Книга: Двойной шпагат. Орфей. Опиум - Жан Кокто

Творчество Кокто в целом, - это удар по условностям и закостенелым устоям, которые сформировали в определенном смысле, трусливое и безнадежно запутавшееся в правдах и неправдах, общество. Его сильно и довольно яростно критиковали, и это непосредственно отражалось на личности писателя. Поэтому жизнь Кокто можно считать непрерывной борьбой как с самим собой, так и с теми, кто всячески опровергал и угнетал свободу его мысли. В данном произведении Кокто говорит о любви. О самозабвенной и преданной любви, коронованной и воздвигнутой на трон - любви, возможной только у юнцов-романтиков, которым все блестящее кажется золотом. Жак именно тот юнец, и ему не нужно глубоко копаться, чтобы разглядеть сущность объекта любви - ему хватает того, что он видит. Он принимает очевидное и продолжает любить. Страдание - это выбор, может и неосознанный. В своей любви Жак пошел ва-банк, по неопытности ли, или глупости, присущей молодости - неважно. Он положил на плаху свое сердце, без раздумий. А стоило ли? - ответ изначально был очевиден, но Жак упорно затыкал уши воском, или наоборот, они намерено были открыты для мелодии сирен?..

Он пал жертвой полумрака, в котором неосознанные чувства сталкиваются с сердцем.

Сам текст произведения - это остро отточенная стрела, плавно рассекающая воздух, с характерным неимоверно красивым звуком, от которого завораживает. Взгляд неотрывно следит за полетом, чтобы не упустить малейшей детали гениального пируэта. Браво!

Дальше...

Его свободомыслие, его стремление идти наперекор обществу, не обременённое грязью, в которой часто щедро вываливали свои произведения иные эксцентричные экспериментаторы, невольно притягивало меня уже давно, создавая Жану Кокто авансом образ гениальной святости. Впрочем, насчёт грязи я никогда не был уверен до конца, так как не читал его произведений, да и сейчас не могу ничего гарантировать. Но людям свойственно идеализировать неизвестность.

Первая встреча всегда самая важная. И теперь, прочитав свой первый рассказ его авторства, я с прискорбием понимаю, что гениальность была в большей мере в моих фантазиях. Рассказ не очень плох. Скорее иное – он не настолько хорош, как я надеялся.

В «Двойном шпагате» я увидел две черты, переплетение которых на полотне одного и того же произведения я прежде не смог бы себе представить. С одной стороны, мне показалось, что Жан Кокто пишет очень похоже на Вудхауса (короткие фразы, динамичный сюжет, юмор), а с другой – читая, ощущаешь себя так же, как при просмотре тех самых классических французских фильмов, в которых героини в очках и наброшенном на голову полупрозрачном платке разъезжают на кабриолете с красавцем-мачо.

В общем-то, неплохо. В общем-то, не сильно скучно. В общем-то… Только все эти «в общем-то» звучат больше как попытка оправдать свои ожидания. Оценка «три» у меня имеет несколько расшифровок. Чаще всего это «чем-то не понравилось, поэтому не дотянуло на хорошую оценку» или «не вызвало никаких эмоций: ни отрицательных, ни положительных». С «Двойным шпагатом» второй случай. Я не почувствовал ничего.

Единственное чувство, в котором меня можно было бы обвинить во время прочтения – это жалость. Не сочувствие, а именно беспощадная, неблагородная жалость. Жалок главный герой, чья слабохарактерность мне попросту непонятна, жалка Жермена, которая бросается с одного мужчины на шею другому, жалок её муж, жалок Дружок... Каждый, по-моему, там по-своему жалок. Мне как-то очень не хватало хоть одного сильного персонажа. Сильного даже не по качеству прорисовки его личности, а просто сильного морально, не тряпку.

У Кокто есть хорошие фразы, которыми можно зацепить читателя, но у них нет красивой оправы, они живут своей собственной жизнью, выдавая, что у писателя действительно живой и неординарный ум, как драгоценные камни, валяющиеся на грязном, забросанном хламом столе мастера. Это оставляет надежду на более удачное знакомство в будущем, но, если честно, сейчас я не уверен, что это будущее будет скорым.

...Эх, наверное, мне стоит пересмотреть свое отношение к французской литературе;)

чтобы жить на земле, надо следовать ее изменчивой моде, а сердце здесь нынче не носят