Текст книги "Пассажир"

– Солнце… Знаешь, солнце, оно может быть злым. Сжигает все вокруг.

– А где все это происходит? Ну, в твоем сне?

Ковбой пожал плечами, не выпуская из рук работы. Со стороны могло показаться, что он занят вязанием. Выглядело это довольно комично.

– Ну, я как бы иду по деревне. Стены все белые. Это испанская деревня. Или, может, греческая? Не знаю. И вдруг вижу свою тень. Она тоже идет, но впереди меня. По стене идет. И по земле тоже. Очень прямая тень, такая, понимаешь, вертикальная. Как в полдень.

Фрер почувствовал дурноту. Ему снился точно такой же сон непосредственно перед встречей с этим человеком. Что это, предвестник болезни? Нет, в это он не верил. Зато ему нравилась теория Карла Юнга о синхронности. Знаменитый пример: пациентка рассказывала ему о золотом скарабее, а в это время в окно кабинета ударился жук-бронзовка. Золотистого цвета.

– А дальше? – продолжал допытываться он. – Что было дальше?

– Какая-то вспышка, белая-белая. Вроде взрыва, только бесшумного. А потом я больше ничего не видел. Как будто ослеп.

Справа послышался смешок. Фрер вздрогнул. За ними внимательно наблюдал очень маленький человечек, почти карлик, с уродливой головой горгульи, примостившийся возле ножек стола. Антуан по прозвищу Тото. Безобидное существо.

– Постарайся вспомнить.

– Я побежал. По белым улицам.

– И все?

– Ага. Не. Когда я убежал, тень осталась. Там, на стене. Как в Хиросиме.

– В Хиросиме?

– Когда на них сбросили бомбу, на камне остались тени погибших людей. Ты что, про это не знал?

– Ах да, – кивнул Фрер, смутно помнивший, что подобный феномен действительно наблюдался.

Они помолчали. Мужчина сплел вместе несколько ивовых прутиков. Вдруг он поднял голову. В тени, отбрасываемой на лицо стетсоновской шляпой, его глаза вспыхивали, словно две искорки.

– Что скажешь, док? Что все это значит?

– Очевидно, это символическая версия случившегося с тобой происшествия, – наобум предположил Фрер. – Белая вспышка может означать потерю памяти. Ты пережил какое-то потрясение, и оно как бы накрыло все твои воспоминания белым листом бумаги.

Это, конечно, была полная хрень, псевдопсихиатрический бред, но звучало вполне убедительно. Хотя он точно знал, что затронутому повреждениями мозгу плевать с высокой колокольни на красивые фразы и логические построения.

– Да, но тут нестыковочка, – тихо пробормотал больной. – Этот сон… Он ведь мне уже давно снится.

– Тебе просто так кажется, – сказал Фрер. – Было бы странно, если бы ты помнил, что тебе снилось до того, как ты потерял память. Эти воспоминания принадлежат твоей внутренней памяти. Твоей личной памяти. Той самой, которую ты потерял. Понимаешь?

– У нас что, несколько памятей?

– Ну, скажем так. У нас есть культурная память, общая память – с ней, например, связаны твои познания о Хиросиме. Но есть и автобиографическая память – она касается только твоих личных переживаний. Как тебя зовут. Какая у тебя семья. Кем ты работаешь. Что тебе снится.

Великан медленно покачал головой:

– Не представляю, что со мной станет. У меня в башке пустота.

– Не волнуйся. Все твои воспоминания при тебе. Чаще всего они довольно быстро возвращаются. И у нас есть способы стимулировать твою память. Разные тесты и упражнения. Мы разбудим твой мозг.

Незнакомец обратил на него взгляд своих зеленоватых глаз.

– Почему сегодня утром ты отказался от рентгена?

– Не нравится мне это дело.

– Тебе уже делали рентген?

Ответа Фрер не дождался, но решил не настаивать.

– А насчет прошлой ночи, – снова заговорил он, – ничего не удалось вспомнить?

– Ты имеешь в виду, почему я оказался в той хибаре?

– Ну например.

– Не-а.

– А про разводной ключ? И про телефонный справочник?

Мужчина нахмурил брови:

– На них вроде кровь была, да?

– Да, на них была кровь. Откуда она взялась?

Фрер говорил уверенным и властным голосом. Лицо великана напряглось, затем на нем проступила досада.

– Не помню. Ни шиша не помню.

– А как тебя зовут? Как твоя фамилия? Откуда ты родом?

Фрер пожалел, что не сдержался. Зря он обрушил на беднягу такое множество вопросов – словно из пулемета стрелял. Испуг мужчины на глазах перерастал в панику. У него даже губы задрожали.

– Ты согласишься пройти сеанс гипноза? – намного мягче спросил он.

– Что, прямо сейчас?

– Лучше завтра. Когда ты немного отдохнешь.

– А это поможет?

– Трудно сказать заранее. Но внушение позволит нам…

У него на поясе зазвенел сигнал вызова. Бросив взгляд на экранчик, он быстро поднялся:

– Мне пора. Срочный вызов. А ты пока подумай над моим предложением.

Ковбой медленно встал из-за стола – точно, росту в нем было не меньше метра девяноста, – и протянул врачу раскрытую ладонь. Это был вполне дружеский жест, но сквозняк, который он поднял, перемещаясь, не мог не подействовать на Фрера устрашающе.

– А чего там думать-то? Согласен я. Я тебе верю, док. До завтра.

* * *

Мужчина заперся в туалете, примыкающем к холлу отделения скорой помощи. Он сидел там уже полчаса и наотрез отказывался выходить. Фрер стоял перед кабинкой. Рядом топтался слесарь с чемоданчиком инструментов в руках. После нескольких оставшихся без ответа призывов и предупреждений Фрер велел слесарю ломать дверь. Мужчина сидел на полу возле унитаза, подобрав колени и обхватив руками голову. Свет в кабинке не горел. В тесном пространстве стояла удушающая вонь.

– Я психиатр, – сказал Фрер, плечом закрывая за собой дверь. – Вам нужна помощь?

– Отвали.

Фрер опустился на одно колено, стараясь не вляпаться в лужу мочи.

– Как вас зовут?

Молчание. Мужчина все так же сжимал руками голову.

– Пойдемте ко мне в кабинет, – предложил Фрер и положил руку мужчине на плечо.

– Сказал же, отвали.

У мужчины явно были проблемы с дикцией. Он сильно шепелявил, словно обильно смачивал каждый произносимый слог слюной. Вздрогнув от прикосновения, он поднял вверх голову. Даже в темноте Фрер рассмотрел, до чего тот уродлив: его лицо, одновременно изможденное и одутловатое, было перекошенным, словно состоящим из отдельных, плохо связанных между собой кусков.

– Вставайте, – приказал он.

Мужчина вытянул вперед шею, и картина прояснилась. На ней буквально не было живого места – сплошные кровоподтеки, бугры и глубокие ссадины. Ужас в чистом виде.

– Доверьтесь мне, – проговорил Фрер, с трудом сдерживая отвращение.

Нет, это не ожоги, думал он. Больше похоже на проказу. Страшная болезнь, постепенно пожирающая человека и превращающая его в монстра. Однако, прищурившись, он понял, что ошибся: шрамы и язвы имели рукотворное происхождение. Судя по всему, мужчина сам собрал кожу на шее в складки, а затем склеил их синтетическим клеем. После чего явился в больницу в надежде на госпитализацию. Синдром Мюнхгаузена, поставил диагноз психиатр и повторил:

– Идемте.

Мужчина наконец-то поднялся. Фрер открыл дверь, с облегчением возвращаясь к свету и относительно чистому воздуху. Они вместе дошли до выхода из туалета. Клоака осталась позади, но кошмар никуда не исчез. Целый час он беседовал со склеенным мужчиной и убедился в правильности первоначального диагноза. Тот был готов на все, лишь бы его положили в больницу и окружили заботой. Пока что Фрер направил его в Пелегрен, чтобы там занялись его лицом и шеей – клей уже начал разрушать ткани.

Половина шестого.

Фрер сдал дежурство в скорой помощи и вернулся к себе в отделение. Он устроился в своем консультационном пункте, где располагались его кабинет и секретариат. Народу не было. Он проглотил сэндвич, медленно приходя в себя после пережитого кошмара. В университете его уверяли: «Ко всему привыкнешь». Но в его случае общее правило не сработало. Он так и не привык. Мало того, чем дальше, тем все обстояло хуже. Его восприимчивость к безумию превратилась в тонкую сверхчувствительную мембрану, постоянно подвергающуюся раздражению, а может, даже инфицированию…

Шесть часов.

Он опять пошел в отделение скорой.

Здесь все было более или менее спокойно. Всего несколько пациентов – все кандидаты на добровольную госпитализацию. Он их уже знал. За полтора месяца работы успел познакомиться с этой категорией больных. В больнице они обычно приходят в себя, после чего выписываются, но дома прекращают прием нейролептиков и снова слетают с катушек. Результат – здравствуйте, доктор.

Семь часов.

Еще немножко, и все. От усталости у него уже слипались глаза. Он вспомнил ковбоя с амнезией. Впрочем, он не переставал думать о нем весь день. Этот случай его заинтересовал. Запершись у себя в кабинете, он нашел номер полицейского участка на площади Капуцинов и попросил к телефону Николя Пеласа – того самого капитана, который составил протокол задержания неизвестного мужчины. Ему сказали, что в эту субботу тот не работает. Фрер немножко надавил, и ему продиктовали номер мобильного.

Пелас ответил после второго гудка. Матиас представился.

– Так чего вам надо? – недовольно спросил тот.

Очевидно, не любил, когда его беспокоили в выходной.

– Мне хотелось бы знать, насколько вы продвинулись в расследовании.

– Я сейчас дома. С детьми сижу.

– Но вы же начали разрабатывать какие-то версии. И уже наверняка получили некоторые результаты.

– А вас-то это с какого боку касается?

Фрер усилием воли заставил себя говорить спокойно:

– Я отвечаю за этого пациента. Моя работа – вылечить его. Что, в числе прочего, означает необходимость установить его личность и помочь ему вернуть память. Мы с вами в этом деле партнеры, неужели не понятно?

– Нет, не понятно.

Фрер решил сменить тактику:

– В области зарегистрированы случаи исчезновения людей?

– Нет.

– Вы связывались с ассоциациями, которые занимаются бомжами?

– В процессе.

– А вокзалы близ Бордо вы проверили? Может, среди пассажиров поездов есть свидетели происшествия?

– Мы послали запрос.

– А объявление дали? В Интернете? С вашим номером телефона? А обратились…

– Когда у нас иссякнут собственные идеи, мы вам позвоним.

Фрер сделал вид, что не заметил сарказма, и атаковал собеседника с другого фланга:

– Вы получили результаты анализа крови на ключе и телефонном справочнике?

– Кровь первой группы. Резус положительный. Такая кровь может принадлежать половине французского населения.

– Какие-нибудь преступления этой ночью совершались?

– Нет.

– А справочник? Вы не заметили, может, в нем есть пометки? Какая-нибудь отдельная страница? Чье-то имя?

– У меня такое впечатление, что вам неймется поиграть в детектива.

Матиас сжал зубы.

– Я всего-навсего пытаюсь установить личность этого человека. Еще раз повторяю: мы с вами преследуем одну и ту же цель. Завтра я собираюсь провести с ним сеанс гипноза. Если у вас есть хоть какие-то зацепки, хоть какая-то информация, которая поможет мне правильно подобрать вопросы, сейчас самое время поделиться ею со мной.

– Ничего у меня нет, – проворчал полицейский. – Сколько раз вам это повторять?

– Я звонил в комиссариат. Мне показалось, что сегодня этим делом вообще никто не занимается.

– Я выхожу на работу завтра, – с явным неудовольствием процедил Пелас. – И я веду это дело.

– А что вы сделали с ключом и справочником?

– Ускорили юридическую процедуру и оформили постановление о конфискации.

– А если в переводе на человеческий язык?

Полицейский хмыкнул. Последний вопрос его явно развеселил, заставив забыть о своем раздражении.

– Сейчас все в руках криминалистов. Результаты будут в понедельник. Устраивает вас это?

– Могу я рассчитывать, что, как только появится новая информация, вы поставите меня в известность?

– Ладно, – уже примирительно сказал Пелас. – Но это будет двусторонняя договоренность. Если вам удастся что-нибудь вытянуть из него с этим вашим гипнозом, вы обязуетесь связаться со мной. – И, чуть подумав, добавил: – Это в ваших же интересах.

Матиас улыбнулся. Рефлекс полицейского – не могут без угроз. Надо бы каждого легавого подвергнуть психоанализу, чтобы выяснить, какие такие причины подвигли его выбрать подобную профессию. Фрер дал обещание позвонить, если что-нибудь узнает, и продиктовал свои координаты. Ни тот ни другой не верили, что сотрудничество состоится. Каждый за себя, и пусть победит сильнейший.

Фрер вернулся в отделение скорой. Осталось продержаться два часа. Хорошая новость заключалась в том, что его дежурство закончится до начала великого хаоса. Это ведь вечер субботы. Он осмотрел нескольких больных, сделал назначения – кому антидепрессанты, кому транквилизаторы – и отправил их назад, по палатам.

Десять часов.

Матиас поздоровался с врачом, явившимся ему на смену, и вернулся к себе в кабинет. Туман держался по-прежнему, не уступая ни пяди завоеванного пространства. Кажется, к вечеру он даже сгустился. У Фрера мелькнула мысль, что из-за этой мутной мороси у него весь день шел наперекосяк. Как будто сама реальность расплывалась, теряя привычные очертания.

Он снял халат. Собрал свои вещи. Натянул плащ. Перед уходом решил в последний раз навестить мужчину в стетсоновской шляпе. Пошел в свое отделение и поднялся на второй этаж. В коридоре еще витали запахи столовой, смешиваясь с привычной вонью мочи, эфира и лекарств. То тут, то там слышалось мягкое фетровое шуршание тапочек по линолеуму, раздавалось бурчание телевизионных голосов, характерное звяканье металлических плевательниц, в которых шуровал очередной собиратель окурков.

Вдруг на Фрера налетела какая-то женщина. От неожиданности он отпрянул в сторону, но тут же узнал ее. Мистенге. Все здесь звали ее так. Как ее настоящее имя, он сейчас не помнил. Шестьдесят лет. Из них сорок она провела на западе страны. Незлобивая, хотя ее внешность могла напугать кого угодно. Растрепанные седые космы. Обрюзгшее лицо землистого цвета. Глаза, подернутые мутной пленкой и горящие лихорадочным блеском. Жестокие глаза. Женщина вцепилась в рукав его плаща.

– Спокойно, Мистенге, спокойно, – проговорил он, высвобождая ткань плаща из ее цепких пальцев. – Вам пора ложиться спать.

Изо рта у нее вырвался смех, словно кровь хлынула из открытой раны. Но смех тут же перешел в негодующее шипение, в свою очередь сменившееся тоскливым вздохом.

Фрер крепко держал ее за руку – от нее пахло мазью и застарелой мочой.

– Вы не забыли принять таблетки?

Сколько раз за день он повторял эти слова? Это был уже не вопрос – просьба, мольба, заклинание. Он довел Мистенге до ее палаты и, не дожидаясь, пока она что-нибудь скажет, закрыл дверь.

И обнаружил, что автоматически прихватил с собой магнитную карточку для вызова срочной помощи. Достаточно коснуться краем карты металлической поверхности батареи или водопроводной трубы, и на сигнал сбежится толпа санитаров. Он передернул плечами и сунул карту в карман. Спрашивается, какая разница между его профессией и работой тюремного надзирателя?

Он добрался до палаты ковбоя. Тихонько постучал в дверь. Никакого ответа. Повернув ручку, он вошел в неосвещенную комнату. Великан вытянулся на койке – огромный и неподвижный. Рядом на полу стояли ковбойские сапоги и лежала стетсоновская шляпа. Как пара домашних животных.

Фрер тихо, чтобы не напугать пациента, приблизился к койке.

– Меня зовут Мишелль, – прошептал великан.

От неожиданности Фрер отскочил назад.

– Меня зовут Мишелль, – повторил больной. – Я поспал час или два, и вот результат. – Он повернул голову к психиатру: – Неплохо, а?

Матиас открыл портфель, достал блокнот и ручку. Его глаза понемногу привыкали к темноте.

– Мишель – это твое имя?

– Нет. Фамилия. Пишется с двумя «л». Мишелль.

Фрер записал, хотя и без особого убеждения. Воспоминание пришло слишком быстро. Скорее всего, это какой-то искаженный фрагмент памяти. А может, и вовсе чистой воды выдумка.

– Что-нибудь еще тебе во сне вспомнилось?

– Нет, больше ничего.

– Тебе что-нибудь снилось?

– По-моему, да.

– Что именно?

– Да все то же, док. Белая деревня. Взрыв. И моя тень остается на стене…

Он говорил медленным, тягучим, каким-то полусонным голосом. Матиас продолжал черкать в блокноте. Полистать литературу по сновидениям. Поискать материалы о легендах, связанных с тенями. Он уже знал, чем займет сегодняшний вечер. Подняв голову от своих записей, он прислушался: великан дышал глубоко и ровно. Заснул. Фрер отступил на шаг. Хороший признак. Возможно, завтрашний сеанс гипноза принесет результат.

Он вышел в коридор и двинулся к выходу. Лампы уже погасили. Отбой.

На улице окутанные густым туманом пальмы и фонари казались парусами огромного корабля-призрака. Фрер вспомнил про художника Кристо, писавшего мост Пон-Нёф и рейхстаг в дымке. Вдруг его посетила странная мысль. А может, больницу да и весь город заволокло не просто туманом, а маревом беспамятства, как и потерявший ориентиры мозг его пациента? И Бордо теперь так и будет плавать в этой вязкой мгле, уподобившись человеку, которого он про себя уже называл пассажиром тумана…

Направляясь к парковке, Фрер неожиданно остановился.

Есть ему не хотелось, возвращаться домой – тем более.

Может, стоит сразу проверить первые крохи полученной информации?

* * *

Он вернулся в больничный корпус, заперся у себя в кабинете, сел, бросив плащ на спинку стула, перед компьютером и подключился к медицинской справочно-информационной системе, в которой хранились сведения о каждом пациенте, госпитализированном на территории Франции, а также о предписанном ему лечении.

Никакого Мишелля он здесь не обнаружил.

Фрер раньше никогда не пользовался этой программой. Не исключено, что доступ к некоторым данным закрыт согласно требованиям конфиденциальности. В конце концов, неприкосновенность частной жизни еще никто во Франции не отменял.

Неудача не только не обескуражила его, но, напротив, вызвала желание копнуть глубже. При задержании у мужчины с разводным ключом не оказалось никаких документов. Сильно поношенная одежда, выдубленное солнцем и ветром лицо, загрубелые руки – все говорило о том, что он много времени проводит на открытом воздухе. Бомж?

Матиас снял трубку и позвонил в коммунальный совет социальной помощи населению, работавший круглосуточно. В числе лиц без определенного местожительства, зарегистрированных на территории Аквитании, никакой Мишелль не значился. Он поочередно связался с отделом социальной реабилитации и специализированным отделением «неотложки». Все эти службы работали в круглосуточном режиме, сотрудники каждой по его просьбе проверили свои архивы: ни следа Мишелля.

Фрер снова включил компьютер и подключился к Интернету. Среди абонентов телефонной сети регионов Аквитания и Юг-Пиренеи человека с такой фамилией тоже не оказалось. Матиаса это не удивило. Подтверждалась его догадка о том, что незнакомец бессознательно исказил свою фамилию. На данном этапе краткие просветления в его памяти могли носить только фрагментарный характер.

У Матиаса родилась еще одна идея. Если верить полицейскому протоколу, когда мужчину задержали, он держал в руках телефонный справочник за 1996 год.

Прыгая с сайта на сайт, Фрер в конце концов вышел на ресурс, позволяющий открыть старые телефонные справочники. Он выбрал 1996 год и ввел в поиск имя Мишелль. С нулевым результатом. Ни в одном из пяти департаментов административного региона Аквитания абонента с такой фамилией не значилось. Может, он все-таки не местный?

Фрер вернулся в Гугл и просто вбил в поисковик слово МИШЕЛЛЬ. Здесь кое-какие результаты нашлись, но, к сожалению, совсем не те, что были ему нужны. Некий пользователь под ником «Мишелль» выложил на сайте My Space.com видеомонтаж из кадров сериала «Секретные материалы» с Малдером и Скалли. Ему также предлагали прослушать песни в исполнении некоей Томми Мишелл. Ясновидящая по имени Патришия Мишелл из американского штата Миссури зазывала его на свой сайт. Кроме того, Гугл настоятельно рекомендовал ему возобновить поиск, исправив орфографию на «правильную» – Митчелл.

Стрелки часов подползли к полуночи. Пожалуй, пора домой. Матиас выключил компьютер и оделся. Уже подходя к воротам больницы, он решил, что надо будет показать фотографию ковбоя во всех приютах для бездомных, как в самом Бордо, так и в его окрестностях. Если это не сработает, можно еще обратиться в центры медико-психологической помощи и медпункты по оказанию первой помощи пострадавшим. Он знал их все наперечет. И почти не сомневался, что его безымянный пациент в прошлом уже страдал от тех или иных психических расстройств.

Ехать из-за тумана пришлось на черепашьей скорости. Путь до дома занял у него добрых четверть часа. Тротуары возле садовых изгородей были плотно забиты автомобилями – вечер субботы, все принимают гостей. Не найдя, где припарковаться, он оставил машину метрах в ста от дома и шагнул в молочную муть. Улица утратила четкость очертаний. Фонари левитирующими призраками парили над землей. Все вокруг казалось бесплотным, нематериальным. Отдавшись этому ощущению, он не сразу сообразил, что заблудился. Он продвигался вперед наугад, минуя влажно блестевшие заборы и обходя машины, и возле каждого дома приподнимался на цыпочки, чтобы разглядеть табличку с названием.

Наконец мелькнули знакомые буквы: «ОПАЛ».

Он на ощупь открыл калитку. Шесть шагов. Поворот ключа в замке. Закрыв за собой дверь, он почему-то почувствовал облегчение. Оставив в коридоре сумку и бросив плащ на одну из громоздившихся здесь картонных коробок, он, не зажигая света, прошел на кухню. Типовое жилье. Типичное поведение одинокого человека.

Через несколько минут он уже стоял перед окном, ожидая, пока заварится чай. В тишине дома ему все еще чудились бормочущие голоса его пациентов. Каждому психиатру знакомо подобное ощущение. Для него даже придумано особое название – «музыка сумасшедших». Их невнятная речь. Их шаркающая походка. Их бред. Голова у него слегка гудела от этих звуков – так в выброшенной на берег раковине слышен неясный гул моря. Психи никогда не покидали его насовсем. Вернее сказать, это он никогда не расставался насовсем с отделением Анри Эя.

Но тут у него из головы вылетели все мысли.

Из тумана только что выплыл вчерашний внедорожник.

Машина медленно, очень медленно катилась по улице, пока не затормозила возле его дома. Фрер почувствовал, как заколотилось сердце. Из автомобиля синхронно вышли двое мужчин в черном. Вышли и встали у него под окнами.

Фрер попытался сглотнуть ком в горле. Ком застрял плотно. Даже не подумав спрятаться, Фрер разглядывал мужчин. Ростом не меньше метра восьмидесяти каждый. Под распахнутыми пальто – темные, застегнутые на все пуговицы костюмы, чуть переливающиеся в свете фонаря. Белые рубашки, черные галстуки. В обоих было что-то от надменной строгости чиновников высокого ранга, но одновременно – и что-то от безжалостной решимости преступников.

Матиас замер, словно закаменев. Он ждал, что мужчины толкнут калитку и позвонят ему в дверь. Но нет. Они не шевелились. Просто стояли под фонарем, даже не стараясь укрыться. Их лица вполне гармонировали с общим обликом. Первый, с высоким лбом и зачесанной назад шевелюрой, в которой проскакивала седина, носил очки в металлической оправе. Второй выглядел более грозно. Длинные, но редкие русые волосы. Кустистые брови. Угрюмое лицо.

Две ничем не запоминающиеся рожи.

Пара самоуверенных сорокалетних плейбоев в итальянских костюмах.

Кто они такие? Чего им от него надо?

Снова вспыхнула острая боль в глубине левого глаза. Он прикрыл глаза и помассировал веки. Когда он открыл их, оба призрака исчезли.

* * *

Анаис Шатле боялась поверить своему счастью.

Вот уж действительно, повезло так повезло!

Она только что заступила на вечернее субботнее дежурство, и нате вам – труп. Да не просто труп, а убийство! Настоящее, совершенное по всем правилам, с соблюдением зловещего ритуала и нанесением жертве увечий. Как только ей позвонили, она прыгнула в свою личную машину и помчалась на вокзал Сен-Жан, где обнаружили тело. По дороге она без конца повторяла про себя полученную информацию. Молодой мужчина. Найден обнаженным со следами многочисленных ранений. Сцена преступления обставлена необычно. Вроде ничего особенного, но явный душок безумия. Жестокого, черного безумия. Не просто ссора с поножовщиной или банальное убийство с целью ограбления. Нет, это дело серьезное.

Едва завидев возле здания вокзала фургоны с вращающимися фонарями на крыше, чьи лучи с трудом пробивались сквозь густой туман, и полицейских во влажно блестящих дождевиках, призраками снующих вокруг, она поняла, что все так и есть. Ее первое убийство в чине капитана. Она подберет себе группу. Воспользуется правом на проведение внеочередных следственных мероприятий. И раскроет преступление. Найдет убийцу и попадет на первые полосы всех газет. В двадцать девять лет!

Она вышла из машины и вдохнула сырой воздух. На протяжении последних полутора суток Бордо прямо-таки утопал в белесом мареве. Как будто город погрузился в болото, напитался его испарениями, его гнилостными запахами и лягушачьей осклизлостью. Очень хорошо. Тем колоритнее будет выглядеть дело – убийство в тумане! Ее охватила дрожь возбуждения. Тут к ней подошел полицейский из участка с площади Капуцинов.

На тело наткнулся машинист, перегонявший составы между механическими мастерскими и непосредственно вокзалом. Он заступил на дежурство в 23.00. Подъехал на своей машине и припарковался на стоянке для сотрудников железнодорожного ведомства, расположенной южнее пакгауза. Пошел по проходу вдоль путей и здесь, в заброшенной ремонтной яме, между платформой номер один и старыми ремонтными мастерскими, заметил труп. Позвонил дежурному начальнику, который незамедлительно связался с железнодорожной полицией и частным охранным агентством, следившим за безопасностью на вокзале Сен-Жан. Они, в свою очередь, вызвали полицию – ближайший комиссариат находился на площади Капуцинов.

Дальнейшее Анаис было и так известно. В час ночи разбудили прокурора республики. Он обратился в Главное полицейское управление Бордо, на улице Франсуа-де-Сурди, и велел вызвать дежурного офицера. То есть ее. Больше никого на месте не оказалось. Остальные разбежались по вызовам, которых из-за тумана было больше обычного. Так, ерунда, всякая мелочовка – дорожные аварии, грабежи, пропавшие люди… А в результате именно ей, Анаис Шатле, свежеиспеченному капитану, проработавшей в Бордо два года, и досталось лучшее за все дежурство дело. И можете скрежетать зубами от зависти!

Они двинулись через здание вокзала. Сотрудник железнодорожной полиции выдал им оранжевые флуоресцентные жилеты. Застегивая на груди «липучку», Анаис на секунду остановилась бросить восхищенный взгляд на тридцатиметровые стальные конструкции, теряющиеся в тумане. Они миновали платформу и выбрались на пути. Парень из железнодорожной полиции болтал не закрывая рта. У них такого отродясь не бывало. По приказу прокурора движение поездов перекрыли на целых два часа. Мертвяк в яме – это ужас какой-то. Они все прям обалдели.

Анаис его не слушала. Липкая сырость садилась на кожу, пробирая холодом до костей. Сквозь дымку светили красные огни вокзала, складываясь в беспорядочные кровавые созвездия. Поблескивали мокрые кабели. Запотевшие от конденсата рельсы терялись вдали в непроглядной вязкой мгле.

Перешагивая через шпалы, Анаис подвернула лодыжку.

– А нельзя на землю посветить?

Железнодорожник опустил лампу пониже и снова пустился в объяснения. Анаис выловила из его рассказа несколько деталей технического характера. По путям под четными номерами шли поезда до Парижа, под нечетными – на юг. Электрические кабели, протянутые над путями, называются «сцепкой», а металлические штуки, торчащие на крыше локомотивов, – токоприемниками. Пока вся эта информация была ей ни к чему, но хотя бы создавала впечатление ознакомления с местом преступления.

– Пришли.

Прожектора, установленные экспертами-криминалистами, буравили ночную тьму, словно вокруг зажглось сразу несколько мелких холодных лун. От включенных фонарей белесыми полосами расходились пучки света. Чуть дальше находился Центр технического обслуживания, где виднелись скоростные поезда и региональные экспрессы, дрезины и моторные вагоны, подернутые серебристым налетом патины. Здесь же стояли товарные вагоны и тягачи – аналог портовых буксиров, с помощью которых составы выводят к вокзалу. Все эти могучие черные машины напоминали молчаливых титанов.

Они пролезли под лентой ограждения, на которой значилось: «Полиция. Вход воспрещен». Это и было место преступления. Ремонтная яма. Хромированные стойки прожекторов. Эксперты в белых комбинезонах с синей полосой. Анаис удивилась тому, как быстро они прибыли: ближайшая криминалистическая лаборатория находилась в Тулузе.

– Хотите посмотреть на тело?

Перед ней стоял офицер антикриминальной бригады, поверх дождевика накинувший флуоресцирующий жилет. Придав лицу приличествующее случаю выражение, она кивнула. Ей приходилось сдерживать собственное нетерпеливое возбуждение. А тут еще этот туман! Помнится, как-то раз, когда она еще была студенткой, профессор права шепнул ей в коридоре: «Вы – настоящая Алиса в Стране чудес. Главное для вас – найти мир себе по мерке!» С тех пор прошло восемь лет. И вот она лезет через шпалы, чтобы посмотреть на труп. Найти мир себе по мерке…

На дне ямы длиной пять и шириной два метра творилась обычная для места преступления суета, разве что усугубленная теснотой. Криминалисты толкались локтями, наступали друг другу на ноги, делали снимки, с помощью особых монохромных ламп, работающих в диапазоне от инфракрасного до ультрафиолетового света, изучали каждый миллиметр почвы и брали образцы, упаковывая каждый в отдельный пакет.

Анаис пришлось приглядеться, чтобы в этой сутолоке различить труп. Молодой парень лет двадцати. Голый. Истощенный. Тело в татуировках. Кости выпирают сквозь кожу, бледную до почти фосфорной белизны. Рельсы, проложенные поверху ямы, казались рамой для представшей взору Анаис картины. Ей вспомнились полотна мастеров Возрождения. Мученики с бескровными телами, застывшие в неестественной позе в глубине церкви…

Но главный ужас ждал ее впереди.

Мертвое тело венчала не человеческая, а бычья голова.

Огромная черная башка, отрубленная по шею и весившая, должно быть, не меньше полусотни килограммов.

До Анаис наконец-то дошел смысл происходящего. Все это было реально. У нее подогнулись колени. Преодолев накатившую слабость, она наклонилась вперед и заставила себя собраться с мыслями. Вариантов было всего два. Либо убийца отрубил жертве голову и приставил к ее плечам бычью голову, либо насадил свой страшный трофей прямо на череп убитого. Символика в любом случае была ясна: он убил Минотавра. Минотавра современности, затерянного в хитросплетении железнодорожных путей. То есть в лабиринте.

– Спуститься можно?