Текст книги "Духовность Общества Иисуса"

Как мы только что вспомнили, вопрос сути Упражнений тесно связан с вопросом, к которому мы должны обратиться теперь, – с вопросом их цели. Не той цели, которую мы можем приписать им сами, и не той, которая сделала возможным их законное и плодотворное применение в дальнейшем, но той, которую видел в них сам Игнатий, когда писал и преподавал их. Каково было в его понимании основное назначение Упражнений; какой главный плод следовало из них извлечь? Это вопрос величайшей важности, поскольку все те, кто изучал эту книгу более или менее пристально, единодушно видят ее основную заслугу в том, что она образует органичное целое, прекрасно отвечающее поставленной цели. Они признают, что ее действенность, поверенная опытом, куда меньше обусловлена ценностью каждого из упражнений, взятых в отдельности, чем их взаимосвязью, а также их совокупным воздействием на душу упражняющегося.

Однако нужно признать, что ответы на этот вопрос не вполне одинаковы даже у самых верных последователей св. Игнатия, даже у тех, кто отвечал на него в самом недавнем прошлом. Я процитирую только двух из них, ярких представителей двух основных тенденций.

В 1920 г. о. Леонс де Гранмезон писал[236]236
  Les “Exercices” de S' Ignace dans l'edition des Monumenta, Rech. de science rel., XI (1920), p. 400 ss.


[Закрыть]: «Духовные упражнения затрагивают, прежде всего, конкретный, строго определенный, случай. Их цель в том, чтобы привести человека, еще свободного распоряжаться своей жизнью и очень щедро одаренного способностью к апостольству, в такое состояние, чтобы он мог ясно различить божественный призыв и великодушно ему последовать… Цель Упражнений в том, чтобы, непрестанно оберегая будущего апостола от иллюзий, надежной дорогой направить его к той свободе души, к тому освобождению от беспорядочных страстей, к той чистоте сердца, к той покорности благодати, которые являются идеальными условиями для верного “выбора”, для “поиска и обретения воли Божией относительно устройства своей жизни [которое еще предстоит определить, когда начинаются Упражнения]”. Такова мысль Игнатия, и только эта точка зрения справедлива по отношению к замыслу Игнатия. Только она позволяет постигнуть его общее устройство и объясняет, почему в нем присутствует одно и отсутствует другое, почему автор что-то в него включил, а что-то не пожелал и даже не подумал включить. Пользоваться Упражнениями, чтобы улучшить свою жизнь при уже познанном и избранном призвании… не значит противоречить намерениям автора. Но это значит отходить от первоначального замысла его труда».

О. Луи Петерс ответил на это в 1931 г.[237]237
  L. Peeters, Vers l'union divine par les Exercices de S. Ignace, 2е ей., Louvain, 1931, p. 66 s.


[Закрыть]: «Центром перспективы Упражнений, их кульминационной точкой может быть только более тесное, более полное единение с Богом. Вот почему мы испытываем неприятие ко всякого рода истолкованиям, которые переворачивают или заслоняют эту перспективу. Безусловно, выбор является одним из главных средств упорядочивания жизни. Но отсюда вовсе не следует, что вся стратегия упражнений и, прежде всего, все домостроительство освящения вращается вокруг него… Поэтому мы не переоцениваем Упражнения, когда приписываем им очень высокую и очень праведную задачу упорядочивать жизнь, приводить человека к возможно более полному подражанию Христу и возможно более тесному и обоживающему единению с бесконечной любовью…».

Расхождение двух воззрений очевидно. Чтобы попытаться найти компромисс, который учитывал бы возможную истину как той, так и другой точки зрения, нужно сначала тщательно разграничить два совершенно разных вопроса, только что упомянутых: какую цель ставил перед собой св. Игнатий, когда писал Упражнения, точнее, когда придавал им окончательный вид и печатал их в 1548 г.? С какой целью мы можем использовать те же Упражнения сегодня, какие плоды они могут приносить душам и какие обыкновенно приносят в наши дни? Только первый из этих двух вопросов должен занимать нас теперь. Второй будет рассмотрен ниже, когда мы будем исследовать, какое развитие практика Упражнений получила в действительности и может еще получить в дальнейшем без искажения первоначального замысла автора.

Что до мысли самого Игнатия, то здесь мы располагаем, прежде всего, двумя его заявлениями, сделанными в заглавии книги и в первом примечании (п. 21 и 1): «Духовные упражнения, дабы человек смог победить самого себя и упорядочить свою жизнь силой решения, свободного от какого бы то ни было неупорядоченного влечения»; «Под именем Духовных Упражнений разумеется всякий способ испытания совести, размышления, созерцания, молитвы словесной и мысленной и других духовных действий, как об этом будет сказано впоследствии. Ибо как телесным упражнением является: гуляние, хождение, бегание, так и всякий способ, каким душа приготовляется и располагается для своего освобождения от всех неупорядоченных влечений и, коль скоро они будут уничтожены, для поиска и обретения воли Божией относительно устройства своей жизни и для спасения своей души, – называется Духовным Упражнением». Другим выражением той же мысли Игнатия являются несколько написанных им заметок о способе преподавания Духовных упражнений[238]238
  Опубликованных под названием Directoria ignatiana в Ex. М., р. 778–782; цитированный отрывок: р. 780.


[Закрыть], первый набросок будущих директорий, которые увенчались сорок лет спустя выходом официальной «Директории», изданной Аквавивой. Можно лишь изумляться тому, какое место занимает здесь выбор жизненного положения, выбор между путем предписаний и путем советов. Здесь мы, в частности, читаем: «Тем, кто в течение первой недели не проявил большого рвения и желания перейти к выбору жизненного положения, лучше не давать вторую неделю, по крайней мере, месяц или два». Указания, содержащиеся в переписке, подтверждают это предписание. За несколько дней до смерти, 4 июля 1556 г., он напоминает, что «вообще» Упражнения не подобает полностью давать «людям, не способным к монашеской жизни», но нужно ограничиваться первой неделей[239]239
  Epist. S. Ign., XII, р. 77.


[Закрыть]. 18 июля он повторяет также отцу Фульвио Андроццио, что широко следует преподавать лишь первую неделю, но все Упражнения целиком следует давать только людям, подающим большие надежды[240]240
  Ibid., XII, р. 141.


[Закрыть]. Все это, кажется, подтверждает мысль о том, что святой задумывал эти Упражнения главным образом для подготовки и помощи в наилучшем выборе жизненного положения.

Между тем, однако, он сам давал те же Упражнения людям, перед которыми вопрос такого выбора не стоял и стоять не мог, и много раз поручал это делать другим. В 1536 г., в Венеции, он дает их не только братьям Эгиа, которые действительно позже станут иезуитами, но также Контарини и другим важным особам, которым не было никакой необходимости размышлять о своем призвании. В 1538 г., как мы видели, он проведет месяц в Монте-Кассино, преподавая их Оритису, представителю Карла V в Риме.

По поводу уже избравших Общество он добавляет в только что упомянутом письме от 4 июля 1556 г.: «Нашим можно беспрепятственно давать также [Упражнения] других недель, не вникая между тем с ними в вопрос выбора жизненного положения. Хотя метод, которому учат Упражнения, можно прилагать к каким-нибудь другим вопросам выбора, не касаясь вопроса о жизненном положении». В предшествующем году, 19 июня 1555 г., он велел ответить о. Паоло Акилле по поводу преподавания Упражнений монашествующим женщинам, что само по себе это хорошо, но занимает слишком много времени: возможно, было бы хорошо дать их одной, чтобы она дала их другим, «или же дать их сразу нескольким». Но среди трудностей не упоминается их уже избранное жизненное положение[241]241
  Ibid, IX, р. 220.


[Закрыть].

Тем самым, Игнатий вполне допускал, что полные, месячные Духовные упражнения могут совершаться и не увенчиваясь выбором жизненного положения. Впрочем, в заметке под названием «Для исправления и изменения своей жизни и положения», которую он поместил (п. 189) в конце второй недели, он явно рассматривает случай упражняющихся, чье жизненное положение не подлежит переменам (людей женатых, прелатов, прикрепленных к какой-нибудь церкви…). Несомненно, здесь он предусматривает возможность выбора, касающегося изменений в штате прислуги, распоряжения состоянием. Но тем самым он призывает, как и в письме 1556 г. к иезуитам, обдумывать другие предметы выбора помимо жизненного положения.

Нужно ли, тем самым, признать, что, по его мысли, цель Упражнений, прежде всего, в том, чтобы внушить упражняющемуся стремление и волю к совершенной христианской жизни, а выбор жизненного положения, отвечающего воле Божией, – лишь первое применение этой воли к совершенству, конкретное ее проявление? Следует ли сказать, что эта цель, главным образом, в том, чтобы привести душу к тесному единению с Богом, по меньшей мере, наставить ее на путь, который успешно ведет к этому единению – причем к единению в самых возвышенных формах мистического созерцания, так хорошо известных ему еще с Манресы?

При всем уважении к другим мнениям я не могу с этим согласиться. Мне представляется (и это, как мне кажется, следует позаимствовать у Гранмезона), что, если рассматривать современный текст Упражнений, в его fieri, его становлении, то нужно согласиться: в процессе их составления в них действительно господствует мысль о выборе положения. Несомненно, Игнатий с самого начала пользуется будущей первой неделей окончательной книжки для обращения грешников, для обновления рвения благих душ. Но, если вспомнить, в каком расположении духа он сам первым прошел свои Упражнения, прежде чем написать их, то состояние, в каком пребывали первые парижские общники, которым он преподал их полностью, придется признать, что это действительно состояние щедрых и сильных душ, ищущих свой путь, волю Божию о том, как им распорядиться собственной жизнью. И эти обстоятельства действительно очень хорошо объясняют присутствие и отсутствие в книге тех или иных вещей. Но очень скоро, уже в 1536 г. в Венеции, Игнатий понимает, что даже полные, месячные Упражнения могут также прекрасно служить для того, чтобы склонять множество драгоценных душ к изменению жизни в рамках уже избранного жизненного положения, чтобы заставлять их отходить от посредственной христианской жизни, какую вели они до сих пор, и наставлять на путь более возвышенной, благодатной жизни. Вот откуда возникла упомянутая нами практика, которая со временем будет только развиваться.

Но даже тогда Упражнения по-прежнему несут на себе отпечаток своего происхождения и пребывают, как мы уже отметили, в том же русле, что и вся духовная жизнь их автора. Намеченная им цель – не отвлеченная идея совершенства, и даже не единство души с Богом, с ее высшим благом, со Христом, ее возлюбленным Супругом: эти идеи он, несомненно, не исключает, но факт состоит в том, что у него они подчеркиваются мало или не подчеркиваются вообще. Зато он с самого начала делает упор на мысли, которая непрестанно будет ставиться на вид упражняющемуся. Это мысль об исполнении воли Божией, о служении, подобающем Всевышнему Господу всякой твари, о служении, в котором человек найдет свое спасение и счастье. Эта, последняя, более личная, мысль быстро уйдет на задний план, оставив на переднем идею возвышенного и вдохновенного служения, полного и прекрасного исполнения воли Божией. Победить себя? Да, чтобы быть в состоянии, обуздав страсти, различить и принять без остатка сию волю Божию. Научиться молитве, глубоко вкусить тайны веры, до глубины познать сердце Христово, горячо любить Его и следовать за Ним повсюду? Да, но чтобы служить Ему. Совсем как в жизни самого Игнатия, молитва и ее благодатные дары никогда не предстают как цель, но всегда как средство – совершеннейшее из средств – наилучшего служения. Настоящим средоточием Упражнений остается для него выбор – выбор, который должен быть подготовлен светом «Начала и основания», очищением первой недели, воодушевлением размышления «О Царе Небесном», уроками самоотречения всей второй недели. Уроками необходимыми: ведь речь идет о выборе служения, а значит, о забвении себя. Выбор может касаться не только жизненного положения, но и изменения жизни и множества других вещей, что подтверждается сказанным о преподавании Упражнений монашествующим женщинам. Все оставшиеся упражнения призваны этот выбор утвердить. Ибо удивляться тому, что после «выбора» Упражнения длятся еще десять или двенадцать дней, значит не понимать мысли Игнатия. Он знает слишком хорошо, что мало принять трудное и важное решение, и принять его искренне. Чтобы осуществиться, оно должно еще крепко укорениться в душе. А кроме того, мы знаем по его собственному примеру, какое значение он придает божественному утверждению принятых решений. Вспомним его сорокадневные размышления о бедности: выбор его был сделан с самого начала, но все это время он просит и ждет именно божественного утверждения. Третья и четвертая неделя – не слишком долгое время для укрепления воли в совершенном выборе и для обретения его божественного утверждения.

Ясно, что вся интенсивная внутренняя работа, посредством которой упражняющийся подготовит себя к выбору, не допуская влияний никакой неупорядоченной страсти, пребывая в полной покорности благодати, послужит прекрасным введением в более ревностную жизнь, в подлинную близость со Христом, что она вольет в душу глубокий дух самоотречения и великодушного служения Богу, и потому итог Упражнений непременно станет мощным порывом к совершенству, к единению с Богом. И невозможно сомневаться, что Игнатий предвидел этот итог и стремился к нему. И тем не менее, Упражнения, как он их задумывает, все же характеризуются устремленностью всей этой внутренней работы к поиску и приятию божественной воли. И для Игнатия их главный плод все же не в обретении душой света, рвения, порыва, но в твердой и решительной воле к исполнению воли Божией, явленной в отношении конкретных вопросов в миг выбора.

В такой перспективе, в несколько слишком густой массе практических советов и приемов (они важны для такого человека, как Игнатий, очень внимательного кдеталям, но все же явно второстепенны в сравнении с истинной целью) нетрудно различить основные линии книги. Рассуждение «Начала и основания» (когда бы ни заняло оно свое нынешнее место, ибо мы говорим здесь об Упражнениях в их окончательном виде, какой был присущ им в 1548 г.) с самых первых шагов устремляет всю внутреннюю работу упражняющегося к единственной цели, отводит человеку перед Богом место твари и служителя, сводит назначение ложных человеческих целей к роли простых средств, подчеркивает состояние безразличия, необходимое для спокойного размышления в полной благодатной ясности (lumiere surnaturelle). Затем идет предварительное очищение души, очищение не только от грехов посредством исповеди, но и от неупорядоченных страстей, от мирского и земного духа путем размышления о великих истинах. Когда человек таким образом прочно утверждается в свете веры, в размышлении «О Царе Небесном» вводится новый элемент, вдохновенная любовь к Господу Нашему Христу: служение, подобающее Богу как Творцу, становится дружеским служением Христу, Богу воплощенному, видимому Вождю, Чья личность, Чье дело достойны всякой преданности. Но в то же время, дабы вызванное таким образом воодушевление не затерялось в мечтах о пустых подвигах, Игнатий немедленно и недвусмысленно отмечает, где пролегает пограничная черта, отделяющая возвышенное служение от служения обыкновенного: она состоит в любви к нищете и к презрению со Христом бедным и униженным, в полном самоотречении вослед Ему и ради Него. Когда созерцание тайн жизни Христовой начинает внушать человеку более глубокое знание Иисуса и любовь к Нему, Игнатий вводит другое большое размышление, «О двух хоругвях», дабы ясно показать, что столь значительный упор на бедности и позоре был сделан не случайно. Здесь уловки врага противопоставлены подлинной жизни, которой учит Христос. Это позволит упражняющемуся лучше ощутить, что на всех уровнях духовной жизни решающий конфликт происходит именно здесь, в сфере материального и духовного богатства, почестей, гордости и смирения. Размышление «О трех мужах» поможет упражняющемуся исследовать собственные склонности, прежде чем перейти к выбору. Наконец, рассуждение о трех степенях смирения принесет упражняющемуся окончательную ясность (lumiere), явив ему, до какой степени это «смирение», это освобождение от себя самого, предмет всех его усилий, может пронизывать душу, когда она принимается искать волю Божию. Душа может освободиться от любви к богатству и почестям в достаточной мере лишь для того, чтобы заранее отвергнуть саму мысль о смертном грехе, который лишил бы ее возможности прийти к цели и погубил бы ее навеки. Тогда ею движет законный благодатный интерес. Душа может пойти и дальше и прийти к такому безразличию, о котором говорится в «Начале и основании». Тогда для нее уже несомненно: ни при каких условиях она не изберет умышленно то, что менее послужит славе Божией, тем более то, что является простительным грехом. В этом случае ею движет простой благодатный разум, строгая логика веры. Но можно пойти и еще дальше. Когда душа уже прочно утверждена в склонности идти до конца в умозаключениях своего разума, просветленного верой, человек может руководствоваться принципом выбора, который, никогда не противореча этому благодатному разуму, часто будет превосходить его, – принципом любви ко Христу. Ради нее, ясно видя, что вящая слава Божия требует приятия богатств и почестей, человек склонится к бедности и унижению вместе с Тем, Кого любит, со Христом бедным и презираемым. В это время, если упражняющийся достиг, по крайней мере, второй из этих степеней смирения, он в состоянии осуществить свой выбор, различить в себе движения благодати, с полной благодатной независимостью взвесить мотивы своего выбора и найти волю Божию, свободную от всякого влияния неупорядоченных страстей. Когда этот выбор уже совершен так, как описано у Игнатия, созерцание евангельских тайн еще продолжается. Прежде всего, созерцание Страстей и Воскресения Христа, источника безграничной щедрости и радостного упования, в котором воля крепнет, прося о божественном утверждении обретенных постижений (lumieres) и принятых решений.

Таков, как мне кажется, основной план Упражнений в своей изначальной простоте. Созерцание ради обретения любви к Богу[242]242
  Мне представляется более вероятным, что это «Созерцание ради обретения любви» не обязательно представляло собой в изначальном замысле Упражнений заключение четырех недель, подобно тому, как «Начало и основание» представляет собой введение к ним; оно вполне может, в соответствии с нынешним своим употреблением, представлять собой как такое заключение, так и посвящение в ту жизнь в непрестанной молитве, которая позволяет находить Бога во всем, согласно призыву Игнатия к своим монашествующим. Но в замысле книги она, как кажется, находится в той же плоскости, что и «Три способа совершения молитвы»; это подтверждается тем, что в старинных директориях, составленных непосредственными преемниками святого, указано, что это созерцание можно совершать не только в конце, но и каждый вечер, при последнем упражнении дня в течение четвертой, а по мнению некоторых (Ex. М., р. 985, cf. 933), даже второй недели.


[Закрыть], способы совершения молитвы, различные правила служат прибавлением к этому плану Они помогают упражняющемуся лучше следовать ему, а также применяются после Упражнений, помогая сохранять и умножать их плоды. Правила различения духов, предназначенные для ежедневного применения во время Упражнений, сохранят свою ценность на всю жизнь. Напротив, «Правила верного чувства в Церкви» пригодятся, главным образом, после возобновления обычной жизни. Образы совершения молитв, различные способы молитвы и испытания совести, Созерцание ради обретения любви к Богу подходят для постоянного использования и после Упражнений, и во время их, так как помогают душе сохранить усвоенную во время Упражнений привычку к молитве, к постоянному единению с Богом, к сосредоточению и к внутренней чистоте.

О том, каким образом Игнатий и его товарищи проводили Упражнения в таком их понимании, мы осведомлены очень хорошо. Что касается полного курса Упражнений, то им было известно только индивидуальное их исполнение при индивидуальном же руководстве. Выше мы читали выдержку из письма, где, как кажется, рассматривается возможность давать такие Упражнения сразу нескольким монашествующим женщинам. Но это сопровождается некоторыми оговорками относительно плода подобного метода. К тому же это лишь единичный, мимоходом высказанный взгляд. Представляется также, что Упражнения первой недели, которые преподавались куда шире, не раз совершались сообща, в особенности в общинах, подлежащих реформе. Но полные, четырехнедельные Упражнения, как правило, давались индивидуально. Это, впрочем, с несомненностью следует из многочисленных советов, которые даются в самой книге, чтобы руководитель мог постоянно сообразовывать течение Упражнений с состоянием души упражняющегося, которое наблюдает в ходе каждодневных встреч. Можно сокращать и продлевать недели, устранять и добавлять упражнения, умножать число повторов в соответствии с полученными результатами, с обнаруженными склонностями и нуждами. Все эти вещи неосуществимы, когда Упражнения исполняются сообща. Этот обычай, способный, как ничто другое, обеспечить надлежащую плодотворность Упражнений, объясняет те трудности, которые непрестанно отмечались тогда в связи с преподаванием Упражнений. Чтобы преподать их подобным образом, требовалось очень много времени, и очень немногие люди были способны взяться за такой тонкий труд духовной подготовки и духовного руководства, предполагавший, соответственно, не только знание книги Игнатия, но и редкие дары благоразумия, проницательности и, прежде всего, духовного разумения. Сам святой, по словам Гонсалвишада Камары[243]243
  Memoriale, п. 226, Scr. de S. Ign. I, p. 263; Fontes Narr., I, p. 658–659; cf. Dicta et facta, n. 96, Scr. de S. Ign., p. 411. [Обо всех этих вопросах см. I. Iparraguirre, Practica de los Ejercicios de S. Ignacio de Loyola en vida de su autor, Rome-Bilbao, 1947].


[Закрыть], подчеркивал, как немного в его окружении людей, способных, по его мнению, хорошо исполнить такое дело служения. Следовательно, не могло быть и речи о регулярном проведении Упражнений, совершаемых подобным образом. Они существовали лишь на случай особых обстоятельств: выбора жизненного положения, вступления в Общество, особо трудных искушений или испытаний. Позже мы увидим, как быстро менялись эти два аспекта преподавания Упражнений. Мы уже видели, что сразу после смерти основателя группы схоластиков Римской коллегии уже совершали Упражнения сообща, хотя, несомненно, это были только Упражнения первой недели.