Текст книги "Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник)"

Глава 7
Самюэль

Две новости пришли почти одновременно, вечером, за несколько минут до визита хирурга.

Первой была телеграмма из Алжира:

«В больницах Алжира доктор Риво неизвестен. С дружеским приветом. Мартэн».

Мегрэ едва успел прочитать телеграмму, как вошел Ледюк. Он постеснялся спросить, что прочел комиссар, но тот бросил:

– Посмотри-ка на это!

Ледюк пробежал глазами телеграмму, покачал головой и вздохнул.

– Что ж, все ясно!

Это означало: «Разумеется, в этом деле не стоит ожидать простых ситуаций! Напротив, сделав очередной шаг вперед, мы каждый раз сталкиваемся с новыми трудностями! И я совершенно правильно считаю, что тебе лучше всего было бы обосноваться со всеми удобствами на вилле Ля Рибодьер».

Мадам Мегрэ вышла. Несмотря на сумерки, Мегрэ не стал включать освещение. На площади зажглись фонари, и ему очень нравилось смотреть в эти часы на их правильные шеренги. Он знал, что самыми первыми зажгут свет в доме, стоящем вторым слева от гаража, и в освещенном окне он увидит силуэт женщины, склонившейся над шитьем.

– У полиции тоже есть новости, – проворчал Ледюк.

Он чувствовал себя неловко. Очевидно, ему не хотелось исполнять роль осведомителя Мегрэ. Вполне возможно, что его даже попросили не сообщать комиссару о результатах официального расследования.

– Есть новости о Самюэле?

– Вот именно! Прежде всего, пришло его досье. А потом из Парижа позвонил Люка, когда-то занимавшийся этим типом, и сообщил некоторые дополнительные детали.

– Рассказывай же!

– Его происхождение точно не известно. Есть некоторые основания считать, что он родом из Польши или Югославии. Словом, откуда-то из тех краев! Молчаливый тип, старавшийся как можно меньше рассказывать о себе окружающим. В Алжире у него было свое дело. Догадайся какое?

– Уверен, что-то весьма невинное!

– Продажа почтовых марок!

Мегрэ обрадовался, потому что это занятие прекрасно соответствовало облику человека из поезда.

– Торговля марками, несомненно, скрывала что-то гораздо более серьезное. Все было так хорошо организовано, что полиция ничего не подозревала, и потребовалось двойное преступление, чтобы… Я повторяю тебе grosso modo[4]4
  Grosso modo – в общих чертах, приблизительно (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть] то, что Люка рассказал по телефону. Магазин почтовых марок был на самом деле одной из самых крупных мастерских по изготовлению фальшивых паспортов и в особенности фальшивых трудовых контрактов. У Самюэля велась переписка с Варшавой, Вильно, Силезией, Константинополем…

Опустилась темно-синяя ночь. Здания светлыми массами выделялись на темном фоне. С первого этажа доносился обычный для времени аперитива шум.

– Забавно! – произнес Мегрэ.

Но забавным он считал отнюдь не занятие Самюэля. Мегрэ видел иронию судьбы в том, что нити, протянутые когда-то между Варшавой и Алжиром, оборвались в Бержераке.

А забавным ему казалось то, что преступления местечкового масштаба, совершенные в небольшом городке, превращались в дело о международной мафии.

И в Париже, и в других городах ему приходилось сотни раз сталкиваться с такими преступниками, как Самюэль, и он относился к ним с любопытством, смешанным не столько с отвращением, сколько с неловкостью, как если бы они были существами, отличающимися от обычных людей.

Они бывают барменами в Швеции, гангстерами в США, владельцами игорных домов в разных странах, хозяевами гостиниц или директорами театров в Германии, коммерсантами в Северной Африке…

Здесь, на выглядевшей так мирно площади Бержерака, своей многочисленностью и трагичностью своих судеб они словно напоминают о существовании иного мира, страшного своей силой.

В Центральной и Восточной Европе, от Будапешта до Одессы и от Таллинна до Белграда они незаметно присутствуют среди кишащей толпы.

Сотни тысяч голодных евреев ежегодно разъезжались оттуда во все стороны света с детьми на руках, таща за собой и стариков-родителей, заполняя поезда или трюмы пароходов – люди с трагической судьбой и отчаянием на лицах, стремящиеся как можно скорее оставить позади пограничные столбы.

Сегодня в Чикаго поляков больше, чем американцев… Бесчисленные толпы эмигрантов поглотила Франция, и секретари мэрий в небольших селениях должны по буквам произносить фамилии новых обитателей, внося данные о рождении или смерти.

Одни эмигрируют официально, оформив все необходимые документы.

Но есть и другие, которым не хватает терпения дожидаться своей очереди, которые не могут получить визу.

И тогда в дело вступают такие люди, как Самюэль! Множество Самюэлей, знающих все о местах, способных приютить скитальцев, о пограничных вокзалах, о подписях чиновников и гербовых марках.

Самюэли, говорящие на всех языках и диалектах.

Скрывающие свою деятельность за ширмой процветающей коммерции, по возможности, международной.

Удачная находка – продажа почтовых марок!

«Чикаго, господину Леви.

Ближайшим пароходом направляю Вам две сотни редких чехословацких марок с оранжевой виньеткой…»

Разумеется, Самюэль, как и большинство его коллег, занимался не столько марками, сколько людьми!

Во многих «фирмах» Южной Америки именно француженки приносят наибольший доход. Обычно их поставляют из Парижа, с Больших бульваров.

Основной объем дешевого товара идет из Восточной Европы. Деревенские девушки, покидающие родину в пятнадцать или шестнадцать лет, возвращаются лет в двадцать, заработав себе приданое, – или не возвращаются! Всех их ежедневно «приносят в жертву» набережной Орфевр[5]5
  На набережной Орфевр в Париже находится штаб-квартира французской криминальной полиции. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Мегрэ смущало неожиданное появление Самюэля в бержеракской истории, в которой до последнего времени были замешаны только прокурор Дюурсо, доктор, его жена, Франсуаза, Ледюк, хозяин гостиницы…

Это было вторжение совершенно другого мира с принципиально иной атмосферой…

При этом все дело приобретало совсем другой оборот!

На противоположной стороне площади Мегрэ видел небольшую кондитерскую лавочку; он хорошо помнил все предметы, выставленные в витрине. Немного в стороне располагалась заправочная станция с колонкой и шлангом, который служил исключительно украшением, так как при заправке всегда использовались канистры.

Ледюк рассказывал:

– Это была великолепная идея – обосноваться в Алжире. У Самюэля быстро появилась обширная клиентура, представленная арабами и даже неграми, эмигрантами с юга…

– А его преступление?

– Два преступления! На одном из пустырей были обнаружены тела двух белых людей, которых в Алжире никто не знал. Оказалось, что они приехали из Берлина. При расследовании постепенно выяснилось, что они давно работали на Самюэля. Следствие продолжалось несколько месяцев, но обнаружить доказательства не удавалось. Потом Самюэль серьезно заболел, и из тюремного лазарета его отправили в больницу. Впоследствии сюжет криминальной драмы удалось восстановить почти полностью. Выяснилось, что берлинские друзья Самюэля были недовольны нерегулярной оплатой их услуг. Хитрец Самюэль умудрялся надувать своих сообщников. Ему пригрозили…

– И наш друг убрал их!

– За это его приговорили к смертной казни. Но приговор не был приведен в исполнение, потому что Самюэль скончался в госпитале вскоре после суда… Это все, что мне удалось узнать!

Доктор удивился, обнаружив двух мужчин, сидящих в темноте, и коротким движением руки включил свет. Затем поздоровался, положил медицинский саквояж на стол и снял свое демисезонное пальто. После этого пустил горячую воду из крана умывальника.

– Я оставляю вас, – сказал Ледюк, вставая. – Увидимся завтра.

Он не слишком обрадовался тому, что Риво застал его в номере Мегрэ. Ведь Ледюк был местным! В его интересах было сотрудничать с обоими лагерями, так как всем уже стало ясно, что существуют два лагеря.

– Выздоравливай скорее! До свидания, доктор!

Доктор, намыливавший руки, ответил неразборчивым ворчанием.

– Температура?

– Так себе, – ответил комиссар.

У него было превосходное настроение, такое же, как в начале этой истории, когда он был счастлив, что остался в живых.

– Чувствуете боль?

– Ерунда, я начинаю привыкать…

Последовали обычные действия, всегда одни и те же, превратившиеся в ежедневный ритуал, своего рода традицию.

Во время осмотра, когда лицо доктора находилось очень близко к Мегрэ, тот неожиданно сказал:

– Еврейские черты у вас выражены не очень отчетливо!

Доктор, зондировавший рану, ничего не ответил; даже дыхание у него осталось таким же ровным, как раньше. Закончив осмотр и забинтовав рану, он сообщил:

– Теперь вы можете передвигаться.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что вы перестали быть пленником гостиничного номера. Разве вы не собирались провести несколько дней у вашего друга Ледюка?

Похоже, нервы у него были стальные. Мегрэ наблюдал за ним по меньшей мере четверть часа, но тот и глазом не моргнул, выполняя медицинские процедуры ни разу не дрогнувшими руками.

– С сегодняшнего дня я буду навещать вас через день, а для обычных процедур к вам будет приходить ассистент. Вы можете полностью доверять ему.

– Так же, как вам?

Бывали моменты, хотя и очень редко, когда Мегрэ не мог лишить себя маленького удовольствия бросить подобную короткую фразу с невинным видом, усиливавшим остроту момента.

– До свидания!

Доктор удалился, и Мегрэ снова остался наедине с персонажами драмы, толпившимися у него в голове. Теперь к этой коллекции добавился еще один герой, Самюэль, сразу занявший первое место.

Самюэль, проявивший удивительную, невероятную оригинальность: он ухитрился умереть дважды!

Он ли был убийцей двух женщин, маньяком с длинной иглой?

Если да, то в его поступках просматривались по меньшей мере две странности: во-первых, почему он выбрал Бержерак в качестве сцены для своих выступлений?

Люди его сорта предпочитают большие города, в которых жители более обезличены и, соответственно, существует больше шансов остаться незамеченным.

Однако Самюэля никогда раньше не видели ни в Бержераке, ни вообще в этом департаменте; кроме того, человек в лакированных туфлях не приспособлен жить в лесу подобно опереточному злодею.

Можно ли предположить, что он нашел убежище у кого-то из местных? У доктора? У Ледюка? У прокурора Дюурсо? В гостинице «Англетер»?

Во-вторых, совершенные в Алжире преступления были спланированными, можно сказать, логичными, их целью было устранение ставших опасными сообщников.

Преступления же в Бержераке были совершены маньяком, сексуально озабоченным типом или даже садистом!

Неужели в промежутке между Алжиром и Бержераком Самюэль сошел с ума? Или, руководствуясь какими-то непонятными соображениями, он попытался симулировать помешательство? И использование длинной иглы было лишь зловещим приемом, чтобы обмануть следствие?

– Вот интересно выяснить, бывал ли Дюурсо в Алжире? – задумчиво пробормотал Мегрэ.

Вошла его жена. Судя по лицу, она сильно устала. Бросив шляпку на стол, она рухнула в глубокое кресло.

– Ну и профессию ты выбрал! – вздохнула она. – Когда я думаю, что тебе приходится крутиться таким образом всю жизнь…

– Есть новости?

– Ничего интересного. Я слышала, что из Парижа прислали документы, касающиеся Самюэля. Их держат в секрете.

– Я знаю, что в них.

– Это Ледюк? Молодец, что он все рассказал. Кстати, о тебе здесь не говорят ничего хорошего. Люди сбиты с толку. Одни считают, что история с Самюэлем не имеет никакого отношения к делу маньяка, что Самюэль – просто бедняга, который покончил с собой в лесу, и рано или поздно мы снова услышим об очередном убийстве еще одной женщины…

– Ты побывала возле виллы Риво?

– Да, я была там, но ничего не увидела. Но зато узнала кое-что интересное, хотя, возможно, это и не имеет большого значения. Рассказывают, что на вилле два или три раза появлялась женщина средних лет, довольно вульгарная с виду особа, которую считают тещей доктора. Но никто не знает ни того, где она живет, ни того, жива ли она до сих пор, потому что последний раз она появлялась здесь два года назад.

– Дай-ка мне телефон!

Мегрэ набрал номер комиссариата полиции.

– Это секретарь? Нет, не стоит беспокоить вашего начальника… Скажите мне только, как девичья фамилия мадам Риво… Надеюсь, в моем вопросе вы не видите ничего предосудительного.

Через минуту он с улыбкой повернулся к жене, прикрыв микрофон ладонью.

– Секретарь пошел к комиссару узнать, можно ли дать мне эти сведения! Они совсем запутались! И им явно хотелось отказать мне… Алло! Да… Повторите, как? Босолей? Благодарю вас.

Положив трубку на место, он сказал:

– Прекрасное имя! А теперь тебе будет поручено дело высочайшей важности! Возьми справочник Боттэна[6]6
  Справочник Боттэна – ежегодный официальный «Указатель торговли и промышленности»; назван по имени основателя этого издания Себастьена Боттэна. – Примеч. ред.


[Закрыть] и составь список всех медицинских учебных заведений во Франции. Потом позвони в каждое из них и спроси, был ли несколько лет назад выдан диплом некоему Риво…

– Ты думаешь, что он совсем не… Но… Но ведь он лечил тебя!

– Делай то, о чем я тебя попросил!

– Ты хочешь, чтобы я звонила из будки внизу? Я заметила, что в вестибюле слышно все, о чем говорят по телефону…

– Вот и хорошо!

Он в очередной раз остался в одиночестве. Набил трубку, потом закрыл окно: на улице посвежело.

Без особого труда он представлял себе виллу врача и мрачный дом прокурора.

Прежде он всегда с таким наслаждением впитывал ароматы, ощущал саму атмосферу места, с которым было связано следствие!

Вызывает ли сейчас любопытство атмосфера виллы? Скромная, но уютная обстановка. Один из тех домов, о которых побывавшие там говорят:

– Какие счастливые люди живут здесь!

Светлые комнаты, яркие шторы, цветы в саду, блеск медной посуды на кухне… Перед гаражом негромко урчит двигатель машины… Молодая девушка с гибкой фигурой садится за руль… Или это хирург с такими точными жестами…

О чем эти трое могут разговаривать вечерами? Знала ли мадам Риво об отношениях между мужем и сестрой?

Ее нельзя назвать красавицей, и она понимала это! К тому же она больше похожа не на любящую жену, а на мать, отягощенную заботами…

Тогда как Франсуаза просто лучилась жизнерадостностью!

Скрывались ли они вдвоем? Обменивались ли быстрыми поцелуями за закрытыми дверями?

А может, напротив, эта ситуация была раз и навсегда принята всеми членами семьи? Мегрэ приходилось видеть такое в других домах, внешне гораздо более чопорных. Ничего удивительного, что нечто похожее встречалось и в провинции!

Откуда они, эти Босолей? Можно ли считать правдой историю о больнице в Алжире?

В любом случае мадам Риво наверняка принадлежит к простому сословию. Это читалось в ее взглядах и жестах, в незначительных деталях поведения, в манере одеваться…

Две местные женщины… Старшая, даже через столько лет явственно выдававшая свое простонародное происхождение…

И младшая, гораздо лучше приспособившаяся, способная создать обманчивое впечатление…

Может быть, они ненавидели друг друга? Или между ними сложились доверительные отношения? Ревновали ли они друг друга?

А мать этих двух женщин, так редко приезжавшая в Бержерак? Мегрэ, сам не зная почему, представлял тучную матрону, радующуюся тому, что ей удалось так удачно пристроить дочерей, которым она советовала быть как можно покладистей с таким важным и богатым господином, как доктор Риво.

Ей наверняка кое-что перепадало от доктора!

«Я хорошо представляю ее в Париже, в восемнадцатом округе, а еще лучше – в Ницце…»

Обсуждали ли они за обедом нашумевшие преступления?

Если бы он мог хоть разок побывать там, провести у них всего несколько минут! Увидеть стены, безделушки за стеклом, всякие мелочи, брошенные где попало, как бывает в каждом доме… Эти детали так откровенно повествуют о тайной жизни семьи!

И у господина Дюурсо тоже! Потому что между ними существовала связь, невероятно тонкая, пока неясная, но все же существовала!

Все они принадлежали к одному клану! И это можно было доказать!

Мегрэ нажал кнопку звонка и попросил хозяина гостиницы зайти к нему. И сразу огорошил его вопросом:

– Известно ли вам, как часто господин Дюурсо бывает в гостях у семьи Риво?

– Каждую среду. Я знаю об этом потому, что он не берет свою машину, а так как мой племянник работает таксистом…

– Благодарю вас!

– Это все?

Ошеломленный хозяин удалился. А Мегрэ в своем воображении усаживал за накрытый белой скатертью стол еще одного участника обеда: прокурора Республики, который должен был сидеть справа от мадам Риво.

Тут Мегрэ неожиданно сообразил, что именно в среду, точнее, в ночь со среды на четверг он был ранен, когда спрыгнул с поезда, и именно в эту ночь был убит Самюэль!

Значит, они обедали вместе. У него появилось ощущение, что он продвигается вперед семимильными шагами. Он схватил телефонную трубку.

– Алло! Телефонная станция Бержерака? Вам звонят из полиции…

Он говорил резким тоном, так как опасался, что его раскусят.

– Скажите, мадемуазель, был ли у господина Риво разговор с Парижем в прошлую среду?

– Я сейчас посмотрю его счет.

На проверку ушло не больше минуты.

– В два часа пополудни у него был разговор с абонентом 14–67.

– У вас есть список адресов парижских абонентов?

– Я где-то видела его… Подождите, не кладите трубку.

Какая милая девушка! Как любезно она отвечала ему! Мегрэ даже улыбался во время разговора.

– Алло!.. Я нашла. Это ресторан «Четыре сержанта» на площади Бастилии.

– Разговор продолжался три минуты, как обычно?

– Нет! Было три раза по три минуты, то есть всего девять минут.

Девять минут! В два часа! Поезд уходил в три! И вечером, когда Мегрэ вертелся на своем месте в слишком жарком купе, где на верхней полке находился страдающий от бессонницы попутчик, прокурор обедал у Риво…

Мегрэ сгорал от нетерпения. Еще немного, и он спрыгнул бы с постели! Чувствуя, что приближается к разгадке, он знал, что сейчас следует быть особенно осторожным, чтобы не допустить ошибки.

Истина была где-то здесь, совсем рядом. Настал момент, когда нужен был не анализ имеющихся сведений, а интуиция, профессиональное чутье…

Но именно в такие моменты особенно велика опасность броситься сломя голову по ложному пути.

– Так, разберемся в этом… Вот они сидят за столом… Что Розали тогда рассказывала про господина Дюурсо? Несомненно, пылкая страсть несовместима с его возрастом и положением… В небольших городах нельзя даже потрепать девочку по щеке, иначе тебя наверняка сочтут способным на что-то нехорошее… А что Франсуаза? Она принадлежит к тому типу женщин, которые способны воспламенить мужчину определенного возраста… Так-так, значит, они за столом… А мы с Самюэлем в поезде… И Самюэль перепуган до полусмерти… Совершенно очевидно, что он боится… Он дрожит… Он тяжело дышит…

Мегрэ обливается потом. Слышно, как внизу официантки гремят посудой.

Почему он спрыгнул с поезда на ходу? Он думал, что его преследуют, или же его кто-то ждал?

Вот главный вопрос! Мегрэ чувствует это. Он задел основную струну. И он повторяет вполголоса, словно надеясь на ответ:

– Он думал, что его преследуют, или же его кто-то ждал?

Звонит телефон…

В номер влетает жена. Она так взволнована, что не замечает, в каком состоянии находится муж.

– Нужно срочно вызвать врача, настоящего врача! Это ужасно! Это страшное преступление! Когда я думаю, что…

И она смотрит так, словно пытается найти у него на лице зловещие симптомы.

– У него нет диплома! Он совсем не врач! Его нет ни в одних регистрах! Теперь я понимаю, почему так плохо заживает рана, почему у тебя температура…

– Вот именно! – с восторгом восклицает Мегрэ. – Это потому, что он знал: его ждут!

Снова телефонный звонок. В трубке – голос хозяина гостиницы.

– Здесь господин Дюурсо. Он хочет подняться к вам.

Глава 8
Библиофил

Лицо Мегрэ меняется в одно мгновение, принимая постное выражение безразличия ко всему на свете. Именно так выглядит больной, смирившийся со скукой.

Может быть, поэтому меняется и весь облик комнаты. Сейчас она выглядит как дешевый номер с разобранной кроватью, которую почему-то переставили к окну, и теперь на том месте, где она стояла раньше, виден прямоугольник совершенно не затертого ковра. На ночном столике – груда лекарств, рядом небрежно брошена шляпка мадам Мегрэ; сама она в это время зачем-то зажгла спиртовку – наверное, чтобы приготовить отвар.

Все вместе производит весьма унылое впечатление. Раздается негромкий стук в дверь. Мадам Мегрэ открывает прокурору, который, войдя, естественным жестом протягивает ей шляпу и трость и подходит к постели.

– Добрый вечер, комиссар.

Он не выглядит озабоченным. Скорее, это человек, пришедший с вполне определенной целью.

– Добрый вечер, господин прокурор. Садитесь, прошу вас…

Мегрэ впервые видит улыбку на насупленной физиономии господина Дюурсо. Она явно была подготовлена заранее!

– Меня терзают угрызения совести из-за вас… Вы удивлены? Да, я никогда не стремился быть слишком суровым по отношению к вам… Правда, должен признать, что ваше поведение порой бывало очень раздражающим.

Он сидел, положив руки на колени и наклонившись вперед. Мегрэ смотрел ему в лицо широко открытыми глазами, казалось, совершенно лишенными мысли.

– Короче, я решил поставить вас в известность…

Разумеется, комиссар слышал его. Но вряд ли он смог бы повторить хоть одну фразу собеседника. В это время он напряженно анализировал выражение его лица, черточку за черточкой, и даже пытался проникнуть в тайники его мыслей.

Бледное, пожалуй, слишком бледное лицо, седая шевелюра и усы еще больше это подчеркивают… Печень у господина Дюурсо явно здоровая… Он не сангвиник, не подагрик…

С какой же стороны к нему подбиралась болезнь? Нельзя дожить до шестидесяти пяти лет и не иметь ни одного недуга…

«Атеросклероз!» – ответил на свои мысли Мегрэ.

И он присмотрелся к тонким пальцам, шелковистой коже рук и рельефно выступающим жестким, словно стеклянным, венам.

Сухой, нервный, интеллигентный и вспыльчивый человек!

А теперь – где его слабое место, в чем его тайный порок?

Он должен быть! Это угадывалось! Несмотря на демонстрируемое чувство собственного достоинства, в нем было нечто расплывчатое, неопределенное, постыдное…

Прокурор в это время говорил:

– …через два, самое позднее, через три дня расследование будет завершено. Потому что факты говорят сами за себя! Каким образом Самюэль избежал казни и почему кого-то похоронили вместо него – проблема алжирской прокуратуры, если, конечно, ей захочется копаться в старых делах… Но мне кажется, что такой вопрос даже не возникнет…

Временами его голос становился глуше. Это случалось, когда он пытался поймать взгляд Мегрэ, но встречал только пустоту! Он даже начинал подозревать, что тот его не слушает, и задумался, не рассматривать ли такое поведение как скрытую иронию.

Потом он делал усилие, и голос его приобретал твердость.

– Случилось так, что Самюэль, который и до того был не вполне здоров психически, приехал во Францию, где ему пришлось постоянно скрываться, отчего он окончательно свихнулся…Такое случается нередко, доктор Риво подтвердит вам это. Он совершает преступления… В поезде ему кажется, что вы напали на его след. Он пытается убить вас, а затем, окончательно перепугавшись, стреляет себе в голову…

И прокурор добавил с небрежным (пожалуй, даже слишком небрежным) видом:

– Обратите внимание, что я не придаю никакого значения отсутствию револьвера возле трупа… В судебных анналах вы найдете сотни примеров подобного рода. Наверное, мимо проходил бродяга, может быть, даже мальчишка… Это выяснится лет через десять или двадцать. Самое важное, что выстрел был произведен с очень близкого расстояния, это подтверждено результатами вскрытия. Вот, в нескольких словах…

Мегрэ в это время прокручивал в уме: в чем же его порок? Это не спиртное! Не игра! И, как ни странно, комиссар был готов утверждать, что это и не женщины!

Скупость? Что ж, более вероятно! Он легко мог представить себе господина Дюурсо, который, закрыв поплотнее двери, открывает сейф и раскладывает на столе пачки банкнот и мешочки с золотом…

Вообще-то, он производил впечатление одинокого человека!.. Значит, не игра – это порок, в котором участвуют несколько человек. Как в любви, как в пьянстве!

– Господин Дюурсо, вам приходилось бывать в Алжире?

– Кому – мне?

Когда так отвечают на вопрос, то в девяти случаях из десяти это просто попытка выиграть время.

– Почему вы спрашиваете об этом? В моей внешности есть что-то колониальное? Нет, я никогда не бывал не только в Алжире, но и в Марокко. Самым дальним моим путешествием было посещение норвежских фиордов в 1923 году…

– Да… Не знаю, почему я спросил вас об этом… Вы не представляете, как меня ослабила такая большая потеря крови…

Это был старый трюк Мегрэ: резко поменять тему беседы и неожиданно заговорить о чем-то совершенно постороннем.

Собеседник, подозревающий ловушку, пытается разгадать, что скрывается за этим маневром. Он прилагает титанические мысленные усилия, изматывает себя, начинает нервничать и в итоге теряет нить своих мыслей.

– Я говорил об этом доктору. Скажите, кто в их семье занимается кухней?

– Я…

Мегрэ не дал ему времени на то, чтобы собраться с мыслями.

– Если это одна из сестер, то наверняка не Франсуаза. Ее скорее можно представить за рулем шикарной машины, чем склонившейся над кастрюлькой с рагу… Будьте так любезны, подайте мне стакан воды.

Мегрэ, приподнявшись на локте, принял из рук прокурора стакан, но сделал это так неуклюже, что выронил его, и содержимое выплеснулось на господина Дюурсо.

– Простите меня!.. Боже, какой я неловкий!.. Сейчас жена поможет вам… Хорошо еще, что чистая вода не оставляет пятен…

Прокурор был в ярости. Вода, промочившая брюки насквозь, стекала у него по ноге.

– Не беспокойтесь, мадам… Как сказал ваш муж, вода не оставит пятен. Это такие пустяки…

Он даже пытался иронизировать.

От всего, что сказал Мегрэ, да вдобавок еще от этого мелкого инцидента у него окончательно испортилось настроение, с которым он пришел в гостиницу. Он встал, но тут же вспомнил, что сказал еще не все, что собирался.

Правда, теперь он уже не мог играть прежнюю роль, поэтому тон его стал гораздо менее сердечным.

– Что касается вас, комиссар, каковы теперь ваши планы?

– Они остаются без изменений!

– То есть?

– Разумеется, арестовать убийцу! Потом, если у меня останется время, я собираюсь посетить виллу Ля Рибодьер, где должен был оказаться дней десять тому назад.

Господин Дюурсо побледнел от ярости и возмущения. Как?! Ему пришлось решиться на этот визит, рассказать все, что он рассказал, и чуть ли не любезничать с Мегрэ!

И вот после того, как тот облил его – прокурор был уверен, что Мегрэ сделал это нарочно, – он спокойно заявляет: «Я хочу арестовать убийцу!»

И это говорят ему, прокурору, после того как он заявил, что убийцы не существует! Разве это не становится похожим на угрозу? Может, ему стоит уйти, хлопнув дверью?

Ну что ж! Господину Дюурсо удалось изобразить улыбку.

– Значит, вы продолжаете упорствовать, комиссар!

– Знаете, когда лежишь целый день, ничем не занимаясь… Кстати, не одолжите ли мне пару книжек?

Еще один пробный шар. И у Мегрэ сложилось впечатление, что взгляд прокурора стал более тревожным.

– Я обязательно пришлю вам…

– Что-нибудь веселенькое, не так ли?

– Но я задержался у вас, мне пора…

– Жена сейчас подаст вам шляпу и трость. Вы собираетесь ужинать дома?

И Мегрэ протянул прокурору руку, которую тот вынужден был пожать. Дверь за ним закрылась, и Мегрэ продолжал лежать, молча уставившись в потолок. Первой заговорила жена:

– Ты считаешь, что…

– Скажи, Розали все еще работает в гостинице?

– Мне кажется, я только что встретила ее на лестнице.

– Тебе придется сходить за ней.

– Но люди скажут…

– Не имеет значения!

Когда жена ушла за Розали, Мегрэ подумал: «Дюурсо боится! Он боялся с самого начала! Боялся того, что обнаружат убийцу, что проникнут в тайны его частной жизни. Риво тоже боится. И его жена боится…»

Оставалось выяснить, какая связь существовала между этими людьми и Самюэлем, специалистом по фальшивым документам, занимавшимся экспортом в западные страны несчастных беженцев из Центральной Европы.

Прокурор не был евреем, но Риво вполне мог им быть, хотя сомнения в этом у комиссара оставались.

В номер в сопровождении мадам Мегрэ вошла Розали, вытиравшая большие красные руки о передник.

– Вы меня звали?

– Да, дорогуша. Заходи, садись здесь…

– Нам не разрешается сидеть в номерах!

Можно было догадаться, что последует за этим! Перед комиссаром стояла совсем не та жизнерадостная болтушка, какой он увидел ее несколько дней тому назад. Ее, наверное, долго ругали, может быть, угрожали, запугивали…

– Мне нужна от вас небольшая справка. Вы когда-нибудь работали у прокурора?

– Да, я работала у него почти два года!

– Я так и думал! И вы были кухаркой? Или горничной?

– Он ведь мужчина, ему не нужна горничная!

– Да, разумеется… В таком случае вам, наверное, приходилось выполнять тяжелую работу – вытирать пыль, натирать паркет воском…

– Я просто занималась хозяйством.

– Конечно! И поэтому вы не могли не узнать кое-какие секреты хозяина! Как давно это случилось?

– Вот уже год, как я оставила эту работу!

– Иначе говоря, вы и тогда были такой же соблазнительной красоткой, как сегодня… Ну конечно!

Мегрэ не шутил. У него был талант говорить на пикантные темы с удивительно естественным видом. Впрочем, Розали действительно нельзя было назвать дурнушкой. Ее пышные формы наверняка привлекали немало любопытных рук.

– Скажите, а прокурор иногда наблюдал, как вы работаете?

– Этого еще не хватало! Будь это так, я бы заставила его таскать мои ведра и тряпки!

Розали несколько успокаивало то, что в комнате находилась мадам Мегрэ, занимавшаяся какими-то мелкими хозяйственными делами. Она частенько посматривала на нее и наконец не выдержала:

– Мадам, я принесу вам небольшую щетку… У меня есть внизу… А то с этой шваброй вам не очень удобно…

– Прокурора часто посещали женщины?

– Я ничего не знаю!

– Знаете! Говорите правду, Розали! Вы ведь не только красавица, вы еще и умная девушка, поэтому должны помнить, что я был единственным вашим защитником в тот день, когда все накинулись на вас с обвинениями…

– Но наш разговор не кончится ничем хорошим!

– Почему?

– Если я расскажу вам… Прежде всего Альбер, мой жених, лишится будущего, ведь он собирается устроиться работать в администрации… А потом меня упекут в сумасшедший дом! И только потому, что я каждую ночь вижу сны, которые потом рассказываю…

– Вы говорили о каком-то скандале.

– Если бы только это!

– Итак, вы хотите сказать, что господина Дюурсо не посещали женщины! Но он частенько бывал в Бордо…

– Мне плевать на это!

– Тогда вернемся к скандалу…

– Ладно, о нем вам мог рассказать кто угодно… Это все знают… Все случилось два года назад. На почту пришла бандероль, небольшая заказная бандероль из Парижа… Когда почтальон взял ее, он заметил, что на ней не было наклейки с фамилией адресата… Осталась только фамилия отправителя. Бандероль держали на почте целую неделю, ожидая, что кто-нибудь придет за ней… И знаете, что оказалось внутри, когда ее открыли?