Текст книги "Только мужчины верят в любовь"

Глава 5

Наступила осень, всё зеленое вокруг пожелтело, а местами покраснело. По утрам уже стало довольно прохладно, пару раз я даже видел замёрзшие лужи. Снова хожу в школу. Маршрут на этот раз я проложил через её двор, хоть так идти дольше. Всё зря, не встретил её ни разу.

После школы в мои обязанности входит ходить в магазин за молоком, и если летом это занимало совсем немного времени, просто приходишь и берёшь с полки пакеты с молоком, то сейчас это превратилось в проблему. Начали появляться очереди, которые я обычно видел только по утрам, когда магазин был ещё закрыт. Очередь занимали бабушки. Зачем им нужно было приходить к самому открытию магазина, никто не знал, я и сейчас этого не понимаю. Теперь стеллажи с молоком в магазине постоянно пустые. Тележка с товаром просто не доезжает до них, всё молоко расхватывается покупателями по пути её следования. Люди теперь дежурят у входа в подсобное помещение, откуда выезжает тележка.

Как только она появляется из-за дверей, мы накидываемся на неё как звери, все толкаются и ругаются. Оказывается, что когда продуктов мало, а желающих их купить много, воспитанность и хорошие манеры вмиг исчезают. У меня появилось новое самоощущение: когда получалось выхватить заветный пакет молока из-под чьих-то рук, я чувствовал себя настоящим добытчиком.

В один из таких дней я особенно долго стоял у этой проклятой двери в подсобку, точно не меньше двух часов. Людей скопилось уже довольно много, как вдруг я увидел её мать. Она сильно изменилась за это время: очень похудела, была сильно бледна, в уголках глаз появились морщины. От этой красивой женщины ничего не осталось, она стояла, сутулясь, и смотрела в пол в самом конце очереди. Перемены, произошедшие в её внешности, изумили меня, я даже представить себе не мог, что люди могут так сильно измениться. Может, она заболела? После того как я схватил свои два пакета с молоком из тележки и спешно расплатился на кассе, я не стал уходить, а решил подождать и ещё раз посмотреть на её мать. Её долго не было видно, потом я заметил её у кассы. Ей всё же достался один пакет молока, и она, согнувшись, рассчитывалась с кассиром. Кажется, ей не хватило денег, потому что кассир пересчитал копейки, которые она ему протянула, и запротестовал. Сзади люди начали возмущаться, что очередь задерживается. Она взяла мелочь из рук кассира, оставила пакет с молоком на кассе и направилась к выходу, сильно шаркая ногами. Я двинулся за ней.

Я шёл за ней до самого их дома. Перед подъездом, где они жили, её встретил мужчина, похожий на бездомного: лицо грязное, волосы взъерошены, поношенное порванное пальто, а в руках бутылка. Увидев его, она расплакалась, и они вдвоем зашли в подъезд. Только тогда я понял, что это был её отец, которого в последний раз я видел летом, когда его поколотил мой отец.

С тяжёлым сердцем я вернулся домой, где все члены семьи сидели перед телевизором и смотрели какое-то партийное мероприятие, на котором выступал мой отец. Он сидел тут же на диване, довольный, наслаждаясь происходящим на экране, точнее, любуясь собой. В руках у него была газета, где была напечатана его фотография с таким же надменным видом, как и в телевизоре.

– Ты принёс молоко? – спросила мама.

Я молча отдал ей сумку.

– А хлеба не было? – спросила она.

Я покачал головой.

– В магазине прилавки с молоком и хлебом постоянно пустые, а когда привозят, то большие очереди, – проговорила мама, глядя на отца. – Ты можешь что-нибудь с этим сделать?

Отец перевёл взгляд с телевизора на мать. Смотрел на неё некоторое время с таким выражением лица, как будто смотрел на стену, а потом, пожав плечами, снова переключил всё свое внимание на экран телевизора.

В этот момент впервые в жизни мне захотелось его ударить.

Глава 6

Теперь уже стою за хлебом не только я, а половина моего района. Очередь стоит, не движется, так как хлеба в магазине нет, ждём подвоза. Я пришел в магазин к восьми утра, но там уже была порядочная очередь. Заняв место, я простоял до самого обеда, пока не настало время идти в школу. Побежал за сестрой, попросил рядом стоящих подержать моё место, хорошо, что живём рядом: привёл сестру и поставил в очередь, сам договорился с матерью чтобы, она сменила сестру через пару часов, если она не вернётся раньше. В надежде, что хлеб привезут, я ушёл в школу. Вернувшись, я не застал домашних дома и опять пошел к магазину. Вся площадь перед магазином была заполнена людьми, их стало в пять раз больше. С большим трудом я нашёл своих, отправил женщин домой, а сам остался.

Уже смеркается, мы всё ещё ждём. Около девяти вечера появился грузовик, на боку которого большими буквами написано «ХЛЕБ». Сигналя, он расталкивает толпу, пробираясь к магазину. Я никогда ещё в своей маленькой жизни так не радовался. Приезд грузовика с хлебом, который каких-то пару дней назад никем не был бы замечен, теперь встречают чуть ли не овациями.

Жизнь в стране меняется не в лучшую сторону, даже я начинаю это понимать. Люди стали какими-то злыми и серыми, на улице появилась много пьяниц. Отец тоже всё время пьёт, соседские мужики не отстают от него. Возле магазина наряду с жёлтыми бочками, которые теперь заброшены по причине не сезона, появилась третья, она серого цвета и в два раза больше, на ней нет никакой надписи. Теперь возле неё постоянно кучкуются мужики со всего района, и молодые и старые, с самого утра они держат там смену. Население разделилось на две группы: одна часть людей утром стоят перед магазином, ожидая его открытия в надежде урвать хоть каких-нибудь продуктов, которые могли появится в нём за ночь, и другая часть, в похмелье ожидающая открытия серой цистерны. Часто отцы семейств стоят в очереди к бочке, а их семьи стоят за продуктами. Дети зовут отцов, но те их не слышат, они хотят забыться.

Мама сказала, что в серой бочке «портвейн», нечто наподобие водки, которую любят пить взрослые.

У отца есть очень необычная шапка, такой нет ни у кого. Её подарили ему какие-то иностранцы, приезжавшие в наш город и встречавшиеся с ним как с обладателем «ордена». Такую шапку видно издалека.

Всю зиму я вижу её среди толкучки возле серой цистерны, когда иду в школу или возвращаюсь из неё.

– Почему ты перестал ходить на работу? Водитель утром приезжает, весь день стоит и вечером уезжает, – спрашивает мать отца, поймав момент, когда тот не пьян в стельку.

– А что мне там делать? Там нет никакой работы, все просто сидят и ничего не делают – отвечает отец.

Глава 7

По телевизору сказали, что Советский Союз распался, озлобленный отец сидит и молчит, мать выглядит растерянно. Для меня же это ничего не значит, кроме того, что на второй день мой одноклассник с которым мы сидим за одной партой, пришёл в школу без пионерского галстука и меня заставил снять свой со словами:

– Да сними ты уже этот ошейник! – и, как будто испугавшись, добавил: – Так папа сказал, когда утром стянул с меня галстук перед школой.

Не знаю, кто как, а я с удовольствием снял свой галстук. Он мне порядком уже надоел, тем более что каждое утро надо было просить сестру его погладить, а потом ещё и правильно повязать.

Кстати, учительница, войдя в класс и увидев нас двоих без галстуков, ничего не сказала. Даже сделала вид, что не заметила, хотя раньше всегда делала замечания, когда галстук был криво повязан или помят. До этого дня, для неё варианта, что пионер мог прийти в школу без галстука, вообще не существовало.

Через урок уже добрая половина класса сидела за партами без галстуков, а на следующий день мало кто вообще пришел в нём в школу.

Сестра ходила в музыкальную школу и, если честно, я ей завидовал. Красивой игры мы дома от неё никогда не слышали, только повтор разных звуков, это называлось «заниматься дома», но я всё равно захотел ходить туда. В этом возрасте тебе всегда хочется чего-то, чем занимаются люди постарше тебя, и я не стал исключением. Правда, я никак не мог определиться с инструментом, на котором я хотел бы играть.

Пианино мне нравилось, но так как это был инструмент сестры, казалось, что я должен выбрать что-то другое. Однажды по телевизору я увидел фильм, где главный герой детектив искал украденную скрипку Страдивари. Это кино и стало толчком к выбору инструмента, хотя, тогда я, наверное, должен был сделать другой выбор, а именно захотеть стать детективом, но моя детская логика сделала почему-то совсем иной ход.

Я начал ходить в музыкальную школу, которая была в нескольких автобусных остановках от нашего дома. Родители думали, что мы будем ездить на занятия вместе с сестрой, но к тому моменту как началась моя учёба, сестра уже благополучно бросила музыкальную школу. Так что я остался один на один с большим маршрутным автобусом, который почти всегда был забит до отказа, поскольку в стране уже бушевал экономический кризис и общественный транспорт первым пострадал от нехватки бюджетных денег в городе.

У меня было несколько разных предметов: основной инструмент, второстепенный, которым я выбрал пианино, также музыкальная грамота – сольфеджио и предмет под названием «хоровое пение». На него ходили все ученики поголовно независимо от того, на каком инструменте играли. Занятие проходило в большом академическом зале, где все стояли в три уровня и пели песни, которые разучивали дома. На одном из этих занятий я увидел давно позабытую улыбку и полные бесконечной нежности глаза.

После урока, придя на автобусную остановку, я нашел её там. Она стояла у самого края бордюра и водила резиновым сапогом по поверхности весенней лужи, улыбаясь своим мыслям. Она выглядела такой беззаботной и счастливой. Не знаю почему, но в этот раз я не стал строить из себя делового, а просто подошёл к ней и сказал:

– Я тебя знаю, ты живёшь в соседнем дворе.

Она подняла взгляд от лужи и посмотрела на меня своими серыми с зеленоватым оттенком глазами, а потом вдруг, заглянув за моё плечо, обрадованно прощебетала красивым мелодичным голосом:

– Это наш автобус, пойдём! – Она схватила меня за руку и побежала к началу остановки. Действительно, знакомый автобус тёмно-жёлтого цвета пробирался к нам в потоке легковых машин.

Странное дело, автобус оказался неполным, даже были свободные места, но мы не стали садиться, а прошли в самый его конец, там была площадка, где можно было стоять и смотреть в заднее окно на дорогу, на лица водителей легковушек, которые то и дело нагоняли автобус и, перестраиваясь влево, обходили его, торопясь по своим делам. Ещё иногда на кочках автобус подпрыгивал, и тебя подкидывало вверх, что было очень весело.

– Я знаю, ты Ален с соседнего двора, твой папа орденоносец! – сказала она, когда мы встали прямо напротив окна и схватились за поручень.

– А тебя как зовут? – спросил я.

– А я Диана – ответила она и почему-то засмеялась.

У неё был такой заразительный смех, такой открытый и простодушный, что поневоле я тоже начал смеяться. Мы всю дорогу переговаривались и хохотали, пока не обнаружили, что проехали свою остановку. Это нас ещё больше рассмешило…

Глава 8

Бежали мои беззаботные деньки, утром я был школе, а после обеда играл с ребятами во дворе или шёл в музыкальную школу, где встречал Диану. Наступила уже настоящая весна, зацвели вишня и яблоня. Вокруг всё было в белых и розовых цветочках, которые начинали танцевать в волшебном танце, как только поднимался лёгкий ветерок. Природа обновилась, как и люди, которые будто проснулись после тяжёлой спячки. Зима была длинной.

Замелькали яркие цвета: красные, синие, зеленые и в этом не была виновата природа. Люди вдруг стали одеваться очень ярко, в цветастую одежду с иностранными надписями. Это было так необычно, ведь до этого в магазинах продавалась одежда только черного, серого или коричневого цветов, а тут такое. Вначале я видел цветастую одежду только на взрослых, но с какого-то момента дети в школе тоже стали так одеваться. Adibas – было написано на куртке моего одноклассника, ему купили её в эти выходные, как он сказал, на барахолке. Что такое «барахолка» мне было неизвестно, но моя тяга ко всему новому тут же побудила желание узнать, что же это за таинственное место и почему оттуда появляется такая сказочно красивая одежда, которую в глубине души я тоже сильно хотел иметь.

Не откладывая в долгий ящик, я прибежал со школы, бросил портфель и тут же помчался на поиски своего друга и соседа Макса. Долго искать не пришлось, он был у себя дома и грыз кусок хлеба, намазанный маслом и посыпанный сверху сахаром. Он тоже только вернулся со школы.

– Я слышал от родителей, что эта «барахолка» находится где-то на краю города, и туда идёт сто тринадцатый автобус, – с набитым ртом сказал Макс. Мы понимали друг друга без слов, он всё прочитал в моих глазах, поэтому тут же начал обуваться и натягивать куртку.

Со всех ног мы помчались на автобусную остановку. Бабушки, сидевшие на скамейке возле подъезда, заулыбались вслед нашим быстро удаляющимся спинам, понимая, что сорванцы опять что-то задумали.

Еле дождавшись нужного автобуса, мы, как взрослые, с серьёзным видом заскочили в него. Договорились сидеть смирно и смотреть в окно, но разве с Максом так получится? Конечно же, через пару остановок мы ржали на весь автобус и баловались, мешая взрослым думать о своих проблемах.

В этот день мы проехали на этом автобусе полный круг и вернулись без безрезультатно, так как на наш вопрос о барахолке кондуктор подтвердил, что автобус едет туда, но барахолка работает только по воскресеньям.

В воскресенье мы сидели в том же автобусе и тот же кондуктор прокричал:

– Следующая остановка «Барахолка».

Мы тут же двинулись к двери, посматривая в окна. Там бежала реальность как на экране в кино: люди, машины, дома, деревья, а потом забор, забор, забор и снова люди, люди, люди…

Когда автобус подкатил к остановке, мы увидели на ней столько людей, сколько я никогда не видел на автобусных остановках даже в самый страшный час пик. Толпа тут же хлынула внутрь автобуса как только открылись двери, а мы каким-то чудом, в самый последний момент смогли протиснуться сквозь людей наружу.

Барахолка встретила нас шумом и гамом сошедших с ума взрослых, которые куда-то спешили с огромными клетчатыми сумками. Мы, не сговариваясь, взялись за руки и пошли в самую глубь этого людского потока, который тут же подхватил нас как горная река и понёс куда-то в неизвестном направлении, то и дело бросая о прилавки как о горные валуны и ежесекундно пытаясь разъединить наши руки.

Калейдоскоп лиц, которые то и дело зазывали нас непонятными словами, просто сводил с ума:

– Мокасины, адидас, слаксы, монтана – кричали люди.

Кто-то кричал:

– Грабят! Помогите!

Здесь кипела жизнь, о которой мы даже не подозревали, живя в своей тихой скучной заводи. В какой-то момент я посмотрел на Макса, он улыбался, и я только сейчас понял, что тоже улыбаюсь, причем, наверное, уже достаточно долго, потому что щёки мои уже начали болеть.

С тех пор мы ещё несколько раз ездили в это волшебное и странное место, где все люди как будто были не в себе. Особенно это чувствовалось, когда мы возвращались во двор, в котором жизнь текла неторопливо, как в замедленной съёмке.

Музыкальную школу я прогулял уже несколько раз подряд. Диана, наверное, меня потеряла.

Глава 9

В воскресную рань кто-то стучит в дверь нашей квартиры, даже не стучит, колотит, ну погоди… уже пинает. Я побежал открывать. Это Макс.

– У меня идея, пойдём! – улыбнулся он мне во все свои двадцать четыре зуба.

Я заинтригован, бегу со всех ног в ванну, быстро умыл лицо, почистил зубы. Потом быстро натягиваю на себя что попалось под руку, на ходу обуваюсь и выскакиваю в прохладный подъезд, зябну, руки мои тут же покрываются гусиной кожей. Где-то внизу я вижу луч солнца, эта открыта входная дверь в подъезд, за которой меня ждёт Макс. Надеюсь, не зря он меня так рано разбудил.

Выхожу на улицу. Оказывается, солнце уже порядочно удалилось от горизонта, апрель, погода отличная. Макса нет возле подъезда, он уже не торопясь идёт посередине двора в сторону магазина, на спине его школьный рюкзак, а в руках вязаная белая сетка. Я окликаю его, он оглянулся и махнул мне рукой, как бы приглашая его догнать. Чёртов интриган, приходиться бежать за ним.

Когда на самом углу дома я наконец-то догоняю его, он, довольный, вытаскивает из кармана пятирублёвую синюю купюру и показывает её мне.

– Что это? Откуда у тебя деньги? – озадаченно спрашиваю я.

– У родителей стащил из их заначки – хитро улыбается он.

Я остановился. Ему тоже пришлось остановиться.

– Да не переживай ты, вечером назад верну, они ничего не заметят, – говорит Макс, вдруг став очень серьёзным.

– А что ты собираешься делать с этими деньгами? – я всё ещё стою и не трогаюсь с места, хотя Макс уже зашагал вперёд.

– У меня план, пойдём! – он машет мне рукой, в которой у него сумка, в другой руке у него купюра, он на ходу убирает её в карман. Я опять догоняю, Макс говорит:

– Мы сейчас в магазине купим ящик пепси-колы, она у них по двадцать пять копеек за бутылку, как раз хватит. Затолкаем весь ящик в сумку и рюкзак и поедем на барахолку.

– На барахолку? Зачем? – автоматически спрашиваю я, хотя уже начинаю понимать задумку Макса.

– Как зачем? Продадим там всё! Ты видел? Там вообще нет продуктовых магазинов. Сегодня жара будет, я специально прогноз погоды вчера посмотрел.

Мы так и поступили. Дождались открытия продуктового, купили ящик пепси, растолкали бутылки в сумку и рюкзак и как два навьюченных верблюда потащили наш товар на автобусную остановку. Залезть в автобус с такой ношей было непросто, хорошо хоть в такое ранее утро выходного дня людей было немного, и нам никто не мешал вскарабкиваться по лестнице, только водитель покрикивал, чтобы мы поторапливались. И мы торопились, как могли.

Приехали мы на барахолку рановато, людей ещё было мало, в основном продавцы, которые деловито раскладывали на прилавках свой товар, предвкушая большой базар выходного дня.

Мы же, еле волоча свою ношу, принялись ходить по рядам вдоль прилавков, предлагая свой товар продавцам. Но он был никому не интересен, все были заняты своими делами, да и солнышко ещё не так сильно припекало. Так что надо было ждать своего часа, но мы, два маленьких сорванца, этого, конечно же, не понимали и остервенело таскались по рядам и писклявыми голосами предлагали пепси-колу, пока совсем не выбились из сил.

Мы остановились отдышаться недалеко от шашлычной, которая стояла ровно посередине барахолки. Шашлычник уже разжёг свой мангал и профессиональными движениями раскладывал горящие куски саксаула с помощью самодельных металлических щипцов. От жара мангала шашлычник обливался потом. Оставив рюкзак у ног Макса, который уселся прямо на землю, я пошёл с одной бутылкой к шашлычнику:

– Дяденька, купите бутылку пепси, вам же жарко! – сказал я почти шёпотом, от накатившей на меня робости конец фразы растворился в воздухе.

Шашлычник весело посмотрел на меня и с ухмылкой спросил:

– И почём у тебя лимонад, маленький спекулянт?

– Я не спекулянт! – оскорбился я, хотя даже не знал значения этого слова, но сразу подумал, что оно обидное.

– Ладно тебе, не обижайся… Я пошутил, – засмеялся шашлычник. – Так почём лимонад?

– По пятьдесят копеек! – ответил я, покраснев, и стараясь не смотреть ему в глаза.

Шашлычник присвистнул:

– Дороговато! Хотя… давай!

Он полез в карман своего не совсем белого халата и вытащил оттуда жёлтую бумажку в один рубль. Он протянул её мне, взамен я отдал ему бутылку.

– А сдача? – тут же спросил он.

И тут я понял, что сдачи-то у меня нет, и повторно покраснел от смущения.

– Что, нет сдачи? А ещё есть пепси?

Я закивал и побежал к Максу, вытащил из рюкзака ещё одну бутылку и побежал к шашлычнику. Отдав ему вторую бутылку, я вернулся к Максу очень довольный собой и показал ему наш первый заработок.

Это нас так воодушевило, что мы тут же подхватили свои тяжелые сумки и снова пошли по рядам продавать наш позвякивающий товар.

Безрезультатно! Через час мы вернулись на исходную точку без единой новой продажи.

Народу значительно прибавилось, ряды уже почти под завязку были забиты народом, да и солнце уже начало припекать. Мы без сил уселись прямо на землю, открыли себе по бутылке и стали жадно пить, а затем принялись разглядывать разношёрстную толпу.

В этой толпе ходили как совсем оборванцы, так и средний люд. Иногда попадались солидные люди, часто со всем своим семейством. Дефицит смешал все категории общества в одном месте: на барахолке.

Мы бы, наверное, так и просидели до самого закрытия барахолки, ходить по рядам больше не было ни сил, ни желания, как вдруг из-за людей, которых уже и здесь на площадке толпилось немало, появился не совсем белый халат, и весёлый голос дружелюбно крикнул:

– Вот ты где! Что ты здесь сидишь, там твой лимонад спрашивают. У тебя ещё есть?

Я вскочил и показал свой рюкзак, из которого торчали горлышки бутылок. Тут же вскочил и Макс и поднял свою большую сумку, в которой тоже характерно зазвенело.

Шашлычник подал знак рукой, чтобы мы шли за ним. Протиснувшись сквозь людей, мы подошли к самому мангалу, рядом с которым стояли высокие круглые столики. Каждый столик обступали люди, они ели шашлык и лук, нарезанными кольцами лежавший на тарелках.

– Кто пить хотел? – крикнул шашлычник в сторону столиков.

Сразу от трёх столиков откликнулись. К одному пошёл я, а к другим Макс. Каждый за столиком, к которому я подошёл, купил себе бутылку. За раз я продал сразу шесть бутылок и в моём рюкзаке осталась только одна, которую тут же купила проходящая мимо столика женщина своему сыну-подростку, смотревшему на меня с нескрываемой завистью.

Я вернулся на исходную позицию. Появился Макс, крутя в руках абсолютно пустую сетку.

– Я всё продал! – радостно сообщил он. – Поехали домой!

– А ты не хочешь покушать шашлыка? – не знаю, почему я спросил, хотя от этой жары и выпитого ранее пепси есть совсем не хотелось.

– Да ну, поехали домой, – ответил Макс, но я настоял:

– Нет, я хочу шашлык! – и с этими словами двинулся в сторону мангала.

– Ну ладно, возьми и мне тоже – крикнул мне вслед Макс.

Я встал в очередь: несмотря на жару, желающих отведать шашлыка было хоть отбавляй. Когда подошла моя очередь, шашлычник, глянув на меня с неизменной улыбкой, спросил:

– А, это ты молодой. Что, всё продали?

Я, довольный, закивал в ответ.

– Молодцы! Только в следующий раз не продавайте так дёшево!

– В следующий раз не продавать так дёшево? – удивлённо переспросил я.

До меня дошла его мысль, и я невольно улыбнулся.