Текст книги "Lessons. Мой путь к жизни, которая имеет значение"

Я не понимала всей серьезности положения, пока у меня не начались панические атаки. Первая случилась в 2003 году. Они продолжались следующие девять месяцев.

Все началось с полета в маленьком тесном шестиместном самолете. Я летела с моими тогдашними друзьями в Коста-Рику. Погода в тот день была неустойчивой, и когда самолет поднялся в воздух, он зашатался и затрясся словно листок. «Я погибну», – пронеслось в голове. Я постоянно летала и никогда о таком не думала, но тут я внезапно и остро осознала, что не контролирую ситуацию. Страх от того, что я в крохотном пространстве и ни за что не отвечаю, дополнило ужасное ощущение, что в мире нет ничего стабильного и постоянного. Хотя друзья пытались меня отвлечь, у меня было такое чувство, будто я вот-вот потеряю сознание. Когда мы приземлились, я ощутила, что во мне что-то изменилось. Я даже не помню, чем занималась в тот уикенд. Помню только, как мне было страшно снова сесть в самолет, чтобы вернуться домой в воскресенье.

Когда я вернулась в Нью-Йорк, этот новый страх нашел другие возможности напомнить о себе.

Он как будто перемещался из одного места в другое, с одной вещи на другую, из комнаты в комнату. Неожиданно мне стало неприятно ездить в лифте. У меня было такое чувство, будто я не могу дышать. Я ходила по лестнице. То же самое я ощущала по отношению к туннелям: ни за что. Я снова начала путешествовать по работе, но у меня пропало желание входить в отели, в которых я останавливалась. Пока я шла через вестибюль без окон, мне становилось трудно дышать. Я не хотела входить в кабину лифта. Мне не хотелось оказаться в ловушке в гостиничном номере, особенно если окна в нем не открывались. Я не могла войти в студию, если в ней не было окон. О метро речь вообще не шла. Я начала ходить пешком, а в Нью-Йорке ездила на велосипеде или в такси. Моей целью было избежать ситуации, в которой меня могли запереть и не выпустить. Оглядываясь назад, я понимаю, что я в большей степени пыталась убежать от собственной тревоги.

Когда ситуация ухудшилась, я записалась на прием к одному специалисту, потом к другому. Оба были известными терапевтами в Нью-Йорке. Из одного кабинета я ушла с высокотехнологичным аппаратом, который отслеживал мое дыхание. Мне сказали брать его с собой в полет, засовывать палец внутрь, вдыхая и выдыхая, пока волнистая линия поднималась и опускалась на экране. Благодаря этому дыхание оставалось ровным, я не обливалась потом. К тому же прибор меня отвлекал. Я брала аппарат с собой в каждый полет. Но больших перемен я не ощутила. Те же самые симптомы появлялись каждый раз. Мои ладони потели, затем появлялось знакомое ощущение покалывания на лбу. Шея сзади становилась мокрой, потом намокали и волосы. У меня перехватывало дыхание. В голове появлялось ощущение пустоты. Иногда я почти теряла сознание.

Я ездила по Нью-Йорку на велосипеде с моим ангелом-хранителем. Нью-Йорк, 2003 год

Наконец все дошло до критической точки. Это был уикенд, я находилась в своей квартире в Нью-Йорке. Я вызвала на дом массажиста, чтобы расслабиться, чувствуя, что мои мышцы с каждым днем становятся все более напряженными. К этому времени панические атаки – так называли мое состояние врачи – продолжались уже почти полгода. В тот момент я жила на Восточной Одиннадцатой улице. Окна моей квартиры на девятом этаже выходили на реку. Квартира была маленькой, но полной света и воздуха, с просторной террасой и большим количеством окон. Но вдруг, посреди сеанса массажа, я поняла, что больше не могу там находиться. Я не могла продышаться. Под каким-то предлогом я встала, завернулась в полотенце и вышла на террасу. Это был прекрасный вечер. Вдали переливалась вода, мерцали огни, там было столько воздуха, сколько мне требовалось, но я все никак не могла отдышаться. Казалось, все в моей жизни было готово убить меня. Сначала самолеты, потом лифты, потом студии фотографов и автомобили. И вот пришла очередь моей собственной квартиры. Все воспринималось как клетка, а я была животным, запертым в ней, жадно хватавшим ртом воздух. Я не видела выхода, не могла вынести еще один день подобных ощущений. Мне в голову пришла мысль: «Может быть, мне станет легче, если я сейчас возьму и прыгну. Все закончится. Вот оно, решение. Я могу выбраться из всего этого».

Когда я вспоминаю этот момент и ту двадцатитрехлетнюю девушку, мне хочется плакать. Она так молода, что у меня почти разрывается сердце. Я хочу сказать ей, что все будет хорошо, что она слишком юна, чтобы видеть все в истинном свете, слишком молода для самосознания, что она еще даже не начала проживать свою жизнь. До этого момента я всегда считала себя счастливым, сильным, позитивным, уверенным в себе человеком. Я не родилась с паническими атаками. Я искренне ценила все то хорошее, что было в моей жизни. Со стороны казалось, что у меня есть все! У меня был крупнейший в истории моды контракт с Victoria’s Secret. У меня были замечательные родители и сестры. Я любила своего бойфренда. У меня были великолепные друзья в Нью-Йорке, ставшие моей семьей вдали от дома. Но в ту секунду единственным выходом казался прыжок вниз. Ужасно видеть, как внезапное отчаяние может взять верх над разумом и просто подавить его.

Каким-то образом я вернулась назад в квартиру. Мысль о том, чтобы прыгнуть вниз, вытеснила другая, еще смутная, но твердая: «Ладно, Жиз, все прошло. А теперь слушай. Слушай себя».

Понимая, что мое состояние резко ухудшилось, утром я сразу же отправилась к врачу и рассказала ему о случившемся. Убедившись, что у меня больше нет мыслей о самоубийстве, врач выписал мне рецепт на «Ксанакс». Он дал мне пробную таблетку, чтобы продержаться до аптеки. Я помню, как уставилась на таблетку в его руке. Несмотря на то что чувствовала себя совершенно беззащитной, я подумала: «Я не хочу зависеть от таблеток. Не хочу зависеть от того, что находится вне меня». От этой мысли моя тревога усилилась. «Что, если я потеряю таблетку? Что произойдет тогда?»

У меня было внутреннее ощущение, что я не могу просто наклеить пластырь на происходящее со мной.

Я ничего не имею против лекарств. Но когда врач предложил таблетку, каждая клеточка моего тела запротестовала. Я подумала о матери. Она всегда искала альтернативу, чтобы лечить нас натуральными средствами, пока мы с сестрами росли. Мама обычно заваривала чай, если у нас болело горло или мы простужались. Она прикладывала нам холодное полотенце ко лбу и шее, если у нас поднималась температура. Ее методы всегда срабатывали. Тогда какой чай мне нужно заварить в данном случае? Я видела людей, которые начали всего с одной таблетки, а со временем стали принимать намного больше. Я была напугана и не хотела пойти тем же путем. Я знала, что существует другое средство. Мне нужно было его найти, раз уж я всегда была человеком, который хотел контролировать свои страхи.

Надо было сделать выбор, но было ясно и то, что я не могу жить, постоянно испытывая тревогу. Каким-то шестым чувством я понимала, что должна найти другой путь. Когда я вышла из кабинета врача, то выбросила таблетку в урну. Иногда вы просто знаете, что вам нужно, или ваше тело подсказывает вам. Не знаю, как это работает, но ваше тело знает. Но я говорю это только о себе, признавая, что мы все разные, у нас разные потребности. Для себя я знаю, что мне нужно доверять собственной интуиции и справиться с тревогой так, чтобы мне было максимально комфортно. Я продолжаю слушать мой внутренний голос и рекомендую каждому поступать так же.

Поэтому я обратилась к Богу, прося ясности, рекомендаций, что мне следует делать дальше. Я просила указать мне путь. Я сделала то, что делаю всегда, когда молюсь: снова и снова задаю одни и те же вопросы, пока не появляется ответ. В тот вечер я получила ответ: йога. Как я уже сказала, я только просила, чтобы мне указали путь.

Йога. Откуда вдруг появилось это слово? Я не могла этого объяснить и до сих пор не могу. Разумеется, я слышала о йоге. За несколько лет до этого я прочла «Автобиографию йога» Йогананды, поэтому эта практика не была для меня совершенно чуждым понятием.

Учтите, что в то время йога не была мейнстримом, как сейчас. И потом, я никак не была связана с этим миром. Как она могла мне помочь? Но у меня, должно быть, йога ассоциировалась с покоем, свободой и равновесием. Поэтому на другое утро я начала искать инструктора. Одновременно я начала читать в Интернете все, что могла найти о йоге. И не только об асанах, но и о философии. Йога, как я выяснила, это намного больше, чем физические движения. Это философия, духовная дисциплина, смысл которой – помочь вам лучше узнать себя. Слово йога происходит от слова yuj в санскрите, которое означает «связывать». Возможно, она могла бы помочь мне связать тело и разум? Или справиться с паническими атаками? Я прочла о дыхательных техниках – особенно о пранаяме – и о медитации. Как и йога, медитация в то время была всего лишь словом, встречающимся в разговорах. Я никогда в жизни не медитировала. Откуда у меня время для этого? Я была слишком занята. Даже если у вас есть время, стали бы вы тратить его на медитацию?

Когда я впервые встретилась с Эйми, моим новым инструктором по йоге, от нее исходило мощное ощущение безмятежности и надежности. Для начала мы переставили кое-какую мебель и уселись на полу на коврике. Я сказала Эйми, что у меня бывают проблемы с дыханием, что я боюсь заходить в лифт, поэтому поднимаюсь на девятый этаж пешком, и что меня пугает мысль о собственной смерти. Эйми начала рассказывать мне о технике дыхания пранаяма. Она попросила меня положить один палец на середину лба, а большим пальцем руки зажать правую ноздрю. «Вдох через левую ноздрю, – скомандовала она. – А теперь выдох. Теперь закрой левую ноздрю. Вдох правой ноздрей. Выдох». Эйми объяснила, что цель попеременного дыхания через ноздри, как его называют, заключается в том, чтобы сбалансировать правое и левое полушарие мозга. Это помогает расслабиться и сконцентрироваться. Потом она показала мне несколько асан йоги.

После всего одной встречи с Эйми я «почувствовала разницу». Я больше не была на грани. Это не было волшебное лекарство – я все еще была в довольно плохой форме, и мне предстояло пройти долгий путь, – но мы с Эйми договорились о встрече на следующее утро, потом на следующее и так далее. Я не могу считать, что всеми произошедшими в моей жизни изменениями обязана йоге, но она очень мне помогла. Йога до сих пор в центре той жизни, которую я веду сегодня.

Как я уже говорила, мне всегда нравилось углубляться в тему, которая меня интересовала. И чем больше я узнавала о йоге, тем более важным для моего исцеления казалось дыхание пранаяма. Прана – это универсальная жизненная сила. Именно она отличает живых от мертвых. Ее можно найти в качественной еде, правильном дыхании и позитивном мышлении. Дыхание пранаяма всего лишь означает контроль над универсальной жизненной силой с помощью дыхания. Это одновременно помогает принести равновесие и гармонию в тело, разум и душу. По крайней мере такова его цель.

Многие люди на Западе считают йогу всего лишь видом физических упражнений на основе поз (асан). На самом деле главная цель выполнения асан в том, чтобы растянуть и открыть наши тела, подготавливая их к медитации. Эйми стала моим учителем, и я начала заниматься хатха-йогой, практикуя физические позы. Хотя в последующие годы я экспериментировала с аштанга-йогой, кундалини-йогой и другими видами йоги. Мне они нравятся все, но я всегда возвращаюсь к хатха-йоге, потому что с нее начала. И она настолько безмятежна, что я могу медитировать, выполняя асаны. И потом, не слишком интенсивные занятия – это наилучший вариант для меня, так как все остальное в моей жизни я делаю интенсивно.

Но я забегаю вперед. Под руководством Эйми я начала дышать, чередуя ноздри, каждое утро, как только солнце поднималось над горизонтом. Чем больше я практиковалась, тем легче мне становилось. Медитация помогает культивировать чувство пребывания в настоящем. Присутствие в настоящем стало для меня самым удивительным подарком, который я только могла получить.

Иногда люди спрашивают меня, какую роль играет йога в моей нынешней жизни. Ответ прост: йога, как и медитация, помогает мне оставаться в настоящем. Когда я возвращаюсь после долгого перелета, я могу выполнить несколько приветствий солнцу или посидеть в позе лотос. Если я в Коста-Рике, и у меня свободное утро, мне нравится заниматься йогой с моей подругой Крис. Я люблю этот обмен энергиями, который возникает на совместных тренировках с другим человеком. Если я еду в автомобиле, и за рулем кто-то другой, я выполняю дыхание пранаяма, сидя на заднем сиденье по дороге в студию, или пока слушаю исполнителей индуистской религиозной музыки, таких как Снатам Каур или Кришна Дас, чьи голоса были со мной во время обеих беременностей и при родах. Йога может помогать в очень разных ситуациях. Будь то музыка, мантры, дыхательная практика или медитация, в любом случае это сильная и красивая духовная практика. Йога вернула меня к жизни.

И она же мотивировала меня заглянуть, наконец, в себя. Я решила присмотреться – в первый раз – к моей жизни, чтобы изучить, что же, собственно, со мной происходит и какую роль в этом мире я играю. Как я вообще дошла до такого состояния? Почему, при том, что в моей жизни происходит столько хорошего, по крайней мере на поверхности, так много всего пошло не так? С годами я поверила в важность позитивного отношения. Я верю в то, что качество нашей жизни напрямую связано с отношением к ней. Когда у меня начались панические атаки, люди, знавшие меня, начали меня жалеть. Было бы так легко поддаться искушению и подумать так: «Почему все это происходит со мной? Бедная я, бедная! Почему у меня панические атаки? Я такой хороший человек!» Но если бы я так поступила, то считала бы себя жертвой. А я всегда верила, что, начав считать себя жертвой, ты теряешь свою силу, и вернуть ее назад может быть очень непросто. Благодаря занятиям йогой и медитации я смогла увидеть ситуацию под другим углом.

Я начала спрашивать себя: «Жизель, почему это происходит с тобой? Есть ли в этом возможность для тебя? Чему это может тебя научить? Какой урок ты можешь вынести из этого?»

Я ни в коем случае не хочу сказать, что в случае панических атак или депрессии вы не должны обращаться за помощью. Я это сделала. Также я знаю, что двадцатилетние люди очень уязвимы. Подростковый период сложен, но и в двадцать лет вы все еще узнаете, кто вы, в чем хороши и в каком направлении движется ваша жизнь. Этот период может быть намного тяжелее подросткового возраста. Молодые женщины и мужчины могут попасть в бедственное положение, которого не испытывали прежде, и они не понимают, почему. Если это ваш случай, обратитесь за помощью! Это может спасти вам жизнь. Но в свои двадцать три я этого не знала. Я сама отвечала за себя с четырнадцати лет, и был только один человек, который мог меня спасти – я сама. Я поняла, что могу начать миссию спасения, только изменив диалог в своей голове.

Когда я начала думать о том, почему это со мной происходит, в моих размышлениях произошел переворот. В следующие несколько дней и недель я начала яснее видеть саму себя и свою жизнь. Когда я почувствовала улучшения, то задала себе другой вопрос: как я собираюсь использовать эту возможность, которую мне дала жизнь, чтобы я узнала себя?

Я помню, что примерно в это же время у меня появилось очень странное чувство: я отдалялась от себя и моего эго, как будто они были какими-то структурами, которые уносил прибой. Жизнь что-то показывала мне, и ее послание не могло быть яснее. С этого момента только от меня зависело, захочу ли я «увидеть» то, что мне показывала жизнь, или запрыгну обратно в колесо для белки. У меня было такое ощущение, будто мне предлагают отказаться от всего, что не поддерживало меня, что не шло мне на пользу, и принять все то, что эту пользу приносило.

Приведу пример. Я сказала себе, что раз у меня проблемы с дыханием, то было бы хорошей идеей отказаться от курения.

Я начала курить в семнадцать лет. Сначала я курила легкие сигареты, но довольно быстро переключилась на обычные и выкуривала до пачки в день. Когда мне хотелось «вписаться» в какую-то ситуацию или выглядеть крутой, я закуривала. Пару раз я пыталась бросить, держала пари с друзьями, посещала иглоукалывателя и читала книги о том, как бросить курить, но безрезультатно. На этот раз я сказала себе, что сигареты должны уйти. И я бросила курить. Просто взяла и бросила. Я начала бегать трусцой по тридцать минут каждое утро, даже когда шел дождь или снег. Частично из-за того, чтобы легче переносить отказ от курения, но в основном для того, чтобы сформировалась здоровая привычка. Ничто не помогает так прочувствовать свои легкие, как хорошая пробежка.

Мое новое внимание к дыханию помогло мне по-новому взглянуть на другие мои привычки и образ жизни, особенно на мою привычку жить «на бегу». Постоянные переезды. Гонка. Ответы на телефонные звонки и электронные письма. Работа каждый вечер и каждые выходные. Чувство вины, если я брала хотя бы один выходной. Я говорила себе: «Ты должна воспользоваться этой возможностью, пока она у тебя есть. Отдохнешь потом». В этой «системе верований» все должно было вести к чему-то другому – деньгам, приобретениям, к тому, чтобы опередить всех. Йога, напротив, о том, чтобы быть, а не о том, чтобы делать. Она о том, чтобы быть в настоящем, в этом моменте. Йога помогает нам понять, что у нас уже есть все необходимое для жизни.

В следующие дни и недели мне стало ясно, что у меня никогда не было ни времени, ни пространства, чтобы подумать о том, как я живу. К примеру, мне даже в голову не приходило, что кофеин возбуждает, а сигареты – это стимулятор, алкоголь – это депрессант, а вредная еда и сладости каждый день могут влиять на мое тело и настроение. Я знала только, что, когда курила, это было единственное время, когда я позволяла себе глубоко и свободно вдохнуть и выдохнуть. Я вспомнила все те вечеринки, когда я, чувствуя себя на грани, выходила покурить.

Какой бы ни была причина, сказала я себе, мне нужна передышка. Я действительно в ней нуждалась. И передышка – это дыхание.

Наше тело это храм, но оно же и носитель. Это средство передвижения, не отличающееся от автомобиля или велосипеда. В нем один пассажир – душа. Это вы. Это я. И в двадцать три года мой носитель – мое тело, в котором живет моя душа, я – начал разрушаться. Как человек, ответственный за поломку, только я могла ее исправить. Задним числом это легко говорить, но если вы не позаботитесь о теле, пока молоды, гарантирую, что однажды вы заплатите за это, пусть не в двадцать три года, как это случилось со мной, но после сорока или пятидесяти.

Перемены, которые я решила совершить в жизни, стали следствием того, что я прислушалась к себе и поверила, что возможны альтернативы. Когда я начала выполнять технику дыхания пранаяма, я почувствовала себя так, словно вошла в новую комнату. А войдя в нее, я увидела, что есть и другие комнаты, тоже заслуживающие моего внимания. Например, то, как я питаюсь.

Родители не прививали мне здоровые привычки в еде. Но ведь я выросла в маленьком бразильском городке, и мы с сестрами ели то же самое, что и все остальные – рис и бобы с каким-нибудь мясом или овощами. Мне нравилось перекусывать чипсами, которые можно было купить в супермаркете. И мама разрешала мне пить содовую по выходным. После тренировки по волейболу я утоляла голод хлопьями с сахаром и молоком. Примерно в то время, когда я бросила курить, я попала к доктору Доминику, который сказал мне, что мои надпочечники выгорели полностью. (Каждый раз, когда я приходила к нему в кабинет, он обращался ко мне «мисс Адреналин».) Его теория заключалась в том, что мой высокий уровень стресса был связан с тем, что надпочечники вырабатывали слишком много кортизола, гормона стресса. Он ясно дал понять, что моя диета вредит мне и посоветовал полностью отказаться от сахара на следующие три месяца.

И не только от сахара в том вине, которое я пила каждый вечер, но и от сахара во фруктах и углеводах, которые перерабатывало мое тело после того, как я съедала рис, пасту или хлеб. Хотя я всегда любила шоколад и начинала утро с фраппучино со взбитыми сливками, я была достаточно дисциплинированной и напуганной, чтобы сделать так, как он сказал.

Отказ от сахара дался мне с невероятным трудом. Первые две недели я страдала от жуткой головной боли, но не могу сказать, что конкретно было ее причиной: отказ от сахара, от кофеина или от них обоих. Как только головные боли прекратились, мое отношение к тому, что я ем, полностью изменилось. То, чем я питаюсь, это меня разрушает или меня поддерживает? Дает ли оно мне энергию или отнимает ее? Как только я начала менять рацион, вернуться назад стало невозможно. Я исключила жареную пищу и фастфуд, начала есть больше овощей и даже экспериментировала с сыроедением. Вместо двух раз в день я стала есть мясо дважды в неделю. И вскоре я почувствовала разницу в уровне энергии и главное – в моем настроении.

Было и кое-что другое, от чего мне нужно было избавиться. Я поняла, что некоторые отношения – и личные, и профессиональные – не были лучшими для меня. Сидя в тишине, я спросила себя: «На пользу ли мне эти отношения? Они питают меня?» Я всегда считала, что отношения должны основываться на любви, уважении и доверии. Я задумалась о моих отношениях с моим тогдашним бойфрендом. Непростая ситуация, в которой я оказалась, заставляла меня задавать более глубокие вопросы о самой себе. А когда человек, которого ты любишь, не задает такие же вопросы о нем самом – да и с какой стати ему это делать? – ты начинаешь думать, так ли много у вас общего. Перестав одурманивать себя курением, алкоголем и слишком большим количеством работы, я все яснее видела то, что ранее предпочитала не замечать.

Неужели только я хотела серьезно покопаться в душе, тогда как он оставался тем же? В конце концов ответ, к сожалению, оказался утвердительным. Согласна, я вкладывала слишком много энергии, чтобы изменить мою жизнь. Это не было моей или его ошибкой, мы просто проживали разные периоды в наших жизнях. Один мой мудрый друг однажды сказал мне то, что я никогда не забуду. «Жизель, – сказал он, – ты должна дать людям возможность проживать их собственную жизнь». Я много думаю об этих словах. С другой стороны, это мой выбор, оставлять кого-то в своей жизни или нет. Решение расстаться не означало, что я больше не любила того мужчину. Оно означало только то, что мне нужно было прежде всего любить себя и окружить себя теми вещами, которые будут питать меня, и теми людьми, которым я могла доверять.

После двух-трех недель нового режима я почувствовала себя более спокойной и сосредоточенной, лучше контролировала себя. Мысли перестали нестись вскачь. Спустя месяц я стояла перед лифтом в доме. «Я собираюсь войти в него», – сказала я себе. И я вошла. Мои ладони не вспотели. Я не считала секунды, пока поднималась на девятый этаж. Мне все еще приходилось путешествовать по работе. Но мне уже не было нужно брать с собой в полет аппарат, чтобы регулировать дыхание. Вместо этого я думала: «Я в самолете. Во время полета я почитаю книгу и, возможно, посмотрю фильм». Я по-прежнему работала, но в основном по контрактам, которые мне оставалось выполнить. Я сказала агенту, что мне необходимо сократить количество работы. Вероятно, люди огорчатся или даже больше не захотят со мной работать, но я решила, что мое благополучие важнее. Если я потеряю здоровье или рассудок, у меня не будет ни карьеры ни, если уж на то пошло, жизни.

После трех месяцев нового режима – йога и пранаяма каждое утро на рассвете, медитация, занятия спортом, отказ от сахара и здоровая диета – панические атаки прекратились. Иногда тебе нужно достичь дна, чтобы понять, как низко ты упал. Предупреждающие знаки порой намекают, а иногда сразу бьют наотмашь. Мы всегда получаем послания в течение дня и когда спим. Мы можем прислушаться к ним и как-то отреагировать на них, или заблокировать. Но мой опыт научил меня, что, если не слушать эти послания, они станут все более громкими и интенсивными. В конце концов, все закончится прозрением или своего рода разрушением. Благодарение Господу, последнее со мной не произошло.

Хотя это было очень непростое время, оно позволило мне понять, что только от меня зависит, относиться к жизни позитивно или негативно. Наш первый вдох при рождении мы делаем сами. Как и последний. Между этими двумя вдохами нам приходится принимать важные решения. Мы не можем выбирать обстоятельства нашей жизни, но можем выбирать, как мы их проживаем. Когда наша жизнь подойдет к концу, захотим ли мы вспоминать те моменты, когда нами руководила жестокость, ревность или страх и мы сказали что-то злое другому человеку? Хотим ли мы идти по жизни, согнувшись под грузом тяжелых камней в наших карманах?

Этот снимок Виви и меня сделала моя сестра Фафи в Париже в 2013 году. Я занимаюсь йогой ранним утром перед тем, как идти на работу

Сколько я себя помню, у меня всегда было желание жить в гармонии, как можно легче, с минимальным количеством сожалений. Приведу пример. Если я разозлюсь на кого-то и не отпущу это чувство, буду продолжать об этом думать, гнев может поглотить меня. Он обязательно меня поглотит. Единственный человек, который может избавить меня от этого гнева, это я сама. Почему? Потому что я ответственна за создание этого гнева. А это значит, что это моя обязанность избавиться от него. Но сначала мне необходимо принять то, что я чувствую, и понять, почему я это чувствую. Мне нужно быть предельно честной с самой собой. Действительно ли я столкнулась с несправедливостью или повод настолько мелкий, что мне следует его отпустить? От моего гнева пострадал другой человек или только я? Только при готовности учиться, принимать и быть честной я могу надеяться на перемены. Если я не признаю свой гнев, то стану похожей на собаку, запертую в подвале, которая скалится, как только открывается дверь.

Я делаю записи в дневнике в убежище для йоги, Седона, Аризона, 2014 год

Вся семья в позе дерева… Ну, остальное вы, вероятно, можете представить. Том держит на руках Виви, рядом с ним я, впереди Бенни и Джек. Багамы, 2014 год

Вот почему каждый раз, когда я чувствую груз гнева или страха, я первым делом принимаю свои чувства. Я рассматриваю эти чувства как гостя, который пришел и сейчас уйдет. Затем я осознанно прощаюсь с этими чувствами, понимая, что именно я позволила им появиться.

Я не позволяю этим чувствам уйти еще и потому, что я удивительно неэгоистичный человек! В конце концов я их отпускаю, потому что так лучше для меня самой. Единственный человек, который живет внутри моего мозга, моего тела и моей души – это я. Никто не в ответе за то, что я чувствую. Но это означает еще и то, что только я могу справиться с эмоциональным сдвигом.

В моем понимании нет ничего хуже, чем достичь конца жизни и понять, что ты в ответе за ненависть или расставание. Я слышала такую фразу: человек рождается с лицом, которое дал ему Бог, а заканчивает жизнь с тем лицом, которого заслуживает. Для меня в конце жизни будет иметь значение только одно: была я хорошим человеком или нет, была я любящим человеком или нет. Добавила ли я что-то к этой жизни или вычла из нее. Была ли я человеком, который проживал жизнь полностью, в соответствии со своей правдой, любила ли я жизнь и землю, было ли мое воздействие на мир позитивным. Надеюсь, когда-нибудь мое лицо отразит все эти намерения. Мой папа когда-то говорил мне, когда я уже опускала голову на подушку, что надо уметь делать в жизни такой выбор, чтобы спокойно спать по ночам и просыпаться утром без отвращения к себе.

Когда я думаю о любви, то всегда вспоминаю свою семью. В 2003 году, когда в моей жизни происходило одно изменение за другим, моя семья стала для меня центром внимания. Моя жизнь протекала между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, я все время путешествовала и поняла, как сильно скучаю по родителям и сестрам. Я вертелась, словно белка в колесе, и едва не потеряла связь с самой собой. И такая жизнь отделила меня от семьи. Когда ты переживаешь кризис, тебе хочется быть рядом с людьми, которые всегда любят и поддерживают тебя. Наша семья – это наша гавань, наше убежище. Не все идеально, но я верю, что моя семья – это мой тыл. Когда я с родителями и сестрами, я не ношу доспехи. Они принимают меня такой, какая я есть, со всеми темными и светлыми сторонами, и я принимаю их. Мы говорим на одном языке. Если я разговариваю с сестрами, и кто-то из нас начинает плакать, спустя несколько секунд мы все плачем. Всегда. Если одна из сестер спрашивает: «Почему ты плачешь?», ответ всегда один: «Я плачу, потому что ты плачешь!»

Любовь – это лучшая терапия. Я обнимаю кота моей подруги во время путешествия с родителями в Южную Африку, когда я пыталась справиться с паническими атаками. Кейптаун, 2003 год

Вот почему позже в том же году я вернулась домой в Оризонтину. Мне хотелось быть рядом с людьми, говорившими на моем языке, особенно потому, что я проводила не так много времени с родными, после того как начала карьеру. Я чувствовала себя так, словно мне снова было четырнадцать лет. Я пила особый чай моей мамы. Я помогала со стиркой и уборкой. По вечерам я помогала жарить эмпанады в кухне, как делала это в детстве. Я проводила столько времени, сколько могла, со своими пятью сестрами. В тот год мы даже вместе отправились на карнавал в Баию. Постепенно я становилась сильнее. Уравновешеннее. Счастливее. Я все больше и больше чувствовала себя дома. Я чувствовала себя свободно с самой собой, с людьми, которых я любила больше всего на свете, и которые любили меня.

Большинство людей не могут и не должны проходить через такое в одиночку. Если вы просите о помощи, то это ни в коем случае не знак провала, а показатель силы и уверенности в себе, осознания того, что ваша жизнь заслуживает того, чтобы ее спасли. Одновременно с этим я убеждена и в том, что никто из нас не учится и не растет в легкие периоды жизни. Если бы у меня не начались панические атаки, я бы никогда не почувствовала потребность измениться. Ни физически. Ни морально. Ни духовно. То, что едва меня не убило, оказалось в конце концов тем, что дало мне совершенно новую жизнь. Самый негативный период в моей жизни стал величайшим благословением для преображения. Во многих отношениях та двадцатитрехлетняя девушка все-таки умерла. Но часть ее вернулась, и она была намного счастливее и здоровее. Она узнала, что такое страдание, и какие дары оно приносит. Она узнала и о том, что самые мрачные времена в нашей жизни могут быть нашими самыми лучшими учителями.