Текст книги "Курортное убийство"

– Не замечали ли вы чего-нибудь необычного в последние дни? Вел ли себя господин Пеннек так же, как всегда, или нет? Подумайте, вспомните. Здесь любая мелочь может иметь значение. Вспомните, не показалось ли вам что-нибудь странным – пусть даже какой-нибудь ничтожный пустяк?

– Нет, все было как всегда. В отеле, как обычно, был полный порядок. Господин Пеннек придавал этому большое значение.

– Значит, вы ничего не заметили.

Мадам Лажу возмущенно взмахнула рукой.

– Нет, ничего. Мы здесь уже переговорили между собой – мы, сотрудники отеля, которые были здесь с раннего утра. Нет, никто не заметил ничего особенного.

– В самых общих чертах, мадам Лажу, – как вы сами думаете, что здесь могло произойти?

– Господин комиссар!

Старуха буквально вспыхнула от негодования.

– Вы так спрашиваете, как будто здесь происходит что-то преступное.

Дюпена так и подмывало заметить, что убийство вполне можно считать чем-то преступным, но он счел за благо сменить тему.

– Из всех сотрудников отеля вы дольше других работали с господином Пеннеком?

– О да!

– В таком случае вы должны были и знать его лучше, чем другие.

– Естественно, господин комиссар. Такой дом, как этот, не просто дом, это реликвия, управление им – это служение, мандат, как выражался господин Пеннек.

– Не бросилось ли вам в глаза что-нибудь необычное, когда вы сегодня утром вошли в ресторан – ну, если не считать мертвого тела?

– Нет. Видите ли, сезон уже начался. Все сильно устают, так как работы намного прибавилось.

Внезапно мадам Лажу помрачнела и заговорила тихим, сдавленным голосом, делая между словами длинные паузы:

– Понимаете, по городку ходят слухи… люди говорят, что между мной и господином Пеннеком был роман – после трагической гибели его жены. Это был несчастный случай на море. Не верьте этим бесстыдным слухам, господин комиссар. Это бессовестная, наглая ложь. Господин Пеннек никогда бы так не поступил. Он продолжал любить свою жену и после смерти и до конца сохранял ей верность. Все это время… Люди сплетничали потому только, что мы всегда были рядом. Но отношения наши всегда были чисто дружескими. Знаете, у людей иногда сильно разыгрывается фантазия.

Дюпен почувствовал себя беспомощным.

– Конечно, мадам Лажу, конечно, – пробормотал он.

Возникла неловкая пауза.

– Что это было за несчастье? Я имею в виду гибель жены господина Пеннека.

Дюпен задал этот вопрос без какой-либо определенной цели.

– Все случилось как гром с ясного неба. Во время шторма Дарис Пеннек упала за борт лодки. Это случилось в сумерках. Здесь, знаете ли, никто не пользуется спасательными поясами. Они плыли от островов Гленан. Вы знаете этот архипелаг? Наверное, нет, вы же, как говорят, приехали сюда недавно. Это очень красивое место, как на Средиземном море. Некоторые даже говорят, что как на Карибском море. Такой же белоснежный песок на пляжах.

Дюпен хотел было сказать, что он знает об архипелаге Гленан, так как живет здесь уже без малого три года, но для бретонцев всякий, кто не происходит из семьи, живущей здесь на протяжении нескольких поколений, считается «недавно приехавшим». Он давно с этим смирился и решил не протестовать.

– Знаете, штормы здесь налетают всегда неожиданно. Жена господина Пеннека сразу пропала из виду. Он искал ее до утра. Это было давно – двадцать лет назад. Ей было тогда пятьдесят восемь лет. Бедный Пеннек. Он падал без сил от усталости, когда утром пришел в гавань.

Дюпен решил не углубляться в эту тему.

– А вы? – Дюпен без всякого перехода обратился к мадемуазель Канн, проигнорировав возмущенный взгляд мадам Лажу. – Вы не заметили чего-то необычного сегодня, вчера, вообще в последние дни? Может быть, какую-нибудь мелочь?

Горничная была сильно удивлена таким неожиданным обращением, в глазах ее промелькнул страх.

– Я? Нет, я ничего не заметила, у меня очень много дел.

– Вы не знаете, кто сегодня утром, кроме вас и мадам Лажу, заходил в ресторан?

– Никто, потому что я сразу заперла дверь.

Дюпен сделал очередную запись в блокноте.

– Очень хорошо. Когда вы обе в последний раз видели господина Пеннека? – После короткой паузы он добавил: – Я имею в виду – видели живым.

– Вчера я ушла из отеля в половине восьмого, – ответила мадам Лажу. – Я всегда ухожу в половине восьмого, то есть последние десять лет. До этого я задерживалась на работе допоздна, но сейчас я этого уже не делаю. Незадолго до моего ухода мы немного поговорили с господином Пеннеком. Речь, как обычно, шла о насущных делах отеля.

– А вы, мадемуазель Канн?

– Точно сказать не могу, но вчера, наверное, около трех часов дня. До этого я видела господина Пеннека утром, когда он выходил из своей комнаты. Он еще сказал, чтобы я там поскорее прибралась.

– У него есть комната в отеле? Господин Пеннек жил в отеле?

Мадемуазель Канн бросила на мадам Лажу взгляд, который Дюпен не смог истолковать, и старуха ответила за горничную:

– У господина Пеннека есть дом на Рю-де-Меньер, недалеко от отеля, и, кроме того, в отеле у него есть комната на третьем этаже. В последние годы он стал все чаще в ней ночевать. Это и понятно, ему было уже тяжело каждый день на ночь глядя идти домой. Он всегда оставался в отеле до самого закрытия, каждый вечер. Он никогда не уходил домой раньше полуночи. Никогда. Он всегда хотел, чтобы все было по правилам. Понимаете, это был настоящий хозяин гостиницы, как его отец, как его бабушка. Это была великая традиция.

– Почему надо было быстро убрать его комнату?

Мадемуазель Канн на мгновение задумалась.

– Этого я не знаю.

– Вы не заметили в комнате ничего необычного?

Она, как показалось Дюпену, ненадолго задумалась.

– Да, пожалуй, он не часто об этом просил.

– Собственно, что вообще Пьер-Луи Пеннек делал в отеле? Здесь есть управляющий или кто-нибудь в этом роде?

– Господин комиссар! – В тоне и взгляде Франсины Лажу сквозил неподдельный ужас. – Господин Пеннек все делал сам, абсолютно все. Он возглавил отель в 1947 году. Я не знаю, известна ли вам история «Сентраля», вы здесь человек новый, но вы должны ее знать! Здесь зачиналось современное искусство! Здесь Гоген основал свою знаменитую школу, «Школу Понт-Авена»…

– Мадам Лажу, я…

– Все это создала бабушка Пьера-Луи, только она. Это она близко сдружилась с художниками. Она делала для них все, что могла. Она даже построила для них мастерскую. Вам следовало бы это знать, господин комиссар. О Мари-Жанне написано в книгах по общей истории и по истории живописи. Без пансиона Мари-Жанны и отеля Жюли Гийу, расположенного поблизости, ничего этого не было бы и в помине. Иногда художники жили здесь и ели, ничего за это не платя. Собственно, денег у них не было, и…

Мадам Лажу умолкла, чтобы перевести дух. Глаза ее сверкали от неподдельного возмущения.

– …и это огромная несправедливость, что все выпячивают заслуги мадемуазель Жюли и забывают Мари-Жанну. Вы знали об этом, господин комиссар?

– Я? Нет, не знал. Я ничего об этом не знал.

– Вам следует купить книгу немедленно. Недалеко отсюда, у моста, находится книжный магазин. Вам надо прочитать это самому. У нас славный город с давними традициями.

– Мадам Лажу, я…

– Да, я все понимаю, для вас речь идет всего лишь о полицейском расследовании. Вы спросили, сам ли Пьер-Луи Пеннек руководил отелем? Это был ваш вопрос. О да! Он шестьдесят три года лично руководил отелем, и это надо себе представить. Ему было двадцать восемь лет, когда умер его отец, несравненный Шарль Пеннек, которому не довелось прожить долгую жизнь. Он унаследовал отель от своей матери. Она…

Мадам Лажу замолчала, пытаясь собраться с мыслями.

– Двадцативосьмилетний Пьер-Луи – да, именно столько лет было ему тогда – не побоялся взять на свои плечи бремя продолжения традиции. Он принял отель и единолично им управлял вплоть до сегодняшнего дня.

Франсина Лажу тяжело вздохнула:

– А я, я отвечала за завтрак и за номера. В моем подчинении находятся горничные. Также я отвечаю за регистрацию, бронирование и все подобное. Собственно, сейчас этим занимается мадам Мендю – уже два года. Она хорошо справляется с этими обязанностями. – Мадам Лажу перевела дыхание и едва слышно добавила: – Но я пока еще тоже работаю.

Мадемуазель Канн поспешила на помощь старухе:

– Мадам Мендю – преемница мадам Лажу на должности управляющей. Вы ее наверняка видели у стола регистрации. У нее есть помощница, мадемуазель Деноэлалиг. После обеда она работает портье, а вечером – официанткой в ресторане. В это время за стойкой находится мадам Мендю, так же как и утром.

Закончив фразу, горничная нерешительно взглянула в сторону мадам Лажу, и, как выяснилось, вовремя.

– Но все это черновая работа. Все руководство осуществлял один господин Пеннек. Я… – В тоне старухи появились пронзительные, визгливые нотки. Она осеклась, очевидно, придя в ужас от собственного голоса.

– Как вы себя чувствуете, мадам Лажу?

Дюпен почувствовал, что с него достаточно.

– Да, вы правы, что-то у меня совсем расходились нервы.

– Еще пара вопросов, если позволите, мадам Лажу. Как обычно заканчивал свой рабочий день господин Пеннек?

– Когда закрывался ресторан, он смотрел, все ли там в порядке, а потом обсуждал текущие дела с мадам Лерей и с поваром. Коринна Лерей приходила на работу после полудня и занималась исключительно рестораном. Собственно к отелю она не имела никакого отношения. Вы хотели это знать, господин комиссар?

Дюпен заглянул в блокнот и убедился, что записал имена служащих отеля, отметил связывавшую их иерархию и рабочие часы.

– Но что он делал потом, после этих разговоров? В самом конце дня?

– В конце, в самом конце, когда со всеми делами было покончено, а ресторан убран для следующего дня, господин Пеннек обязательно некоторое время стоял у стойки бара. Иногда вместе с Фраганом Делоном, или с каким-нибудь завсегдатаем, или с каким-нибудь еще жителем деревни. Но по большей части он находился там один.

Мадемуазель Канн решила уточнить некоторые подробности.

– Господин Делон – это лучший друг господина Пеннека. Он регулярно захаживает в отель – иногда в обед, иногда после обеда, а иногда и поздно вечером.

– Мадемуазель Канн! Постороннему человеку трудно судить о том, кто с кем лучшие друзья. Это сугубо личный вопрос. – Франсина Лажу укоризненно посмотрела на горничную, как старая учительница на не в меру расшалившуюся ученицу. – Они приятельствовали. Больше по этому поводу сказать нечего. Во всяком случае, они отнюдь не всегда придерживались единого мнения.

– Был ли господин Делон вчера здесь?

– Думаю, что нет, но об этом вам лучше спросить мадам Мендю. Мы с мадемуазель Канн уходим из отеля раньше.

– До которого часа обычно задерживался господин Пеннек в баре, не выпивал ли он при этом стаканчик ламбига?

– Кто-то успел рассказать вам и об этом! Да, он выпивал стаканчик ламбига – нашей яблочной водки. Поверьте, этот напиток не хуже кальвадоса, просто кальвадос лучше рекламируют. Пьер-Луи Пеннек пил ламбиг только от Менеза Бруга, только его. В бар господин Пеннек приходил всегда в одиннадцать часов и находился там около получаса. Дольше он никогда не задерживался. Вам это помогло?

В дверь постучались, и в следующий момент в комнату быстро вошел Риваль.

– Господин комиссар, звонит Луак Пеннек. Он и его жена уже все знают.

Дюпен хотел было спросить, откуда им это известно, но потом прикусил язык, поняв всю смехотворность вопроса. Естественно, вся деревня уже судачила об убийстве. Он мог бы предположить это с самого начала.

– Скажите, что я сейчас приду.

Риваль исчез.

– Я благодарю вас обеих. Это была очень важная информация, вы очень мне помогли. Я прошу вас: если вы узнаете что-то еще, незамедлительно сообщите мне. Я доставил вам несколько неприятных минут, прошу меня простить.

– Я очень хочу, чтобы вы нашли убийцу, господин комиссар. – Лицо мадам Лажу снова окаменело.

– Мадам Лажу, мадемуазель Канн, вы можете связаться со мной в любое время суток. Я скоро снова буду здесь, очень скоро.

– Я в вашем распоряжении, господин комиссар, – в один голос произнесли обе женщины.

Риваль стоял возле двери, ожидая, когда выйдет комиссар.

– Господин и госпожа Пеннек ожидают вас в…

– Риваль, если криминалисты закончили работу, отведите мадам Лажу в ресторан. Она должна еще раз посмотреть, все ли на месте в зале, да и во всем отеле тоже. Осмотрите вместе с ней все здание. Спросите мадам Мендю, заходил ли вчера в ресторан друг Пеннека Фраган Делон или кто-нибудь еще. Узнайте, один ли был в баре Пеннек. Да, кстати, поговорите и с мадам Лерей!

– Хорошо. Я собрал уже всех служащих отеля.

– Есть ли в отеле второй вход?

– Да, есть еще один вход, через кухню. Он находится во дворе, подойти к нему можно по узкой улочке, ведущей к отелю. Вход этот закрыт тяжелой металлической дверью; она всегда заперта, так как ею никто никогда не пользуется. Ключ от этой двери висит за стойкой регистрации.

– Что за праздник был вчера ночью в Понт-Авене?

– О, это был местный фестиваль. Знаете, это…

– Я знаю, что это.

Эти празднества продолжались все лето – традиционные «бретонские ночные танцы» в сопровождении народных инструментов, которые не слишком нравились Дюпену. Практически каждую ночь в той или иной деревне, как бы мала она ни была, люди от мала до велика самозабвенно водили хороводы.

– Господин комиссар, вы должны…

– Нам надо быстро допросить повара.

Риваль уже подумал об этом. Он покорным жестом указал куда-то в конец коридора.

– Для допросов мы заняли свободную комнату.

Он предпринял еще одну попытку.

– Если хотите, то с поваром поговорю я.

– Вместе мы сделаем это скорее.

– Его зовут Эдуар Главинек. Он не очень разговорчив, господин комиссар.

Дюпен удивленно воззрился на инспектора.

– Что?

Для такого старого здания комната оказалась на удивление просторной и светлой. Она была обставлена простой, но красивой белой деревянной мебелью. К этому надо добавить дубовый паркет и светлую обивку. За маленьким столом у двери с безучастным видом сидел молодой долговязый парень. Когда вошли комиссар и инспектор, он даже не поднял головы.

– Здравствуйте, месье. Хочу представиться: комиссар Дюпен, комиссариат полиции Конкарно. Хочу спросить: видели ли вы вчера вечером Пьера-Луи Пеннека?

Главинек коротко кивнул, изобразив на лице дружелюбное выражение.

– Когда это было?

– Без четверти одиннадцать.

– Вы в этом уверены?

Главинек снова кивнул.

– Почему вы так в этом уверены?

– Я как раз закончил работу, и кухню начали убирать. Это всегда происходит без четверти одиннадцать.

– Где именно вы видели Пеннека?

– Внизу.

– Точнее.

– На лестнице.

– Куда он направлялся?

– Он спускался вниз по лестнице.

– А вы?

– Я собирался покурить на улице.

– Куда шел Пеннек?

– Точно не знаю, но, наверное, в бар. Вечерами он всегда ходил в бар.

– Вы говорили с ним?

– Да.

Беседа действительно оказалась немногословной. Дюпен не мог понять, откуда этот человек черпает вдохновение, нужное для приготовления изысканных блюд. Он, конечно, не был примой, но ресторан – Дюпену это было доподлинно известно – славился своей кухней, ее даже рекомендовала ему Нольвенн. Должно быть, она и правда была хороша.

– О чем вы говорили?

– О каких-то пустяках.

Беспомощный взгляд Дюпена заставил повара произнести следующую фразу:

– Говорили о том, что надо было сделать сегодня.

– Что вы имеете в виду?

– Что мы сегодня будем готовить, какие дневные блюда и все такое. У нас каждый день бывает какое-то главное дневное блюдо. Господин Пеннек считал это важным.

Это было поразительно длинное предложение.

– Вы говорили только об этом и ни о чем другом?

– Нет.

– Вы не заметили в поведении господина Пеннека чего-то необычного? Было ли в нем что-то не так, как всегда?

– Нет, – ответил Главинек, чем нисколько не удивил Дюпена, – ничего.

Дюпен вздохнул.

– Он говорил с вами тоже как всегда?

– Да.

– Он был один? К нему никто не приходил?

– Во всяком случае, я никого не видел.

– Может быть, вы заметили что-то необычное в других людях? Может быть, что-то в отеле показалось вам странным?

Дюпен понял, что это был лишний вопрос, и, прежде чем Главинек успел ответить, добавил:

– Я очень прошу вас внимательно приглядеться к обстановке в отеле, посмотреть, не увидите ли вы чего-то странного и необычного. Вы для нас очень важный свидетель. После вашего разговора Пеннек предположительно направился в бар, где, вероятно, вскоре был убит. Вы понимаете, почему ваши показания могут иметь чрезвычайную важность?

Даже теперь не изменились ни взгляд, ни мимика Главинека. Собственно, Дюпен этого и не ждал.

– Мне пора, – сказал он. – Но мы с вами непременно скоро увидимся.

Главинек встал, молча протянул комиссару руку и, не говоря ни слова, вышел. Риваль и Дюпен остались в комнате одни.

– Н-да, – произнес Дюпен и тоже встал, собираясь уйти. Он невольно улыбнулся. Да, это был типично бретонский разговор. Повар ему даже чем-то понравился, и комиссар решил как-нибудь наведаться сюда на обед. Он очень многое понял из беседы с Главинеком.

– Как вы думаете, господин комиссар, не пойдет ли наше расследование ко всем чертям, если никто ничего и никого не видел и не слышал?

Дюпен хотел было сказать, что ему частенько приходилось сталкиваться с такой чертовщиной, но промолчал.

– Время покажет, – сказал он вместо этого. – В нижние помещения никто не должен входить, Риваль. Когда коллеги в ресторане закончат, мы там запремся сами. Я хочу обыскать Пеннека.

С этими словами Дюпен вышел.

Риваль так и знал. В каждом случае страстью комиссара был осмотр места преступления, даже если речь шла об общественном месте. Сцену оцепляли, и комиссар работал там более тщательно, чем криминалисты. Он искал до тех пор, пока не убеждался, что ничего нового найти уже не сможет. Такой подход часто становился причиной сильного раздражения подчиненных. Такая дотошность не была предусмотрена никакими полицейскими протоколами, но комиссар имел о деле свои твердые, непоколебимые представления, и Риваль понимал, что все возражения бессмысленны. К тому же Риваль знал по опыту, что такой неординарный подход к делу часто давал поразительные результаты. Во время первых расследований, проведенных Дюпеном в Бретани, у него часто возникали размолвки и ссоры со многими людьми, и не только с Локмарьякером, и не всегда комиссар выходил из этих стычек победителем. Но после первых успехов, и прежде всего после того случая, когда Дюпену на втором году работы в Конкарно удалось раскрыть сенсационное убийство двух рыбаков и он, тронув бретонцев до глубины души, стал считаться специалистом экстра-класса, такие стычки сделались реже.

Отель «Сентраль» находился на площади Поля Гогена, красивой маленькой деревенской площади. Отель располагался в чудесном, ослепительно белом здании конца девятнадцатого века. При взгляде на этот дом сразу становилось ясно, что в течение многих десятилетий за ним любовно ухаживали. Рядом был расположен более внушительный отель «Жюли», знаменитый отель Жюли Гийу, в котором впоследствии разместили ратушу, а затем, через несколько лет, и музей искусств Понт-Авена. Перед обоими отелями росли раскидистые платаны, посаженные Жюли Гийу, несмотря на ожесточенное сопротивление общины, и теперь постояльцы отеля могли в знойные летние дни, выйдя на террасу, наслаждаться прохладной тенью.

Луак Пеннек и его жена жили на Рю-Огюст-Бризе, недалеко от «Сентраля». Впрочем, в Понт-Авене все было недалеко от «Сентраля». Комиссар Дюпен был рад возможности хоть немного размяться. Кроме того, ему надо было непременно выпить еще кофе. Ему всегда требовалось много кофе, очень много кофе, и сегодня Дюпен особенно остро это чувствовал. Без кофеина мозг просто отказывался работать – в этом Дюпен был твердо убежден.

Он пересек Авен по старому, прославленному каменному мосту, потом свернул налево, в Портовую улицу, которая вела на набережную и упиралась прямо в Рю-Огюст-Бризе. С обеих сторон высились окутанные легендами величественные холмы Авена; здесь же начиналась гавань. Дюпен был вынужден признать, что когда-то очень давно люди сделали безошибочный выбор места для своего поселения, берег, где Авен впадал в море. Точнее, место, где река, которая начиналась всего в нескольких километрах отсюда, как едва заметный ручеек, бегущий по узкой горной долине, у моря внезапно превращалась во фьорд, который, петляя на протяжении семи километров, доходил до моря, раздавая по сторонам бесчисленные рукава и заливчики и создавая одновременно невероятно живописное озеро. Приливы сделали свое дело, и теперь этот залив был неразрывно связан с морем.

Летом Понт-Авен буквально кишел маленькими барами и кафе, но Дюпен находил их ужасными. Только у самой гавани он наконец выбрал кофейню, на вывеске которой отсутствовали традиционные блины и пирожные. Кофе приготовили быстро, кроме того, он оказался чрезвычайно горьким. Это немного помогло рассеять туман в голове, но Дюпен не стал заказывать вторую чашку, а принялся размышлять. Он так и не смог составить себе полного представления о мадам Лажу и не знал, чего от нее ожидать. Ясно было одно – эта старуха не так прямодушна и наивна, как хочет показать. Комиссар достал блокнот и сделал в нем несколько записей. Собственно, данных было уже довольно много, но это был скорее плохой знак. Чем меньше он понимал, что за этим стоит, тем больше «важных записей» он делал в блокноте. Все происшедшее казалось ему пока абсолютно ирреальным, но само это ощущение было ему хорошо знакомо. Честно говоря, это чувство посещало его нередко. Он должен взять себя в руки и собраться. Произошло убийство, и он должен его раскрыть. Теперь это его дело.

Пеннеки жили в одной из дюжины массивных, выстроенных из темного, почти черного камня вилл, раскинувшихся вдоль берега гавани. Дюпену показалось, что эти виллы выглядели слишком мрачно и отталкивающе, а их архитектура не очень гармонировала с ландшафтом. На эмалированной табличке, укрепленной над входом, значилось: «Вилла Святой Гвеноле».

– Заходите, месье, заходите, прошу вас.

Дюпен едва успел нажать на кнопку звонка, как дверь сразу распахнулась. На пороге стояла Катрин Пеннек, одетая в наглухо застегнутое черное платье. Говорила она отрывисто, тихим, сдавленным голосом. Было видно, что женщина сильно расстроена, однако ее манера говорить хорошо гармонировала с сухощавой фигурой.

– Муж сейчас спустится. Мы с вами посидим в гостиной. Могу я предложить вам кофе?

– Да, я охотно его выпью.

Дюпену очень хотелось запить отвратительную горечь выпитого в кафе напитка.

– Прошу вас, сюда.

Мадам Пеннек провела комиссара в большую гостиную.

– Мой муж сейчас придет.

Мадам Пеннек вышла из гостиной через узкую боковую дверь. Убранство дома было подчеркнуто буржуазным. Дюпен не имел ни малейшего представления, был ли подлинным весь тот антиквариат, который украшал помещение. В комнате царил безупречный порядок и невероятная чистота.

Дюпен услышал раздавшиеся на лестнице шаги, и через мгновение в дверном проеме показался Луак Пеннек. Сын был поразительно похож на отца – Дюпен видел фотографии Пьера-Луи в вестибюле отеля, на которых Пеннек-старший был запечатлен с почетными гостями в шестидесятые и семидесятые годы. Ростом Луак не уступал своему отцу, но в отличие от него был довольно тучен. Так же как у Пьера-Луи, у Луака были коротко остриженные, очень густые седые волосы и такой же выдающийся нос, лишь рот был шире, а губы – тоньше. Луак, так же как и его жена, был одет соответственно ситуации в строгий темно-серый костюм. Лицо Пеннека было бледным и усталым.

– Мне очень неловко, что я… – начал было Дюпен.

– Оставьте, прошу вас. Вам надо делать свою работу. Собственно, мы заинтересованы в том, чтобы вы как можно скорее приступили к расследованию. Все это так ужасно.

Подобно своей жене, Пеннек тоже говорил отрывисто и очень сдавленно. Вернулась мадам Пеннек с кофе и села на диван рядом с мужем. Дюпен устроился в украшенном богатой резьбой кресле темного дерева со светлой обивкой.

Ситуация была непростая. Дюпен ничего не ответил на фразу Пеннека и молча, неторопливо достал из кармана свой блокнот.

– У вас есть какие-нибудь предположения, что-нибудь, за что можно зацепиться?

Катрин Пеннек с видимым облегчением вздохнула, видя, что муж не дал оборваться нити разговора. Она изо всех сил пыталась сохранить видимость самообладания.

– Нет, пока, во всяком случае, у меня нет ничего. Очень трудно себе представить какие могли быть мотивы убийства человека в девяносто один год, человека, которого все в городе уважали и любили. Это очень скверное убийство, и я приношу вам мои глубочайшие соболезнования.

– Я не могу в это поверить. – Остатки хладнокровия покинули Луака, и голос его стал почти беззвучным. – Я не могу ничего понять.

Он опустил голову и обхватил ладонями лицо.

– Он был чудесным, необыкновенным, выдающимся человеком. – Катрин Пеннек нежно обняла мужа за плечи.

– У меня было одно желание – лично оповестить вас о трагедии, и мне искренне жаль, что слух о ней дошел до вас раньше. Мне следовало это предусмотреть – в таком маленьком городке.

Луак Пеннек продолжал сидеть, обхватив лицо руками.

– Не надо ни в чем себя упрекать – у вас впереди много работы.

Говоря это, мадам Пеннек еще крепче обняла мужа. Казалось, он больше нуждался в защите, нежели в утешении.

– Это так, особенно в начале расследования.

– Вы должны, просто обязаны, как можно скорее изловить убийцу. Он должен заплатить за это варварское преступление.

– Мы делаем все, что в наших силах, мадам. Я непременно скоро снова вас навещу – или один из моих инспекторов. Надеюсь, что вы сможете нам помочь очень ценной информацией. Но сейчас мне не хотелось бы долго обременять вас своим присутствием, – произнес Дюпен, но тотчас подумал, что не стоит так резко заканчивать разговор. – Но естественно, вы можете и сейчас сообщить какие-то сведения, которые, возможно, прольют свет на обстоятельства убийства вашего отца.

Луак Пеннек поднял голову.

– Нет, нет, не надо ничего откладывать, господин комиссар. Я помогу вам, чем могу. Давайте начнем немедленно.

– Мне казалось…

– Я настаиваю.

– С вашей стороны было бы большой любезностью, если бы вы согласились пройти по отелю вместе с одним из инспекторов, чтобы посмотреть, нет ли там чего-то необычного, чего-то примечательного. Любая мелочь может иметь значение.

– Мой муж должен унаследовать отель, и он знает его вдоль и поперек. Знает каждый уголок. Он фактически там вырос.

– Да, да, господин комиссар. Я охотно это сделаю, вы только скажите когда.

Было видно, что Луак Пеннек снова взял себя в руки.

– Но вы должны знать, что мой свекор не держал в отеле никаких ценных вещей и больших сумм наличности. На самом деле в отеле не было ничего такого, что стоило бы украсть.

– Мой отец никогда не придавал значения дорогим вещам. В жизни его по-настоящему интересовал только отель, его миссия. У него был лицевой счет в банке «Креди-Агриколь» – в течение шестидесяти лет. Там лежали его деньги, и когда набиралась приличная сумма, он покупал очередной дом. Так продолжалось все последние десятилетия – он вкладывал деньги только в недвижимость. Отец ничего не коллекционировал и не копил.

Казалось, Пеннек испытал несказанное облегчение, начав говорить. Мадам Пеннек пристально смотрела мужу в глаза, и Дюпен никак не мог прочитать этот взгляд.

Луак Пеннек между тем продолжал говорить:

– Он никогда не делал особенно дорогих покупок. Если не считать лодки – на ее содержание он не жалел никаких денег. Может быть, вчера вечером в кассе ресторана накопилась большая сумма наличными? Но вы наверняка это уже проверили.

– Мои коллеги уже проверили и кассу ресторана, и кассу отеля, но не заметили там ничего достойного внимания.

– В наши дни все возможно, – с неподдельным возмущением произнесла мадам Пеннек.

– В Понт-Авене ему принадлежат четыре дома и, естественно, отель.

– Ваш отец, несомненно, был хорошим бизнесменом. Он сумел составить весьма значительное состояние.

– Дело в том, что некоторые дома требовали значительных вложений, так как давно нуждались в капитальном ремонте. На двух домах пора поменять кровлю. Надо понимать, что туристы хотят снимать дома у моря. А у нас цены намного ниже, чем у моря. Но отец всегда покупал дома здесь, в деревне, хотя здесь ниже и арендная плата.

– В течение двенадцати лет он не повышал цены гостиничных номеров, а также арендную плату за проживание в своих домах. – В голосе мадам Пеннек явно сквозило сожаление. Видимо, поняв это, она умолкла.

– Моя жена хочет сказать, что отец, если бы захотел, мог проворачивать очень прибыльные дела, но он был очень щедрым и добросердечным человеком. Так же как его отец, как его бабушка. Они были меценатами, а не алчными дельцами.

– Но тем не менее нет ли у вас каких-то видимых подозрений? Не было ли у него врагов, не было ли людей, которыми он был недоволен или они были недовольны им? Может быть, отец в последние недели рассказывал вам о вещах, которые его занимали или тревожили?

– Нет, у него не было врагов. – Пеннек помолчал, потом продолжил: – Насколько мне известно. Да и откуда им взяться? У него редко бывали разногласия с людьми, я имею в виду серьезные разногласия. Враждовал он только со своим сводным братом, Андре Пеннеком. Он успешный политик, сделавший на этой ниве неплохую карьеру на юге. Но я почти незнаком с дядей.

Он снова помолчал.

– Он почти ничего не рассказывал нам о своих чувствах. Я имею в виду отца. У нас с ним были очень хорошие отношения, но он мало говорил о себе. Так что я не знаю историю их отношений.

– Может быть, ее знает кто-то еще?

– Не знаю, рассказывал ли ее отец вообще кому-нибудь. Может быть, Делону. Может быть, ее знает жена Андре Пеннека. Его третья жена, которая намного моложе его. В последние двадцать, а то и тридцать лет отец практически не общался со своим сводным братом. Андре Пеннек на двадцать два года моложе отца.

– У вашего деда была внебрачная связь?

– Да, у него была связь с молодой француженкой с юга. Это было в начале тридцатых. Связь эта продолжалась недолго.

– Но все же она не была и мимолетной, она продолжалась больше двух лет, – поправила мужа Катрин Пеннек.

Он укоризненно взглянул на жену.

– Все было, как всегда, банально. Женщина забеременела и вернулась домой, на юг, к своей семье. Мой дед не часто виделся со своим внебрачным сыном. Он умер, когда Андре было около двадцати лет. Я вообще не думаю, что кто-то знает эту историю во всех подробностях, кроме, разумеется, самого Андре.

Дюпен старательно записывал все, что рассказывал Луак Пеннек.

– Фраган Делон действительно был близким другом вашего отца?