемония подписания.

Магнус ничего не смыслил в политике, ему, честно говоря, было на неё совершенно плевать. Но он видел портреты премьер-министра Западной Сильвании в газетах и слышал, что о нём говорят: амбициозный человек, способный заживо сожрать врагов. Да и друзей, если это сулит выгоду.

Он возглавлял страну в пять раз крупнее Сильвании и давно мечтал поглотить своего крошечного, но богатого соседа, возродив таким образом Великую Сильванию, существовавшую в давние времена. Правителем этого возрождённого государства стал бы, естественно, он сам.

Только Свену Мартенсону с его удивительным даром убеждения удалось вытянуть из премьер-министра этот договор, который закреплял за каждой страной её границы и наконец, после долгих лет натянутых отношений и бесконечных стычек, утверждал мир между двумя государствами.

«Сможет ли великий герцог противостоять этому человеку?» – с тревогой думал Магнус, когда их делегация направлялась в трапезную.

Премьер-министр, повернувшись спиной ко входу, что-то вполголоса обсуждал со своими советниками: один, в круглых очках, был его личным секретарём, а второй, в военной форме, – адъютантом, этот обменялся с полковником Блицем недобрым взглядом.

По обоим концам длинного стола горели свечи и лежали кожаные папки и чернильницы.

Премьер-министр двинулся навстречу великому герцогу.

– Ваше величество! Рад вас видеть!

– Господин премьер-министр, – тихо поприветствовал его Никлас.

Голос его внезапно прозвучал совершенно бесцветно, и сам он тоже показался вдруг очень бледным.

Проигнорировав протянутую ему руку, глава Западной Сильвании выпрямился во весь рост и выпятил грудь, так что великому герцогу приходилось вытягивать шею, чтобы смотреть ему в глаза.

– Как вы выросли, ваше величество! – воскликнул премьер. – Ещё немного, и станете точной копией вашего отца, великого герцога Атаназа. Вам ведь уже двенадцать, да?

– С половиной, господин премьер-министр…

– С половиной? Простите! Это ведь и в самом деле огромная разница.

Личный секретарь и адъютант прыснули от смеха, а правитель Сильвании стал пунцово-красным.

– Подарок, ваше величество, – шепнул полковник Блиц, протягивая ему пакет.

– Ах да, подарок…

Жестом, который получился, пожалуй, немного чересчур церемонным, Никлас протянул премьер-министру длинный футляр из красного дерева. Внутри лежала фарфоровая курительная трубка, украшенная тонким голубым узором.

– Это коллекционная вещь, – объяснил великий герцог. – Она принадлежала нашей семье, и…

Премьер-министр перебил его.

– Благодарю, ваше величество. А вот – для вас, от народа Западной Сильвании.

Магнус стоял немного позади, заложив руки за спину. Увидев содержимое пакета, который развернул великий герцог, он почувствовал, что бледнеет.

В пакете оказалась коробка, где лежало картонное поле и раскрашенные деревянные фигурки.

– Это… это игра «Гуси-гуси»? – произнёс великий герцог.

– Надеемся, она вас позабавит, ваше величество. А главное – отразит глубину уважения, которое мы к вам испытываем.

Магнус увидел, как от нанесённого оскорбления напряглось всё тело полковника Блица. Никлас несколько секунд хранил молчание, после чего наконец произнёс чуть дрогнувшим голосом:

– Это… это очень хороший подарок, господин премьер-министр. Возможно, вы даже будете так любезны, что сыграете со мной?

Политик приподнял бровь.

– Сыграю с вами?

– Всего одну партию. Пожалуйста.

– Что ж, с удовольствием. Попозже, если… Ну, если будет время…

– Нет, сейчас!

– Сейчас?

Великий герцог уже освободил место на столе и раскладывал игральное поле.

– Доставьте мне удовольствие, – упрашивал он. – Так редко доводится поиграть в игры моего возраста. Вы же не откажете, правда?

Полковник Блиц попытался вмешаться.

– Ваше величество, это не самый подходящий…

– А если я требую? – Никлас вдруг топнул ногой. – Если мне немедленно захотелось поиграть, кто посмеет мне запретить?

Он повернулся к премьер-министру.

– Я дам вам пять клеток форы, договорились? А потом, слушайте: если вы выиграете, я уступлю вам область Гроск. Допишем этот пункт в договор, была не была!

– Ваше величество, – запротестовал полковник Блиц. – Вы не можете…

– Позвольте, – перебил премьер-министр. – Почему бы и нет?

Он украдкой переглянулся со своими советниками.

– Если великому герцогу так угодно, зачем отказывать? В конце концов, времени у нас сколько угодно. Область Гроск, говорите? – переспросил он, потирая руки.

– Ваше величество, это невозможно! – воскликнул полковник. – Только не Гроск! Это одна из самых богатых угольных областей Сильвании!

– Которая принадлежит мне, полковник, и я вправе распоряжаться ею, как захочу.

Великий герцог, глухой к увещеваниям, уселся за стол и принялся расставлять фигурки.

– Принесите мне, что ли, какую-нибудь подушку, я не достаю до стола. Господин премьер-министр, вы не против играть красной фишкой?

Магнус был в панике. Что за муха укусила великого герцога? Церемония превращалась в унизительный цирк.

Он нагнулся к уху Никласа.

– Очень вас прошу, ваше величество. Я сыграю с вами в поезде, завтра. Или, если хотите, сегодня вечером, перед сном.

– Нет, я хочу сыграть с премьер-министром, – упорствовал юный правитель. – Пять клеток форы, да? Но предупреждаю: я прекрасный стратег!

– Я в этом не сомневаюсь, ваше величество, – произнёс премьер-министр, растянув губы в притворной улыбке, и сел за стол напротив великого герцога. – А что вы получите от меня, если выиграете?

– Конечно, выиграю, можете не сомневаться! – воскликнул тот и как будто бы ненадолго задумался. – Как насчёт продления нашего мирного договора на десять дополнительных лет?

Идёт?

– Ваше величество! – снова взмолился полковник Блиц.

– По рукам! – ухмыльнулся премьер-министр, довольный несоизмеримостью ставок. – Десять дополнительных лет мира.

– А как насчёт пятнадцати? – предложил Никлас.

– Ну хорошо, пусть будет пятнадцать.

– Договорились. Приступим к игре!

И вот, взгромоздившись на толстую книгу и возбуждённо болтая ногами, великий герцог погремел игральными костями у себя над ухом и швырнул их на стол.

«Гуси-гуси» – это старинная игра-ходилка с полем из шестидесяти трёх клеток.

Благодаря форе премьер-министр быстро вырвался вперёд. Как ни подгонял себя великий герцог, выкрикивая вслух подбадривающие слова, как ни стучал кулаком от досады, его фишка совсем не продвигалась: она то проваливалась в яму, то попадала в лабиринт, то пропускала ход, то отправлялась на несколько клеток назад.

Сгрудившись вокруг стола, обе делегации в тишине и смятении следили за этим странным спектаклем: премьер-министр сражается в игру «Гуси-гуси» с ребёнком-правителем, который из чистого каприза только что поставил на карту добрую четверть своей страны.

Даже брат Грегориус – и тот подошёл ближе, чтобы своими глазами увидеть поражение юного герцога.

Тем временем Никлас, красный от возбуждения, бесконечно дул себе на ладонь, прежде чем бросить кости. Магнус зажмурился. Он не хотел на это смотреть.

– Ну что ж, ваше величество, – с триумфом произнёс премьер-министр. – Боюсь, ваш проигрыш уже очевиден.

Его фишка почти дошла до финиша: четыре клетки, и он победит.

– Не совсем, – лихорадочно воскликнул великий герцог. – Я ещё могу вас обогнать. Давайте, если я выиграю, вы продлите мир на пятьдесят лет! Уговор?

– Да пожалуйста, пусть пятьдесят, – весело согласился противник. – Все свидетели. Я так понимаю, сейчас ваш ход.

Вот тут-то и произошло чудо. Три раза подряд великий герцог попадал на клетку с гусём, которая означала повторный ход.

Публика не дыша следила за игрой и не могла поверить собственным глазам.

Быстро наверстав упущенное и догнав премьер-министра, великий герцог бросил кости в последний раз. Выпали тройка и единица.

– Четыре! – объявил он и звонко хлопнул фишкой о последнее поле. – Это называется победа на финише! Я же вам говорил, что я классный стратег, господин премьер-министр?

Полковник Блиц издал протяжный вздох облегчения, а Магнус, нарушая все правила протокола, вскинул руки над головой и заорал во всё горло:

– Победа! Да здравствует великий герцог!

В лагере болельщиков премьер-министра царило оцепенение.

Сам проигравший сидел, вытаращив глаза и не издавая ни звука, – казалось, его сразила вражеская пуля.

– Вы были правы, господин премьер-министр, – сказал Никлас, спокойно застёгивая пуговицы на парадном камзоле. – Я действительно пока что всего лишь ребёнок. Но вам бы следовало знать, что нельзя пытаться обыграть ребёнка на его собственной территории.

Он достал из портфеля свой экземпляр договора.

– Что ж, нужно внести небольшую поправку в текст соглашения, и можно подписывать.

– Поздравляю, ваше величество! – воскликнул Магнус, который только сейчас понял, в чём состоял манёвр великого герцога.

Полковник, который испытывал те же чувства, толкнул Магнуса локтем в бок, напоминая о необходимости соблюдать приличия.

– Ваше величество, ведь это была всего лишь шутка… – бормотал представитель Западной Сильвании. – Розыгрыш! Его нельзя воспринимать всерьёз.

– Брат Грегориус – беспристрастный свидетель, – сказал Никлас. – Он слышал ваши обещания. Вы же не собираетесь взять их обратно в его присутствии?

Все повернулись к монаху, и тот едва заметно кивнул головой, подтверждая справедливость слов правителя Сильвании. Премьер-министр, разбитый и подавленный, вынужден был приступить к церемонии подписания.

В документ внесли поправку и в атмосфере обиды и вражды начали подписывать мирный договор.

Одной партией детской игры великий герцог добился для своей крошечной Сильвании пятидесяти дополнительных лет мира.

И – верх унижения – премьер-министру пришлось ещё и позировать для официального снимка, который собиралась опубликовать ежедневная газета, выходящая в обеих странах.

Снимок сделал его личный секретарь при помощи огромного фотоаппарата с гармошкой.

На этом снимке лидер Западной Сильвании стоит стиснув зубы, воротничок на его вздувшейся шее вот-вот лопнет, а он тем временем пожимает руку великому герцогу. Возможно, это из-за ослепившей его фотовспышки он скривил такую физиономию? Выглядел он как директор школы, вынужденный вручать награду за отличное поведение отъявленному хулигану.

Когда с фотографией было покончено, премьер-министр повернулся к адъютанту.

– Мы уезжаем, – рявкнул он. – Предупредите людей: мы покидаем Смолдно немедленно.

– Но уже поздно, там совершенно темно…

– Разбирайте бивак и отправляйтесь растапливать паровоз. И чтобы мои вещи тоже немедленно были собраны, ясно?

– Вы разве не останетесь? – любезно осведомился Никлас. – Отец-настоятель будет огорчён, если вы откажетесь от его гостеприимства.

– Срочные дела, – процедил премьер-министр и принялся поторапливать секретаря. – Ну, чего ждёте? Идите за моим чемоданом!

Через несколько минут делегация Западной Сильвании в сопровождении брата Грегориуса покинула монастырь, даже не дождавшись отца-настоятеля, чтобы сообщить ему о своём отъезде.

– Не очень красивая игра, – заметил Магнус, глядя, как они уходят. – А вот победа ваша была красивой, ваше величество! Миссия выполнена!

– Ты так думаешь? – спросил государь, прикусив губу. – Никогда не следует унижать противника, Магнус.

– Сами виноваты! Теперь не увидят сокровища монастыря.

– Сокровища?

– Ну, помните, ваше величество: отец-настоятель обещал показать. Но только после ужина. Не знаю, как у вас, но у меня от всех этих приключений разыгрался зверский аппетит!

Глава седьмая

Придя в себя, Мимси увидела обеспокоенные лица, склонившиеся над ней.

– Она открыла глаза!

Мимси хотела сесть и выпрямиться, но голову пронзила такая жгучая боль, что она застонала.

– Больно?

– Отодвинься! Не видишь, ты ей дышать мешаешь?

Голова Мимси покоилась на коленях маленькой девочки. Другая гладила ей щёку прохладной ладошкой.

– Не шевелись. Лежи спокойно, ладно?

Мимси заворчала, откинула одеяло, которым была укрыта, и опять попыталась подняться. Новый приступ боли заставил её поморщиться.

Она ощупала забинтованный лоб и внезапно всё вспомнила: кладбище, оборотней, удар тростью.

– То есть ты всё-таки не мёртвая? Здорово ты нас напугала, – заметил большой парень, сидевший на скамеечке напротив Мимси.

Его сосед поправил кожаную повязку, закрывавшую правый глаз.

– Нам и без того здесь тесно… – проговорил он.

Другой врезал ему кулаком.

– Мы уж подумали, они тебя намертво вырубили. Всю ночь провалялась в отключке.

– Ничего… – буркнула Мимси. – Не сахарная.

– Значит, не такая уж ты и крутая, раз тебя тоже поймали!

– Заткнись, Братч, – оборвал Каль. – Не видишь, она бледная как стена? Не самое подходящее время докапываться до человека.

– Ну да, иногда, значит, и таким, как она, может достаться! – ухмыльнулся Одноглазый.

Его единственный глаз украшал синяк, а скула Каля распухла и светилась жёлтым цветом. Видно, не только Мимси доблестно сражалась за свою шкуру.

Она забилась в дальний угол скамейки. Повозка тащилась по дороге с нестерпимым скрипом и тряской, и каждый толчок Мимси ощущала как удар молотком прямо в мозг.

Пётр Беглый храпел у них под ногами, растянувшись прямо на полу.

Все здесь, с облегчением убедилась Мимси. Вся их небольшая компания с портового склада.

– Пить хочешь?

Мимси жадно отхлебнула из фляги, протянутой одной из девчонок. Вторая, воспользовавшись случаем, положила свою кудрявую головку Мимси на плечо.

– Мне было страшно. Я думала, уже никогда тебя не увижу.

Мимси состроила возмущённую гримасу.

– Светлячок, ты правда думала, что я могу тебя бросить?

– А меня? – спросила вторая, дёргая Мимси за китель.

– И тебя, Букашка.

– Куда они нас везут? Хоть ты-то знаешь?

– Оставьте её в покое, – приказал Большой Каль, оттаскивая сестёр от Мимси.

В ту же секунду прозвучала громкая команда, и повозка остановилась.

Дверь открылась, и за ней показалась красная физиономия кучера, обмотанная шарфом, затвердевшим от мороза.

Малышки инстинктивно прижались к Большому Калю.

– Не бойтесь, барышни-красавицы. Толстяк Берг вас не съест.

У него за спиной спрыгивали на землю оборотни. Их лошади выглядели замёрзшими, даже ресницы у них обледенели и топорщились.

– Можете выходить, – сказал кучер. – Надо дать лошадкам отдых. Да и вам, верно, хочется размять кости, не так, что ли?

Все продолжали сидеть как сидели, только щурились на яркий утренний свет:

– Да мы ещё даже не доехали, малышня! Эй! Что ты делаешь?

Мимси вдруг выскочила из повозки, как чёртик из коробочки.

Но всё же скорости оказалось маловато: извозчик поймал её на лету и прижимал к себе до тех пор, пока она не перестала брыкаться и не повисла у него в руках.

Оборотни и бровью не повели.

– Куда это ты собралась, красавица? – благодушно спросил кучер, усаживая её на подножку.

Он обвёл рукой вокруг: бескрайние поля, снег повсюду, насколько хватает глаз, унылый пейзаж, по которому ветер швыряет направо и налево облака снежной пыли.

– Видишь, тут вокруг ничего нет! Замёрзнешь быстрее, чем стебель герани! В повозке вам хотя бы тепло друг с дружкой. Чёрная Дама нам головы оторвёт, если с тобой что случится!

– Заткнись, Берг, – приказал главный из оборотней. – Слишком много болтаешь. Тащи еду.

– Мы не выйдем, пока вы нам не скажете, куда нас везёте, – пригрозил Большой Каль.

Оборотень пожал плечами.

– Дело ваше.

– Э! Я вообще-то голодный! – возмутился Пётр.

Он к этому времени уже проснулся и ошалело таращился на Мимси.

– А ты что здесь делаешь? Кто это тебя так отделал?

Тут обе малышки стали дергать Каля за рукав и многозначительно указывать глазами куда-то в сторону.

– А, понятно, – вздохнул он. – Только далеко не отходите.

Все выбрались друг за другом из повозки, с трудом разгибая затёкшие ноги и дыша на ладони, чтобы хоть немного их согреть, а малышки нырнули в канаву – подальше от чужих глаз. Потом кучер раздал еду, и они перекусили, сидя на карточках за повозкой, чтобы спрятаться от ветра.

Конвоиры разожгли слабый огонь, на котором дымился кофе, и разрешили пленникам ходить туда-сюда в своё удовольствие.

Кучер был прав. В этих пустынных местах далеко не убежишь. Единственное, что могло их спасти, – это повозка и лошади, если бы удалось завладеть ими. У них не хватит сил противостоять четверым взрослым мужчинам, призналась себе Мимси: сама она была сейчас настолько слаба, что едва держалась на ногах.

– Держи, твоя шапка, – сказала одна из малышек, протягивая Мимси берет.

Сломанной брошки не было. Мимси испугалась, что потеряла её в драке на кладбище. Но тут увидела, что девчушка пристегнула украшение себе на грудь. Возвращать брошку Мимси она ни за что не хотела.

– Я тебе найду другую, ещё красивее, – пообещала Мимси. – Это амулет, понимаешь?

– Ага, тебе он очень помог, – ехидно заметил Братч.

В ответ на всеобщие уговоры она рассказала о своих приключениях – начиная со встречи с оборотнями на мосту до сцены на кладбище.

– Да ладно, правда, что ли, ты ему врезала ногой? – веселился Пётр.

Петра, жизнерадостного и беззаботного мальчишку со стрижкой-ёжиком, эта история страшно развеселила.

– Я просто защищалась.

Человек с сигарой – тот, который звался Раф, – издали смотрел на Мимси. Его нос таким затейливым образом искривился и распух, что глаза стали косить.

«Этого негодяя надо особенно остерегаться», – подумала Мимси, вгрызаясь в твёрдую галету. Когда она жевала, каждое усилие отзывалось во всех костях черепа, но девочка так проголодалась, что была готова разгрызть хоть камень.

– Мы не заметили, как они подъехали, – начал, в свою очередь, рассказывать Большой Каль. – Они там у нас в берлоге не всё переломали?

– Почти всё.

– До сегодняшнего утра они держали нас в подвале, будто ждали чего-то, а потом загнали в повозку и повезли.

– Мимси – вот чего они ждали. Им нужно было забрать и её тоже, чтобы она не разболтала о том, что случилось у нас на складе.

– Теперь, когда она здесь… – прошептал Большой Каль, наклонившись к остальным. – Убегаем либо все вместе, либо вообще не убегаем, уговор?

– Уговор.

– Тот, кто думает только о своей шкуре, – пустое место!

И в подтверждение своих слов он плюнул в снег.

Братч подпрыгнул и отскочил в сторону.

– Э! Можно не на мои ботинки? Урод!

– Одноглазый, ты согласен?

– Не зови меня так. Конечно, согласен, что я, больной, что ли?

И, чтобы скрепить уговор, все по очереди тоже плюнули в снег.

* * *

Они ехали так ещё три дня.

По оценке Каля, умевшего ориентироваться по солнцу, двигались они на восток. Повозка катила вдали от больших дорог и селений. Считанные разы проезжали они через уединённые хуторки, где за ними увязывались лающие собаки, которых оборотни отгоняли ударами боевых тростей.

Дни тянулись мучительно долго, ехать в повозке было неудобно. Конвоиры явно спешили и всё прибавляли скорость, молча сменяя друг друга во главе охраны.

Толстяк Берг как мог подбадривал детей. Особенно маленьких девочек, которых называл барышнями-красавицами. Сёстры Каля нежно полюбили старую кобылу, тащившую повозку. Во время остановок они поили её и помогали обтирать соломой. Иногда Берг брал малышек с собой на козлы. Укутав их пледом, он вручал им поводья, и они по очереди правили упряжкой, а здоровяк хохотал над тем, как они прикрикивают на лошадь и смешно цокают языком.

Одноглазого Братча всё это приводило в бешенство. Он вообще был склонен к внезапным приступам гнева. Никто не знал, каким образом мальчик лишился глаза. Тёмные волосы, падающие на впалые щёки, и замшевая полоска, перечёркивающая лицо, делали его внешность какой-то скособоченной – казалось, он всё время повёрнут к вам боком.

– Чё-то я не понимаю, Каль, – говорил он. – Этот толстяк Берг – он с кем, с ними или с нами?

– Не беспокойся, малышки в безопасности. Если бы нам хотели причинить вред, нас бы не стали тащить в такую даль. Как думаешь, Одноглазый?

Каль, самый старший из всей компании, был у них главным. Его слушались. Ему едва исполнилось семнадцать, но забота о младших сёстрах заставила его повзрослеть раньше обычного.

– Я предупреждал: не зови меня так.

– А разве у тебя не один глаз, Одноглазый? – пошутил Беглый, которого заботили только две вещи: еда и сон, и когда было что есть и где спать, он ни о чём не беспокоился и был совершенно доволен.

Братч бросился на Петра, и они покатились по дну повозки, стукаясь о скамейки, подобно катающимся по вагону пустым бутылкам.

За время путешествия их часто приходилось разнимать.

Оборотням доставляло удовольствие наблюдать, как эти двое колотят друг друга. Счастье, что в поездке с ними был толстяк Берг. Он резко останавливал лошадь, спрыгивал с козел и бросался в повозку, размахивая кнутом и вопя во всё горло:

– Эй, с ума посходили? Чёрная Дама не станет платить за двух дохлых кошек!

Когда наступала ночь, они останавливались в заброшенных дровяных сараях. Смерч (так звали вожака) распределял обязанности: нужно было расседлать лошадей, достать из фургона сено, растопить снег, чтобы сварить суп.

Дети спали в повозке: девочки – валетом на одной скамейке, Мимси – на второй, мальчишки на полу, а оборотни по очереди стояли на карауле.

Однажды ночью они услышали волчий вой, доносившийся со стороны гор. Малышки испугались, но, возможно, это лишь ветер завывал в щелях между досок. Лошади сквозь сон били копытами и шумно храпели в полутьме.

Куда их везут? От конвоиров ничего нельзя было добиться. Судя по следам старых костров, до них здесь тоже кто-то проезжал. Однажды, когда они заблудились, кобыла Берга сама сумела найти дорогу – кажется, она хорошо знала этот путь, будто уже не раз его проделывала.

– Чего мы ждём? – занервничал Братч, когда они в третий раз остановились на ночлег. – Чтобы нам перерезали глотку и мы бегали по кругу, как курицы с отрубленными головами?

– Одноглазый, может, при малышках придержишь язык, а?

– Вы как хотите, – продолжал он. – Но лично я в тюрьму садиться не согласен.

– А кто говорит про тюрьму? Просто вышвырнут нас из страны, как неугодных, вот и всё. А нам что тут жить, что там – какая разница?

– Беглый, тебя вообще кто-нибудь спрашивал?

Они продолжали спорить шёпотом, чтобы не разбудить крепко спавших сестёр.

Кто был прав – осторожный Каль или нетерпеливый Братч? Зимней морозной ночью у них не было ни единого шанса. Особенно с маленькими девочками, которых Мимси называла Светлячок и Букашка. Им было десять лет на двоих, и ножки у обеих были тоненькие, как у утят. Голую равнину скоро сменил лес. Но даже если бы им удалось сбежать, до ближайшей деревни пришлось бы добираться несколько дней.

– Каль прав, – вмешалась Мимси. – Девочки не дойдут.

– Тебя спросили? И вообще, подвинься! Развалилась тут!

Мимси молча пнула его в темноте.

Её по-прежнему ужасно злило, что она попалась. Вместо того чтобы выручить товарищей, она только усложнила им жизнь: заняла место в тесном фургоне и получала свою долю еды, которой давали очень мало.

– Как хотите, а я сматываюсь, – Братч отодвинул Беглого, чтобы достать ботинки.

Чиркнула спичка, осветив лицо Большого Каля.

– Без нас? Мы так не договаривались.

– Мне плевать. Я сматываюсь, ясно?

Он уже натянул башмаки и яростно их зашнуровывал, будто опасался, что шнурки не поддадутся и помешают его планам.

– Тут где-то недалеко лагерь дровосеков. Я слышал стук топоров, когда мы в последний раз останавливались. Если идти быстро, до них часа два, не больше.

Пётр хихикнул.

– Ты совсем того, Одноглазый.

– Я вообще с тобой разговариваю?

– Братч, не делай этого, – попросил Большой Каль. – Тебе туда не дойти.

– Луна немного светит. Найду дорогу, не беспокойся. Задерживайте отъезд, чтобы я успел привести подмогу.

Мальчик приоткрыл дверь фургона. В сарае было совсем темно и ничего не видно, только чуть в отдалении у огня маячил силуэт человека, стоявшего на страже. До них донёсся едкий и одуряющий запах его сигары. Двое других оборотней и толстяк Берг спали рядом с лошадьми, с головой укрывшись шубами.

Мимси вдруг озарило:

– Я пойду с тобой.

Ещё один день в этом фургоне её бы просто доконал. Братч, конечно, тупая скотина, но вдвоём у них всё-таки больше шансов на успех.

– И не надейся.

– Чего?

– Ты будешь меня задерживать.

– Я тебе сейчас покажу «задерживать»!

На этот раз возмутился Пётр:

– Хватит! Девчонок разбудите!

– Тебе лучше остаться, – вмешался Каль, хватая Мимси за плечо. – Ты нужна малышкам.

– Я им не нянька.

– И потом, если вы уйдёте вдвоём, это сразу заметят, – добавил Пётр.

Мимси зашвырнула берет в дальний угол и уселась на полу, обхватив колени руками. Ловко же устроился этот Одноглазый! И пусть теперь не рассчитывают, что она будет нянчиться с девчонками, ну уж нет! Раз все против неё, она будет действовать в одиночку!

– Держи, – Пётр протянул Одноглазому шапку. – Прикроешь свою грязную башку.

– И спички на, – добавил Каль, вкладывая коробок ему в ладонь. – И ещё вот у меня есть свечка. Пригодится.

Братча снабдили печеньем и одеялом.

Одеяло он накинул на плечи, а печенье растолкал по карманам. Когда он тайком выбрался из фургона, Каль его остановил.

– Ну чего ещё?

– Осторожнее там, Одноглазый.

– Ладно.

– Ты вернёшься?

– За кого ты меня принимаешь, Каль?

Ещё мгновение, и он исчез в темноте.

* * *

Всю ночь они не сомкнули глаз, дожидаясь возвращения Братча.

Кроме Петра, конечно. Он-то, едва Одноглазый ушёл, завернулся поплотнее в одеяло и немедленно уснул.

Несколько раз им казалось, что снаружи доносится шум: будто кто-то ходит вокруг сарая, потрескивают ветки, переговариваются тихие голоса.