Текст книги "Багдадские повешенные"

Глава 15

Амаль Шукри уже выходила из будки контрольно-пропускного пункта телецентра, как вдруг ее кто-то окликнул. Она обернулась и оказалась лицом к лицу со своим директором. Он тут же шутки ради притиснул ее к плакату с изображением Моше Даяна, висящего на виселице.

– Ты что, не знаешь? При выходе всех следует обыскивать! Таковы правила.

Его руки уже обхватили девушку за талию, причем пальцы, словно жившие обособленной жизнью, ползли все выше и все ближе к груди, обтянутой фиолетовой тканью. Сейчас директор утратил весь революционный пыл, с которым он в своем кабинете принимал посетителей и демонстрировал лежащий на столе автомат.

В первый же день, когда Амаль пришла работать на радио, директор пообещал себе овладеть ею, но до сих пор ему удавалось лишь изредка сорвать у нее мимолетный поцелуй.

Вот и сейчас Амаль удалось ловко высвободиться. Но директор ухватил ее за руку и потянул к выходу, провожаемый завистливыми взглядами агентов безопасности. Они бы тоже не отказались ее обыскать.

– Пойдем выпьем по чашечке кофе, – предложил директор. – У меня для тебя важная новость.

– Ах, вот как? – заинтригованно улыбнулась она, втайне надеясь на повышение или прибавку к жалованию. (Она получала двадцать пять динаров в месяц – столько же, сколько обычная секретарша, и этого едва хватало на уход за одеждой). Так или иначе, директорский «мерседес» избавлял ее от необходимости полчаса ждать автобус. Она с наслаждением плюхнулась на мягкое сиденье машины. Директор немедля положил правую руку на ее колено. По спине Амаль пробежала невольная приятная дрожь.

– Так что у вас за новость?

Рука медленно заскользила по толстому цветному чулку. Амаль инстинктивно сжала ноги.

– Революционный трибунал вынес справедливый приговор одиннадцати предателям и шпионам, – радостно объявил директор. – Они будут казнены завтра утром.

«Казнены»... Амаль мгновенно вспомнила о Малко, и ее охватила приятная истома. Директор истолковал это по-своему и положил руку в такое недозволенное место, что девушка прижалась к дверце машины, в душе проклиная его за то, что он прервал ее сладкие воспоминания.

Однако среди ее мыслей о возлюбленном не все были приятными. Ведь он повел себя как большинство мужчин: получил желаемое и исчез. Малко отсутствовал уже целую неделю. Сгорая от стыда, она позвонила в «Багдад-отель», и ей лаконично ответили, что он уехал.

Уехал, не оставив даже открытки! Мерзавец, – подумала Амаль. Однако тут же вспомнила кое-что такое, от чего у нее затвердели соски. Пожалуй, все же хорошо, что он уехал. Иначе она неизбежно, по-настоящему сделалась бы его любовницей.

Видя явное волнение Амаль, директор все больше распалялся. Эх, если бы не шофер...

– Хочешь присутствовать при казни? – спросил он так хрипло, что она повернула голову. Он желал ее, и это было очень заметно.

– Нет-нет, – поспешно ответила она. Директор, чего доброго, станет думать о ней Бог знает что! Внезапно разозлившись на Малко, она решила послать его к чертям вместе со всеми его условными знаками... Она ему не потаскуха, которую выбрасывают после употребления.

Они доехали до «Багдад-кафе». Выходя из машины, Амаль повернулась и щедро открыла бедро. Для чего же, спрашивается, придумали мини-юбки? – сказала она себе.

* * *

Над Багдадом и окружавшей его пустыней висел голубоватый туман. Он окутывал покровом тайны этот край, истерзанный солнцем, затопленный песками, погубленный ленью и бездельем, приговоривший сотни тысяч людей к мучительному выживанию. Через час-другой этот туман обещал превратиться в обволакивающую влагу, еще более трудно переносимую, чем жара.

Однако по багдадским понятиям день начинался очень даже неплохо.

... Амаль вышла "из автобуса. На ней было легкое цветастое платье. Попадавшиеся по дороге постовые, как обычно, бросали ей вслед непристойные намеки относительно размеров ее бюста.

Девушка добралась до студии ровно без четверти шесть. Это был один из тех редких случаев, когда она приходила на работу раньше времени. Амаль заметно нервничала. Накануне, отвозя ее домой, директор проявил такую настойчивость, что она, не видя иного выхода, позволила себя целовать и откровенно трогать руками. Думая, впрочем, о Малко. Она вспомнила о нем, вернувшись домой, переодеваясь и ложась спать, и Малко не выходил у нее из головы добрую половину ночи. Она отчаянно ворочалась в постели и никак не могла заснуть.

Проснулась она в нерешительности. Ее охватило безумное желание передать условленный сигнал, но ей было трудно перешагнуть через свою гордость. Оказать услугу человеку, которому она почти все отдала и который ее бросил! Припомнив недалекое прошлое, она закипела от возмущения.

В шесть часов она включила иракский гимн и прочла первую сводку новостей. Сигнал о предстоящей казни следовало передать во время второй сводки.

Чтобы не думать о Малко, она начала нервно перебирать пластинки, стирая с них пыль и снова вкладывая в конверты.

Она уже собиралась перейти в дикторскую, когда дверь вдруг приоткрылась, и в фонотеку вошел директор. Он на цыпочках подкрался к Амаль сзади и внезапно обхватил руками ее грудь, легонько ущипнув. Вчерашняя встреча его явно раздразнила.

Амаль возмущенно отскочила в сторону:

– Господин Актияр, я работаю!

– Еще успеешь, – возразил директор. – Поставь-ка долгоиграющую и пойдем побеседуем у меня в кабинете.

Он начал снова подбираться к ней, протягивая руки. Это окончательно взбесило Амаль: она решила как следует проучить наглеца. Однако сейчас нужно было избавиться от него как можно скорее. Когда он уже целовал ее в шею, Амаль прошептала:

– Не здесь, господин Актияр, нас могут увидеть...

– А где же? – мгновенно отреагировал он. Амаль сделала вид, что размышляет.

– Ну, скажем, вечером, в отеле «Семирамида». Если будете себя хорошо вести...

Довольствуясь этим обещанием, директор отпустил ее. Как только он вышел, Амаль кинулась искать баасистский гимн. Он оказался под рукой, но сначала ей пришлось дожидаться окончания вокализов египетской певицы Ферден.

Гимн партии Баас шел под первым номером сборника патриотических мелодий и песен. Амаль установила ручку скорости напротив отметки «45» вместо положенных «33», опустила иглу на край диска и нажала кнопку «ПУСК».

Часы показывали шесть двадцать восемь. Амаль скрылась в туалете, чтобы пластинка успела проиграть на неправильной скорости хотя бы минуту. С бьющимся сердцем она смотрела на себя в зеркало и думала о Малко, надеясь, что он вспоминает о ней хотя бы сейчас. Она представила, как он нежится под солнцем Бейрута рядом с очаровательными ливанками, и задрожала от ревности.

Вернувшись в дикторскую, Амаль сразу же переставила пластинку на обычную скорость, извинившись перед слушателями. Операторы ожесточенно махали ей руками через стекло.

Спустя полминуты в дверь заглянул рассерженный директор:

– Амаль! В чем дело?!

Выставив грудь вперед, она улыбнулась ему самой что ни на есть чарующей улыбкой:

– Это все из-за вас! Вы меня так взволновали, что я ошиблась скоростью...

Он мгновенно смягчился и игриво проворковал:

– Ладно, до вечера...

Если бы она согласилась зайти в его кабинет, пластинка вертелась бы на неправильной скорости до самого конца.

* * *

Черная Пантера рассеянно подбрасывала на ладони патроны от парабеллума. Рядом с ней стоял транзисторный приемник. Вход в подвал охраняли два курда. Убежище партизан располагалось к югу от Багдада, в двухстах метрах от Басры и в пятидесяти шагах от казармы Первой танковой бригады.

Пленный, сидевший в углу со связанными за спиной руками, смотрел на женщину расширенными от ужаса глазами: она предупредила, что в случае опасности он умрет первым. До сих пор с ним обращались безукоризненно и кормили рисом и рыбой наравне со всеми. Его форма оставалась практически чистой.

Партизанка с раздражением убавила громкость транзистора. Ей уже до смерти надоело слушать по утрам пропагандистские передачи «Радио-Багдад». Но это было последнее, что она могла сделать для Малко. Она не сомневалась, что он либо мертв, либо уже ни на что не годен. Равно как и Джемаль. Война есть война... В ночь после их ареста Гюле не спала вообще, будучи уверена, что Малко или Джемаль заговорили под пыткой. Но ничего не произошло. Тогда она сменила убежище и выждала еще несколько дней.

Затем, выполняя данное обещание, приступила к подготовке операции. Она сомневалась, что в Бейруте знают условный сигнал и что он вообще когда-либо прозвучит, но хотела быть наготове.

И сейчас все приготовления были уже завершены.

Углубившись в раздумья, она не сразу обратила внимание на странные звуки, доносившиеся из транзистора. Последовала краткая пауза, затем раздался женский голос с извинениями, и тесный подвал заполнили первые аккорды баасистского гимна.

Гюле одним рывком поднялась на ноги. Она не верила своим ушам, хотя твердо обещала себе выждать еще неделю, прежде чем отправиться в горы. Если Малко мертв, он сумел нанести решающий удар после смерти...

– Есть! – сказал помощник Гюле, худой жилистый курд, отличавшийся невероятной выносливостью. Он вытащил из кармана металлическую коробку с приваренной к ней цепочкой и присел на корточки рядом с пленным.

На другом конце цепочки было кольцо от наручников. Курд защелкнул его на левой щиколотке пленного, затем поднял штанину его форменных брюк и примотал коробку пластырем к ноге. Все это заняло не больше минуты. Курд поднялся и сделал знак Гюле: мол, готово. Партизанка подошла к пленному.

– Ты хочешь жить?

Несчастный энергично закивал головой.

– Умеешь водить грузовик?

Пленный снова кивнул.

Желтые глаза Гюле гипнотизирующе смотрели на солдата.

– Войдешь во двор казармы, – продолжала она, – сядешь в грузовик и остановишь его на углу улицы. Понятно?

– Балех, – ответил солдат по-курдски.

Желтые глаза свирепо блеснули. Гюле вынула из ножен кинжал и одним движением перерезала веревки на руках пленного. Потом наклонилась и добралась до коробки. На крышке был маленький циферблат с цифрами от одного до десяти. Гюле поставила стрелку на "6" и выпрямилась.

– Не вздумай нас обмануть, – сказала она. – В коробке мощная взрывчатка. Взрыв произойдет через шесть минут. Если ты не вернешься за это время, тебя разорвет на куски. Мне одной известно, как выключается механизм. Ты должен успеть угнать грузовик и возвратиться. Иди.

Солдат в ужасе таращился на нее. Она хлопнула его по плечу. Будто очнувшись, он побежал прочь. Превращенный в живую бомбу, он был слишком напуган, чтобы попытаться избавиться от смертоносного груза. Гюле видела, как он вошел во двор казармы, расположенной на противоположной стороне улицы.

– Если грузовик не заведется, – сказала она своему заместителю, – попробуем воспользоваться паникой после взрыва и угнать другой. Приготовиться.

Все курды были уже на ногах. Они обернули оружие тряпками и увешались запасными магазинами. У всех были идеально новые винтовки «армалит» – подарок «Интерармко».

– Он действительно может взорваться? – спросил Сер, заместитель Гюле.

Она подняла брови:

– Конечно.

Она гордилась своим планом. После долгих размышлений Гюле пришла к выводу, что к тюрьме лучше всего подъехать на армейском грузовике. Однако его следовало угнать в последний момент, поскольку спрятать грузовик в Багдаде было невозможно.

Именно поэтому она выбрала укрытие напротив казармы. Помимо всего прочего, казарма располагалась за чертой города, и это позволяло добраться до Баакубы гораздо быстрее.

Конечно, за грузовиком можно было послать кого-нибудь из своих. Но это представлялось слишком рискованным. Поэтому пять дней назад они захватили иракского солдата. За третий и четвертый день знакомый часовщик изготовил бомбу замедленного действия. И Гюле очень надеялась, что механизм не разладится.

– Вот он! – сказал Сер.

На углу остановился грузовик. Гюле метнулась к нему и влезла в кабину. Лицо водителя было серым от страха.

– Скорее, скорее, – взмолился он.

Партизанка наклонилась, задрала брюки и сорвала с его ног коробку. Стрелка была между двойкой и единицей. Острием кинжала она открыла крышку и перерезала два провода. Все.

Курды были уже в машине. Сер влез в кабину, а Гюле перебралась в кузов. Женщина в кабине армейского грузовика неизбежно привлекла бы внимание постовых.

Водитель трясущимися руками вцепился в руль. Сер слегка ткнул его острием ножа.

– Едем к тюрьме Баакуба. Я буду показывать дорогу. Жми вовсю, иначе убью.

Грузовик рванул с места. Гюле посмотрела на часы: шесть тридцать пять. Они опаздывали. До Баакубы было не меньше получаса обычной езды. Она отодвинула занавеску и крикнула Серу:

– Быстрей! Быстрей!

«ГАЗ-51» с ревом понесся по шоссе, оставляя позади последние городские строения.

Глава 16

Два «дугласа-скайрейдера» медленно кружились над территорией Иранского Курдистана, стараясь не слишком удаляться от базы. К западу начинался сектор действия иракских радаров, к востоку – иранских. Официально никто никаких вылетов не совершал. Маршрут самолетов не наносился на карты и не был согласован с наблюдательной вышкой аэродрома Керманшах.

Родезийские пилоты Джос Колнер и Йен Смит уже получили по пять тысяч долларов авансом. За выполнение работы им обещали еще по пять тысяч. По возвращении – если оно состоится.

Оба пилота считали эту сумму вполне подходящей платой за их спокойные воздушные прогулки. Пока что самым трудным было поймать «Радио-Багдад» с его визгливыми песнями и оглушительным рявканьем дикторов. На фюзеляжах и крыльях самолетов стояли опознавательные знаки иорданской армии. В том числе буквенные обозначения действительно существующей иорданской эскадрильи, кстати, имеющей на вооружении два «скайрейдера», подаренных когда-то Соединенными Штатами.

Но этот камуфляж тоже входил в вышеупомянутые пять тысяч долларов. На простой учебный полет такие деньги тратить бы не стали.

Под крыльями «скайрейдеров» гнездились тщательно подобранные ракеты; а бортовое оружие было до отказа нашпиговано боеприпасами. Поэтому после каждой посадки американский персонал базы укрывал оба самолета в надежном ангаре.

Йен Смит побарабанил пальцами по прикрепленной к колену сложенной карте и посмотрел на часы. Пора было возвращаться. В этот раз они даже перевыполнили норму на десять минут. Поддав газу, он поравнялся со своим напарником и покачал крыльями. Это был условный сигнал о возвращении. Работать в телефонном режиме было строго запрещено. Иракские радисты прослушивали все подряд, а эти вылеты должны были остаться маленькой «семейной тайной».

Джос Колнер ответил таким же покачиванием крыльев. Ему не терпелось зайти на посадку. Эти круговые прогулки над однообразной желтой пустыней ему уже порядком наскучили. Он даже затосковал по ангольским партизанским поселениям, бомбить которые было намного интереснее и ненамного опаснее, чем кружить здесь. Сытый по горло арабской речью, он выключил «Радио-Багдад».

Йен Смит, занятый очередным маневром, остался в наушниках. Посадка намечалась через каких-нибудь пятнадцать минут. Он вышел из виража и взял курс на восток. И тут в уши ему врезалась та самая музыка. Он быстро увеличил громкость приемника и прищурил глаза.

Да, это был он, сигнал.

Смит быстро проверил длину волны: «Радио-Багдад». В голове его звенели искаженные быстрым прокручиванием звуки гимна баасистской партии. Ошибиться он не мог: каждый вечер он добросовестно прослушивал магнитофонную запись.

Свистопляска оборвалась, женский голос произнес несколько слов по-арабски, и пластинка зазвучала вновь, но уже на нужной скорости. Йен Смит выключил приемник: в нем больше не было никакой надобности. Он почувствовал уважение к тому, кто придумал этот трюк. Мир в его глазах делился на белых и «чумазых». Арабы бесспорно принадлежали ко второй категории, и сейчас с ними сыграли отличную шутку.

Второй «скайрейдер» ушел чуть вперед. Смит спикировал, догоняя его, и вынырнул из-под носа у своего напарника. Еще минута ему понадобилась, чтобы привлечь его внимание, не прибегая к переговорам. Наконец Джос понял и первым заложил вираж.

Оба истребителя-бомбардировщика сбросили высоту и пошли над горами на бреющем полете, чтобы не попасть в поле действия радаров и не встретиться с иракскими перехватчиками. Около десяти минут они играли в чехарду с каменистыми вершинами Курдистана. Хребты и ущелья проносились под ними со скоростью пятисот километров в час. Изредка на горных склонах мелькали человеческие фигуры. Какой-то курд, принявший их за иракцев, выстрелил в них из ружья.

Родезийцы не обратили на это ни малейшего внимания. До плоской желтой равнины, окружавшей Багдад, было еще пятнадцать минут полета. Там они смогут ненадолго расслабиться. А пока что каждый хребет таил в себе смертельную опасность. Бросая мимолетные взгляды на приборы, чтобы не сбиться с курса, летчики «глотали» одну гору за другой.

Наконец горные вершины остались позади, и пилоты взяли южнее. Теперь можно было без опаски лететь в пятидесяти метрах от земли. Оставив багдадские постройки справа и чуть сзади, самолеты припали к равнине. Летчики привычным жестом разблокировали ракеты, сняли пулеметы с предохранителей и включили электронные прицелы.

Йен Смит посмотрел на карту. До цели оставалось три минуты пути. Джос летел слева чуть пониже его. Вот он спустился еще ниже, и Смит последовал его примеру. Так было вернее: даже если иракцы их заметят, то подоспеют слишком поздно.

Вдруг он потерял Джоса из виду. А пока искал – в зеркале заднего вида вспыхнул огненный шар, и небо соединилось с равниной полосой черного дыма. Второй «скайрейдер» задел высоковольтную линию... Такую ошибку редко удается исправить. Йен был уже далеко. Он негромко выругался; спина его взмокла от пота. Слава Богу, что вылетели не в одиночку... Он даже не успел испугаться. Что ж, платили-то им прежде всего за риск. Чтобы не думать об этом, Смит сосредоточился на своих действиях. Вскоре сквозь стекло кабины он увидел светлый прямоугольник, выделявшийся на фоне пустыни, – тюрьма Баакуба.

Только бы хватило одного комплекта ракет, – подумал он. Смит слегка наклонил машину, изменяя курс. Его задачей было атаковать тюрьму только с северо-востока. Напрягшись всем телом, он опустился еще ниже. «Скайрейдер» сотрясали воздушные ямы. Восходящее солнце било в кабину слева, частично ослепляя пилота. Это была не Ангола: здесь требовалась высокая точность. Настало время вспомнить о том, что он – один из лучших асов родезийских военно-воздушных сил. Нанимая Смита на эту работу, американцы первым делом изучили его послужной список, – и тут же закрыли глаза на его уголовное прошлое.

Приведя в боевую готовность систему пуска ракет, он вошел в пике. Из глинобитных хижин начали выскакивать люди: «скайрейдер» производил ужасный шум.

Белая бетонная стена в перекрестье прицела росла на глазах. Йен Смит чуть тронул тормозной уравнитель и нажал на оба электроспуска. Оставляя огненный след, первая серия ракет с негромким свистом ушла вперед. «Скайрейдер» резко взмыл вверх и отклонился влево. Йен Смит краем глаза увидел, как по двору тюрьмы заметались люди. Он заложил как можно более крутой вираж, стараясь не смотреть туда, где дымил разбитый самолет.

Через две минуты стена тюрьмы снова оказалась впереди него. Смит с удовлетворением констатировал, что ракеты пробили в ней дыру – правда, еще недостаточно большую. Он прицелился еще тщательнее, опустился на двадцатиметровую высоту и почти в упор выпустил вторую серию ракет. Три ракеты ударили в стену, подняв столб цементной пыли, но четвертая пролетела сквозь брешь и взорвалась во дворе.

Родезиец выругался, не хватало, чтобы он убил того, кого прилетел спасать...

Третий заход он сделал уже без ракет, разнеся в щепки сторожевую вышку из пулемета калибра 12,7 мм и сбросив четыре легких бомбы перед самой стеной. Это было все, что он мог сделать. Теперь цель окуталась пылью, и четвертый заход представлял бы значительную опасность для него самого.

Только тогда он подумал о себе. Иракские пилоты наверняка уже подняли в воздух свои «МИГи», обладавшие вдвое большей скоростью, чем его винтовой старичок.

Выбор у него был невелик. На юге лежали пустыни Саудовской Аравии, на севере находилась Россия, на западе – Сирия. Оставалось повернуть вспять и снова пробираться через горы.

Йен Смит бесстрастно подумал, что у него один шанс из ста получить вторую половину суммы.

* * *

Рев идущего на бреющем полете «скайрейдера» заглушил последние приказания полковника Мохлеса. Малко боднул палача головой и бросился на землю. Ему хотелось кричать от радости. Помощь пришла не только Виктору Рубину, но и ему, поскольку по счастливой случайности их казнь назначили на один и тот же час... Разрабатывая свой дерзкий план, он уже никак не ожидал, что первым пожнет его плоды. Значит, получилось! Это казалось поистине чудом, даже если ему не суждено остаться в живых.

Серебристое брюхо «скайрейдера» в один миг пронеслось над тюремным двором. Почти в ту же секунду часть наружной стены превратилась в тучу желто-белой пыли. Несколько солдат в красных кепи нерешительно подняли автоматы к небу, другие залегли. Палач, согнувшись пополам, корчился от боли.

Полковник Мохлес был так ошарашен, что позабыл даже вытащить пистолет. Он что-то прокричал, и Малко увидел, как на сторожевой вышке развернули пулемет. Истребитель уже заходил на повторную атаку.

Пулеметчик умоляюще воздел руки к небу. В следующее мгновение его тело разлетелось на куски от прямого попадания разрывных пуль, и он упал на землю вместе с обломками вышки и не успевшим заработать русским пулеметом.

На этот раз солдаты залегли все до единого. Под обломками стены виднелось множество бездыханных тел. Офицеры в панике выкрикивали бессвязные приказы, обвиняя во всем коварных израильтян.

Самолет зашел в третий раз, и земля снова задрожала от взрывов. Малко подбросило, как пушинку, и он упал на помощника палача, глотая пыль широко открытым ртом. Рядом раздался чудовищный грохот, и Малко на несколько секунд потерял сознание. Подняв голову, он увидел, что вторая клетка с заключенными потонула в облаке черного дыма: едва ли не в самую середину ее угодила бомба.

Малко успел подумать о превратностях судьбы: в проеме стены показался человек в защитной форме и розовом тюрбане, державший у бедра автоматическую винтовку «армалит». За ним в брешь ворвались другие курды, увешанные гранатами и магазинами и с ног до головы покрытые желтоватой пылью.

Полковник Мохлес успел лишь ухватиться за перламутровую рукоятку своего кольта-45. Очередь из «армалита» заставила его отказаться от своего намерения, разрезав его почти пополам.

Многие полицейские укрылись за помостом виселицы и наугад отстреливались из «АК-47». Палач с трудом держался на ногах, ухватившись за веревку с петлей. В этот момент на помост прыгнул здоровенный двухметровый курд с кривым ножом в руке. Он яростно полоснул ножом по веревке, мигом отрубив палачу правую кисть. Тот тупо уставился на собственную руку, упавшую на доски.

Полицейские дали по курду дружный залп. Он попятился под ударами пуль, но не упал и, по-прежнему крепко сжимая «армалит», дал в ответ длинную аккуратную очередь, скосив почти всех охранников, притаившихся у подножия эшафота. Только после этого курд замертво рухнул на помост.

Лежа на животе со связанными за спиной руками, Малко притворился мертвым. В течение нескольких минут слышались только яростные крики курдов и очереди из автоматического оружия. Нападающие пытались отрезать охранникам дорогу к зданию тюрьмы. Двое полицейских укрылись за грузовиком-катафалком. К ним спокойно пошел «пеш-мерга» с длинноствольным пистолетом «Р-08» в каждой руке. По его щеке тянулась длинная кровавая царапина от пули, придававшая ему еще более грозный вид. Один из них упал перед курдом на колени. Курд спокойно сунул ствол пистолета в его открытый рот и нажал на спусковой крючок. Араба с силой отбросило назад, и его кепи шлепнулось на землю вместе с кусками черепной коробки.

Второй полицейский прислонился спиной к машине и побелевшими губами бормотал молитву. Курд засунул оба пистолета за пояс, и охранник облегченно вздохнул. Но в руке партизана уже блестел длинный кривой кинжал. Курд почти ласково приподнял форменную рубаху полицейского повыше пояса и не спеша всадил лезвие ему в живот...

Охранник захрипел и умолк лишь тогда, когда курд довел кинжал до солнечного сплетения, зацепив по пути сердце. Затем партизан вытер лезвие о брюки убитого, медленно сползавшего на землю.

Полицейские, которым удалось добраться до тюремного корпуса, еще изредка постреливали с порога, но во дворе никто уже не оказывал нападавшим никакого сопротивления. Малко почувствовал, что его переворачивают на спину, и встретился глазами с Черной Пантерой. Вскоре его руки были свободны.

Подобно остальным, партизанка была одета в защитную военную форму. Правой рукой она сжимала винтовку «армалит», левой – чешский автомат, отобранный у какого-то полицейского.

– Держи, – сказала она, протягивая автомат Малко. – Я рада, что ты жив.

Это было сказано так спокойно, словно они расстались накануне. Однако разговаривать было некогда. В северной части двора остатки полицейского наряда готовились контратаковать курдов гранатами. Ими командовал исступленно орущий лейтенант.

Засвистели пули. Малко и Гюле открыли ответный огонь. Курды перебегали от одного раненого охранника к другому, отбирая оружие и рассекая кинжалом горло от уха до уха. Видимо, это было их народной традицией...

– Черт, а где же Рубин? – воскликнул Малко. Дым, окутавший вторую клетку, понемногу рассеивался, и на том месте уже виднелись распростертые тела. Американец, которого Малко приметил перед самой атакой, должен был находиться среди них.

Малко бросился туда и стал осматривать лежащих. Сначала он нашел двух мертвых арабов, потом увидел Виктора Рубина. Тот лежал на спине. Сорванная взрывной волной рубаха обнажала худое тело, глаза были закрыты. Малко с трудом узнал в нем человека, чью фотографию показывал ему Уолтер Митчелл. Лицо напоминало череп, под тонкой кожей резко выделялись кости, глаза глубоко ввалились, волосы отросли до плеч.

– Он мертв? – спросила Гюле.

Малко приподнял американца, подхватив его под мышки, и тот открыл глаза. Он, видимо, был всего лишь оглушен. Рубин что-то неразборчиво пробормотал, и Малко увидел, что у него во рту остался только один зуб – верхний резец. Таков был результат тюремного питания или пыток, а скорее всего – и того, и другого.

Американец посмотрел на Малко так, словно перед ним стоял живой марсианин, но объясняться не было времени. Гюле и Малко потянули его прочь. Малко сказал ему по-английски:

– Бежим! Мы пришли, чтобы спасти вас!

Рубин по-прежнему ничего не понимал. Гюле подала сигнал к отступлению. Курды потеряли двух человек убитыми. Еще один, сраженный несколькими пулями, прощался с жизнью.

– Сейчас появятся танки, – сказала Черная Пантера. – Скорей!

Они торопливо пролезли через брешь, отстреливаясь короткими очередями. Их глазам открылась пустыня, где несколько глиняных лачуг образовали маленькое поселение. Группа бегом пересекла его. Курд, бежавший последним, внезапно натолкнулся на женщину в черной чадре. Она закричала. Партизан мигом выхватил кинжал и жестоко рассек ей левую грудь, после чего сбил с ног ударом приклада.

Из ближайшей хижины выскочил солдат с винтовкой. Он нос к носу столкнулся с другим курдом. В правой руке у того был широкий ятаган, в левой – кольт. Секунду они молча смотрели друг на друга. Вздрогнув от безумного взгляда курда, солдат неловко вскинул винтовку. Партизан вкруговую размахнулся ятаганом, и лезвие почти горизонтально рубануло солдата по шее. Послышался протяжный свист. Голова мгновение покачалась на плечах и скатилась на землю. Рядом свалилось судорожно содрогающееся тело. Струя крови залила защитные брюки курда. Он спокойно взял голову за уши и поднял вровень со своим лицом. Глаза были еще открыты и даже не успели затуманиться. Курд плюнул в них, и веки сомкнулись: сработал нервный рефлекс. Удовлетворенный курд бросил голову туда, где лежало тело, из которого толчками выливалась кровь.

Грузовик и пленный водитель оставались под охраной Сера. Пока группа рассаживалась в кузове, он вытолкнул пленного из кабины и сменил свой тюрбан на красное кепи, подобранное кем-то во дворе. Запустив мотор, курд, не желая рисковать, в упор расстрелял солдата из автомата.

Гюле и несколько партизан заняли боевую позицию у заднего борта, чтобы отбиваться от возможных преследователей. Малко, поддерживая почти бесчувственного Виктора Рубина, расположился около Черной Пантеры. От тюрьмы их теперь отделял примерно километр. Гюле рассказала Малко, как им удалось раздобыть грузовик, и добавила:

– Нужно объехать город с запада, найти подходящую деревню и затаиться. Но это будет очень нелегко.

Действительно, местность вокруг Багдада была плоской, как стол, и не отличалась обилием дорог. Но Малко чувствовал себя слишком потрясенным, чтобы участвовать в дискуссии. Он думал о Джемале, чей труп пришлось бросить на тюремном дворе.

Рядом хрипел раненый курд.

– Его придется добить" – спокойно заметила Гюле. – Он все равно не выживет.

Оставляя за собой пыльный шлейф, грузовик покачивался на бунтовой дороге. Малко подумал, что если ему и суждено сегодня умереть, то по крайней мере не в петле, и прижал к груди свой автомат.

* * *

Пролетая над Мосулом, Йен Смит понял, что Ирана ему уже не увидеть. Над ним летели три «МИГа», и еще три расположились по бокам. Они уже давали предупредительные очереди – перед ним и поверх кабины, пытаясь заставить его сесть в Мосуле.

Родезиец криво улыбнулся. У него была своя профессиональная гордость. К тому же он представлял себе, как живется в иракской тюрьме. Его-то уж спасать никто не станет... Даже освобожденный от веса ракет, его старенький винтовик тащился над пустыней безнадежно медленно.

Он резко ушел влево. Более стремительные «МИГи» на несколько мгновений скрылись из виду. Йен Смит полетел над городом, подыскивая подходящую цель, чтобы уйти из жизни красиво. Ему захотелось включить радио и сообщить о себе, но это не было предусмотрено в плане. К тому же весь радиообмен прослушивался Багдадом.

Он не услышал убившей его очереди. Один из «МИГов» догнал самолет Смита и расстрелял из 20-миллиметровой пушки. «Скайрейдер» разлетелся на куски, изрыгнув облако черного дыма. Йен Смит увидел, как к нему стремительно приближается голубой купол мечети, и потерял сознание. Обломки самолета посыпались на землю, разбив в прах несколько глиняных домиков.