Текст книги "Симфония времён"

Глава 14

Сефиза

Меня охватило всепоглощающее желание склонить голову под этим жутким, пронзительным взглядом…

Однако я не поддалась.

Ни за что не склонюсь перед убийцей моих родителей, перед существом, которое в своем равнодушном всемогуществе постановило, что прекрасные мужчина и женщина должны умереть на Дереве лишь потому, что чувствовали негодование по отношению к богам. Перед тем, кто отнял у меня брата, дабы превратить его в одну из своих игрушек и уничтожить, но не так, как уничтожил моих родителей…

Моя скрипка запела еще пронзительнее, я задрожала от страха и гнева, когда Орион уставился мне прямо в глаза, словно пытаясь загипнотизировать.

Слишком долго я позволяла унижать меня, мое внимание отвлекли от главного виновника всех людских несчастий. Настоящим врагом был не тот, кто получил приказ и, исполняя его, забрал души моих родителей; не тот, кто после всего скормил эти души Последнему саду.

Нет, мой истинный враг – это Орион.

Бог-император, создавший этот безумный мир, где царят ужас и подозрения. Властитель всего сущего, ревностно хранящий крохотный остаток забытой живой природы для себя одного, хотя этот сад жизненно важен для всей планеты, для всех людей.

У меня в голове проносились очень серьезные мысли, которых у меня сейчас никак не должно было быть. Владыка всех разумов вот-вот прибегнет к своей хваленой силе и перехватит мои размышления. И тогда меня покарают, повесят на Дереве пыток, как это произошло с моими родителями, и на этот раз мне уже не спастись.

Я ждала, что меня испепелит удар молнии, ждала, что с моих уст начнут срываться насильно вложенные в них слова покаяния, что на меня обрушится дождь стальных капель за то, что я осмелилась так вызывающе смотреть на бога богов.

Меня охватила паника, подкосились ноги. Орион медленно поднял руки с длинными золотыми когтями. Он продолжал смотреть на меня своими неестественными и непривычными из-за цвета глазами. Губы бога тронула легкая улыбка, светлые брови на белом, гладком лбу приподнялись.

– Браво! – воскликнул он глубоким, внушительным голосом. – Это поистине великолепно!

Он принялся энергично аплодировать, пока еще звучали последние ноты мелодии. Воодушевление императора застало меня врасплох. Другие боги, сидевшие рядом с Орионом, тоже захлопали в ладоши, и уже через секунду зал утопал в овациях, единодушно подхваченных всеми гостями.

Я глупо захлопала глазами, застигнутая врасплох, потом наконец посмотрела на другие столы. Все сидевшие за ними гости теперь встали и дружно аплодировали. Остальные музыканты тоже выглядели ошеломленными, на всех лицах читалось выражение крайнего изумления – судя по их реакции, им еще никогда не перепадало столь бурное одобрение.

Я была потрясена не меньше своих товарищей-артистов. Тяжело дыша и обливаясь по́том, я поднялась со стула и вместе с другими членами оркестра поклонилась гостям. Мой взгляд снова метнулся к Верлену, словно притянутый магнитом, однако на этот раз молодой человек на меня не смотрел.

Судя по мрачному выражению лица, его терзали невеселые мысли.

Очевидно, я совершила какую-то ошибку…

– Главное, постарайтесь сохранить этот запал, – прошептал дирижер, пока музыканты снова рассаживались по местам. – Ваша игра ни в коем случае не должна ухудшиться.

Мы заиграли следующее произведение из нашей сегодняшней программы. Я пребывала в полном смятении чувств: меня так потрясло холодное безразличие Верлена и неожиданная похвала Ориона, что, как ни странно, я без труда подчинилась указаниям дирижера.

Обычно я играла очень отстраненно, однако сегодня не могла придерживаться этой манеры: моя скрипка пронзительно пела, питаемая моей болью, гневом и отчаянием…

Потом в зал длинной вереницей начали заходить слуги, все как один одетые в пурпурные платья, похожие на те, что носили мы, музыканты, но у них они были менее пышными.

Далее слуги расставляли на столах большие блюда, а через некоторое время забирали и заменяли новыми. Они постоянно сновали вдоль столов, подавая гостям разнообразные кушанья, одно невероятнее и аппетитнее другого.

Возмущение взыграло во мне с новой силой, когда я заметила, что многие блюда уносят обратно на кухню почти нетронутыми…

Когда иссяк поток удивительных десертов, и начали подавать напитки, остальные музыканты, и я вместе с ними, сменили репертуар, перейдя к вальсам.

Император поднялся с трона и выпрямился во весь свой огромный рост, в центр зала уже потянулись первые пары, чтобы открыть бал.

Я еще никогда не видела столь элегантных и хорошо организованных танцев. Действительно, подобное буйство ненужной роскоши и пышности можно наблюдать лишь при дворе. Все эти платья, разноцветные наряды, колыхающиеся юбки, а также грациозные, гармоничные движения, тщательным образом заученные… мужчины и женщины плавно перемещались под величественными сводами зала под нашу музыку, создавая одновременно очаровательное и отталкивающее зрелище…

Краем глаза я заметила, что Верлен покинул свое место, и как последняя дурочка стала размышлять, что отвечу ему, если он сейчас пригласит меня на танец. Сердце вдруг забилось быстрее у меня в груди, когда какой-то жрец сделал мне знак закончить игру и подойти к нему.

Верлен стоял рядом со служителем культа, сцепив руки за спиной: спина прямая, плечи напряжены, голова гордо поднята. Доиграв отрывок, я встала и пошла к ним, предоставив юной скрипачке, что сидела рядом со мной, возможность играть мою партию.

Я пыталась протискиваться между музыкантами незаметно. Напрасный труд: к тому времени как я добралась до Верлена и жреца, на нас смотрели все собравшиеся в зале. Я мало-помалу начала осознавать, что мне полагается играть свою роль. У меня нет выбора вне зависимости от того, хочу я танцевать с Тенью или нет – мои желания сейчас не имеют никакого значения…

Не сказав ни слова, даже не удостоив меня взглядом, Верлен протянул мне руку; выражение его лица оставалось суровым и замкнутым. Я уцепилась за его локоть и молча пошла вместе с ним, опустив голову. Мне стало не по себе, когда разговоры вокруг стихли, сменившись едва уловимыми шепотками, так что их почти заглушила музыка, по-прежнему звучавшая под каменными сводами.

Мы прошли по боковой галерее вдоль всего нефа и наконец оказались перед троном, на котором восседал император. Только теперь я поняла, что мы не присоединимся к другим танцующим, потому что Первый Палач, какой бы властью он ни обладал, не может даровать такую привилегию обычной фаворитке – тем более что он, похоже, совершенно этого не желал.

– Ваше Величество, выполняя вашу недавнюю просьбу, представляю вам госпожу Сефизу Валенс, мою официальную фаворитку, – объявил Верлен невозмутимым тоном, в котором явственно сквозило равнодушие. Закончив фразу, он презрительно фыркнул. – Она обучалась в Академии священных искусств, однако на прошлой неделе ей предложили занять место Первой Скрипки в императорском оркестре.

Меня охватило смущение, кроме того, в душе кипели негодование, горечь и обида. Тем не менее мне пришлось поклониться этому великану, сидящему на гигантском мраморном троне цвета крови, – вблизи Орион производил еще более величественное и гнетущее впечатление. Владыка всего сущего взирал на меня с высоты своего престола с любопытством и надменностью.

– После такого представления я начинаю лучше понимать твой выбор, Верлен, – произнес Орион с явной снисходительностью. Кажется, он откровенно развлекался. – Ты всегда отличался страстной любовью к музыке. Неудивительно, что эта маленькая человеческая самка привлекла твое внимание и сразу выделилась из общей массы – ведь у нее в руках скрипка. Тем не менее я, признаться, не думал, что Залатанным позволено обучаться в Академии. Впрочем, в данном случае талант важнее твоего состояния, дорогая моя. Превосходное выступление.

Я склонила голову и вперила взгляд в пол. Меня удивляли фамильярность и благожелательность, с которыми император обращался к своему Палачу. Еще я изо всех сил старалась подавить гнев, поскольку мое самолюбие изрядно пострадало – пусть я и не знала значения слова «самка», что-то подсказывало мне, что это устаревшее именование женщины, причем весьма уничижительное.

Орион откинулся на спинку трона и продолжал, на этот раз тише:

– Однако постарайся не обижать твою невесту, Верлен. Полагаю, ты понимаешь, насколько это деликатный вопрос, не так ли? Ни при каких обстоятельствах твои связи не должны помешать осуществлению нашего проекта.

– Разумеется, Ваше Величество, – согласился молодой человек.

Он коротко кивнул монарху, повернулся и зашагал прочь от трона, увлекая меня за собой.

Я, не раздумывая, последовала за ним, ошеломленная перекрестными взглядами собравшихся, перешептываниями, звучавшими со всех сторон, и собственными противоречивыми чувствами, грозившими вот-вот разорвать меня изнутри.

От переживаний у меня уже начинала болеть голова…

Даже сквозь рукав сюртука от руки Верлена исходило необычное тепло, согревавшее мою ладонь. Я уже успела забыть, что температура тела у него гораздо выше, чем у обычных людей…

Пока я боролась с охватившим меня оцепенением, мы успели вернуться к оркестру, после чего Верлен снова ушел, так и не удосужившись сказать мне хотя бы слово.

Глава 15

Сефиза

«Верлен обручен?»

Не знаю почему, но эта информация дошла до меня лишь теперь. Меня захлестнуло чувство пустоты, ощущение, что меня бросили, совершенно вытеснив из головы все прочие мысли.

Повинуясь указаниям жреца, я машинально вернулась на свое место среди музыкантов, как раз доигрывавших очередной вальс, и заиграла следующее произведение вместе с ними. Через несколько минут разверзшаяся в моей душе пропасть стала еще глубже, потому что толпа танцующих в центре зала расступилась, давая место очень необычной паре.

Верлен вел в танце высокую, стройную богиню: одной рукой он обнимал ее за талию, а другой осторожно сжимал ее тонкие, изящные пальцы. Партнерша улыбалась своему кавалеру и что-то шептала ему на ухо. Слегка наклонившись к молодому человеку, она двигалась с удивительной грацией, а грива волос цвета бледного золота покачивалась у нее за спиной.

От ее красоты перехватывало дыхание. Я еще никогда не видела столь совершенного существа с такими гармоничными чертами лица, с такими чарующими светлыми глазами. От этого неземного создания исходил необыкновенно сильный магнетизм. Казалось, всех вокруг покорил этот необычный, но от этого не менее великолепный дуэт, который эта богиня составляла вместе с Первым Палачом.

Я ощутила укол горечи, немедленно сменившийся давящим стыдом вкупе с чувством вины.

Мне не следовало бы испытывать эту нелепую ревность…

Это непристойно. Возмутительно. Унизительно. А самое главное, просто омерзительно!

Я была круглой дурой, воображая, будто у меня будет возможность отвергнуть предложение Верлена потанцевать или, наоборот, принять его. Этот мужчина был Тенью. Пусть он и предложил мне защиту, наделив официальным статусом при дворе, у него есть другие обязанности, гораздо более важные, по сравнению с которыми официальная фаворитка – это ничто.

Верлен собирается жениться.

И, по всей видимости, не абы на ком…

Будучи полубогом, он женится на богине Эвридике, самой очаровательной дочери Ориона, с которой он, очевидно, обручен.

Меня сильно ткнули локтем в бок: это сделала моя соседка, глаза у нее округлились от страха. Я вдруг поняла, что сбилась с такта.

Быстро собравшись, я стала прилежно водить смычком по струнам скрипки, извлекая из нее жалобные трели, куда более красивые и чувственные, чем мне хотелось бы.

Внезапно я ощутила внутри черепа знакомое давление.

Подняв глаза, я встретилась взглядом с Верленом: юноша почему-то решил посмотреть на меня, продолжая танцевать со своей величественной партнершей.

Я не успела ничего сделать, даже не предприняла попытку сопротивляться.

В следующую секунду я вместе с Верленом провалилась в мир занесенных снегом колонн, где нас разделяла только извилистая река. Наши тела остались под сводами Собора, а разумы очутились в этом странном месте, где время отсутствовало.

Верлен совершенно не походил на равнодушного, самодовольного человека, с которым я столкнулась на балу. Он глядел на меня с таким беспокойством, с такой тревогой, словно хотел уловить мою реакцию; на его лбу проявилась морщина беспокойства.

– Чего ты от меня хочешь? – сердито бросила я. – Зачем я здесь?

«Почему я до сих пор во дворце, если я тебя не интересую? Почему ты позвал меня в это загадочное место, известное лишь нам двоим, в разгар бала, хотя сам в ту секунду танцевал со своей очаровательной невестой?»

Молодой человек покачал головой, было видно, что он растерян. Потом он пожал плечами, и взгляд его мгновенно потемнел.

– Ты все еще желаешь моей смерти, Сефиза?

Я не могла ответить на этот вопрос. Ужасно хотелось ответить утвердительно, вот только я знала, что это было бы ложью.

– А ты все еще хочешь умереть, Верлен? – парировала я.

Брови юноши мучительно дрогнули, и он отвернулся. Даже здесь он не мог выдержать мой взгляд дольше нескольких секунд…

– Почему в прошлое воскресенье не было казней? – спросила я, не в силах сдержать любопытство.

Верлен вздохнул, потом снова повернулся ко мне и посмотрел на меня еще пристальнее.

– Почему ты тогда передумала и вытащила меня из когтей смерти, если полагала, что, вернувшись, я снова примусь истреблять твой народ?

Я скрестила руки на груди, раздраженная тем, что мы с ним, похоже, не решаемся дать друг другу прямой и честный ответ. Кажется, Верлен хотел услышать то, что я не была готова ему сказать…

В чем я сама не могла себе признаться.

Я отступила на шаг, отдаляясь от молодого человека и в этом мире, надеясь, что вернусь обратно в реальность.

– После бала приходи в мои покои, – поспешно проговорил Верлен. – Пожалуйста…

– И не подумаю! – выпалила я, сжимая кулаки. – Ты правда думаешь, что я настолько глупа, что останусь с тобой наедине глубокой ночью, после того что произошло? Надеешься, что я опять стану твоей пленницей, или хочешь наказать меня за ту дурацкую попытку убить тебя? По твоей вине я все потеряла! Что еще ты хочешь у меня отнять? Ты забрал мою семью, часть моего тела, мою свободу, мою самую сокровенную тайну, и даже моя жизнь теперь в твоих руках! Ты лишил меня даже того последнего, на что я так надеялась: моей мести, которую я так и не смогла осуществить… Хватит, Верлен. Не надейся, я не приду. Больше не хочу иметь с тобой ничего общего!

С этими словами я повернулась к нему спиной.

Я снова оказалась в огромном зале, среди музыкантов, играя на скрипке и не упуская ни единой ноты. Верлен и Эвридика как ни в чем не бывало кружились в танце, и на миг я увидела прекрасное лицо богини. Наш разговор в заснеженном лабиринте в реальном мире не длился и секунды…

Я закрыла глаза и сосредоточилась на игре, заставляя себя не думать ни о чем другом.

Было немного за полночь, когда последняя пара закончила танцевать и покинула центр зала. К нашему оркестру присоединилась певица, дабы напоследок усладить слух подуставших гостей. Вскоре после ее появления император ушел с приема, и бо́льшая часть собравшихся последовала его примеру.

За столами остались сидеть чуть более дюжины аристократов, а за главным столом, установленным на возвышении, всего четверо богов. Я аккуратно укладывала свой инструмент в футляр – большинство моих коллег уже ушли, – как вдруг услышала язвительные смешки у себя за спиной.

Быстро глянув через плечо, я с удивлением обнаружила рядом Эвридику: она держала под руку одну из своих сестер – кажется, эту богиню звали Лигейя. Они рассматривали меня в упор, всем своим видом демонстрируя презрение, а собравшиеся вокруг них члены свиты угодливо хихикали.

Внезапно на меня обрушились струи ледяной воды, взявшейся из ниоткуда и забрызгавшие пол вокруг. От неожиданности я пронзительно вскрикнула, после чего рефлекторно вскинула руки и скорчилась в комичной позе, тщетно пытаясь защитить голову от холодного душа.

Необычное явление длилось всего секунду, но этого хватило, чтобы я промокла до нитки; с платья ручьями текла вода, волосы облепили мое лицо и шею.

Богини громко, издевательски засмеялись, открыто потешаясь надо мной.

– Смотри, не проржавей, куча железного лома! – воскликнула Эвридика, довольно скаля зубы. – Жаль будет, если твои металлические пальцы перестанут гнуться и ты больше не сможешь играть, грязная Залатанная!

– Или не сможешь больше проделывать все те отвратительные вещи, которые человеческие женщины вытворяют с мужчинами, – добавила Лигейя, гадливо кривя губы. – Знаешь, ведь в конце концов эта тварь только ради этого находится во дворце…

Эвридика тоже состроила гримасу, глядя на меня, как на груду мерзко пахнущих отбросов. Затем сестры удалились, сопровождаемые свитой, – придворные обменивались шуточками, несомненно, всячески упражняясь в остроумии на мой счет, но я уже не слышала, что именно они говорили.

Несколько музыкантов поспешно отошли в сторону, словно боясь, что их тоже обольют водой. Все собравшиеся в зале ошеломленно взирали на меня, но ничего не делали. Удивительно, но, похоже, кроме двух сестер и их приближенных, никто не спешил смеяться над моим положением…

От унижения у меня перехватило дыхание, во рту стало горько. Не говоря ни слова, не поднимая глаз от пола, я ушла из зала, прижав к груди мокрый футляр со скрипкой так, будто это был мой щит.

Мне совершенно не место в этом Соборе, в этом обществе, нравы и устои которого так сильно отличались от тех, что были привычны мне и моему народу, – я же всегда это знала. Не обязательно было так жестоко напоминать мне, что я здесь чужая, ведь я сама никогда об этом не забуду. Моя плоть отмечена карой богов, самым жестоким наказанием, и этого не изменить. Разве это не достаточно тяжкое унижение?

С другой стороны, я, возможно, заслужила этот горький урок, быть может, он помог мне прийти в чувство и поглядеть на сложившуюся ситуацию более трезвым взглядом?

Начиная с того момента, когда я держала в руках жизнь своего врага, я постоянно принимаю неверные решения, одно глупее другого. Мне не следовало терять столько времени, ожидая какой-то реакции со стороны Верлена. Мне не следовало втягиваться в эту абсурдную игру, которую он мне навязал…

А главное, мне не следовало испытывать такого горького разочарования при мысли о том, что Верлен со мной не потанцует!

Я сходила с ума из-за того, что оказалась в столь затруднительном положении, ведь мне по-прежнему угрожает опасность, и совершенно не на кого положиться.

Следовало немедленно выбросить из головы всякие глупости и придумать план побега из этого страшного места, чтобы как можно скорее вернуться к своим! Проклятие, где все эти дни была моя голова?!

Сопровождавшие меня легионеры замерли возле моих покоев по стойке «смирно», однако я уже привыкла к молчаливому присутствию стражников, поэтому, не обращая на них внимания, открыла дверь и вошла внутрь. Оказавшись в комнатах, я немедленно отпустила слуг, стянула с себя промокшую одежду и переоделась в сухую ночную рубашку, после чего скользнула под одеяло и сжалась в комок в центре огромной кровати. Волосы у меня до сих пор не высохли.

Я часто чувствовала себя одинокой, но сегодня это ощущение давило на меня особенно сильно…

Стоило мне вспомнить, как равнодушно вел себя Верлен на протяжении всего вечера, в груди у меня словно стягивался обжигающий узел, и я ненавидела себя за это. Все это вздор, я просто перенервничала и вымоталась, поэтому не понимаю, что со мной происходит. К тому же мне глубоко безразлично, что Верлен меня презирает, несмотря на то что я должна изображать его официальную любовницу.

Пусть я отказалась от затеи убить Тень – хотя до недавнего времени это была цель моей жизни, – но моя ненависть к нему вовсе не угасла. Пусть я отступила, поняв, что Верлен обладает важными для всего человечества способностями, но я найду другой способ отомстить…

Я поклялась себе в этом.

– Будь ты проклят, Тень, – прошептала я, стискивая подушку и упорно борясь со сном.

В моей душе клокотали гнев и негодование. Ярость стала неотъемлемой частью моего существа. Я росла, питаясь этим чувством, оно определило мой характер, выковало мою личность. Эти самые слова, это проклятие я повторяла на протяжении нескольких лет, снова и снова.

Мои пальцы, сжимавшие угол подушки, уже начали расслабляться, а тело охватывало сонное оцепенение, как вдруг мне почудился вдалеке тихий, знакомый звук.

Я резко села, напряженно вслушиваясь в тишину ночи. Нужно было убедиться, что мне не померещилось, что эта мелодия мне не приснилась.

Я выбралась из постели, дрожа в тонкой ночной рубашке, вышла в прихожую и остановилась у двери. Приоткрыла створку и выглянула в коридор.

Никого. Странно: даже охранники ушли, покинув свой пост возле моих покоев.

Зато музыка осталась: она звучала во дворце. Кто-то играл на пианино грустную, но очень красивую и притягательную мелодию, и эта музыка проникала мне в душу. Душераздирающий зов манил, однако мне не следовало его слушать. Если я поддамся ему, то утону, задохнусь от стыда и отвращения к себе.

Больше я не должна отвечать на этот призыв, даже если дыхание перехватывает, а грудь сжимается от боли…