Текст книги "Идеальный мерзавец"

Глава 19

Вера

Марк смотрел на меня, подняв одну бровь, с плохо скрываемым любопытством в светло-серых глазах. На нем был теплый худи с капюшоном и свободные джинсы, в волосах бардак, а трехдневная щетина скрыла соблазнительную ямочку на подбородке.

– Привет, Вера, – улыбнулся он, как ни в чем не бывало, и скользнул за наш столик.

Он отрезал меня от остального мира. Я отпрянула к ограждению, на узком диване стало невероятно тесно.

Тадеуш впервые за все это время четко произнес:

– Знаешь его, Вера?

Марк не удостоил моего собеседника даже коротким взглядом.

Все его внимание было предназначено мне, и его взгляд был более чем откровенный. Двусмысленный, наглый, нарушающий личное пространство. Ни один мужчина не позволял себе так пялиться на мои губы.

Его глаза обещают наслаждение, в них горит желание увидеть больше, избавившись от лишней одежды. Наваждение и безумие в одном флаконе с резкими нотками сандала на его коже.

– Познакомишь?

Низкий голос с хрипотцой поднимает со дна отчаяние, осевшее противным илом за эти два дня. Сразу вспоминаю ванную, осколки красного сердца и унизительный отказ.

Я не позволю Марку играть со мной.

На самом деле я благодарна, что он оттолкнул меня и что четко обозначил собственные интересы. Я в его возмутительные стандарты не вписываюсь, но рядом с ним все равно почему-то теряю голову.

Я перевожу взгляд на встревоженного поляка. Решаю специально подразнить зверя. Не только касаюсь руки Тадеуша, а медленно поглаживаю ее. Пусть видит и придумывает себе что угодно.

– Тадеуш, это Марк, и он уже уходит, – произношу я, не глядя на него.

И это ошибка.

В следующий момент бутылка вина летит в стену, взрываясь фейерверком красных брызг и темно-зеленого стекла.

* * *

Люди кричат на незнакомом языке. Все вскакивают с ног и, если до этого атмосфера в кафе текла расслаблено, то теперь градус взвился до потолка. Администратор дает указания официантам, те ловят в дверях посетителей, которые подорвались с мест и собрались сбежать, не оплатив счета. Все кругом размахивают руками, и в этом хаосе есть только один спокойный человек, который стоит, опустив руки в карманы широких джинсов с низкой талией.

Виновник спокоен. Он смотрит на меня и кривовато улыбается.

– Какой же ты мерзавец, – выдыхаю я.

Он пожимает плечами, сует, не глядя, банковскую карту подбежавшему администратору и бросает что-то на греческом.

– Что ты сказал ему? – спрашиваю я, хотя и догадываюсь по шокированному виду парня.

– Что все расходы беру на себя. – Он снова пожимает плечами. – Я богатый мерзавец, Вера. Могу поджечь это кафе, если захочу, а хозяин только спросит, достаточно ли хорошо оно горит.

Мужчина идет на меня, а в глазах пляшут искры того самого пламени. Меня обдает жаром. Выданный плед и то грел меньше, чем руки Марка, которые ложатся мне на талию.

– В’ера, – зовет Тадеуш с сильным акцентом.

Наверное, нервы сдают у человека.

Его голос и то, с каким акцентом он произносит мое имя, не вызывают во мне и десятой доли того, что я чувствую рядом с этим мерзавцем.

– Марк! – раздается женский голос.

Вижу ту самую рыжую девку из аэропорта. Марк прикрывает на мгновение глаза. Его хватка на моей талии становится сильней.

– Успел забыть, с кем пришел сюда? – холодно спрашиваю я.

– Мы случайно встретились.

Смеюсь. Наверное, в том, что мне так весело виноват именно стресс, ведь ничего забавного не произошло. Просто я снова с головой нырнула в липкую и противную грязь, которую потом с себя не смыть так просто. В ушах зашумело от стонов, которые отскакивали от кафельной плитки туалета. Я наяву услышала, как она скребется ногтями по пластмассовой перегородке, пока он трахает ее сзади. И последним аккордом – шум сливающегося бачка.

– Надеюсь, ты использовал презерватив, когда спал с этой шлюхой.

Не верю, что произношу это. Но я умею усваивать уроки. Может быть, не сразу. Все-таки с Юрой мне понадобилось целых шесть лет.

Рыжая переходит на ультразвук: безусловно, она все слышала, но я и не собиралась быть тихой.

– В’ера?

Качаю головой.

– Мне жаль, Тадеуш. Но я лучше пойду.

Перешагиваю через красную лужу, в которой девушка в униформе вылавливает осколки. Ничего необычного. Просто снова разбилась вдребезги еще одна надежда.

Зазвонил телефон. Роуминг мне не по карману, я просто купила местную симку и дала номер Паше. Отвечаю на его звонок и говорю, что у меня все хорошо.

– Правда? – неуверенно спрашивает он.

– Да.

В подтверждение тому, что у меня все хорошо, я почему-то добавляю:

– Не жди меня сегодня.

Отрубаю телефон быстрее, чем он снова начнет задавать неуместные вопросы. Вытираю кулаком слезы и шагаю по набережной, мимо раскидистых пальм и цветущих кустов.

Иду куда глаза глядят, по левую сторону от меня сочувствующе вздыхает темное море, ветер холодит щеки, будто старается стереть слезы.

Я утыкаюсь в пирс, украшенный огромными булыжниками. Теперь море по обе стороны от меня. Ветер с привкусом соли путает волосы.

Я так мечтала приехать на Кипр и выйти замуж за любимого мужчину, а лишь одна встреча перевернула все с ног на голову. Разве такое возможно? Разве нормально ощущать такую тягу к совершенно постороннему человеку?

Черные волны бьются о камни, словно ведя с ними бесконечный разговор, а я разворачиваюсь и иду дальше. Вымощенная плиткой дорога, идущая вдоль моря, сейчас почти пуста. Редкие прохожие возвращаются домой по залитой оранжево-желтым светом фонарей тропинке.

Замираю, когда вижу в шаге от моря, прямо на прибрежном песке, качели. Иду к ним, хотя мои каблуки утопают в песке. Сажусь лицом к морю. И отрываюсь от земли.

Выше, и выше, и выше. Будто сильно раскачавшись, можно улететь.

Не изумляюсь, когда слышу скрип соседних качелей, скорее я бы удивилась тишине.

Мельком оборачиваюсь.

Марк не качается. Он пытается втиснуться на сиденье, но конструкторы не предусмотрели, что взрослые дядечки однажды тоже захотят вспомнить детство.

Только я взмываю вверх и вниз, а он остался стоять рядом якорем, который тянет меня к земле.

Ноги скользят по звездному небу, как по льду. Я бегу, хотя знаю, что это бессмысленно: Марк просто ждет, когда я наконец-то смирюсь с этим.

Но я не готова.

Я раскачиваюсь все сильнее, и хотя мои руки окоченели от холода и ветра, а зубы стучат, мне еще никогда не было так легко. Вверх и вниз, только вверх и вниз, ветер в лицо.

Сбрасываю сначала одну туфельку, и она летит в песок, потом вторую, целясь в море.

Марк взглядом провожает полет моей обуви. А потом я разжимаю ладони и прыгаю сама.

Секунда обманной свободы. Так мало и в то же время мучительно долго тянется этот миг, пока я не приземляюсь на песок на обе ноги и не вытягиваюсь в струну.

Я приняла решение. И оно далось мне легко.

Марк сбивает меня с ног и валит на песок. Будто хотел спасти, хотя такой, как он, наоборот бы, уничтожил.

Впрочем, своеобразный тест на доверие он прошел успешно.

– Ненормальная! – кричит он, ощупывая меня, пытаясь найти травмы.

Сделаю вид, что поверю ему.

– Я в детстве занималась гимнастикой!

Мне щекотно, и я смеюсь в голос.

А еще вдруг становится совершенно не страшно.

Марк вдавливает меня в холодный песок своим телом, нависая надо мной. Вижу блеск в его темных, как беззвездное небо, глазах, обхватываю лицо руками. Щетина царапает ладони.

И тогда же меня пронзает ощущение дежавю – я уже делала то, что только собиралась сделать сейчас.

Я уже целовала Марка.

Глава 20

Марк

Наверное, это алкоголь. Не знаю, как в здравом уме можно было решить, что сейчас Вера действительно улетит от меня, если достаточно сильно раскачается. Это же детские качели, мать вашу, а не боинг.

И все равно, когда она оттолкнулась и разжала руки, у меня остановилось сердце.

Как кот на воробья, я бросился вперед, пытаясь притянуть ее обратно к земле, не давая упорхнуть от меня снова. Я сбил ее с ног, но поймал.

Она залилась хохотом, пока я пытался нащупать переломы. Убедиться, что она цела и невредима.

– Я в детстве занималась гимнастикой!

Переломов, разумеется, не было, но руки убрать я уже не мог. Она раскусила, почему я так бесцеремонно лапаю ее, но, кажется, решила не сопротивляться.

Обхватила мое лицо руками, и я замер. На этот раз она не спит, верно? Она точно знает, кого собирается поцеловать?

– Когда? – шепчет Вера неожиданно охрипшим голосом. – Когда это уже было?

Смотрю в ее перепуганные глазища. Кое-что уже вспомнила, значит, может вспомнить и все остальное. Нет смысла врать.

– В машине.

– Когда мы ехали из аэропорта? – ахает она.

– Да.

Вера сильно жмурится, и, думаю, в этот момент она вспомнила. И про свой сон, и про свой оргазм.

– Что я еще делала? – шепчет она, не открывая глаз.

Я касаюсь носом ее шеи и шумно вдыхаю запах. Веду по скуле к щеке, а после накрываю ее губы своими губами. Целую ее так же невинно, как и она меня тогда. Но теперь она не спит.

Теперь она действительно знает, кто ее целует.

И она отвечает. Моим и только моим губам.

Она приоткрывает ротик на выдохе, и я веду языком по ее нижней губе, и Вера стонет. Вера, мать вашу, стонет только от этого.

– Сначала ты поцеловала меня, – шепчу в уголок ее губ, а после втягиваю ее язык в свой рот и умираю от ее сбивчивого дыхания.

– Я? – выдыхает она. – Это я поцеловала тебя первая?

Да, малышка. Не отвечаю, потому что оторваться от ее губ сейчас равносильно самоубийству. Вспомни, как ты раздвинула ноги передо мной в самолете, поцеловала в такси, а после позволила это сделать с тобой. Твое тело знает.

Поцелуй становится все глубже. Быстрее. Я пью ее дыхание, а она выгибается, запуская руки в волосы. Я рефлекторно делаю движение бедрами, стремясь сократить прелюдию. Вера улыбается. Моя реакция веселит ее.

Она перехватывает мой язык и так глубоко всасывает его, что хочется взвыть от удовольствия.

Исследую ее лицо руками, как слепец, стараясь запомнить каждую впадинку и изгиб.

– Это был ты… – шепчет она, задыхаясь от моих поцелуев. – Это был ты…

– Я.

– Почему не сказал мне об этом?

– Ты спала. И видела сон.

Она мрачнеет, но продолжает поцелуй. Отстраняюсь. Не хочу быть заменой или тем, кто залечивает раны.

Юра – воображаемый собутыльник прошедшего дня. Вместе мы распили бутылку виски, но от похмелья страдал потом только я. Он уже мой лучший друг и заклятый враг, присутствует между мной и Верой незримой, но уверенной преградой.

– Что же тебе снилось, Вера? – подталкиваю ее к ответу. Хочу услышать это от нее. – Расскажешь?

Все мои женщины хотели именно меня. Вера не будет исключением, в этом не дам ей никаких поблажек.

Девушка переводит взгляд в небо и сглатывает.

– Мне снился… Другой.

Такой ответ меня не устраивает.

Перекатываюсь с нее и сажусь на песок. Она так близко и так далеко в один и тот же момент.

Годами я выбирал женщин, которых никогда не заботило раскаяние, и это здорово облегчало ситуацию и способствовало сексу. Вера другая. Мы оба знаем это.

А еще об этом знает Юра. Может быть, поэтому он и отпустил ее одну так далеко, потому что ублюдок знал, как сильно ему повезло. Юра – везучий сукин сын, который не ценит своего счастья. Почему я это знаю? Потому что видели бы вы Веру в ту ночь в аэропорту – от гармоничных отношений так не бегут.

Он довел ее, а она его все еще любит. Или думает, что любит. Она не готова обсуждать со мной чувства, потому что знает, я – последний человек на земле, готовый говорить о любви, особенно к другому мужчине.

И все же я тянусь к ней первым и сажаю к себе на колени, потому что она не должна сидеть ночью на песке в одном платье. Пусть она и не отвечает на мои вопросы так, как бы хотелось.

Она прижимается ко мне, и я чувствую, что она сильно замерзла.

– Ты нашла, где жить?

Она кивает, а я веду рукой по спине и крепко прижимаю к себе.

– Проводить тебя?

Качает головой и вдруг говорит на одном дыхании:

– Он никогда не делал со мной того, что тогда снилось.

Спокойно, Марк, спокойно. Кусаю щеки изнутри и молчу.

Это настоящее чудо, что удается смолчать. Холод отрезвил меня, иначе это было бы не так просто.

– Тебе приснилось что-то нетрадиционное?

Я пойду и утоплюсь, если она скажет, что ей приснился тройничок со мной и Юрой.

Вера хмыкает.

– Не думаю, что мои сны смогут тебя шокировать после всего, что я о тебе знаю.

– И все же. Что именно тебе снилось? – осторожно спрашиваю я.

– А ты только целовал меня… Или… – Девушка переводит тему.

– Не только целовал, – сразу отрезаю я.

Клянусь, даже в темноте вижу, как она вспыхивает. Что этот Юра делал с тобой во сне, Вера, расскажи же мне, или придется пытать тебя.

– А ведь я могу даже показать, что именно с тобой делал… Если ты позволишь.

Ну, а чем не пытка?

Перехватываю ее так, чтобы было удобней и веду правой рукой по голому бедру.

– Конечно, в тот раз ты была в джинсах, но…

– Вот почему они были расстегнуты, когда я вышла из машины, – шепчет Вера с закрытыми глазами. – Я думала, что молния разошлась случайно…

– Не случайно, – поглаживаю ее голое бедро. – Это я расстегнул их.

– Вот почему таксист так ухмылялся, глядя на меня?! – резко выпрямляется она. – Он что, все видел?!

– Он видел только то, как ты меня целовала. Потом он остановился и ушел за кофе. Ты проснулась из-за того, что он хлопнул дверцей, когда вернулся. Мы успели закончить с тобой до этого…

Пальцы скользят по внутренней стороне ее бедра, и с тихим стоном Вера едва уловимо разводит ноги, позволяя зайти дальше.

Подушечками пальцев легко касаюсь кружевных трусиков под платьем.

– Да… – Ее тихий стон напоминает шорох волн.

Отодвигаю кружево в сторону и касаюсь горячей пульсации пальцем.

– Это был ты… – Вера выгибается и шепчет, словно не веря собственным словам.

– Я. Не передумала?

– Нет…

– Попроси меня.

– Пожалуйста, – шепчет она, – не останавливайся, Марк.

Никогда еще так сильно меня не заводило собственное имя. Можете считать это извращением, но, думаю, меня хорошо поймет тот, кто слышал в момент оргазма от женщины чужое имя.

Медленно поглаживаю ее.

– Помнишь, ты говорила, что никогда не занималась сексом в общественных местах?

Вера кивает. Веду палец ниже, где влажно и горячо, и проникаю в нее, едва сдерживая собственный стон.

– Так вот со мной, Вера, ты занималась этим уже дважды. Не боишься привыкнуть?

Трахаю ее пальцем на пустом пляже под луной, а она дрожит от приближающейся развязки и целует в губы, не давая договорить. Присоединяю второй палец к первому, а большим потираю твердую горошину.

Вера выгибается.

Точно улавливаю нужный момент и отстраняюсь от ее губ, чтобы посмотреть ей в лицо. Вера закусывает губу, чтобы не кричать.

– Не кусай губы, Вера, – рычу, а моя рука двигается все быстрее. – Я хочу слышать тебя.

– Марк! – кричит она и выгибается в моих руках.

Да, черт возьми, да!

Глава 21

Марк

Она ушла.

Да, после оргазма и поцелуев, от которых уже болели губы, Вера все-таки ушла. Нашла в себе силы. По дороге на ее съемную квартиру, я спросил:

– Бежишь?

– Да, – честно призналась девушка.

– Меня боишься или себя? – решил уточнить я.

Она пожала плечами.

Внутренний зверь ликовал. На время ему хватило впечатлений после произошедшего на пляже. Конечно, хотелось утащить Веру в свой дом, швырнуть поперек кровати и дать себе волю, но…

…поцелуи Веры не расколдуют чары и не превратят мерзавца в принца.

Дверь за Верой закрылась. Кажется, она даже была удивлена, что я не стал настаивать, соблазнять ее дальше или вламываться в квартиру.

Правда, я сам не понял, почему простоял на тротуаре дольше обычного, когда она уже ушла. Поймал себя на мысли, что улыбаюсь как первокурсник-девственник, которому сегодня перепало.

Где я оставил Марианну? За столиком, кажется? Прошло около часа, в ресторане ее искать уже бесполезно. Девушка, скорее всего, заскучала и замерзла, а еще ей вполне хватало времени, чтобы отрезветь и принять мысль, что меня нужно послать куда подальше.

Я так хотел в это верить.

Но Марианна взяла трубку.

– Марк? – Голос сонный.

– Привет, Марианна. Я снова свободен.

– Да? А ты разве не ушел с той девушкой?

И при этом в ее голосе ноль целых ноль десятых ревности. Правильно, кто мы друг другу? Никто.

– Я проводил ее до дома и хочу развлекаться дальше.

– Но я уже в номере… И не думаю…

– Выходи.

– Что? Куда?

– Кипр крохотный, детка. Не успеешь оглянуться, и я уже у твоего отеля вместе с такси.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Ты же не хотела делать это у себя в номере. Так что?

– Я не знаю, Марк…

– Решайся. Я уже сажусь в такси.

– Я не поеду с тобой…

Мое сердце пропустило удар.

– Просто поднимайся ко мне, – закончила мысль Марианна. – Гостиница «Савой». Пятьсот восьмой номер. Мне так лень сейчас куда-то ехать.

Вся тьма моей бездонной черной души снова лезет со всех щелей, куда ее только что смогла загнать Вера.

Марианна сама приняла это решение. Разве у нее не было выбора? Всего-то и нужно было отказаться, послать меня к черту или даже не поднимать трубку. Вместо этого она назвала адрес и пригласила к себе. И после этого я плохой? Это я должен отказаться от минета и довольствоваться кулаком в душе?

Мир ужасен и полон грязи. Добро пожаловать на борт, снимите розовые очки, самое время увидеть реальность такой, какая она есть.

Пора делать фотографии, которые приведут ее жениха в бешенство. Зря я, что ли, обжимался с ней в аэропорту?

Ослепительно улыбнувшись консьержу, я беспрепятственно поднялся на пятый этаж. Марианна открыла сразу и, пропуская в номер, приставила палец к губам. Веди, мол, себя тихо. Значит, жених и правда может быть за соседней стеной. Не сказать, чтобы удивлен. Вероятно, женщинам уже просто не под силу меня хоть чем-то удивить.

Кроме Веры.

На Марианне кремовая комбинация, через шелк которой видны твердые соски. Она уже возбуждена и, могу поспорить, белья на ней тоже нет.

Мельком вижу в углу номера на дверце шкафа чехол для одежды. Я его сразу узнаю. Уже видел в аэропорту в трясущихся руках другого мужчины.

Прелюдия мне не нужна. Сразу притягиваю ее к себе, но почему-то целую в шею. Не могу коснуться губ, а она тянется к ним, но я нахожу ее рту другое применение. Она мигом опускается на колени. У меня стоит уже давно, но Марианна не знает, что в этом нет никакой ее заслуги.

Ощущений от минета ровно столько же, сколько ревности было в ее голосе: ноль целых ноль десятых. Даже мой кулак справился бы лучше.

Поднимаю ее с колен и ставлю на кровать на четвереньки. Комбинация задирается, обнажая розовые ягодицы. Белья на ней действительно нет.

Рву презерватив зубами. Вхожу. Трахаю.

И понимаю, что не кончу.

Ни за что и никогда. Только не сегодня. Хоть стреляйся.

Наращиваю темп, и Марианна вгрызается зубами в простыню и кончает. Один раз, следом второй. А я – даже близко нет.

Стону от ярости и разочарования. Девушка принимает этот стон на свой счет, двигает бедрами в такт. О, лучше бы она этого не делала.

Пора с этим цирком заканчивать.

Достаю телефон и делаю пару снимков с пошлейшего на свете ракурса. Я так и не разделся, только штаны спустил.

Марианна на меня не смотрит. Женщины закрывают глаза во время секса, потому что доверяют мужчине.

Очень зря.

Прячу телефон, ударяю бедрами в последний раз и выхожу из нее. Спускаю презерватив в унитаз, а у самого руки трясутся, как же сильно я хочу другую женщину.

Киваю в ответ на умиротворенное: «Спасибо, ты – классный», – и ухожу. Марианна даже не поднимается с постели, чтобы проводить.

Дома печатаю фотки. Беру такси и еду обратно. Консьерж с радостью кивает, узнавая меня.

– Забыл кое-что наверху у друзей, – говорю ему по-гречески, и он расслабляется. – Мигом вернусь.

Человек, который на Кипре говорит на местном языке – свой в доску и не достоин никаких подозрений. Думаете, зря я выучил язык?

Поднимаюсь на пятый этаж и подсовываю под дверь жениха конверт. Как я узнал номер? На тумбе рядом с телевизором, пепельницей, пультом, сережками и помадой у Марианны лежала ключ-карта.

Изо всех сил стучу кулаками в дверь, чтобы жених гарантированно проснулся. Нехрен столько спать.

Дверь открывается, когда я уже стою у края лестницы. Замираю.

Его крик «Открой, шлюха!» я слышу даже лестничным пролетом ниже.

Добро пожаловать в клуб.

Глава 22

Марк

– Марк?

Отделившись от стены, смотрю, прищурившись, на нечеткую фигуру передо мной. Вижу плохо. Глаза от бессонной ночи и яркого света слезятся.

– Что ты здесь делаешь, Марк? – удивляется Вера.

Действительно, какого черта я здесь делаю? И где я вообще? Тянусь к солнечным очкам и только затем оглядываю крыльцо дома, на котором провел остаток ночи.

Крыльцо ее дома, до которого провожал вчера Веру после миленького тет-а-тет на берегу.

Как предсказуемо. После греховной ночки, когда выворачивало от отвращения к самому себе, приполз к иконе покаяться.

Рукой натыкаюсь на полупустую бутылку виски. Слава богу, не литровая, а всего-то 0,5, но вчера мне хватило и этого. Во рту незабываемые ощущения, словно жрал песок, в который дружно насрали любимые киприотами уличные кошки.

Расклейся я так в родном городе, встретил бы утро обобранным до нитки трупом. А так это Кипр, детка. Остров, где все друг друга знают, а закрывать двери на ночь стали только в последние годы, когда Европа раскрыла свои объятия второсортным странам и нелегалы хлынули на доброжелательный остров в поисках заработков.

– Марк, ты в порядке?

Вера присаживается на край ступени. Она, черт возьми, хорошо выглядит с утра, отдохнувшей.

Представляю, на какого бомжа сейчас похож я.

– Д-да…

На самом деле, нет. Скрипучий голос застревает в глотке. Если бы мог, я бы дополз и вылакал море.

Почему я не отправился домой, а приперся сюда? И даже не стал напрашиваться в гости, а ведь именно так поступил бы Марк Бестужев. Он выбрал бы кровать с женщиной под боком, а не впивающиеся в ребра ступени лестницы.

– Может быть, поднимешься? Хотя бы примешь душ и чего-нибудь поешь?

Закатываю глаза. Благо из-за солнечных очков Вера этого не видит. Даже гадать не нужно: она из тех хороших девочек с большим сердцем, кто регулярно тащит домой бездомных котят и голодных щенков.

Вот только я не милый щенок. И даже не волк. Слишком много чести сравнивать себя с гордым сильным животным. Мой максимум этим утром – мерзкая гиена, питающаяся падалью. Даже изо рта воняет примерно так же. А одним душем я не отделаюсь, нужно искупаться в чане с хлоркой для дезинфекции.

Даже секс в общественном туалете аэропорта не казался мне таким противным, как прошлая ночь в номере пятизвездочного отеля.

Теперь я хорошо знаю себе цену. И нет, это не просто похмельное самоуничижение. При взгляде на Веру я ясно осознал, что такому жителю ада лучше оставаться в своем грязном котле, чем пытаться примазаться к ангелам.

Качаю головой, отказываясь от ее предложения подняться наверх. Она не знает того, что знаю я. Иначе давно вытолкала бы меня или просто прошла мимо, делая вид, что не замечает.

Я отлипаю от стены и поднимаюсь на ноги, но едва держусь: все тело затекло из-за неудобной позы.

– Неужели ты провел здесь всю ночь? – удивляется Вера.

Неопределенно пожимаю плечами.

Я бы уже сбежал от неудобных вопросов, но ноги затекли.

На Вере цветастый легкий сарафан целомудренной длины до колен и вязаный кардиган, скрывающий вырез платья. На ярком солнце волосы отливают темным золотом. Из-за попадающей в глаза челки она то и дело жмурится.

Ничего вызывающего. Ни капли макияжа. Но утро тут же дает о себе знать ниже пояса.

Я смотрю на нее и ее припухшую нижнюю губу, которую она то и дело облизывает, и чувствую, как густая после запойной ночи кровь медленно, но верно отливает от мозга в нижние части тела.

Сейчас я не очень похож на принца. Жалеет ли она уже о вчерашнем? Ну же, пусть прогонит меня, оттолкнет, скривится от отвращения, только не смотрит с беспокойством в глазах, чуть склонив голову, переминаясь с ноги на ногу и комкая в руках пляжную сумку.

Пусть скажет оставить себя в покое и уйдет. Ведь стрелка моего компаса со вчерашнего дня указывает только на нее.

– Что ж, раз не хочешь подниматься… – говорит Вера, убирая за ухо короткую прядку, – …сходишь со мной на пляж?

ЧТО?!

Не давай другому органу перехватить инициативу. Думай мозгом, Марк. Качай головой, отказывайся и убирайся. Потому что Вера в купальнике – последнее, на что тебе стоит сейчас смотреть.

– Не думаю. Мне бы… сначала зубы почистить. Так что… – Затыкаюсь, потому что это максимум, на что я сейчас способен. Язык такой сухой, что царапает десны. Кажется, будто нажрался сосновых иголок.

Вера быстро кивает; в больших карих глазах плещется разочарование.

– Знаешь, здесь есть супермаркет ниже по улице, – говорит Вера, не глядя на меня. – Думаю, у них найдется все необходимое.

Сердце пропускает удар.

От ее неумелого флирта у меня по коже бегут мурашки. Девчонке понравилось играть с огнем. Только она не знает, что если это продолжится, то от нее в лучшем случае останется только горстка пепла.

Я должен быть с ней честен. Хотя бы в чем-то. А чтобы поговорить, нужны литра два воды, двойной эспрессо и зубная щетка.

Действительно, ничего такого, чего нельзя было бы найти на полках супермаркета.

Я киваю и украдкой поправляю стояк в джинсах.

Вера отворачивается, чтобы скрыть улыбку.

К сожалению, она уверена, что победа в этом раунде осталась за ней.