Текст книги "Духовность Общества Иисуса"

Для полноты картины нужно было бы прибавить к этому кое-что о том, как он готовил и направлял людей, посторонних Обществу. Но об этом у нас есть лишь очень отрывочные сведения. Мы знаем, что, даже став генералом, он продолжал исповедовать и направлять, по крайней мере, несколько человек, среди которых есть и такие, чьи имена нам известны, например, художник Якопино дель Конте, который напишет его посмертный портрет, посол Маскареньяс и его жена, вице-король Сицилии Хуан де Вега…[200]200
  Dudon, S. Ignacio… p. 531.


[Закрыть] У нас есть также ряд написанных тогда писем сестре Тересе Режаделль из обители св. Клары в Барселоне, которой Игнатий уже в 1536 г. написал два интересных письма с наставлениями. Он также пишет ей в 1543 и 1547 годах. В двух последних имеющихся у нас письмах от 1549 г. он, несмотря на все настоятельные просьбы Режаделль, ее настоятельницы и покровителей, отказывается принять обитель св. Клары под послушание Общества[201]201
  Epist. S. Ign., I, p. 99–109; 274–276; 627–628; II, p. 374; 412. В MHSI, Epist. Mixt, II, мы найдем любопытное собрание обращенных к Игнатию просьб взять под свое послушание общину св. Клары: письма Режадель и ее настоятельницы Иеронимы Олухи от января 1549 г. (р. 47), от февраля (р. 60) и вновь двойное письмо от 21 февраля (р. 80–82), от марта (р. 100), от апреля (р. 161), от мая (р. 201) к Игнатию и Поланко, с жалобами на молчание Игнатия; все это было подкреплено рекомендациями Поланко (р. 51), Моррано (м. 63) (ответ в Epist. S. Ign., II, p. 345), Queralt'a (p. 84; 210), Антонио Гоу (p. 209) (ответ в II, 623). Игнатий в конце концов взял верх над этими уговорами, так как в последних письмах Режадель (Ер. Mist. II, 288; 306; 349; 378; 730) просит лишь о советах и молитве.


[Закрыть].

Из нескольких имеющихся у нас документов сразу становится ясно, что основным орудием освящения, к которому прибегает святой, работая даже с теми, кто уже окончательно определил свое мирское или духовное жизненное положение, является практика Духовных упражнений. Известно письмо, которое он написал из Венеции 16 ноября 1536 г. своему прежнему духовнику из Алькалы Мануэлю Мионе: он не находит лучшего способа выразить ему свою признательность, как только пригласить его на месячные Духовные упражнения. Он уговаривает его так: «Во имя любви к Господу Богу нашему и жесточайшей смерти, которую Он принял ради нас, я прошу Вас приступить к Упражнениям». И в третий раз он предпринимает попытку: «Дважды и трижды и столько раз, сколько могу, я прошу Вас, во имя служения Богу, о том, о чем уже говорил вам, дабы в будущем Его Божественное Величие не смогло упрекнуть меня в том, что я не просил Вас изо всех сил, так как в этой жизни я не могу ни помыслить, ни постичь, ни уразуметь ничего лучшего, ничего, что позволяло бы в такой мере не только извлечь пользу для себя самого, но и принести плоды, помощь и преуспеяние множеству других; если вы не чувствуете в том необходимости ради первого, то Вы увидите, что это пригодится Вам во втором, и много больше, чем Вы предполагаете»[202]202
  Epist. S. Ign., I, p. 112–113.


[Закрыть]. Относительно немало было тех, кому Игнатий сам давал Упражнения в Италии, в Венеции, а затем в Риме. Известно, что он даже отправился на месяц в Монтекассино, чтобы дать их послу Карла V, Ортису[203]203
  Polanco, Chonicon, I, p. 64, зимой 1537–1538 гг. [Подробности см. в I. Iparraguirre, Practica de los Ejercicios de S. Ignacio de Loyola en vida de su autor, RomeBilbao 1946, p. 1–13].


[Закрыть].

Таким образом, нет ничего удивительного в том, что в немногих дошедших до нас советах и указаниях посторонним он излагает те же основные мысли, что и своим сыновьям, в первую очередь, мысль о служении Богу и о славе Божией, которую он всегда, в особенности в переписке с внешними, приводит в заключении письма. Он также подчеркивает им необходимость борьбы с беспорядочными страстями путем испытания совести и самоотречения.

Тем не менее наряду с этими сходствами есть и различия. В отношении, например, ежедневного причастия советы, обращенные к сестре Режаделль, идут куда дальше, чем указания, адресованные схоластикам. Так, 15 ноября 1543 г. он пишет ей, упомянув обычай ранней Церкви и учения отцов: «Поскольку все обстоит именно так даже в отсутствие столь добрых знамений и столь благих внутренних порывов, главным добрым свидетельством является свидетельство нашей собственной совести. Знайте: поскольку все это позволено вам во Господе, если Вы сочтете, не имея на душе явных смертных грехов или тех, которые Вам таковыми представляются, что Ваша душа находит больше пользы и более воспламеняется любовью к Вашему Господу и Создателю, и если Вы причащаетесь с таким намерением, зная по опыту, что эта святейшая духовная пища Вас поддерживает, успокаивает и дает Вам отдохновение и, питая Вас, помогает Вам преуспевать в вящем служении Богу и вящей хвале и славе Божией, не сомневайтесь, что Вам это позволено и Вам будет лучше причащаться ежедневно»[204]204
  Epist. S. Ign., I, p. 275–276.


[Закрыть]. Без сомнения, перед нами индивидуальный совет, вызванный, вероятно, тем трудным положением, в котором пребывала его корреспондентка. Но здесь сыграло свою роль и то обстоятельство, что, в отличие от молодых иезуитов, ей не нужно было беречь силы и время на учебу, а потому была возможна бо́льшая свобода. Можно было бы сделать похожие наблюдения на предмет советов, связанных с мысленной молитвой: именно в этих письмах Режаделль, а также Франциску Бордже, встречаются редкие пассажи, написанные Игнатием, в которых ярче всего отражено кое-что из его личного опыта излиянной созерцательной молитвы. Между тем следует заметить, что эти письма являются относительно ранними и, тем самым, предшествуют наставлениям, где святой, внемля собственному опыту, будет проявлять вящую сдержанность в отношении продолжительных молитв.

Таким образом, как воспитатель и наставник душ, Игнатий прежде всего старается верно передавать послание, данное ему Богом в дарах мистической жизни, верно распространять духовность служения ради любви. Но в то же время совершенно независимо от своих духовных путей он направляет каждого особыми стезями, предначертанными ему Богом. Поэтому он очень послушно внимал урокам опыта, был проницателен и решителен в различении основной воли Божией о всякой душе и стремился исполнить ее любой ценой. Он постоянно стремился познавать эти души все глубже и учитывать все их отличительные особенности. Он смотрел на них очень широко и потому никогда не рассматривал их по отдельности, но всегда в рамках жизни Церкви. Он был настолько реалистичен, чтобы никогда не путать простые средства с подлинной целью, второстепенное с главным. И, прежде всего, он был переполнен милосердием, глубоко любя эти души всей своей любовью ко Христу, их Искупителю, для Которого хотел их завоевать. Он забывал себя во всем, и здесь, в духовном руководстве, как и везде, помышлял лишь об одном: о служении – наилучшем служении, о вящей славе Бога, Его всевышнего Господа и возлюбленного Учителя.

Глава III. Духовные сочинения св. Игнатия

Третий аспект, который нужно рассмотреть, чтобы получить полное представление об индивидуальной духовности св. Игнатия, это письменные наставления Игнатия – автора духовных сочинений. На его широкой переписке, особенно изобильной в девять последних лет, мы уже останавливались, когда говорили о том, как он готовил своих духовных сыновей. Письма Игнатия очень мало напоминают трактаты, где излагаются принципы духовной жизни, аскетические или мистические доктрины: за исключением нескольких писем, вдохновленных, но не написанных им самим (как то письма о послушании, которые цитировались выше, письмо схоластикам Коимбры о рвении от 7 мая 1547 г. и о бедности от 7 августа того же года – в которых легко узнать руку вернувшегося к должности секретаря Поланко), мы найдем в его переписке довольно много кратких и заставляющих задуматься размышлений, точных, практических советов, касающихся конкретных ситуаций. Письма духовные в собственном смысле слова, какие есть у св. Франциска Сальского, встречаются у него редко; о. Касановас в Испании и о. Дюдон во Франции[205]205
  P. Dudon, S. Ignace de Loyola: Lettres spirituelles, Paris, 1933; I. Casanovas, S. Ignasi de Loyola, Cartes spirituals, Barcelona 1936 (vol. X et XI de la Biblioteca d'Exercices, 137 духовных писем в переводе на каталанский); J. Isern, Cartas selectas de S. Ignacio de Loyola, Buenos Aires 1040 (108 lettres); [Ignatius von Loyola, Geistliche Briefe / Lrad. par O. Karrer, пересмотренное и исправленное издание о. Хуго Ранера, Einsiedeln, 1942].


[Закрыть] смогли собрать в двух небольших томах все то, что в этой обширной переписке действительно представляет собой «духовную литературу». Эта переписка, впрочем, очень богата наставлениями, но наставлениями в форме конкретных примеров руководства душами. В сущности, основные черты того учения, которое можно извлечь из этих писем, мы изложили в предыдущей главе, когда говорили о деятельности Игнатия как воспитателя и руководителя душ.

Поэтому теперь, рассматривая его как духовного автора, мы должны будем подольше задержаться на «Духовных упражнениях» и «Конституциях Общества Иисуса».

Внешне, даже в своем материальном обличий, «Духовные упражнения» св. Игнатия не имеют ничего общего ни с духовным трактатом, ни с серией увещеваний или размышлений, какие во множестве дошли до нас со времен Средневековья[206]206
  Даже речи нет о том, чтобы приводить здесь библиографию – пусть даже краткую – работ об «Упражнениях»: ее можно найти в пп. 92–99 CBE А. Ватригана (Н. Watrigant), содержащих систематический каталог этой Библиотеки, Enghien, 1925; позднее Э. Раиц фон Френц (Е. Raitz von Frentz) дал общую библиографию, ZAM, 6 (1931), р. 72–84, и отдельно – более развернутую, Wiesbaden, 1936, воспроизведенную и опубликованную в приложении к выпущенному им 9-му изданию немецкого перевода «Упражнений», сделанного А. Федером (A. Feder), Geistliche Uebungen, Fribourg en Br., 1940. Здесь я буду цитировать большое критическое издание А. Кодины (A. Codina) в MHSI, MI, ser. II, Exertitia spiritualia, Madrid, 1919 (= Ex. M), прибегая к нумерации, добавленной позже в издании 1928 г. и воспроизведенной в латинско-испанском учебном издании, Turin, 1928. Среди французских изданий текста лучшим и последним является издание P. Doncoeur'a., Paris, 1939.


[Закрыть]. В качестве введения[207]207
  С конца XVI в. вошло в обычай помещать в начале «Упражнений» средневековую молитву Anima Christi (Ex. М., p. 222). Будучи знакома св. Игнатию, но старше него на два века, она не встречается ни в испанском автографе, ни в двух старинных латинских версиях; однако она упоминается в трех беседах «О двух хоругвиях», п. 147, и во втором образе совершения молитвы, п. 253; о самой молитве см. Н. Fhurston в DSp. I, 670–672 [и P. Leturia в AHSI, 17 (1948), р. 3–50].


[Закрыть] даны двадцать «примечаний», замечаний, направленных частично на просвещение упражняющегося, но большей частью на просвещение дающего Упражнения. Таким образом, с самого начала становится ясен особый характер книги: это ряд практических замечаний, методов испытания совести, молитвы, или «выбора», планов размышлений и созерцаний. Тем самым, это не текст для изучения, но совокупность различных наставлений, предназначенных для руководства некоторым количеством систематически упорядоченных духовных упражнений, то есть не книга для чтения, но книга для исполнения[208]208
  8 октября 1555 г. сам Игнатий пишет Алексису Фонтане, который попросил у него книгу, что он ему ее посылает, что «сила и энергия этих Упражнений в их эффективном исполнении, как явствует из названия, и очень важно, чтобы дающий их сам хорошо совершил их в прошлом» (Epist. S. Ign., X, p. 701). 2 февраля того же года (ibid., VIII, р. 356) он отказался отправить книгу Джованни Николуцци, с которым он, без сомнения, чувствовал себя свободнее, ибо ее не дают тем, кто сначала не сделает Упражнения.


[Закрыть].

После примечаний идет общее название: «Духовные упражнения, дабы человек смог победить самого себя и упорядочить свою жизнь силой решения, свободного от какого бы то ни было неупорядоченного влечения». Потом, после нового практического замечания, предупреждающего всякое отрицательное толкование указаний для «упражняющегося», приводится «Начало и основание», рассуждение о цели человека, о применении твари, о безразличии ко всему, кроме служения Богу. И вновь приводится несколько замечаний об испытании совести перед исповедью, особенно перед исповедью генеральной, которым предпослан способ исправления изъянов (частным испытанием совести). Затем идут пять размышлений, которые следует совершать в первый день первой из четырех «недель», на каковые подразделяются Упражнения. Это размышления о смертном грехе и его последствиях, где третье и четвертое являются повторением первых двух, а пятое – «приложением чувств» к мукам ада. Десять дополнительных замечаний («прибавлений») подсказывают средства, позволяющие извлечь больше пользы из этих размышлений, к которым для завершения этой, первой недели могут быть прибавлены другие подобные. Созерцание в виде притчи, где призыв Христа сравнивается с призывом царя земного, служит введением к следующей неделе и к созерцанию тайн земной жизни Христа. Это созерцание впредь будет служить основой всей ткани Упражнений: жизнь скрытая и общественная – для второй недели, жизнь в страданиях – для третьей, жизнь во славе – для четвертой. В рамках второй недели будут предложены указания, связанные с «выбором» – избранием либо жизненного положения, либо жизненных изменений в рамках уже избранного положения. Многочисленные размышления и рассуждения («О двух хоругвях», «О трех мужах», «О трех степенях смирения»…) помогают душе войти в состояние, позволяющее совершить этот выбор как можно лучше, в наилучшем благодатном расположении духа. Созерцание страстей и воскресения Христова утвердят ее в совершенном выборе. За четвертой неделей следует созерцание ради обретения любви Божией, три образа совершения молитвы, ряд очень кратких «пунктов» для размышлений о главных тайнах Евангелия, которые служат планом для их созерцания в последние три недели. Наконец приводятся несколько сводов «правил», советов, связанных с «различением духов», распределением милостыни, беспокойствами совести, суждения в согласии с Церковью, которые напоминают правила приема пищи в конце третьей недели. Вот и все содержание книги, чья форма способна совершенно сбить с толку того, кто, ни разу не совершив Упражнения, но прельстившись их славой, взялся бы читать их, как «Введение» св. Франциска Сальского или «Внутренний замок» св. Терезы.

Упражнения были написаны по-испански: их оригинальный текст сохранился в рукописи, называемой «автографом», переписанной неким писцом, но содержащей многочисленные исправления, сделанные рукой самого Игнатия[209]209
  Фототипическое воспроизведение – Rome, Danesi, 1908; публикация в Ex. М., р. 222–563, в синоптических таблицах параллельно с тремя латинскими переводами и в небольшом издании, Turin, 1928, с латинским текстом о. Ротана. Первое издание испанского текста вышло в Риме в 1615 г. Начиная с самых ранних времен были в ходу и другие копии испанского текста; ср. Ex. М., р. 139–142.


[Закрыть]. С этого оригинала существует три главных латинских перевода: два старинных и один недавний, о. Ротана. Один из первых был сделан под наблюдением самого св. Игнатия отцом Андре де Фре, Фрусием, когда тот находился в Риме в конце 1546 – начале 1547 г.[210]210
  Ex. М., р. 148 ss. и о versioprima, p. 160 ss.; p. 200, описание кодекса, который содержит две рукописи.


[Закрыть] Этот перевод обыкновенно называется «вульгата» и чаще всего применялся со времен утверждения Упражнений Павлом III в 1548 г. Вторая старинная версия под названием versio prima более стара, так как содержится в рукописи 1541 г. и, несомненно, восходит к более ранним временам, возможно, к пребыванию Игнатия в Париже. Автором ее, вполне возможно, является сам Игнатий. Он, в сущности, знал латинский язык очень плохо. Именно это обстоятельство побудило его, прежде чем просить об утверждении книги, попросить прекрасного латиниста, Фре, создать более изящную ее версию – более изящную, но куда менее дословную. Эти две латинских версии были одновременно представлены на рассмотрение цензорам, назначенным Павлом III, и обе были утверждены посредством бреве от 31 июля 1548 г.[211]211
  Ibid., р. 216–218, текст бреве.


[Закрыть] Когда в сентябре того же года Упражнения впервые печатались, для печати была избрана версия Фрусия, тем самым став официальным текстом книги, versio prima была напечатана только в 1919 г., в критическом издании в Мадриде. Вольности, допущенные в «вульгате» по отношению к первоначальному испанскому тексту, шероховатому, не изящному, но часто куда более выразительному, побудили о. Я. Ротана опубликовать в 1835 г. в Риме новый латинский перевод, настолько точный и буквальный, насколько это возможно, который он будет неустанно править вплоть до своей смерти[212]212
  Последнее исправленное им издание вышло в 1854 г. в Риме.


[Закрыть]. С тех пор этот текст в значительной мере занял место «вульгаты» в практическом применении: в сущности, он позволяет людям, не знающим испанского, ощутить нюансы и вкус оригинала. Преимуществом старых переводов, однако, по-прежнему остается то, что именно они, а не испанский оригинал, были изучены и торжественно утверждены Церковью и именно «вульгатой», напечатанной в 1548 г., пользовался сам Игнатий в последние восемь лет своей жизни, когда давал и совершал Упражнения.

Книга в ее нынешнем виде существовала уже в 1541 г.: копия versio prima, сделанная в это время и идентичная, за исключением нескольких небольших изменений, испанскому «автографу», является тому неопровержимым доказательством. С другой стороны, надежнейшие очевидцы и сам Игнатий возводят первые истоки книги к Манресе, к 1522 г. Таким образом, книга в том виде, в каком мы читаем ее сегодня, была написана Игнатием между этими двумя датами[213]213
  О ее сочинении см., прежде всего, Ex. М., Introduction, р. 27 ss.; Los Origenes de los Ejercicios espirituales, Barcelone, 1926; P. Tacchi Venturi, II, p. 39–40; P. Dudon, S. Ignace… p. 275–290; P. Leturia, Elgentilhombre… p. 188–207. [H. Pinarddela Boullaye, Les etapes de redaction des Exercices de S. Ignace, Paris, 1945]. Статьи Бремона (H. Bremond) Saint Ignace et les Exercices, Vie Spir., XX (1929), Suppl.,p. 1–48; 73–112; 147–191, являются скорее блестящей творческой реконструкцией, чем историческим трудом.


[Закрыть].

Сам автор 20 октября 1555 г. ответил на вопрос Гонсалвиша, что «Упражнения он составил не все разом: кое-какие вещи, которые он наблюдал в своей душе и находил полезными, могли, как ему казалось, принести пользу и другим, и тогда он их записывал – verbi gratia, об испытании совести посредством линий и т. д. О выборах он особо сказал мне, что почерпнул их из того разнообразия духа и мыслей, которое он пережил, когда был в Лойоле, когда у него еще болела нога»[214]214
  Acta S. Ign., п. 99, в MHSI, Scr. de S. Ign., I, p. 97; Pontes Narr, I, p. 504.


[Закрыть]. В своем письме к Поланко от июня 1547 г. Лаинес говорит, что в Манресе Игнатий в то время «совершил генеральную исповедь за всю жизнь и принялся, по сути, совершать самые те размышления, которые мы зовем Упражнениями». Он обрел столько постижений от Бога относительно Пресвятой Троицы, что, «хотя и был человеком простым, умевшим только читать и писать, тем не менее взялся писать об этом книгу»[215]215
  Scr. de S. Ign., I, p. 103; Pontes Narr., I, p. 82.


[Закрыть]. Сам Поланко в своем испанском житии святого[216]216
  Цит. по: A. Codina, Los origenes… p. 10; Pontes Narr., I, p. 163.


[Закрыть] говорит нам, что «среди того, чему научил Игнатия в Манресе Тот, Кто docet homines scientias [дает людям знания], в том, 1522 г., были и размышления, которые ныне мы зовем “Духовным упражнениями”, и способ их совершения – хотя позднее практика и опыт во многих делах заставили его еще более усовершенствовать свой первоначальный труд». Надаль, со своей стороны, отвечая в 1553 г. на нападки о. Педроче на Упражнения, составленные человеком без образования, пишет в их защиту: «Когда в первый раз [Игнатий] написал значительную часть Упражнений, он еще не приступил к учебе; ибо когда, покинув свою страну <…>, он готовился изгладить свои грехи покаянием и исповедью, то записывал в книжечке те размышления, которые помогали ему больше всего. Потом, когда он размышлял о жизни Иисуса Христа, он поступал также, но таким образом, что открывал своему духовнику не только то, что писал тогда, но и все мысли, которые казались ему [движениями] духов… Завершив же учебу, он собрал воедино свои первые наброски Упражнений, многое прибавил, привел все в порядок и представил на рассмотрение и суд Апостольскому престолу»[217]217
  MHSI, Epist. Nadal, IV, p. 826: Postcosumata studia congessit deliberations illas Exercitiorum primas, addidit multa, digessit omnia, dedit examinanda et iudicanda Sedi Apostolicae.


[Закрыть].

Из этого и других свидетельств с очевидностью проистекает: первоначальное ядро Упражнений существовало уже в Манресе, и существовало в письменном виде. Процессы в Алькале, как мы видели, подтверждают, что в 1526–1527 гг. Игнатий преподавал там своим слушательницам, по крайней мере, содержание первой недели, и нам известно от него самого, что в Саламанке он передал бакалавру Фриасу письменный текст, «все свои бумаги, на которых были Упражнения, чтобы их рассмотрели»[218]218
  Camara, Acta, n. 67, Scr. de S. Ign., I, p. 77; Pontes Narr, I, p. 456–458.


[Закрыть]. Опять же, в Париже, в 1535 г., он оставляет инквизитору Валентену Льевену свои «записи Упражнений», которые тот, рассмотрев, очень хвалит и просит оставить ему их копию, которую и получает[219]219
  Camara, Acta, n. 86, Scr. de S. Ign., I, p. 88; Pontes Narr, I, p. 480.


[Закрыть]. К сожалению, от этой копии, которая дала бы нам представление о состоянии книги на момент отъезда Игнатия из Парижа, не осталось никакого следа.

Зато у нас есть два латинских текста Упражнений, зависимых от versio prima или, по крайней мере, состоящих с ней в родстве и в целом с ней совпадающих. Это текст, оставленный Пьером Фавром картузианцам Кельна, когда он был в этом городе в 1543–1544 гг., и текст, который английский гуманист Джон Хельяр сохранил для нас в записной книжке – сегодня он хранится в Ватиканской библиотеке (Regin. lat. 2004)[220]220
  Текст Фавра известен нам по копии, сделанной в XVI в. и сохранившейся в архивах города Кельна; эта рукопись, как и рукопись Хельяра, описаны в Ex. М., р. 206–207, и оба текста опубликованы на с. 579–623 и 624–648. В своем введении, р. 571, издатель о. А. Кодина скорее склоняется к мнению, что Упражнения были даны Хельяру во время его пребывания в Париже до августа 1535 г.; я, между тем, много более склонен допускать, вместе с Такки Вентури (Tacchi Venturi, II, р. 87) и Дюдоном (Dudon, S. Ignace… p. 289), что Джон познакомился с Игнатием и его Упражнениями только в Венеции, то есть не раньше конца 1536 г. Нужно отметить, что в тексте Reginensis не появляется ни имя Игнатия, ни заглавие «Духовные упражнения»; название текста: Praecepta utilia iis qui spiritualium meditationum stadium ingressurisunt. [Пинар дела Буле (Pinard de la Boullaye) в Un nouveau texte du B. Pierre Lefevre sur les Exercices de S. Ignace, RAM, 22 (1946), p. 253–275, разбирает и публикует текст, который может относиться к 1543–1544 г., но отражает состояние «Упражнений» на 1541 г.].


[Закрыть]. Хельяр, несомненно, получил свой текст от самого Игнатия в Венеции в 1536 г. или в начале 1537. Когда Фавр переписал свой текст с versio prima, нам не известно, но вследствие этого, если его экземпляр и интересен рядом вариантов, он никоим образом не может прояснить нам состояние книги до 1541 г., той даты, к которой восходит уже versio prima. Записки Хельяра, со своей стороны, явно не являются копией, за исключением некоторых частей; другие, как кажется, были записаны просто со слов. Кроме того, остается по меньшей мере сомнительным, что современный порядок этих записок совпадает с тем, в каком Упражнения были преподаны молодому англичанину.

Тем самым, даже по самой оптимистичной гипотезе, эти тексты отсылают нас лишь к периоду незадолго до 1541 г. Если же мы хотим немного уточнить содержание Упражнений, утвердившееся в Манресе, вопрос становится очень трудным, и даже наиболее сведущие историки расходятся во мнениях[221]221
  По мнению А. Кодины (A. Codina, Los origenes… с. 3–4, p. 39–72), все важные части, составляющие костяк Упражнений, существовали со времен Манресы в форме четырех недель, а последующие модификации и добавления относились (за немногими исключениями, как то «Правила верного чувства в Церкви») только к деталям; о. Дюдон и о. Такки Вентури, loc. cit., склоняются к признанию куда более значительных изменений. – О предании, будто книга была продиктована Пресвятой Девой в Манресе, предании, возникшем не ранее первых лет XVII в. и не известном более ранним свидетелям, см. заметку о. Дюдона, с. 626–627; я не думаю, чтобы сегодня кто-либо из историков разделял мысль о том, что она была продиктована в буквальном смысле этого слова. Если оставить эту мысль в стороне, споры о сверхъестественном вдохновении книги являются в большой мере вопросом терминологии: все признают совершенно особенную помощь Бога, ибо только Он мог позволить Игнатию составить эту книгу, помощь, в которой Мария совершенно особенным образом исполняла роль Посредницы. Нужно ли присовокуплять к этому откровение в собственном смысле слова, откровение об истинах, составляющих суть Упражнений? Ничто не позволяет нам сделать этого, потому что сверхъестественного прояснения истин, обретенных иным образом, вполне достаточно, чтобы все объяснить в сочинении книги. – [Этот вопрос был вновь рассмотрен о. М. Керой (М. Quera, Influjo de la Santisima Virgen en la composition del libro de los Ejercicios, Manresa, 15 (1943), p. 64–72 et 164–176; El origen sobernatural de los Ejercicos espirituales de S. Ignacio, Barcelone, 1941].


[Закрыть]. Уже упомянутые выше свидетельские показания, данные в 1527 г. во время судебного процесса в Алькале[222]222
  В разделе «Первые попытки»; Scr. de S. Ign., I, p. 611.


[Закрыть], показывают нам, что в это время Игнатий преподавал, по меньшей мере, первую неделю и образы совершения молитвы. Кроме того, он требовал, чтобы те, кто просил его «показать служение Богу», общались с ним «месяц подряд». Заметим, что из всех свидетелей в Алькале самые точные показания дала некая Мария де ла Флор, которая вела перед тем жизнь едва ли похвальную. Посему весьма вероятно, что Игнатий, даже имея уже на руках оставшуюся часть Упражнений, дал ей только ту часть, которую позже посоветует применять широко, оставляя прочее лишь для избранных душ.

В тех же свидетельствах говорится о советах по различению духов, чьи истоки, как мы знаем, восходят к переживаниям в Манресе и даже в Лойоле. С тех пор также существует ряд заметок, представляющих собой материал для созерцания различных тайн жизни Христа. Это, несомненно, оттого, что еще со времен Лойолы новообращенный заботливо переписывал евангельские события и слова в ту тетрадь, которой так дорожил и которая, бесспорно, является первоисточником серии «пунктов» о тайнах, включенных в книгу Упражнений.

В латинском жизнеописании св. Игнатия, которое составляет начало «Хроники» Поланко, есть отрывок, который, на первый взгляд, позволяет нам пойти куда дальше. Рассказав о постижениях (lumieres), обретенных кающимся, он переходит к его апостольству в Манресе и говорит: Post praedictam illustrarionem et observationem spiritualium exercitiorum, methodum et rationem proponens animam apeccatis per contritionem et confessionem purgandi, et in meditationibus mysteriorum Christi, etratione bonae electionisfaciendae circa vitae statum etres quaslibet, et demum in his quae ad inflammandum amorem in Deum et varies orandi modos pertinent, proficiendi, perutilem operant proximis navare coepit; quamvis temporis progressu haec etiam ad maiorem perfectionem perducta sunt[223]223
  «После вышеупомянутого явления и выполнения духовных упражнений, дающих образ и способ очищения души от грехов путем покаяния и исповеди, а также помогающих преуспеть в размышлении о тайнах Христовых, в совершении благого выбора относительно жизненного положения и любых других вещей и, наконец, в вещах, относящихся к воспламенению любви к Богу и различным способам молитвы, он начал усердно заниматься полезными делами ради ближних; хотя с течением времени все это было еще более усовершенствованно». Chron., I, р. 21.


[Закрыть]. Нужно ли видеть здесь вместе с о. Кодиной[224]224
  A. Codina, Los origenes… p. 40–41.


[Закрыть] несомненное свидетельство того, что со времен Манресы структура четырех недель, вместе с материалами каждой из них и заключительным размышлением ради обретения любви Божией, была уже утверждена? Не думаю: мне трудно видеть в этой красивой латинской конструкции, изящно выдержанной от начала до конца, нечто иное, кроме литературного распространения маленькой испанской фразы того же Поланко, процитированной чуть выше.

Более значимы совпадающие друг с другом свидетельства двух других близких друзей Игнатия. Манар в одном из своих «Увещеваний»[225]225
  О. Manare, Exhortationes, Bruxelles, 1912, p. 344.


[Закрыть] говорит нам, что во время духовных упражнений после своего обращения Игнатий «выполнял в основном два упражнения, а именно размышление “О двух хоругвях” и “О Царе Небесном”, готовясь к войне с дьявольским врагом и с миром». В неизданном увещевании 1554 г.[226]226
  Цит. по: P. Leturia, Nuevos datos sobre S. Ignacio, Bilbao, 1925, p. 65, и в AHSI, 5 (1936), p. 24, not. 79. [Ныне опубликовано в Pontes Narr. I, p. 307].


[Закрыть] Надаль также заявляет, что в Манресе «Господь наш сообщал ему Упражнения, ведя его таким образом к тому, чтобы он всецело посвятил себя только служению Богу и спасению душ. Он особенно ярко явил свою набожность в двух упражнениях, а именно в размышлении о Царе и о хоругвиях. В них он осознал, в чем его предназначение и в чем он должен усердствовать и в чем видеть цель всех своих дел, к которой стремится также и Общество». Что касается размышления о Царе, то эти тексты только подтверждают то, что, как мы видели, явно проистекает из роли «Цвета святых» (Flos Sanctorum) в обращении Игнатия, особенно если, что более вероятно, он читал этот труд в издании с предисловием брата Гауберто Вагада: это размышление – не что иное, как основные мысли, связанные с обращением святого, изложенные для всеобщего применения.

Вопрос об источнике размышления «О двух хоругвях» может вызвать сомнения: о. Ф. Турнье[227]227
  F. Tournier, Les «Deux cité» dans la littérature chrétienne, Études, 123 (1910), p. 648 ss.; два текста опубликованы параллельно на с. 658. Тот же текст есть в Miscellanea, приписываемом Гуго Сен-Викторскому (PL 177, 496); но первенство принадлежит Вернеру (texte, PL 157, 1144), чьи Defl orationes были опубликованы в Базеле в 1494 г. и, следовательно, могли быть прочитаны Игнатием. О. Дюдон, p. 283–285, считает, что зависимость от этого источника вероятна, постольку поскольку речь идет об окончательной редакции текста, сделанной Игнатием; о. Кодина (A. Codina, Los orígenes… p. 196, et Ex. M., Introduction, p. 125–126) отказывается принимать эту версию как недостаточно доказательную.


[Закрыть] сравнил общий план этого размышления с проповедью бенедиктинского аббата аббатства св. Василия Вернера, умершего в 1174 г., и сходства их, ничуть не умаляющие оригинальности Игнатия, между тем таковы, что трудно счесть их случайными и не признать некоторой зависимости современного текста Упражнений от этой проповеди. Однако ничто не позволяет полагать, что Игнатий мог листать первопечатный латинский текст Вернера до учебы. Зато ничто уже не мешает допустить, что в Париже средневековый автор мог просто вдохновить его на то, чтобы завершить изложение размышления, вся основная суть которого, так тесно связанная с размышлением о Царе, существовала в виде набросков еще со времен Манресы.

Нужно ли относить к манресским Упражнениям также предварительное рассуждение под названием «Начало и основание» и «Размышление ради обретения любви Божией», расположенное перед четвертой неделей[228]228
  Утвердительный ответ на этот вопрос см. в A. Codina, Los origenes… p. 45 et 52.


[Закрыть]? Я бы отнесся к такому утверждению с большим сомнением, несмотря на текст Поланко, на который опирается о. Кодина, особенно в связи со вторым из этих Упражнений. В том, что Игнатий мог уже тогда предложить рассуждение о дарованных Богом благодеяниях, составляющее первый пункт «Размышления ради обретения любви» и представляющее собой общее место христианского благочестия, нет ничего невероятного. Но характерное развитие этого размышления в последующих пунктах, где Игнатий призывает рассмотреть Бога и Его благодеяния через Его присутствие, всемогущество и существо, подразумевает схоластические положения о Божией безграничности, содействии (concours) и образоподобии (exemplarité) и вряд ли могло появиться до обучения в Париже[229]229
  Также и в другом отрывке (п. 39) в связи с испытанием на предмет слов упоминается этот тройной способ пребывания Бога в творениях с использованием столь же классического различения considerare, meditari и contemplari. Такая терминология не могла быть использована до Парижа. – [Недавно, однако, был указан ряд других источников. Не могли ли они ознакомить Игнатия с этой терминологией еще до обучения в Париже? Эти источники представляют собой применявшиеся в те времена руководства по исповеди. Cf. I. Claveras, Los «Confessionales» у los Ejercicios de S. Ignacio, AHSI, 17 (1948), p. 51–101].


[Закрыть].

Что до «Начала и основания», то ни в одном документе времен Манресы или Алькалы оно не упоминается. Кроме того, не преувеличивая значение этого факта, мы можем отметить, что в заметках Хельяра об Упражнениях это рассуждение находится в начале, между пятью из двадцати примечаний окончательного текста и предупреждением о благожелательности в толковании услышанных слов, которое следует здесь за названием и предшествует «Началу и основанию»[230]230
  Ex. M,p. 624.


[Закрыть]. Можно задаваться вопросом, находилось ли уже «Начало и основание», как сейчас, на видном месте в начале Упражнений, когда делались эти заметки; не было ли оно в то время всего лишь предварительным замечанием, призывающим к безразличию (как пятое примечание призывает к великодушию), замечанием, чью важность и действенность Игнатий лучше ощутил лишь с опытом и потому наконец отделил его от остальных примечаний, чтобы сделать отправной точкой для Первой недели и для всех Упражнений в целом. В сущности, то, как «Начало и основание» представлено в директории, продиктованной самим Игнатием о. Виктории[231]231
  Ех. М., р. 792; ср. с. 751 об этой Директории, продиктованной, несомненно, в 1555 г.


[Закрыть], как кажется, подтверждает эту гипотезу: рассуждение о цели человека и средствах ее достижения полагалось представлять упражняющемуся после примечаний 1, 20, 5 и 4, и способ его представления показывает, что это не великий принцип, призванный властвовать и управлять всей нашей духовной жизнью, но ряд практических замечаний, помогающих разъяснить упражняющемуся необходимость выполнения Упражнений перед избранием своего положения и образа жизни[232]232
  В марте 1525 г. Мигель де Эгиа перепечатал в Алькале Arte de servir a Dios францисканца Альфонсо де Мадрида, опубликованное в Севилье в 1521 г.; несколько месяцев спустя Игнатий прибыл в Алькалу и там завязал тесное знакомство с Диего де Эгиа, братом печатника Мигеля; не читал ли он эту новую книгу, которая могла его привлечь тем более, что в ней уже начиная с заглавия звучит важнейшая для него идея служения Богу? В начале же первой части Arte есть Primero notable с резюме, которое обобщает идею книги и начинается с воспоминания о творении, и Segundo notable, где читателю внушается необходимость всегда помнить о цели, которая должна руководить нами во всех наших действиях, – об исполнении воли Божией… Без сомнения, довольно расплывчатое изложение францисканца и решительно сжатую формулу Игнатия, столь индивидуальную по форме, разделяет большое расстояние. Но влияние все же очень вероятно и говорило бы о том, что именно к этому времени восходят первые истоки «Начала и основания». Arte можно найти в Nueva Bibliotheca de Autores espanoles, Escritores Misticos, I, Madrid, 1911, p. 588–634, где точно воспроизводится алькалинское издание.


[Закрыть]. Кроме того, если идея служения Богу, и служения возвышенного, с самого начала главенствует в духовной жизни Игнатия, то более отвлеченная, более рассудочная концепция цели и средств, соразмерности средств цели, необходимости безразличия к этим средствам, как кажется, занимала свое место в его мысли постепенно, по мере ее развития. Она не сразу стала такой четкой, как в начале Упражнений: это происходило по мере того, как учеба знакомила его со все более умозрительными соображениями, а опыт и действие Божие в его душе развивали в нем – наряду с великодушным порывом служить Богу, не оставлявшим его никогда, – привычку к строгому рассуждению, к глубокомысленому и разумному взвешиванию ценностей, что также станет отличительной чертой его жизни и правления.

«Правила верного чувства в Церкви», завершающие книгу (п. 352, 370), являются, по общему признанию, прибавлением, восходящим к периоду пребывания в Париже и вдохновленным каким-то одним из многочисленных сводов антилютеранских утверждений той эпохи, вероятно, декретами парижского собора 1528 г. и сочинениями Жосса Клиштова, их вдохновителя[233]233
  Dudon, S. Ignace… p. 627–629; другие видят в них, скорее, отголосок антилютеранских утверждений, сформулированных в Испании и в Париже в 1527 г.


[Закрыть].

Еще в 1539 г. Франциско де Эстрада написал Игнатию из Сиенны, где проповедовал, с просьбой «прислать ему непременно правила discretione spirituum и для искушений вкупе со всеми прочими правилами Упражнений». Вскоре после этого он возвращается к своей просьбе: «В другом письме я просил прислать мне правила для 1, 2 и 3 недели Упражнений и другие, новые, вещи, если нечто прибавилось»[234]234
  MHSI, Epist. Mixt, I, p. 22, 29.


[Закрыть]. Следует ли видеть в этих последних правилах наброски директории по преподаванию Упражнений[235]235
  Cf. Ex. M., p. 746.


[Закрыть]? В это время, примерно за десять лет до утверждения и печати книги, мне кажется это маловероятным. Я бы скорее увидел здесь указание на то, то в это время сам текст Упражнений считался еще неоконченным, а потому его можно было снабжать любопытными дополнениями.

Последние могли тогда, вероятно, касаться только пунктов относительно второстепенных. Однако нужно признать, что мы не располагаем никакими указаниями на то, когда некоторые, даже очень важные, части (как то размышление «О трех мужах» или рассуждение «О трех степенях смирения») вошли в состав Упражнений, и об их принадлежности первоначальному ядру. В сущности, априорное утверждение, будто все части, составляющие суть книги, восходят к Манресе, требует исключительно непростого и тонкого подхода: значение этой «сути» будет разным в зависимости от того, какое представление мы составим себе о главной цели Упражнений. И, что самое главное, мы не можем предполагать без дополнительных доказательств, что ранние свидетели, утверждающие манресское происхождение этой сути, понимали ее также, как понимаем ее мы после трех столетий применения Упражнений. Тем самым, приходится довольствоваться одними лишь достоверными фактами: первые и главные истоки Упражнений лежат в опыте, обретенном в Манресе; с тех пор существует корпус письменных документов, которые святой применяет в своем апостольском труде; эти документы включали, по меньшей мере, основу первой недели, размышление «О Царе небесном» и «О двух хоругвях», созерцание тайн жизни Иисуса, заметки о выборе жизненного положения, способы совершения молитвы, принципы различения духов… Представляется, что ничего большего с уверенностью утверждать невозможно, хотя остается вполне вероятным, что и другие части – какие, неизвестно – уже существовали в то время, по меньшей мере, в состоянии набросков.