Текст книги "Великие цивилизации Междуречья. Древняя Месопотамия: Царства Шумер, Аккад, Вавилония и Ассирия. 2700–100 гг. до н. э."

Во многих отношениях древнейшие храмы не похожи на все сооружения, обнаруженные прежде на юге Ирака. Они состояли из одного довольно небольшого квадратного помещения, в котором стоял алтарь, обращенный в сторону входа. Они были сложены из кирпича-сырца удлиненной призматической формы, на которых остались глубокие отпечатки пальцев. Помимо всего прочего, в этих храмах была обнаружена керамика, по мнению специалистов очень похожая на найденную в Хаджи-Мухаммаде, но в то же время отдаленно напоминающая халафскую и самаррскую.

Таким образом, становится понятно, что люди жили здесь задолго до начала убейдского периода и каким-то образом были связаны с носителями существовавшей на севере халафской культуры. Другой неизбежный вывод заключается в том, что начиная с 4-го тыс. до н. э. и вплоть до исторической эпохи в том или ином поселении из века в век передавались одни и те же религиозные представления. Возможно, однажды глубокое шурфование, проведенное в Ниппуре, культовом центре Энлиля, второго важнейшего шумерского божества, даст те же результаты. Чем больше мы копаем, тем сильнее убеждаемся в том, что корни шумерской цивилизации уходят в очень далекое прошлое.

Характерным признаком убейдской культуры, как обычно, является расписная керамика. Ситуация с ней гораздо проще, чем с халафской, – она более грубая и гораздо менее привлекательная. Цвет глины, нередко слишком сильно обожженной, варьируется от светло-желтого до угольно-черного. Как правило, орнамент покрывает лишь часть сосуда. Хотя иногда встречаются изображения растений, животных и широкие, плавные кривые линии, которые можно назвать довольно изящными, в целом преобладают стандартные мотивы (треугольники, прямые или перекрещенные полосы, ломаные или волнистые линии), свидетельствующие, что художникам, расписывавшим эти сосуды, явно недоставало воображения. Хотя керамика изготовлена из глины весьма неплохого качества, судя по некоторым сосудам, они были сделаны на медленном гончарном круге, или «вертушке». У керамики впервые появляются носики и «висячие» ручки. К числу наиболее характерных сосудов относятся колоколовидные чаши, кувшины с округлыми ручками и двояковыпуклые сосуды с длинными носиками, напоминающие панцирь черепахи. Эту керамику (с учетом незначительных местных особенностей) археологи находят по всей территории Месопотамии, хотя, как и во всем, что относится к убейдской культуре, имеют место заметные различия между артефактами, сделанными на севере и на юге.

Словосочетание «глина и тростник» наиболее ярко характеризует убейдскую культуру, существовавшую на юге Ирака. Так как в этой части страны камень встречается редко, его использовали только для изготовления крупных орудий труда, лезвий и украшений. Все остальные артефакты, включая так называемые глиняные гвозди (в действительности, вероятно, они использовались в качестве пестиков), изогнутые глиняные серпы и даже топоры, тесла и ножи делались из терракоты. Большой популярностью пользовались глиняные статуэтки с изображением «богини-матери» – стоящей стройной женщины с похожей на змеиную головой с локоном, сделанным из битума. Также встречаются статуэтки, изображающие мужчин. Целый ряд (а возможно, и большинство) домов представлял собой хрупкие сооружения из тростниковых циновок, прикрепленных к деревянным опорам и иногда покрытых слоем глины. Одна подобная хижина (точнее, отделенный двор со стоящим рядом с ним строением из кирпича, похожим на те, которые и в наше время можно увидеть в Басре и ее окрестностях), на удивление хорошо сохранившаяся, была обнаружена в Эриду, но кирпичи широко использовались для постройки более масштабных зданий.

Храмы Эриду, относящиеся к убейдскому периоду, сделаны из больших сырцовых кирпичей, положенных на глиняный раствор. Внутри их находится одна целла, которой придана форма вытянутого прямоугольника и в каждом углу которой расположены помещения меньшей площади. На одном конце целлы, напротив стены, была найдена низкая платформа, на которой, очевидно, стояла статуя божества, а на другом располагался кирпичный алтарь или стол для подношений. Снаружи стены были украшены небольшими выступами и нишами, куда попадал свет, благодаря чему покрытая слоем глины поверхность кирпичной стены не казалась столь однообразной. Этот орнамент имел неясное нам, но, несомненно, религиозное значение и на протяжении всей истории являлся неотъемлемой чертой почти всех месопотамских святилищ.

На севере складывалась другая картина. Здесь находился Тепе-Гавра, памятник, расположенный примерно в 24 км к северо-востоку от Мосула. Археологические раскопки на его территории проводила американская экспедиция в 1931–1938 гг. Внутри этого высокого и узкого холма были обнаружены 18 слоев, наиболее ранний из которых относится к халафскому периоду, а самый поздний датируется серединой 2-го тыс. до н. э. Убейдская культура представлена в слоях XIX–XII. В Тепе-Гавра не было хижин из тростника, все дома сложены из кирпича-сырца. С другой стороны, камень использовался довольно часто. Здесь во множестве встречаются каменные печати, столь редкие на юге. Теперь на них вместо орнамента в виде линий появились изображения животных и людей, вместе образующие некое подобие мифологических сцен. Впервые в незначительных количествах встречаются предметы, сделанные из металла. Их появление (подобные артефакты на других памятниках почти полностью отсутствуют), возможно, обусловлено близостью к источникам руды, расположенным в Армении, Азербайджане и на Кавказе.

Однако другие черты, характерные для памятников, найденных на севере, нельзя объяснить одним лишь географическим фактором. Так, если три храма, окружающие двор, благодаря чему образуется превосходное подобие акрополя, и найденные в Тепе-Гавра, в слое XIII, во многом похожи на аналогичные здания, обнаруженные в Эриду, два толоса, как и изображение сидящей богини-матери, выбиваются из этой картины.

Возможно, более важным является тот факт, что в Тепе-Гавра и Эриду существовали совершенно разные погребальные обряды. В Эриду, за пределами поселения, находился обширный некрополь, где останки взрослых и детей лежат на спине, в вытянутом положении, в могилах, обложенных и покрытых кирпичом. Большинство погребений в Тепе-Гавра представляет собой простые могилы, выкопанные вокруг храмов. Покойные в них лежали на боку, в скорченном положении. Детей хоронили в сосудах. Данный факт, помимо всего прочего, позволяет нам сделать вывод о том, что носители убейдской культуры на севере были в меньшинстве. Завоеванные, но не истребленные, потомки носителей халафской культуры, очевидно, все еще составляли значительную часть населения, в то время как на юге доминировала убейдская культура. В следующей главе речь пойдет о том, как разрыв между севером и югом стал постепенно расширяться и каким образом юг стал играть ключевую роль в формировании цивилизации.

Хотя эти региональные особенности и были заметны, они не привели к тому, что убейдская культура перестала быть однородной. Привезенная изначально, очевидно, в дельту Месопотамии, она стала распространяться по течению рек и была перенята жителями Джазиры, Северной Сирии и даже Киликии. Границами ее распространения стали горы Тавра и Загроса, но и они не были непреодолимыми преградами для торговцев. О том, что торговля действительно велась, и о ее масштабах свидетельствуют находки в Тепе-Гавра металлических изделий, а в Уре – амазонита, полудрагоценного камня, встречающегося только в Индии. Несмотря на то что на южной равнине использовали простую систему резервуарного орошения, пищи было достаточно, чтобы прокормить население, численность которого быстро увеличивалась. Новые поселения, которых появилось очень много, строились на берегах рек или их притоков, а друг с другом их связывали водные маршруты (об этом свидетельствуют глиняные модели лодок, найденные в Уре и Эриду). Так как слой убейдского периода на большинстве памятников оказывался в самом низу тестовых шурфов, мы не можем делать выводы о том, что представляли собой эти поселения – деревушки, деревни или даже небольшие города. Однако тот факт, что из них впоследствии «выросли» основные города Шумера, весьма примечателен сам по себе.

Другой факт позволяет нам делать еще более далекоидущие выводы. Самым большим и хорошо построенным зданием из всех сооружений, стоявших в убейдской деревне, был храм. Более того, одни и те же религиозные обычаи соблюдались в одной местности начиная с убейдского периода и вплоть до раннего исторического периода, то есть на протяжении почти тысячи лет. Таким образом, шумерский город разрастался вокруг святилища, а не дворца. По всей вероятности, храм уже стал основой, базируясь на которой развивались хозяйство и общественная жизнь. Говоря о столь древних временах, мы еще не можем произносить слово «шумеры», но должны признать, что именно в убейдский период была заложена основа для последующего развития шумерской цивилизации.

Глава 5
Рождение цивилизации

Как читатель, наверное, уже заметил, говоря о протоисторической эпохе, мы старались не приводить абсолютные датировки. Причина этого заключается в том, что до тех пор, пока в нашем распоряжении не окажутся более или менее точные результаты радиоуглеродного анализа, выводы о хронологии нам придется делать, основываясь на столь ненадежных данных, как толщина стратиграфических слоев и продолжительность среднего промежутка времени, в течение которого культура может развиться и сойти на нет. Проведя очень грубые подсчеты, можно предположить, что хассунский и халафский периоды длились на протяжении всего 5-го тыс. до н. э., в то время как убейдская эпоха, оказавшаяся довольно продолжительной, насчитывает первые шесть или семь столетий 4-го тыс. до н. э. Однако сопоставление имеющихся в нашем распоряжении данных о последних этапах протоисторического периода со сведениями, полученными в ходе изучения истории Палестины и Египта, несколько облегчает нашу задачу и позволяет привести следующие примерные датировки:

Урукский период 3300–3100 гг. до н. э.

Протописьменный период 3100–2800 гг. до н. э.

На протяжении этих пятисот лет развитие культуры, которое прежде шло довольно медленно, заметно ускорилось, и наконец шумерская цивилизация достигла своего расцвета. Однако это произошло только на юге Ирака. Северная часть страны пошла по другому пути и, хотя и не была полностью «варварской», во многом отставала от южной. Последняя получила преимущество по нескольким причинам. Выше уже говорилось о том, насколько незначительным было влияние убейдской культуры на севере, и вполне возможно, что крестьяне, жившие в верхнем течении Тигра, были более консервативны и меньше стремились к прогрессу, чем те, кто обитал в нижнем течении Евфрата. С другой стороны, реки и каналы в некоторой степени защитили юг Ирака от опустошительных набегов кочевников и горцев.

Однако решающим фактором стали те огромные совместные усилия, которые нужно было приложить для создания и поддержания системы искусственного орошения, так как для этого необходимо наличие (по крайней мере, на региональном уровне) властных структур, координирующих работу, что довольно рано могло привести к сосредоточению власти и богатства в немногочисленных руках и всего лишь в нескольких точках. Одни деревни стали более значимыми и богатыми, чем другие. В их храмах, очевидно уже начавших контролировать всю хозяйственную жизнь, собиралась та часть населения, которая жила для них и благодаря им, – всевозможные жрецы, а также «кладовщики», смотрители, охранники, бригадиры, архитекторы, каменотесы, плотники, жестянщики, горшечники, резчики по камню и т. д. В итоге эти деревни быстро выросли в города. Таким образом, общество Южной Месопотамии перестало быть сельским и превратилось в городское, в котором поощрялись искусство и технический прогресс. Географический фактор, приведший к тому, что жить на юге было труднее, чем на севере, в то же время сделал юг более цивилизованным. Кстати, подобные процессы проходили не только в Месопотамии: древнейшие цивилизации Египта, Индии и Китая также зародились в широких долинах во многом благодаря системам ирригации.

Превращение деревни в город в Ираке совпало с появлением керамических сосудов новых форм, изобретением гончарного круга, появлением цилиндрических печатей и некоторыми другими изобретениями, наиболее важным из которых стало появление незадолго до 3000 г. до н. э. письменности. Эти перемены оказались настолько значительными, что, по мнению некоторых исследователей, их причиной могло стать только вторжение извне. Даже если допустить теоретическую возможность существования таких захватчиков, кажется крайне странным, что нам о них известно так мало. Ответы на вопросы о том, где находилась их родина, насколько велика была их численность, по какому маршруту они шли, и о том, что представляло собой это завоевание, так и не были найдены или являются предметами ожесточенных споров. С другой стороны, детальное изучение общественной организации показывает, что в ней не произошли какие-либо значительные перемены. Архитектура и религиозные обряды также остались прежними. Таким образом, мы имеем дело не с внезапной революцией, а с последним этапом эволюционного процесса, начавшегося в Месопотамии за несколько столетий до этого.

Культура, возникшая в этих новых условиях, известна лишь по нескольким памятникам, расположенным на юге Ирака. Наиболее значимым из них является Урук, в честь которого она и была названа. Поэтому урукскую культуру следует изучать, опираясь на находки, сделанные в самом этом городе.

Урукская культура

Обширные руины Урука (библейского Эреха, современной Варки), способные произвести впечатление на самого искушенного путешественника, лежат в пустынной местности примерно на полпути между Багдадом и Басрой, недалеко от небольшого арабского городка Эс-Самавы. В древности покровителями Урука были два могущественных бога: бог неба Ан (или Ану) и богиня любви Инанна, более широко известная под своим семитским именем – Иштар. Посреди руин, вокруг зиккурата из кирпича-сырца, стоит храм богини Э-Анна («Дом неба»), обширный комплекс строений и дворов, который постоянно перестраивался и расширялся, начиная с доисторических времен и заканчивая периодом владычества Ахеменидов. Более скромный храм бога Ану находится в другой части города. В основном в этих двух районах немецкие археологи, проводившие в Уруке-Варке раскопки с 1928 г., перед войной сделали находки, позволившие говорить о существовании урукской культуры, – храмы, керамику, цилиндрические печати и таблички.

Древнейшие храмы Урука в плане очень напоминали те, что строились в убейдский период в Эриду и были описаны выше: у них были фасады с подпорками, вытянутые целлы, окруженные небольшими помещениями. Наличие дверей в длинной стене также свидетельствует об устойчивости архитектурных традиций, как и, возможно, религиозных представлений и культа. В Э-Анне были обнаружены шесть подобных святилищ. В трех последовательных слоях они были расположены попарно, на основании чего профессор Х. Ленцен пришел к выводу: эти помещения были посвящены не только Инанне, но и ее супругу – богу плодородия Думузи. Наиболее примечательными оказались нижние слои, где были обнаружены огромные храмы, один из которых, построенный на известняковом основании, в длину превышал 79 м, а в ширину – 30 м, а также необычные «мозаичные здания». Последние состояли из большого двора, расположенного между двумя святилищами с портиками, которые поддерживали два ряда массивных колонн из кирпича-сырца (диаметр каждой составлял почти 2,5 м). Стены, окружавшие двор, колонны и платформа, на которой они стояли, были полностью покрыты разноцветным геометрическим орнаментом, выложенным основаниями терракотовых конусов длиной от 7,6 до 10,2 см, раскрашенных черной, красной и белой краской, а затем вдавленных в глиняную штукатурку. Этот оригинальный и очень эффектный способ орнаментации архитектуры получил широкое распространение в течение урукского и последующего протописьменного периодов. Отвалившиеся глиняные конусы до сих пор можно найти на руинах Варки. Цвета потеряли яркость, но не нужно иметь слишком живое воображение, чтобы представить себе, как блестел новый мозаичный фасад в свете яркого восточного солнца.

Это превосходное чувство цвета прослеживается и в настенных росписях. Один из древнейших храмов Э-Анны, так называемый Красный храм, своим названием обязан покрывавшему его стены розовому пигменту. Иракская служба древностей проводила в 1940–1941 гг. в Телль-Укейре, в 80 км к югу от Багдада, раскопки храма урукского периода, украшенного росписями, которые в момент обнаружения «были такими же яркими, как и в день своего создания». На них были изображены процессия (к сожалению, это изображение было повреждено) и два присевших леопарда, охраняющие трон неизвестного божества.

Следует отметить, что все эти храмы, подобно святилищам убейдского периода в Эриду, стояли на невысоких кирпичных платформах. Однако со временем платформы становились выше, и постепенно они начали превосходить по размеру сами храмы. Весьма вероятно, что именно благодаря этому появились столь характерные для месопотамской цивилизации в историческую эпоху зиккураты, ступенчатые башни, наверху каждой из которых располагалось святилище. Эта тенденция прекрасно прослеживается по храму Ану в Уруке, где один над другим стояли шесть храмов, последний из которых был снабжен поистине монументальной платформой, возвышающейся на 15,3 м над поверхностью земли. Наверху этой платформы находятся руины святилища, относящегося к поздним стадиям урукского периода, так называемый Белый храм. Путешественник, оказавшийся внутри этих стен, никогда не забудет чувства, охватившие его там, где 5000 лет назад проводили ритуалы жрецы бога неба.

Эти величественные сооружения, казалось бы, затмевают другие произведения искусства, хотя оттиски печатей урукского периода сами по себе являются маленькими шедеврами. К этому времени печати, существовавшие в более ранние периоды, почти полностью были вытеснены цилиндрическими печатями. Они представляли собой небольшие цилиндры из простого или полудрагоценного камня, длина которых варьировалась от 2,5 до 7,6 см, а по ширине они не отличались от пальца или карандаша. В каждой из них была проделана сквозная дырка, через которую можно было продеть шнур, чтобы носить печать на шее. На ее поверхности был вырезан орнамент, который, прокатывая печать по глиняной поверхности, можно было повторять до бесконечности. Эти древнейшие цилиндрические печати уже были сделаны с большим мастерством, а сами орнаменты, начиная от изображений животных и заканчивая сценами из повседневной жизни или из мифов, были составлены с удивительной искусностью. Однако эти печати имеют гораздо большую, чем просто художественная, ценность, так как являются единственными артефактами урукского периода, содержащими изображения людей и позволяющими судить о том, чем те занимались. Например, печать, на которой изображено убийство пленников, свидетельствует о том, что в те далекие времена велась война, в то время как часто встречающееся изображение стад скота, собранного вокруг своего загона или подвергшегося нападению львов, рассказывает об основных занятиях местных жителей. Нередко на печатях мы видим изображения загадочных ритуалов, совершаемых обнаженными жрецами. Перед нами одни из самых ранних источников, которые могут оказаться полезными для ученых, специализирующихся на всех периодах истории Месопотамии.

На первый взгляд кажется странным, что чувство прекрасного, столь ярко отразившееся в архитектуре и изделиях каменотесов, почти не было присуще горшечникам. Из всей керамики урукского периода, как правило не покрытой росписью, глаз могут порадовать лишь несколько угольно-черных, сильно лощенных фрагментов и осколки, возможно, покрытых красным ангобом сосудов. Остальные – простые или покрытые серым ангобом и лощеные – приводят в уныние. Чашки с ручками, кувшины или бутылки с длинными, обычно изогнутыми носиками, очевидно, представляют собой попытки воссоздать из глины металлические изделия, но в целом сосуды этого периода сложно назвать изящными. Возможно, упадок некогда процветавшего искусства связан с распространением бронзовых и серебряных сосудов, а также изобретением гончарного круга, благодаря которому стало возможным массовое производство. Однако не следует исключать и вероятность того, что эта керамика была завезена в Месопотамию торговцами или завоевателями.

В урукский период появилось и еще одно изобретение, по своему значению превосходившее гончарный круг, цилиндрические печати и мозаику из глиняных конусов; было сделано эпохальное открытие, сравнимое с появлением земледелия в эпоху неолита. Ближе к концу этого периода в храмах Э-Анны в Уруке была изобретена письменность – пиктографические знаки, наносившиеся на глиняные таблички.

Изначально письменность, использовавшаяся в Месопотамии и известная нам как клинопись, как и все примитивные системы письма, возникшие в прошлом и существующие сейчас, представляла собой собрание маленьких упрощенных рисунков – пиктограмм. Древнейшие тексты, найденные в Уруке и на территории других городищ, слишком сложны для того, чтобы быть первыми попытками людей зафиксировать свои мысли. Вполне вероятно, что первые пиктограммы наносились на дерево, кожу животных или листья. Но во влажной почве Ирака эти материалы давно уже разложились, и единственные источники, имеющиеся в нашем распоряжении, записаны на глине. Сам процесс письма был очень простым. Писец брал кусок качественной, хорошо отмученной глины и придавал ей форму небольшой ровной «подушки» площадью в несколько квадратных сантиметров. Затем остро заточенным концом тростникового стебля он разбивал обе стороны получившейся подушки на квадраты, каждый из которых заполнял знаками. После этого «табличку» обжигали или оставляли необожженной. Обожженные таблички по прочности не уступают камню; необожженные рассыпаются в руках, но, если их осторожно взять, аккуратно высушить в тени и поместить в печь, они почти не поддаются разрушению.

С течением времени месопотамская письменность перестала быть пиктографической. Знаки стали располагать горизонтальными строками, а не помещать в квадраты или вертикальные полосы. Они стали более компактными, строгими, «идеализированными» и, наконец, почти перестали напоминать изображавшиеся с их помощью предметы. Изгибы, которые было так неудобно наносить на глину, исчезли, уступив место прямым линиям. Сначала их ширина была одинаковой, но затем, когда начали использовать стило призматической формы, его сначала погружали в глину, а затем проводили линии, из-за чего знаки стали частично треугольными или клиновидными. Эта эволюция завершилась к середине 3-го тыс. до н. э., когда и появилась письменность, которую мы называем клинописью. Правда, следует отметить, что и позднее в ней происходили незначительные изменения, благодаря которым специалисты могут датировать тот или иной текст с той же точностью, как и археологи – керамику.

Древнейшие тексты, имеющиеся в нашем распоряжении, написаны на шумерском языке. В основном он был моносиллабическим, а письмо, как и в случае с китайским, основывалось на следующем принципе: один предмет или идея = один звук = один знак. Поэтому первые пиктограммы были крайне многочисленны (их насчитывается более 2000). Некоторые из них обозначают предметы, которые легко узнать, – земледельческие орудия, сосуды, лодки, головы животных или части человеческого тела, в то время как другие были условными. Однако из-за того, что абстрактные идеи сложно выразить графически, одна пиктограмма, как правило, использовалась для обозначения нескольких слов, а значит, читать ее также можно по-разному. К примеру, слово «нога» обозначало не только саму ногу (ду по-шумерски), но и идеи, имеющие отношение к ноге, такие как «стоять» (губ), «идти» (гин), «приходить» или «приносить» (тум). Соответственно, для обозначения некоторых понятий, не связанных между собой по смыслу, но произносившихся с помощью одного и того же звука, использовался один и тот же знак. Так, изображение лука применялось для обозначения слова «стрела» (ти), а также слова «жить» (ти, тил). В классическом шумерском языке правильное чтение знака обычно определялось с помощью контекста либо других знаков, называемых фонетическими дополнениями, или детерминативами. Однако в древнейших текстах нет ничего подобного. Более того, знаки ставились в порядке, кажущемся нам хаотичным, и некоторые из них использовались только в самые ранние периоды, а затем от них отказались, из-за чего нам неизвестно их звучание. По этой причине мы не можем читать пиктографические таблички. Мы в состоянии говорить лишь о том, что тексты, вырезанные на этих табличках, содержат все признаки хозяйственных – это списки работников, товаров, квитанции и т. д. Однако они не могут поведать нам о том, о чем мы так хотим узнать, – о событиях, происходивших на протяжении урукского периода.

Протописьменный период

В 1925 г. в Джемдет-Насре, находящемся между Багдадом и Вавилоном, выдающийся английский ассириолог Стивен Лэнгдон обнаружил весьма примечательную керамику, в основном большие толстостенные кувшины, украшенные геометрическими орнаментами или изображениями растений и животных, нанесенными черной и/или красной краской прямо по светло-желтой поверхности сосуда. Впоследствии керамику типа Джемдет-Наср находили (всегда в незначительных количествах) на территории других городищ Южного Ирака, благодаря чему она стала признаком, по которому тот или иной слой относили к последней стадии доисторической эпохи – так называемому периоду Джемдет-Наср. Однако впоследствии исследователи пришли к выводу, что вряд ли, основываясь на находке нескольких горшков, можно судить о существовании целой культуры и что если и нужно провести разделительную черту, то в качестве ее гораздо лучше использовать изобретение письменности. Так возник термин «протописьменный», предложенный исследователями, входившими в чикагскую школу востоковедов, и принятый многими учеными.

Мы будем говорить не о культуре, а о периоде, так как между урукской культурой и характерной для протописьменного периода нет ощутимой разницы – лишь незначительные стилистические и качественные отличия. Развалины сооружений этого периода немногочисленны, но позволяют сделать вывод об отсутствии значительных изменений в планировке и орнаментации храмов, хотя основной акцент начали делать на платформы, а орнаменты из конусов стали наносить не по всей поверхности стен, а в виде панелей. На цилиндрических печатях изображали те же религиозные мотивы и сцены из повседневной жизни, хотя появилась тенденция к их условности и шаблонности. Письменность начала использоваться все чаще, но пиктограммы стали менее многочисленными и реалистичными и нередко применялись только для обозначения соответствующих звуков. Подавляющее большинство керамических изделий похоже на нерасписную керамику урукского периода, а «сосуды культуры Джемдет-Наср», сделанные под явным иранским влиянием, могут быть не чем иным, как проявлением локальной кратковременной моды. Колесо и плуг, изображенные на табличках, несомненно, были изобретены ранее. Каменные и металлические сосуды также, очевидно, стали результатом развития местной традиции. Если рассматривать всю материальную культуру этого времени в совокупности, то можно прийти к выводу, что единственным вкладом в развитие искусства, сделанным людьми, жившими в данный период, стала скульптура.

Скульптура, прежде почти неизвестная, появилась внезапно, вскоре достигла высочайшего уровня развития, причем свое мастерство скульпторы применяли на множестве различных предметов. На каменных сосудах, чашах и бассейнах, настенных плакетках и на задней части сохранившихся немногочисленных печатей-штампов в виде рельефов или круглой скульптуры вырезаны изображения львов, нападающих на быков, убивающих их героев, злобных кабанов, мирно пасущихся овец и баранов. Также к этому времени относятся наиболее ранние вотивные статуэтки верующих, столь широко распространенные в Шумере исторической эпохи. Довольно грубо сделанная базальтовая стела, которая была найдена в Варке и на которой изображены двое бородатых мужчин, убивающих львов с помощью луков и стрел, является родоначальницей ассирийских рельефов со сценами охоты.

В то время как качество всех этих артефактов оставляет желать лучшего, в Уруке были сделаны две находки, которым нет равных среди всех творений человеческих рук того времени. Первая из них – это 90-сантиметровый алебастровый сосуд, украшенный превосходным барельефом, на котором изображена богиня Инанна, принимающая дары от высокопоставленного человека – возможно, жреца, правителя или даже бога. Этот сосуд уже в древности считался ценным предметом искусства, так как его ремонтировали с помощью металлических зажимов. Второй шедевр – это выполненная почти в натуральную величину мраморная маска с лицом женщины. К сожалению, ее глаза не сохранились, но в лице отразилась смесь тонкого реализма и чувственности, редко встречавшаяся в древнем искусстве до появления классической греческой скульптуры.

Прогресс в технике, достижения в сфере искусства, изобретение письменности – все это проявления полностью сформировавшейся цивилизации, которую без промедления можно назвать шумерской. Рожденная и вскормленная на юге Ирака, она охватила весь Ближний Восток и повлияла на все культуры Востока. Вполне возможно, что пока нерасшифрованное протоэламское письмо, также сохранившееся до нашего времени на глиняных табличках и появившееся примерно тогда же неподалеку от Элама (юго-запад Персии), сложилось под влиянием древнейшей шумерской письменности или было изобретено людьми, каким-то образом связанными с шумерами.

Однако сложнее понять, по каким каналам Месопотамия повлияла на Египет. В поздних доисторических погребениях Нагады были обнаружены месопотамские цилиндрические печати. Египтяне позаимствовали у своих ближневосточных соседей сам этот предмет, покрыв его собственными символами. У них не было глиняных табличек, по которым можно было прокатывать эти печати, поэтому их приходилось использовать в качестве амулетов. Более того, египетские скульпторы копировали столь полюбившиеся жителям Месопотамии изображения – львов, нападающих на скот, существ с длинными изогнутыми шеями, сцены охоты, а архитекторы, жившие в эпоху правления представителей I династии, строили гробницы, фасады которых напоминали принадлежащие месопотамским храмам. Некоторые исследователи даже считают, что шумерские пиктограммы предвосхитили древнейшие иероглифы и, возможно, вдохновили их создателей. Данное одностороннее влияние еще более примечательно, так как контакты между этими двумя средоточиями цивилизации на Ближнем Востоке в древности происходили крайне редко и были весьма поверхностными.